Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas

Глава 16

Примечание автора: Прежде чем приступить к чтению, обязательно убедитесь, что вы читали обе части Главы 15 — и первую, и вторую. Если это не так, вернитесь к предыдущей главе и прочитайте ее всю, целиком, а иначе вы ничего не поймете.

Подсказка: Если вам непонятно, почему эта глава начинается с похорон — значит вы, скорее всего, не прочитали полностью главу 15.

Примечание переводчика: прощальная речь на кладбище — из Первого Послания апостола Павла к Коринфянам

Со стороны озера налетали порывы пронизывающего ветра, беспокоя высохшую мёртвую траву между могилами. На выстуженной земле кое-где еще лежал снег, хотя сосульки уже начинали таять, слезами стекая по щекам украшающих крыши гробниц статуй. Голые ветви деревьев сплетались ажурными кружевами на фоне льдисто-голубого неба.

Слова прощальных речей накатывались на Джинни, и она тонула в них, словно в тёмных волнах.

…и мёртвые восстанут нетленными, — Джинни задрожала, вспомнив Тома.

— Тебе нехорошо? — услышала она, и на плечо легла тонкая рука в чёрной перчатке.

— Всё нормально, — кивнула она и нахмурилась, глядя на Блейз, поправляющую непослушный завиток огненно-рыжих волос.

…Блейз выглядит безупречно, как всегда, — невольно подумалось Джинни: чёрный бархатный шарф и перчатки в тон, чёрная меховая муфта свисает с изящной руки, а в ушах сверкают ледышки бриллиантов. — Рядом с ней я выгляжу как пугало.

Этим утром Джинни едва нашла в себе силы причесаться, и она так похудела, что чёрное платье висело на ней мешком.

— Просто немного холодно.

…победою, — слово горечью отозвалось в душе Джинни.

Ну да, в конце концов они победили. Весь волшебный мир до сих пор праздновал смерть Вольдеморта: всё ещё гремели парады и вечеринки, Хогвартс был засыпан благодарственными письмами и подарками Мальчику, Который Выжил… Сам Гарри едва ли замечал всю эту радостную суету. Его не было на похоронах — он даже не поднял головы, когда Гермиона спросила, пойдёт ли он туда. Он целые дни проводил в лазарете, неподвижно застыв в старом рассохшемся кресле, задвинутом в угол, до сих пор облачённый в забрызганную кровью одежду. Нет, кровь была не его — мадам Помфри подтвердила, что Гарри совершенно не пострадал… никто из них не пострадал. Просто чудо.

Никто… кроме одного…

Гермиона, стоявшая по другую сторону от Джинни, издала неясный звук — не то всхлип, не то вздох. Рон обнял её, неловко потрепал по плечу израненной рукой; его пальцы покраснели от холода — похоже, он забыл взять перчатки. Джинни потянулась было к брату, чтобы коснуться его ладони в поисках утешения, но замерла — взгляд Рона был пустым и отрешённым, он не сводил глаз с чёрного гроба, убранного венками из тёмно-синих цветов.

Если бы она могла угадать, о чём он думает!

Она огляделась вокруг. Большинство присутствующих на похоронах людей были ей незнакомы. Люпин пришёл, но Сириуса не было. Рядом с Ремусом она увидела бледное, суровое лицо Снейпа — в своей чёрной мантии он походил на старую, потрёпанную жизнью ворону.

Гроб начал медленно опускаться. Край венка зацепился за торчащий из земли корень, и листья и тёмные лепестки анютиных глазок посыпались вниз, пропадая в пустоте могилы. У Джинни перехватило дыхание, и темнота начала заволакивать зрение — будто в чистой воде растекались струйки чернил. Она с ужасом представила себе, как сейчас без сознания рухнет прямо на крышку гроба и, спотыкаясь, медленно попятилась прочь от разверстого могильного зева.

— Джинни… — прошипела Блейз, пытаясь удержать её за рукав.

— Нет! — Джинни рванулась прочь, подальше отсюда — от жадно распахнутой пасти могилы и от аккуратной группы безликих фигур в чёрном, столпившихся вокруг.

Каблуки ботинок оставляли глубокие вмятины на мёрзлом снегу узких кладбищенских дорожек, ведущих мимо ровных, бесконечных рядов гробниц, припорошенных инеем.

Джинни, минуя их, обратила внимание на одну, с памятником в форме сердца:

— Чушь, — безжалостно отрезала она. — Сентиментальная глупость.

Хотелось заплакать, но мороз высосал всю влагу вокруг, и даже слёзы предали её — тугим комом застряли в горле, мешая дышать. Джинни поплелась дальше, повернула, следуя изгибу дорожки, и замерла — прислонившись к кованому забору, окружающему кладбище, стоял светловолосый юноша.

Она знала, кто это, но это ничего не меняло.

…Хотелось бы мне знать, наступит ли такое время, когда вид худого светловолосого парня в тёмной одежде не будет вызывать этой боли в груди… словно Отбивала залепил своей битой, — подумала Джинни.

Услышав, как скрипит снег под её башмаками, юноша поднял голову:

— Так скоро? Что, всё уже закончилось?

— Нет, — коротко ответила она. — Я просто больше не могла там оставаться.

Немного прихрамывая, он двинулся к ней; его левая рука болталась на перевязи, вокруг голубых глаз лиловели устрашающие синяки. Драко едва не разнёс ему череп своим кинжалом.

— Симус, — Джинни бережно взяла его ладони в свои, укутывая варежками голые пальцы юноши. — Ты не должен был приходить. Ты ещё не совсем здоров.

Симус напряжённо всматривался в происходящее на вершине холма, выглядевшего отсюда так, словно какой-то гигант, будто сахаром, посыпал его белыми могильными камнями.

— Я полагал, что в состоянии это выдержать, но это не так, — устало проговорил он. — Столько смертей. Я помню…

Он внезапно осёкся, уставившись на что-то позади Джинни. Она оглянулась и увидела Блейз, неуверенно шагающую на своих каблучках по тропинке. Рыжие волосы выбились из-под чёрной меховой шапочки и празднично развевались на ветру. Рассмотрев, кто стоит впереди, Блейз замерла и в ужасе воззрилась на Симуса.

Тот резко выдернул свои ладони из ладоней Джинни, отвернулся и зашагал к воротам. Створки за ним с лязгом захлопнулись.

Блейз метнулась к Джинни. Холодный ветер разрумянил щеки, но это не могло скрыть бледности её лица:

— С тобой всё в порядке? Он не…

— Нет, Блейз, нет, — очень спокойно проговорила Джинни. — Мы с Симусом друзья. И он не имеет ничего общего с…

— …с тем маньяком-убийцей, — закончила за нее Блейз, вздрагивая и засовывая руки поглубже в карманы, отороченные мехом. — Знаю. Но это сильнее меня. Когда я смотрю на него, на его руках я вижу кровь Пенси.

— Блейз…

— Он и меня хотел убить!

— Это был не он, — как можно твёрже возразила Джинни, явственно ощущая, что ей и самой не хватает этой самой твердости. — Симус и Том — два совершенно разных человека.

— Надеюсь, что ты права, — вздохнула Блейз. Она наклонила голову набок, и длинные шелковистые пряди её тёмно-рыжих волос смешались с серебристым мехом воротника. — Симус помнит что-нибудь?

— Он утверждает, что нет, — негромко ответила Джинни. — Однако иногда просыпается с криками.

— А что он кричит?

— В основном — «нет, нет, не надо!». Иногда выкрикивает чьи-то имена, просит, чтобы они уходили, чтобы бежали прочь. Иногда зовёт меня: «Вирджиния, Вирджиния!», — хотя раньше он никогда не называл меня так… — голос Джинни был полон печали.

— Боже, какой ужас, — потрясённо выговорила Блейз.

— Да, я знаю.

Джинни обхватила себя руками и опять задрожала.

Блейз прищурила глаза и искоса взглянула на неё:

— Можно спросить тебя кое о чём?

— Спрашивай.

— Почему ты здесь? Ты же терпеть не могла Пенси.

— Симус хотел пойти. Он считает, что он… в ответе.

— Что ж, формально…

— Он ни в чём не виноват! — оборвала Джинни резче, чем ей самой того хотелось.

Блейз отшатнулась, её зелёные глаза сверкнули:

— Мне следовало догадаться, что это обыкновенное самоистязание в гриффиндорском стиле, — саркастически заметила она. — В таком случае — не нужны нам ваши подачки! От Гермионы в особенности — Пенси её ненавидела. Ей вообще никто из вас не нравился, за исключением Рона. Это я была её подругой.

— Ты тоже её не любила, — заметила Джинни, не глядя на нее.

— А это-то тут причём? — искренне удивилась Блейз и рассмеялась. У неё оказался неожиданно милый смех, показавшийся Джинни неуместным здесь — звон колокольчиков на кладбище выглядел… неправильным.

Блейз повернулась и посмотрела в ту же сторону, что и Джинни: растянувшись в цепочку, похожие на чёрных муравьев, люди, пришедшие на похороны, спускались с холма, оставив позади себя свежую могилу.

— Я так понимаю, что всё закончено, — сказала слизеринка. — Кажется, это уже шестые похороны на этой неделе.

— И не последние, — отозвалась Джинни, откидывая волосы с лица. На фоне белого зимнего неба она разглядела рыжую голову Рона. Гермиона шла следом, сложив руки на груди.

— Как там Драко? — тихо поинтересовалась Блейз.

Джинни опустила глаза:

— Он не проснулся. Не приходит в себя. Мадам Помфри говорит, что в любой момент он может очнуться, но может и… уйти. Мы по очереди сидим возле него. Все, кроме Гарри.

— Гарри не дежурит возле него? — удивлённо переспросила Блейз.

— Нет, он… Я хочу сказать, что Гарри никто не подменяет — он постоянно там, с того самого момента, как Сириус и профессор Люпин привезли нас из замка… Мы все остались в школе — Дамблдор решил, что здесь о нём позаботятся лучше всего… я говорю о Драко, не о Гарри… Не то чтобы Гарри вообще не нужна помощь, но он… Он даже не разговаривает ни с кем, просто… просто сидит там.

Ветер взметнул снег, закрутил его маленькими вихрями. Джинни моргнула, сгоняя с ресниц мелкие нахальные снежинки.

— Гермиона с ума сходит от переживаний.

— А почему она пришла на похороны? — спросила Блейз. — Ведь она должна презирать Пенси.

— Из-за Рона, — объяснила Джинни. — Мы все пришли сюда ради Рона. Решили, что для него это важно.

— Послушай, но не мог же он в самом деле так её любить?

— Нет, — согласилась Джинни, — но порой бывает нужно хоронить прошлое.

— Если можно так выразиться, — подытожила Блейз и отвернулась.

Гермиона и Рон уже подходили к ним. Рон был бледен и выглядел усталым; один из лепестков с венка упал ему на ботинок и прилип там. Гермиона поддерживала друга рукой в красной варежке.

— Здравствуй, — кивнула она Блейз.

Та что-то пробормотала в ответ. Ей явно было не по себе.

— Я собиралась поблагодарить тебя, — Гермиона откинула капюшон, и её волосы рассыпались по плечам. Что-то блеснуло в тёмных кудрях. — За твои заколки. Они очень пригодились.

— Рада это слышать, — отозвалась Блейз. — Вы не возражаете, если я поеду с вами? — добавила она, заметно нервничая.

— Поедешь куда? В школу? — уточнила Гермиона, снова подняв капюшон.

— Я хочу увидеть Драко, если можно. Я не знаю, пускают ли к нему посетителей, но…

— Конечно, можно, — вмешался Рон, прежде чем кто-либо успел ответить. — Сядешь в нашу карету?

Блейз повернулась к Джинни:

— Ты тоже?

— Нет, я еду отдельно, вместе с Симусом. Если хочешь, поехали с нами.

Блейз поспешно отступила, мотая головой:

— Нет-нет! Э-э… спасибо. Мы ведь там увидимся, правда?

Джинни вздохнула.

Симус ждал её возле чёрной кареты, дверцы которой были украшены серебряным гербом Малфоев. Нарцисса одолжила им пару экипажей, поскольку ни Рон, ни Симус ещё не окрепли достаточно для того, чтобы воспользоваться Портключом.

Симус что-то царапал на клочке бумаги. Увидев Джинни, он поспешно сунул листок в карман.

— Ну что, отправляемся?

Джинни кивнула и поднялась внутрь. Симус забрался следом и закрыл дверцу. Несколько долгих минут они молча сидели в салоне, обитом тёмно-синим бархатом, и единственными звуками, нарушавшими тишину, были скрип и постукивание колёс, катящихся по снежной дороге. Наконец Симус заговорил:

— Прости меня.

Джинни подняла на него взгляд.

— За что?

— За то, что напугал Блейз, — он внимательно разглядывал окрестности за окном, проплывающие чёрными, белыми, серыми пятнами. — Никогда не думал, что я могу внушать страх.

— Привыкай, — устало отозвалась Джинни. И тут же пожалела об этом, потому что Симус вздрогнул, как от удара. — Ты тоже прости меня… Главное — помни, что это был не ты. Это был кто-то другой, укравший твоё лицо. Сам ты не делал ничего дурного.

…Сколько раз уже я повторяла эти слова за последние три дня, — подумала она. — И всё без толку. Ничего не изменилось…

Симус внимательно рассматривал свои пальцы — тонкие, подвижные, сужающиеся к ногтям, с веснушками на костяшках.

— Когда опускали гроб, — медленно проговорил он, — я вспомнил, как она металась по дому, пытаясь убежать от меня, как она падала и снова поднималась. А я смеялся над ней… Я помню.

Джинни закрыла лицо ладонями:

— Симус! Это был не ты!

— Но ведь это мои воспоминания, — тихо возразил он.

Она опустила руки и посмотрела на него. В полумраке кареты его глаза потемнели, приобретя глубокий оттенок индиго.

— А мои сны?.. Джинни, разве я могу быть уверен, что он покинул меня навсегда? Что внутри, в моей душе, не осталось какого-нибудь его кусочка, который постепенно изменяет меня, отравляет? — Он уже почти кричал. — Как я могу быть уверен?!

— Возможно, что он никогда не освободит тебя полностью, — осторожно согласилась Джинни, стараясь говорить как можно мягче. — Но я верю, что Добро в тебе это преодолеет. И ты тоже верь.

Симус прерывисто вздохнул, успокаиваясь, и потянулся к её руке. Джинни стянула перчатку и переплела свои пальцы с его, согревая их.

— Даже не знаю, что бы я делал без тебя, — признался Симус. — Ты — единственное, что придает моей жизни смысл.

Они подъехали к школе как раз на закате, в светло-голубом свете ранних зимних сумерек. Джинни поплотнее запахнула свой жёлтый плащ и стала подниматься по ступеням. Симус шёл следом за ней. В башенке, где находился кабинет директора, огни были погашены — Дамблдор поспешно покинул замок сразу же после их приезда, заявив, что он должен привезти Нарциссу к ложу её умирающего сына. Нарцисса прибыла спустя несколько часов, но Дамблдор не появлялся до сих пор. Иногда, когда на неё «накатывало», Джинни всерьёз размышляла, не избегает ли он её нарочно, поскольку знает, что она попросит у него.

Едва они вошли, Симус поцеловал её на прощание и, сославшись на усталость, отправился в гриффиндорскую башню. Джинни не особенно переживала по этому поводу — всё-таки постоянно изображать бодрость и оптимизм при Симусе было тяжеловато…

Блейз ждала её у подножия лестницы, ведущей в больничное крыло. Она была настолько убита горем, что при виде этой скорбной фигуры сердце Джинни ёкнуло.

…Пожалуйста, — про себя взмолилась она, обращаясь неизвестно к кому, — не дай, чтобы ЭТО случилось, когда меня не было здесь, когда я не могла сидеть рядом, не могла попрощаться с ним…

— Всё… всё в порядке? — тревожно спросила Джинни.

— Мне кажется, это неприлично — просто взять и завалиться туда, — призналась Блейз. — Я как-то не задумывалась над этим, но сейчас там его мама, и Гарри, и Гермиона… А я… какое у меня право находиться там? По правде говоря, я ведь была для него… никем.

Голос у Блейз сорвался, и она опустилась на ступеньки — олицетворение отчаяния в своей траурной одежде, лишь ярко-рыжие волосы выбиваются из-под шапочки. Джинни только теперь обнаружила, что они с Блейз примерно одного роста — раньше слизеринка казалась представительнее и выше.

— Пожалуйста, зайди, — сказала Джинни. — Он думал о тебе, я знаю… Он всегда говорил, что ты — точь-в-точь как он.

— Что ж, это обнадёживает, — то ли в шутку, то ли всерьёз, но с легко уловимой горчинкой откликнулась Блейз. — Ведь больше всего на свете Драко любил себя.

— То, что ты понимала его, значило для него очень много. Господь свидетель, я никогда не могла, — тихо добавила Джинни.

Блейз недоумённо посмотрела на неё; обезоруживающий взгляд зелёных глаз — таких же, как у Гарри, только опушённых длинными медно-рыжими ресницами вместо чёрных.

…Наверное, когда Драко заглядывал в эти глаза, ему казалось, что он смотрит одновременно в глаза Гарри и мои собственные, — мелькнуло в голове у Джинни.

— Что ж, хорошо. Тогда пойдем, — Блейз вскочила, неожиданно для Джинни схватила её руку и крепко сжала. Впрочем, это не было неприятно.

Девушки вместе поднялись по лестнице и через широкие двойные двери вошли в лазарет.

Глубокая тишина заполняла комнату, будто крылья Смерти заглушили все звуки. Мадам Помфри неслышно сновала в полумраке, время от времени останавливаясь, чтобы поручить что-нибудь Нарциссе Малфой, поскольку та постоянно настойчиво предлагала свою помощь — неважно, что именно надо было делать: она перевязывала раны Гарри, Рону и своему сыну, подавала чашки с лекарством и взбивала подушки… Сейчас Нарцисса сидела в большом кресле у окна, возле кровати Драко, прикрыв глаза и подперев подбородок рукой.

Гермиона расположилась в ногах кровати с раскрытой на коленях книгой. Всё ещё непросохшая синяя мантия висела позади девушки; волосы она забрала наверх и зацепила большой серебряной заколкой; плечи были укутаны шалью — той самой, вспомнила Джинни, что Драко подарил ей на Рождество. На стук открывшихся дверей Гермиона оторвалась от книги и приветственно махнула пером, капнув при этом чернилами себе на рукав.

Блейз нерешительно попятилась, и Джинни пришлось чуть ли не силой подвести её к кровати Драко. Белоснежные простыни и одеяло укрывали неподвижного юношу по грудь, а поверх них крест-накрест лежали бледные руки, сейчас слегка подкрашенные последними лучами заходящего солнца. Его недавно искупали и переодели в его собственную пижаму, и теперь, чистый, он выглядел обманчиво здоровым. Там, в Румынии, Драко напоминал закоченевшее пугало — в многочисленных порезах, весь в крови и грязи, и порванная одежда болталась на его костлявом теле. Теперь же волосы его были чистыми, у висков завивались серебристо-белые локоны, руки забинтованы, а узкая грудь подымалась и опадала, подымалась и опадала — едва-едва, так что одеяло почти не двигалось.

Глаза Блейз наполнились слезами, она не сумела их удержать, — и вот они побежали по щекам, размывая её макияж.

— Только этого не хватало, — пробормотала она, отпуская руку Джинни, чтобы вытереть лицо. — Прости, пожалуйста, — обратилась она к Драко, и голос её дрогнул. — Я знаю, ты терпеть не можешь, когда я плачу.

— Ничего страшного. Он этого не заметит. Он вообще ничего не замечает, — отозвался хриплый голос Гарри.

Блейз вздрогнула и испуганно обернулась. Джинни посмотрела в ту же сторону, на притулившегося в кресле у изголовья кровати Гарри, неподвижного и невидимого до сих пор. Не знай Джинни, что он находится в комнате, она бы, пожалуй, и не заметила его.

Гарри провёл здесь уже три дня, и это давало знать о себе — усталость, словно копоть, заволокла глаза, и волосы свисали спутанными прядями. Мадам Помфри и Нарцисса подлатали его как могли — Гарри не возражал, лишь бы его не заставляли вылезать из кресла, — и сквозь прорехи грязной чёрной рубахи теперь белели чистые бинты. Его меч, всё ещё в пятнах крови, был прислонён к спинке кресла.

Джинни не знала, куда девался Terminus Est, и боялась спросить.

— Ты не можешь знать наверняка, Гарри, — возразила Гермиона, оторвавшись от книги. — Говорят, что в некоторых случаях люди в коме слышат, когда к ним обращаются, даже если не могут никак показать это.

— Да, я знаю, — отозвался Гарри равнодушно, голос его был надтреснутым и утомлённым. Он слегка приподнялся в кресле и оглядел лазарет. — А где Рон?

— Ему надо было о чём-то побеседовать с Ремусом, — помнишь, он говорил? Наверное, он у Люпина в кабинете.

— А Сириус?

— Он внизу, в лаборатории Зелий, вместе со Снейпом. Я тебе уже говорила.

— И как там дела? Им удалось что-нибудь отыскать? — спросила Блейз, которая завладела рукой Драко и гладила его пальцы своими.

Мгновенная обида, вспыхнув, обожгла Джинни, но она жестоко подавила это чувство. …Истинная любовь щедра, — настойчиво напомнила она себе, — она не завистлива, она не разрушительна, она не… Да пошло оно всё! — бессильно выругалась она и отвернулась от кровати, чтобы не видеть, как другая рыжеволосая девушка — не она! — держит Драко за руку, в то время как жизнь капля за каплей вытекает из него.

Её взгляд упал на раскрытую книгу, что держала Гермиона. Вверху страницы была напечатана гравюра, изображающая крылатого змея, пониже располагался какой-то символ вроде звезды с острыми лучами, который показался ей странно знакомым.

— Я видела этот символ раньше, — сказала она, пытаясь вспомнить, где же именно. — Что он означает?

Гермиона прервала разговор с Блейз и вздохнула:

— Это руна серебряного дракона. Я читаю о драконах всё, что только могу найти. Надеюсь откопать что-нибудь полезное.

— Это было на руническом браслете Гарри, — неожиданно вспомнила Джинни и бросила взгляд в его сторону — нет, он вроде бы не слушал их. — Я вспомнила, потому что…

Гермиона, побледнев, резко захлопнула книгу, заглушая конец фразы.

— Гарри, ты не против, если мы с Джинни выйдем поболтать в коридор?

Гарри мотнул головой, почти не глядя на них:

— Делай что хочешь.

Джинни тут же бесцеремонно вытолкали из лазарета, — она едва успела оглянуться и послать Блейз извиняющийся взгляд. Оказавшись на лестничной площадке, Гермиона прежде всего убедилась, что дверь за ними плотно закрыта.

— Вот теперь договаривай, что начала, — властно распорядилась она. — Этот символ был на браслете Гарри?

— Ну, я никогда не рассматривала браслет вблизи, когда он был у Гарри, — поправилась Джинни, — но я видела его на руке у Гарета. Я ещё удивилась, что у него такой же браслет.

Чувствовалось, что Гермиона готова схватиться за голову.

— У Гарета? Ты хочешь сказать, у Гарета-из-прошлого?

— Ну да, только он тогда не был в прошлом, он был в моей спальне, — увидев выражение лица Гермионы, Джинни поспешила убедить её, что её вовсе не интересовала противозаконная межвременная контрабанда. — И Бен тоже. Они отправились в наше время, чтобы передать мне кое-что. Видишь ли…

К счастью, Гермиона хранила молчание в течение всей речи Джинни, лишь изредка кивая. Когда Джинни добралась до конца своего повествования, она только заметила:

— Я никогда раньше не слышала о Цветке Воли.

— Что ж, может случиться, что кое-каких вещей ты и не знаешь, — раздражённо буркнула Джинни.

— Это уже обсуждалось, — язвительно отпарировала Гермиона. И Джинни подумалось, что она уже начала забывать прежнюю Гермиону — сдержанную, почти бесстрастную в минуты любых душевных расстройств и тревог. — Ладно, похоже, они и сами не могли толком ничего объяснить. Одно невнятное бормотание и букет сомнительной полезности. Но ты уверена, что видела руну серебряного дракона?

Джинни кивнула.

Гермиона закусила губу:

— Я хочу, чтобы ты ничего не говорила Гарри. Поняла?

— Почему?

— Потому, — медленно объяснила Гермиона, — что если он узнает, что все эти месяцы он носил вещь, которая могла спасти Драко, и сам разрушил её… Нет. Он не должен этого узнать! Никогда.

— Рано или поздно он узнает.

— Нет, пока это в моих силах, — сверкнула глазами Гермиона, и Джинни невольно вспомнились слова Драко: однажды он сказал ей, что на примере Гермионы понял значение фразы «безжалостная любовь». — Во всяком случае, это спорный вопрос. А браслет разрушился, и его больше нет.

— Он есть.

— Его нет, — терпеливо повторила Гермиона. — Гарри разрушил его, и ты это знаешь.

— Но он существует! В прошлом.

— Джинни! — Гермиона выронила книгу и схватила подругу за руки. — Ты не можешь изменить прошлое, пойми это. Посмотри, что случилось в прошлый раз, когда ты развлекалась с путешествиями во времени.

Джинни попыталась вырваться, но Гермиона держала её железной хваткой.

— Думаешь, я сама не раздумывала над этим? Но в этот раз всё будет по-другому. Это может сработать, может спасти его!

— Нет! — твёрдо проговорила Гермиона, но Джинни заметила, как что-то непонятное мелькнуло в её глазах. — Это предопределено. Я говорила с Роном о его видениях, которые приходили к нему там, в крепости. Он видел Тёмную Метку и Министерство в огне — и это сбылось. Хочешь знать, что он видел ещё? Он видел мёртвого Драко, лежащего на кровати, и Гарри оплакивал его… Таково будущее. Джинни, это должно случиться, и мы не в силах этого изменить.

— Я не верю, — упрямо возразила Джинни. — Будущее не определено, пока оно не случилось. Неужели ты хочешь позволить ему умереть? Ты можешь допустить это, зная, что не предприняла всего, что было в твоих силах, для его спасения?

— А ты хочешь сбросить нам на головы ещё одно бедствие типа Тома? Сколько ещё людей должно погибнуть, прежде чем ты перестанешь быть такой безрассудной?!

Джинни всё-таки удалось выдернуть свою ладонь из пальцев Гермионы:

— Когда я освободила Рисенн, — начала она, — та открыла мне, что только я могла бы спасти Драко. Только я, — сквозь сдерживаемые слёзы голос звучал сдавленно, но Джинни продолжала говорить: — Я долго обдумывала эти слова; я пыталась понять, что же я могу сделать такое, чего не может никто другой. Сначала я предположила, что она сказала так потому, что я люблю его, — но ведь я не единственная, кто его любит. Я даже не знаю, люблю ли я его сильнее, чем все остальные… А вот что действительно доступно мне и не доступно никому другому — это отправиться в прошлое на тысячу лет назад… И это всё, что у меня есть.

— Но у тебя же нет Хроноворота, — резонно возразила Гермиона. — Дамблдор забрал его у тебя.

— И я собираюсь вернуть его! — выпалив эти слова, Джинни развернулась и решительно зашагала по коридору к лестнице.

— Джинни, — попыталась удержать её Гермиона. — Джинни, подожди!

— Бесполезно, — прокомментировал голос у неё за спиной. — Когда она в таком состоянии, её не остановишь.

Блейз бесшумно возникла в дверях лазарета и теперь с нескрываемым любопытством рассматривала Гермиону, будто необыкновенного жука. Глаза её были красны от слёз, но выражение лица удержало Гермиону от комментариев.

Впрочем, она и не собиралась ничего комментировать. Пусть Блейз хоть вёдра наполнит слезами до краёв, оплакивая Драко — у Гермионы есть дела поважнее.

— Мы должны отговорить её, — заявила она.

— Не вижу причины, — осадила её Блейз. — И, кстати, отговорить от чего?

Зашипев, как рассерженная кошка, Гермиона развернулась на каблуках и решительно двинулась вслед за Джинни, уже скрывшейся из виду. Но Гермионе и без неё была хорошо знакома дорога до директорского кабинета.

— Джинни вбила себе в голову, что ей нужно снова отправиться в прошлое, чтобы разыскать там противоядие.

— «Там» — это в прошлом? — уточнила Блейз.

Гермиона мрачно кивнула.

— И она действительно может это сделать?

Гермиона так и замерла с поднятой над ступенькой ногой.

— Да не в этом же дело!

— Ну, я бы сказала, что дело как раз в этом, — рассудительно заметила Блейз.

Гермиона наконец опустила ногу и уставилась на Блейз.

— И ты говоришь это после всего, что случилось? Вспомни последний раз, когда она решила порезвиться с Хрономагией!

— Надо признать, получилось неудачно, — согласилась Блейз. — Однако я верю, что всё, что происходит, случается не зря, — при этих словах она коснулась заколки в своей причёске. — И разве до этого она не использовала Хрономагию, чтобы перебросить в наше время армию, которая разгромила Слизерина и спасла нас?

— Откуда ты это знаешь? — изумилась Гермиона.

— От Драко. Он много раз рассказывал мне об этом. Как Джинни прилетела на драконе ему на выручку. Я-то думала, что он всё это выдумал, чтобы подразнить меня, или хуже того — что это какие-то извращённые сексуальные фантазии. Иногда он вёл себя очень странно. Вот ты знала, что?..

— Нет, — торопливо перебила Гермиона, — и не хочу знать… А про армию и дракона — правда. Да, конечно, это был умный и отважный поступок, и если бы каждый мог… — её голос прервался, она больше не смогла вымолвить ни слова.

Блейз выжидательно смотрела на неё какое-то время, а потом заговорила сама:

— Драко говорил, что есть люди, которые будут сражаться за тебя, пока есть надежда. А есть и такие, которые сражаются и после того, как надежда умирает… Я знаю, он был уверен, что Джинни из последних.

Гермиона тяжело осела на ступеньки и разрыдалась.

Блейз была шокирована. Она быстро осмотрела себя, но в её обтягивающем наряде не было никаких, даже маленьких, карманов, не говоря уже о таком, где мог поместиться носовой платок. В конце концов она стянула с руки перчатку и нехотя протянула её Гермионе.

— И зачем она мне? — сквозь всхлипывания поинтересовалась Гермиона, шмыгая носом.

— Понятия не имею, — призналась Блейз. — Послушай, я вовсе не хотела тебя расстроить. Забудь всё, что я наговорила.

Гермиона выхватила перчатку и вытерла ей лицо, — правда, удержавшись от того, чтобы высморкаться. Замша полностью впитала слёзы. От Гермионы не ускользнуло, как Блейз старательно делает вид, что ей не жаль перчатки… ну и спасибо ей за это.

— Ты тут ни при чём, — гнусаво пояснила Гермиона. — Просто я поняла кое-что, вот и всё.

— И что же? — приподняла бровь Блейз.

— Что Драко не заслужил того, что я смирилась с его потерей, — глухо продолжила Гермиона. — Всё то время, когда я держала его, когда думала, что он умирает… когда он действительно умирал, — я твердила ему: «Держись, борись, не сдавайся». А потом он закрыл глаза и перестал… перестал дышать… — она прочистила нос. — Прости, пожалуйста. Я куплю тебе другую пару.

— Вряд ли тебе это будет по карману, — заметила слизеринка.

Гермиона пропустила её слова мимо ушей — она торопилась выговориться, давясь одновременно и словами, и слезами.

— А потом появился Гарри. И Сириус с Ремусом. И Ремус оживил его, сделал так, чтобы он мог дышать снова… Но мне кажется, что уже тогда я поняла, что он умер, что я потеряла его всё равно… Но он не… то есть, может быть, ещё есть надежда… Я просто боюсь. Я так боюсь надеяться — а вдруг ничего не получится? Я не могу позволить себе поверить, а потом потерять его ещё раз. Я просто не выдержу.

Блейз прищурилась:

— Не думала, что ты так любишь его.

Гермиона вспыхнула:

— Я…

— Что это вы тут делаете?

Обе девушки подскочили от неожиданности и посмотрели вверх. На площадке стояла Джинни. Она спустилась на пару ступенек, и что-то сверкнуло в её руке. Гермиона ахнула:

— Хроноворот! Дамблдор отдал его тебе?

На какую-то долю секунды Джинни замешкалась с ответом.

— Да. И я знаю всё, что ты собираешься сказать…

— Нет, — прервала Гермиона, поднимаясь, — ты не знаешь. Джинни, послушай…

— Стоп! — Джинни вскинула руку, словно отгораживаясь от всех её доводов. — Я не слушаю тебя, Гермиона, я просто не могу. Я знаю, что ты права, и если я стану тебя слушать, ты сможешь меня переубедить — просто потому, что… что ты права… Всегда. — Джинни, продолжая говорить, накинула цепочку Хроноворота на шею — маленькие песочные часы скользнули в вырез её платья. — А я всегда ошибаюсь, я знаю. И всегда это знала. Наверное, поэтому Том выбрал меня — потому что он тоже знал.

— Но, Джинни… — в смятении вновь попыталась перебить Гермиона.

Однако Джинни, бледная и решительная, ей не позволила:

— Гермиона, мне, конечно, нужно твоё благословение, но даже если его не будет, я всё равно отправлюсь. Да, ты опять хочешь напомнить мне, чем обернулось моё последнее путешествие, и я знаю — ты считаешь, что важны не причины, а поступки. Но я думаю, что и причины многое значат, что это тоже важно… Когда я отправлялась в прошлое, чтобы забрать дневник Тома, и потом, в следующий раз… Тогда у меня не было ни одного достойного повода. Я совершила всё это потому, что хотела, чтобы со мной считались, чтобы ты похвалила меня, чтобы Драко… чтобы он восхищался мной, был мне благодарен. Но сейчас всё иначе.

— Разумеется, всё иначе…

— Когда ты была в третьем классе, Дамблдор позволил тебе отправиться назад во времени, чтобы спасти жизнь, и я отправляюсь за тем же — спасти жизнь! Если бы Драко был мёртв — другое дело, однако он всё ещё жив, но он умирает, и это наша вина, наша общая — ты знаешь это? Люциус предложил Гарри выбор между Драко и всем миром, и Гарри выбрал бы Драко, но тот сам не допустил этого. Драко заставил Гарри выбрать спасение мира. А теперь настало время, чтобы кто-то выбрал Драко. Решил спасти его одного. И мне всё равно, узнает ли он когда-нибудь, что это была я, я ничего не прошу взамен, я просто хочу, чтобы он жил. Вы с Гарри поддерживали в нём жизнь, сколько могли. Теперь настал мой черёд, — ведь это единственное, что я могу сделать. И это — единственное, что могу сделать для него именно я и никто другой… Я говорю это тебе потому, что хочу, чтобы ты знала, а не потому, что мне нужно твоё разрешение. Я всё равно поступлю так, нравится это тебе или нет, и ты не сможешь остановить меня!

— Хорошо, — ответила Гермиона.

— Я знала, что ты… — Джинни осеклась на полуслове, от неожиданности едва не свалившись с лестницы. — Что?

— Я сказала «хорошо», — повторила Гермиона и быстро заговорила, стремясь в свою очередь высказаться. — Я вовсе не собиралась ничего запрещать тебе. Я только хотела посоветовать тебе сперва пойти в библиотеку. Это может помочь тебе в выборе какой-нибудь определённой даты — ведь дети Основателей не всё время проводили в замке. Тебе надо отыскать момент, когда ты будешь точно знать, что они здесь, в Хогвартсе. Я бы порекомендовала дополненное издание «Жизнеописания Основателей» — там в приложении расписаны занятия их прямых наследников. Если там нет, то может пригодиться «История Дома Гриффиндор». Только сразу бери третий том — первые два рассказывают о периоде, когда твой Хроноворот ещё не был создан.

— К тому же библиотека может стать хорошим пунктом отправления, — добавила Блейз. — Это одно из старейших помещений замка, и там никогда не делалось никаких переделок и пристроек.

Гермиона изумлённо воззрилась на слизеринку, а Джинни, почувствовав неожиданную слабость в коленках, поспешно присела на ступеньку.

— Только не говори мне, что ты читала «Историю Хогвартса»!

— Конечно, — небрежно ответила Блейз. — А кто её не читал?

За стенами замка начал падать снег и вскоре укрыл всё вокруг толстым белым одеялом. Симус устроился на окне гриффиндорской мужской спальни, прижимая тыльную сторону ладони к холодному стеклу. Теперь он любил прикосновения к холодным предметам — они успокаивали его, остужали огонь в крови.

Родители звали его домой, но Симус сумел убедить их, что он вполне здоров и к тому же не «гуляет» с Дином Томасом (и с чего это им взбрело в головы?). Не то чтобы он вовсе не желал их видеть (хотя поначалу он с трудом мог вспомнить их лица и вынужден был в конце концов заглянуть в альбом с фотографиями) — просто ему хотелось быть рядом с Джинни.

В мире, видимом ныне сквозь мерцающую дымку, заволакиваемом невесть откуда наплывающим туманом, в мире, где знакомые лица выглядели чужими, а простые английские фразы внезапно начинали звучать абракадаброй, — Джинни оставалась единственной константой, единственным элементом, который сохранился неизменным с его прежней жизни. Она не вздрагивала, увидев мрачное выражение его глаз, которое он ещё не научился прятать; она не отворачивалась с отвращением, когда он пересказывал ей свои сны — как он моет и моет руки, безуспешно пытаясь оттереть липкую кровь. Она понимала. Том побывал и в её теле, сделал её частью себя, и она знала, на что это похоже.

Каково это — быть принуждённым делать отвратительные вещи, которые ты не мог даже представить, не говоря о том, чтобы вообразить себя делающим ЭТО. Каково это — чувствовать, как в тебе гнездится ненависть, ненависть ко всему миру и, будто кислота, разъедает твоё сердце. Каково это — ощущать навязанную гордыню, это непоколебимое высокомерие… и ту постыдную лёгкость, которая приходит, когда замолкает совесть.

Незамутнённое чувство превосходства.

Он вспомнил ту проститутку, похожую на Джинни: длинные рыжие волосы, заплетённые в косички, коротенькое, якобы школьное, платье, такие же карие глаза… Когда он поцеловал её, она поцеловала его в ответ — поцелуем более опытным, чем у Джинни, и с наигранной страстью, которая…

…Нет, — перебил он себя, — она целовала не меня, она целовала Тома, и ей заплатили за это.

По крайней мере, она думала, что ей заплатят, когда Том сломал ей шею — легко, как ребёнок ломает пополам леденцовую палочку … Он вспомнил, как Том расчёсывал своими пальцами эти длинные рыжие пряди, пока она умирала. «Джинни, — повторял он, — Джинни…».

Симус спрятал лицо в ладони. Пергаментный свиток скатился с коленей на пол.

Он хотел, чтобы она оказалась здесь. Она бы укрепила его, слепила бы его заново — таким, каким он был прежде. Вместе они бы исцелили его. Без неё он всегда будет сломленным. Симус до боли прижал пальцы к глазам в попытке стереть из памяти образ мёртвой девушки с лицом Джинни и голос Тома, благоговейный и безутешный: «Джинни. Джинни. Джинни».

Скрип открывающейся двери вывел его из чёрного забытья. Симус поднял взгляд — немного виноватый, хотя он и не сделал ничего дурного. Это был Рон, в тёмно-красном плаще поверх одежды, оттенок которого соперничал с цветом его волос.

— О, прости! — извинился он, увидев Симуса. — Я не хотел…

— Ничего-ничего, — сказал Симус, спрыгивая с подоконника. — Это ведь и твоя комната тоже.

— Это верно.

Рон не шевелился, и несколько долгих минут юноши стояли, глядя друг на друга. Оба чувствовали себя неловко, хотя и по разным причинам.

Симус горько размышлял, будет ли хоть кто-нибудь хоть когда-нибудь обращаться с ним, как раньше. Наконец он открыл рот:

— Я всё равно собирался уходить. Может, сумею разыскать Джинни до ужина…

— Честно сказать, ты мне нужен, — Рон загородил Симусу дорогу. — Если не возражаешь, я хотел бы поговорить с тобой кое о чём. Важном…

Сириус вместе с Нарциссой стоял у закрытых дверей лазарета. Его глаза, как у них у всех, ввалились от усталости, но он всё же улыбнулся Гермионе. У Нарциссы не хватило сил даже на это — в результате напряжения последних недель она выглядела пугающе хрупкой: кожа напоминала пергамент, а на висках проступили вены.

…Как по-разному отразилось на них горе, — подумала Гермиона. — Сириус вспыльчив и непривычно растерян; Нарцисса увяла, как цветок; Ремус сосредоточен и сдержан; Джинни напряжена, как тугая пружина; а Гарри затаился, стал скрытен до неузнаваемости…

Подавив вздох, она помахала рукой в ответ и попыталась было обойти их, но Сириус остановил её:

— Подожди.

Вспышка страха отозвалась острой болью в сердце:

— Что-то случилось?

— Нет, ничего не случилось, — поспешно откликнулась Нарцисса. — Мы только хотели поговорить с тобой. Вернее, Сириус хотел. А я…

Она внезапно умолкла — очевидно, голос её не слушался. Гермиона хотела бы сказать ей что-нибудь хорошее, как-то ободрить, но её силы и терпение оказались не безграничны — девушка была уже по горло сыта этой печалью — своей и других; поэтому она просто спросила:

— В чём дело?

— В Гарри, — ответил Сириус. — Если бы ты могла…

— Могла бы что?

— Время подходит… Если бы ты могла вытащить его из лазарета под предлогом, что нужно что-то сделать в другом месте… Хотя бы убеди его, что ему нужно принять ванну… Да что угодно!..

— Ванна ему и в самом деле нужна, — холодно подтвердила Гермиона. — Вот только нужна она ему всю эту неделю, а он не двигается с места. Не знаю, что я могу сделать такого, чего не можешь ты.

— Ему нельзя находиться там во время кончины Драко, — решительно отрубил Сириус, а Нарцисса отвела глаза. — Они связаны, и я боюсь, что когда Драко всё-таки угаснет, его смерть затянет Гарри следом за ним.

Гермиона молча воззрилась на него. Живое воображение тут же услужливо подсунуло объемную и очень чёткую картину: громадный корабль погружается в бездонную глубину океана, немногие уцелевшие пассажиры, сорвавшись с ограждений, беспомощно барахтаются в кильватерном следе, а затем тонут, и стылая зелёная вода смыкается над их головами… Её взгляд, обращенный на Сириуса, отразил почти что ненависть, и она, не произнеся больше ни звука, решительно толкнула дверь в лазарет.

Гарри сидел в том же кресле у кровати — точно так же, как она его оставила. Он уронил голову на руку и выглядел настолько усталым… настолько усталым и настолько юным, что, пока она приближалась, бессильный гнев уступил место жалости, и она потянулась к нему — обнять и утешить. Но после Румынии Гарри избегал её объятий, — вообще избегал всякого близкого контакта: он уклонялся, когда Сириус протягивал к нему руки или когда Рон пытался неловко похлопать его по плечу, словно их прикосновения обжигали его. Так что Гермиона просто примостилась в соседнем кресле и тихонько позвала:

— Гарри?

Он повернулся к ней. Чёрные волосы, скрутившиеся колечками, обрамляли лицо, которое казалось слепленным из одних углов и голубоватых впадин; легко различимые тени на давно небритых щеках и подбородке должны были бы сделать его старше, но этого не произошло; губы потрескались, на нижней виднелась полоска крови там, где он её прикусил.

— Что?

Гермиона опустила протянутую было руку. Что-то в нём, в том, каким он стал — не то новое, что появилось, а то прежнее, что ушло, — удержало её.

— Сириус попросил меня проведать тебя, — соврала она, ненавидя эту ложь. — Если тебе что-нибудь нужно… поесть, может быть? Или если ты хочешь пойти… пойти искупаться… или что-нибудь ещё… я могу посидеть возле Драко.

— Нет, — очень вежливо и совершенно безжизненно. — Нет, благодарю, Гермиона.

…Всё равно, что карабкаться на стеклянную стену в скользящих туфлях, — подумалось ей.

В этих погасших бутылочно-зелёных глазах она не уловила ничего — там не было ни жизни, ни прежнего Гарри. Он смотрел мимо неё, на Драко. Багряные отсветы заката ушли из окон, и Драко лежал белый, как восковая статуя, со скрещёнными на груди руками, — как он спал всегда. И ей вспомнилось, как его рука выскользнула из её ладони там, в коридоре, как безвольно согнулись его пальцы…

«Есть люди, — сам собой всплыл в памяти голос Блейз, — которые будут сражаться за тебя, пока есть надежда. А есть и такие, которые сражаются и после того, как надежда умирает».

Слова вырвались прежде, чем она успела их удержать:

— Гарри, ты не пробовал?..

— Пробовал что? — озадаченно моргнул он в ответ.

— Говорить с ним, — пояснила Гермиона, переводя взгляд на юношу в кровати. — Разговаривать с Драко.

— По-моему, ты была здесь, — отозвался Гарри сухим, как зимний воздух, тоном, — когда мадам Помфри сообщила мне, что он уже ничего не слышит.

Гермиона вздрогнула. Разумеется, Гарри говорил с Драко. Там, в Румынии, он говорил и говорил без умолку, а потом просто тихо, сгорбившись, сидел подле Драко, пока не появились Сириус и Ремус и не оттеснили его. Затем она и Гарри, не проронив ни слова, смотрели, как Ремус склонился над Драко, приподнял его — и чуть ли не бросил снова на пол в коридоре. Вот тогда Гарри заорал в ярости, и Гермиона оттаскивала его, а Ремус с нечеловеческой силой массировал грудь Драко, бормоча заклинания, пока Драко не закашлялся, отхаркивая серебряно-чёрную кровь на одежду, и не начал дышать снова.

Но он не открывал больше глаз — ни тогда, ни потом, ни сейчас…

Замечание мадам Помфри о том, что Драко больше ничего не слышит, не было предназначено лично для Гарри, но он воспринял его именно так и замкнулся окончательно.

— Да, я знаю, что она сказала, — осторожно подтвердила Гермиона. — Но ты — другое дело. Ведь, чтобы говорить с Драко, тебе не нужно, чтобы он тебя слышал ушами. Ты можешь разговаривать мысленно.

— Он ушёл, — апатично возразил Гарри. — Там не осталось никого, с кем я мог бы говорить. Всё равно, что… говорить со стеной.

— Если ты и в самом деле так думаешь, — резко сказала Гермиона, — то почему ты здесь?

Уголок глаза Гарри дёрнулся, но больше юноша никак не прореагировал на её выпад. Он по-прежнему рассматривал свои руки. Тёмный извив шрама на правой ладони был виден так чётко, как будто его нарисовали чернилами.

— Ты можешь попытаться, — настойчиво предложила Гермиона.

Гарри прошептал что-то — так тихо, что ей пришлось нагнуться к нему, и даже после этого она не была уверена, что расслышала. Тем не менее, она поняла его:

— Что, если я попытаюсь, и это не сработает?

Она снова взглянула на Драко — неподвижного, как памятник на собственной могиле, на закрытые, но не спящие глаза, опушённые серебряными ресницами… Видит ли он сны, и если да, то какие? Или там одна лишь темнота?

«…Я вижу тебя — в белом платье, со снежинками в волосах…»

— Это сработает, — произнесла она, вложив всю убежденность, которой не было, в эти дваслова, выбирая любовь перед искренностью. — Я не сомневаюсь.

Какая теперь разница? Ещё одна ложь во спасение.

Гарри посмотрел в её глаза, и надежда, которую она увидела в его взгляде, превратила её сердце в кровоточащие осколки.

— Хорошо, — сказал он. — Я попробую.

Блейз посмотрела поверх книги и сморщила нос:

— Ну что ж, я проверила в трёх местах. Думаю, что мы выбрали правильно.

— Ты не ошиблась? — утомлённо отозвалась Джинни. — Я никогда раньше не подсчитывала даты. Просто… чувствовала, — она прикрыла ладонью крохотные песочные часы у себя на шее, ощущая биение заключённой в них силы. — Так я могу отправляться?

Блейз отодвинула книгу в сторону. Факелы на стене библиотеки погасли, и вокруг сложенных книжных горок густели тени.

— Сколько бы времени ты ни провела в прошлом, ведь это не имеет значения, правда? — уточнила она. — Ты могла бы оставаться там всю жизнь и вернуться в это самое мгновение.

— Могла бы, — согласилась Джинни, — но каждое мгновение, которое мы теряем сейчас, в настоящем, потеряно навсегда. И это время имеет значение — для Драко.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать.

Блейз встала. Её зелёные глаза сияли. Она была красива той красотой, которую Джинни всегда связывала с Драко — это тот особенный вид красоты, который, словно доспехи, защищает от внешнего мира. Ничто и никто не может постичь её или затмить, и она же удерживает её обладателя на расстоянии ото всех. Джинни всегда завидовала этой отстранённости — сама она никогда не была в состоянии защитить себя таким образом.

— Джинни, послушай… — заговорила Блейз, — как ты можешь быть уверена?

— Уверена в чём? — не поняла Джинни.

— В том, что если ты сделаешь это, если ты спасёшь его, — он полюбит тебя?

Джинни тоже поднялась. Хроноворот бился в её руке, как маленькое сердце.

— Я не потому делаю это, — раздельно сказала она.

Блейз говорила что-то ещё, но её слова были заглушены другими словами, поднявшимися из глубин памяти, — словами, которые Джинни усердно старалась забыть: «Если ты собираешься это сделать, то должна понимать, что у тебя есть только один шанс, один-единственный. Путешествие во времени на такое огромное расстояние требует нечеловеческих затрат энергии, и если тебе придётся совершить подобное ещё раз, я не могу гарантировать твоей безопасности. Как и вообще того, что ты уцелеешь».

Она поспешно повернула Хроноворот, и весь мир, и все слова отнесло прочь ударившимся о берег и отхлынувшим прибоем.

Ладонь Драко была ледяной. Гарри положил свою рядом. Его пальцы выглядели неестественно загорелыми и здоровыми рядом с мертвенно-бледными Драко. Он знал, что должен дотронуться своей рукой до руки Драко, но не мог заставить себя — это словно прикоснуться к кукле или восковому манекену; словно поверить, ощутить, что человека здесь уже нет…

Его руки напряглись, пальцы скомкали тяжёлую, плотную материю — Нарцисса привезла из поместья личные перкалевые простыни Драко, скользкие на ощупь.

Гарри закрыл глаза, мысли путались и ворочались, точно нащупывая дорогу в тумане.

…Малфой?

Нет ответа. Только отозвавшаяся гулким эхом пустота, как будто крикнул в пустую пещеру.

Он попытался снова, и теперь эхо отозвалось режущей болью. Гарри вскинул ладони, прикрывая ими лицо, и почувствовал, как Гермиона неуверенно коснулась его плеча. Он услышал отчаяние в её голосе, и мгновенно пришло острое и резкое, как удар клинка, понимание, что она чувствует — как она завидует его дару, его шансу… и одновременно боится его.

Гарри позволил своему сознанию расслабиться, отрешаясь от всего, и попытался вспомнить, как это было — общаться с Драко, не говоря ни слова: похоже, что входишь в комнату, полную чужих, неизвестных тебе людей, и вдруг видишь там знакомое лицо…

И он потянулся за этой узнаваемостью, чувствуя, что раньше он забирался слишком далеко; то, что он так долго искал, было рядом с его собственными мыслями, его собственным разумом.

Ощущение тяжести руки Гермионы на плече исчезло, как исчезли твёрдость кресла, в котором он сидел, и холод, просачивающийся в щели окна. Он оказался в месте, похожем на сад-лабиринт из Тримагического Турнира, однако узкие смыкающиеся стены были, кажется, из твёрдого, тёмного блестящего материала, и внутри них он разглядел мерцающие огоньки. Он услышал смех и заторопился, почти побежал на звук — путь закручивался вверх, выше и выше, и вот под его ногами возникли полированные каменные ступени. Теперь по обе стороны от него поднялись тёмные деревянные панели, освещённые через равные интервалы стеклянными лампами в форме ядовитых цветов: лилия, белладонна, мак, душистый горошек, наперстянка.

Он узнал их и догадался, где оказался, ещё до того, как достиг верхней площадки и разглядел знакомый холл, раскинувшийся перед ним, вычищенный до блеска трудами десятков домовиков. На стенах горели факелы, закреплённые в консолях в форме змеи.

Гарри прекрасно осознавал, что его нет здесь на самом деле, что он забрел в сон, в чужой сон…

Неудивительно, что умирающий Драко думал о доме — то, что это именно дом Малфоя, Гарри нисколько не сомневался: место было знакомо ему, знакомо как воспоминание.

Гарри понял, что это за место, и почувствовал — оно, вместе с Драко, ждёт его.

Он оказался перед дверью в библиотеку. Гарри не помнил, на самом ли деле эта дверь находилась именно в этом месте, но сейчас это было неважно — он открыл её и вошёл.

В камине горел огонь, языки равнодушного золотистого пламени взвивались в трубу небольшими искрами. Толстые бархатные занавеси были подвязаны по сторонам высоких окон с витражными стёклами, оформленных в синих, зелёных и золотых цветах. Большой письменный стол красного дерева красовался у стены, а на нем… на нем сидел Драко, сложив ноги «по-турецки», с кучей книг у локтя и раскрытым на коленях фолиантом.

Когда Гарри переступил через порог, он поднял глаза и улыбнулся так, как улыбается кто-то, кто вошёл в комнату, полную чужих, неизвестных людей, и вдруг увидел там знакомое лицо.

— Поттер, ты добрался! — констатировал он чрезвычайно довольным тоном. — Надо сказать, как раз вовремя. Я полагаю, ещё несколько часов, и мне пришлось бы уйти без тебя.

Первое путешествие в прошлое оказалось на редкость холодным: ледяная хмарь, всполох далёкой молнии, как если бы её тащилосквозь грозовые облака. Под ложечкой мучительно засосало. Потом тучи рассеялись, и Джинни очутилась аккурат на том же самом месте, где и раньше, разве что Блез рядом не было. Гриффиндорка медленно осмотрелась: сквозь тысячелетия библиотека пронесла прежние очертания, правда, полки с книгами отсутствовали, заменённые длинными и грубыми деревянными столами, на которых громоздились украшенные многоцветными рисунками манускрипты, свитки пергамента и перья. На одном из столов сейчас лежал забытый кем-то длиннющий свиток, весь испещрённый корявыми набросками. В многочисленных серебряных подсвечниках на стенах и в больших канделябрах на столе горели толстые свечи. Пахло горелым салом и сырыми чернилами.

Джинни подкралась к столу и заглянула в свиток, тут же узнав очертания Хогвартса, хотя он не совсем походил на известный ей Хогвартс — кажется, не хватало крыла… Она склонилась, потянула свиток к себе…

…и дверь распахнулась: в библиотеку ворвался Бен. Он был такой же, как во время последней их встречи в прошлом, разве что, в отличие от предыдущего раза, не полуголый, а в длинной ночной рубахе. Тёмные глаза его сияли, волосы стояли торчком. Присвистнув от удивления, он опустил зажжённую палочку:

— Джинни?..

— Э-э… Ну да, это я, — неуверенно откликнулась она. — Прости — кажется, я не вовремя?

— Я спал, — пояснил он, поведя плечами.

— А как ты догадался, что я тут?

Бен махнул в сторону стола:

— Ты тронула мои личные записи, а на них заклинание.

— А-а…

Повисла небольшая пауза, потом Джинни улыбнулась:

— Знаешь, это очень даже удачно: как раз тебя я и искала. Ну, и Гарета тоже.

— И Гарета? — Бен примостился на край стола. — Уверен, он вот-вот заявится. Просто ему, чтобы продрать глаза, нужно время.

Джинни привалилась к соседнему длинному столу:

— Ты вообще где, Бен?

— Я-то? Благодарствую — порядок, — он умолк. Пару раз хлопнул глазами — дошло: — Что значит «где»? Я — в моём собственном времени, Джинни, ты ж вроде установила год на Хроновороте, али как?

— Установила, но… Бен, ну, раз ты меня узнал, значит, мы уже встречались, и ты наверняка уже тоже путешествовал в будущее, приведя свою армию и… Кстати, что с ней случилось?

— Расскажу при случае, — отмахнулся он. — Теперь-то ты зачем явилась?

Джинни покосилась в его сторону:

— Скажи, ты уже заглядывал ко мне домой — просто так, повидаться? Где-то день на пятый после наступления 1996 года?

— Нет, — встрепенулся он. — А зачем?

— Да, в общем-то, ни за чем…

— А забавно звучит — «назад в будущее»… — заметил он, продираясь пятернёй сквозь непослушные лохмы, ужасно напоминающие шевелюру Гарри. — О, а вот и Гарет.

Джинни, которая, в отличие от Бена, не услышала ровным счётом ничего, удивлённо вскинула глаза, и через миг дверь действительно отворилась, пропуская в библиотеку столь же растрёпанного Наследника Слизерина, замотанного в шокирующе лиловую мантию. Один взгляд в её сторону — и он застонал:

— Снова ты?!

Джинни нахмурилась:

— Интересно, а если я скажу, что там, в будущем, ты от меня без ума, это что-нибудь изменит?

— Угу, так я тебе и поверил, — хмурый, он сел на стол рядом с Беном. — Так что же тебе надобно, Джинни? Только не говори, что снова войско — мы отправили к тебе всех, кто у нас был…

— А кто сказал, будто мне что-то понадобилось? — оскорбилась Джинни. — Может, я заглянула просто поболтать о том о сём.

— Да неужто? — приподнял бровь Гарет.

— Ладно, — сдалась она. — Мне нужен твой браслет.

— Мой… что?

— Красный браслет, который ты носишь на запястье… Ну или же носил — он сейчас у тебя?

Гарет покосился на Бена — тот в ответ пожал плечами — и со вздохом закатал левый рукав. Запястье опоясывал рунический браслет, сделанный словно из красного стекла, тускло светящегося изнутри.

— И сейчас, и всегда. Я его с детства ношу, — поведал Гарет.

Джинни прикусила губу:

— Я… я у тебя его возьму?..

Бен подавился смешком:

— Что-что? Возьмёшь?! Джинни, да на этой штуковине такие защитные чары — мало не покажется! Или ты забыла, что Слизерин собственноручно смастерил его для защиты своего отпрыска? Есть у меня подозрение, что и Гарет ни на что подобное не согласится.

— Это важно, — упрямо повторила Джинни. — Он может спасти жизнь Драко.

— Чью-чью? — нахмурился Гарет.

— Наследника Слизерина в её времени, — пояснил Бен. — Боюсь, Джинни, тебе придётся объяснить поподробней.

Что ж — Джинни объяснила, изложив и про рунический браслет, впервые явившийся в чаду мрачных пророчеств, и про то, как позже его вручили Гарри, и об отравлении Драко, и том, как Гарри с помощью браслета уцелел… И что Драко лежит при смерти, а, по словам его отца, спасение принесёт лишь кровь серебристого дракона. Она как раз начала говорить о том, что руна на браслете похожа на руну, означающую «серебристый дракон», как Гарет её прервал:

— Мне ясно, к чему всё клонится, — по голосу явно чувствовалось, насколько ему сейчас неловко. — Однако я не могу отдать браслет, Джинни.

Она с трудом удержала возмущённое «Но почему?!».

— Тогда… Тогда не могли бы вы отвести меня к серебристому дракону? Люциус говорил, будто они водились тысячу лет назад — получается, это сейчас, да?

Гарет с Беном обменялись долгими беспомощными взглядами.

— Нет никаких серебристых драконов, — наконец признался Бен. — Слизерин всех истребил — сам породил, сам и убил, как говорится… Это было давно — я ещё пешком под стол ходил. Даже хельгин Хроноворот не перенесёт тебя в то время, ведь он был создан уже после их исчезновения…

— В таком случае мне нужен браслет, — по-новой завела Джинни, — ну же, прошу вас! Я всё понимаю — он для тебя важен, его сделал тебе отец, но… — она осеклась, внезапно почувствовав себя маленькой дурочкой, взывающей к двум древним магам (хорошо, не очень-то и древним в настоящий момент) с надеждой выклянчить у них браслет, способный (а может, и не способный) спасти её парня (а может, и не её парня).

Господи, какой же идиоткой она выставляет себя в их глазах…

Почему-то сразу представилось разочарование на лице Блез, когда придётся вернуться обратно с пустыми руками.

— Я не могу отдать его, потому что снять браслет можно лишь когда я умру. Он так заколдован. Я жутко извиняюсь.

Он действительно извинялся.

— А в нём правда есть кровь серебристого дракона? — ненавидя себя за назойливость, пискнула Джинни.

— Да, — кивнул Гарет. — И если речь действительно о катаплазме…

— Катаплазме? — переспросила Джинни.

— О яде, — уточнил Гарет. — Похоже, без батюшки тут не обошлось, а то, что создавал он, отличалось печально известной стойкостью к противоядиям, — он тряхнул головой. — Впрочем, что теперь говорить… Мне очень жаль…

…Слышала уже, — подумала Джинни, но, утонув в захлестнувшем её отчаянии, не произнесла ни слова.

— Мне тоже ужасно жаль, что ты без толку проделала такой путь, — соскакивая со стола, подхватил Бен, — тебе Укрепляющего Зелья не дать? А то ты как-то бледновата.

Джинни тупо кивнула, даже не увидев, как встрёпанной тенью вышел он вон; пред глазами сейчас находился только Драко — лежал в лазарете на кровати высеченной из слоновой кости статуей, такой бесцветный, словно жизнь уже покинула его…

— Джинни.

Это был меряющий её задумчивым взглядом Гарет. Он нестерпимо походил на Малфоя — настолько, что смотреть на него не хватало духа: возмужавший Драко, каким самому Драко уже не суждено стать никогда…

— У меня есть идея. Сейчас поделюсь — а то того и гляди Бена обратно принесёт, а он точно не будет в экстазе…

— Ну? — она вскинула голову.

Он нагнулся и зашептал:

— У вас же в будущем есть всякие там исторические книги?

Она кивнула.

— А наследники Основателей в них фигурируют?

Она не сводила с него оторопелого взгляда: приплыли — эго своё ему потешить захотелось!..

— Да. Все четверо, — коротко согласилась она.

— А как насчёт хронологии — всяких там дат?

Она опять кивнула.

— Тогда ты должна знать, когда я умру.

— Когда ты умрёшь? — только тут до неё дошло, и Джинни разинула рот.

— Все же умирают, — безмятежно откликнулся он. — Когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, я просто не представлял, что проживу ещё лет десять, а уж про двадцать или, там, полвека и помыслить не мог… Ты понимаешь, к чему я веду, верно?

— Думаю, да. Ты хочешь, чтобы я вернулась в момент твоей смерти и забрала браслет?..

— Ежели, конечно, я не упокоюсь в бозе, будучи порубленным на куски или же сожжённым на костре — в таком случае местонахождение браслета будет установить потрудней среди, как ты понимаешь, многочисленных останков.

— Бр-р… — Джинни прикусила губу. — Ты точно этого хочешь?

— Точно, точно. Эта руническая штуковина — преизряднейшее бремя. Она ведь создана с любовью, а это чувство моего отца весьма специфично: разновидность смертоносной любви. Признаться, я даже рад, что не придётся передавать браслет собственному наследнику.

— Благодарю тебя, Гарет, — шепнула Джинни и в тот же миг услышала испуганное аханье.

Подняв голову, она поняла, в чём дело: в дверях стоял Бен с палочкой в одной руке и каменной кружкой — в другой. Судя по виду, он был сражён услышанным наповал.

— Гарет, нет!

Слизеринец легко спрыгнул со стола.

— Будто что-то изменится, Бенджамин, — пожал он плечами. — Ведь это же не убьёт меня раньше срока.

— Не желаю знать, когда ты умрёшь, — с совершенно безумным видом возразил гриффиндорец. Взмах палочкой — и на противоположной стене замельтешила кружевная круговерть света и теней. — И о себе я тоже… тоже ничего знать не желаю, — заявил он, глядя на Джинни так, будто она являлась воплощением Гласа Божьего.

— Ты и не узнаешь, — заверил Гарет, — до самого, собственно, момента. Словом, поспорить об этом мы сто раз успеем.

Бен замотал головой:

— Нет, я против. Не допущу ничего подобного!

Гарет повернулся к Джинни:

— Хроноворот к пуску готов?

— Готов, — кивнула она, — но…

Он потянулся к ней, как будто собираясь потрепать по щеке, но вместо этого подцепил Хроноворот, кувыркнув его вверх ногами.

Она услышала напоследок что-то вроде «дуй к себе, девчушка!», и земля вылетела у неё из-под ног.

— Уйти без меня? — переспросил Гарри. — И куда же ты собрался?

Драко отложил книгу, которую читал. Обложки Гарри не увидел, только толстый корешок с золотым тиснением. Драко, как-то очень по-сорочьи склонив голову, озадаченно уставился на гриффиндорца:

— Пока точно не знаю. Мне известно лишь, что уходить придётся, причём довольно скоро — меня словно тянет куда-то, и с каждой минутой всё сильней, — он махнул в сторону выхода из библиотеки.

— Я там был, — произнёс Гарри, — но за дверью просто коридор.

Драко рассмеялся.

— Думаю, я вообще уйду из Имения. Ты за парадными воротами бывал?

— Нет, — признался Гарри. Он глянул в окно за Драко, гадая, является эта серость зимним небом или же бесконечной дымной пустотой. — Ты ведь знаешь, что на самом деле мы не здесь, верно?

Драко отчуждённо взглянул на него.

— Как думаешь, что там, за пределами Имения? — не унимался Гарри.

— Не знаю, — ответил Драко с на редкость неестественной для себя улыбкой. — Но я уйду… и не думаю, что мне доведётся вернуться. А потому я рад повидаться с тобой — мне хотелось проститься.

Он откинулся назад, и Гарри вдруг поразился, насколько обычным, здоровым Драко выглядел сейчас — нормальный цвет лица, никакой болезненной худобы: видимо, в душе каждый — и Драко тоже — всегда видит себя здоровым.

— Проститься? — повторил Гарри и, когда Малфой не откликнулся, спросил: — А как ты узнал, что я приду?

— Я же тебя слышал. Ты говорил со мной. Будто призрак… — он снова вскинул глаза к бесконечной пустоте за стеклом.

— Да, в Имении призраков хватает, — припомнил Гарри, — но мне и в голову не могло прийти, что ты станешь одним из них.

— Я не призрак, — быстро, слишком быстро возразил Драко. — Я и Джинни с Гермионой слышу, и Сириуса. Но твой голос звучал громче остальных.

— Они дежурят около тебя по очереди, — пояснил Гарри. — В лазарете.

Светлые брови слизеринца приподнялись, и Гарри разом вспомнился разговор с фальшивым Драко в напоённом дождевой сыростью переулке у Полночного Клуба и не оставлявшее его тогда ощущение какой-то неправильности. Сейчас было то же самое, разве что Драко, без всяких сомнений, был самим собой — да, пусть совсем немного, совсем чуть-чуть изменившимся, но всё же собой.

— А ты — нет? Ты, значит, у нас не дежурный, Поттер? — лёгкий нажим на фамилию внёс в душу Гарри успокоение.

— Я не отходил от тебя. И не отойду. До тех пор, пока…

— Пока?..

Гарри выдохнул.

Когда он вообще успел затаить дыхание?

— Конечно же, ты всё понимаешь — и где мы, и что снаружи. Снаружи смерть, Малфой. И ты умрёшь, если попытаешься отсюда выйти.

Драко посмотрел на него с любопытством:

— Да неужто? — он легко спрыгнул со стола и решительно зашагал к дверям.

Путешествие назад в будущее прошло быстрей. Вокруг сгустились чёрные тучи, потом раздался скрежещущий звук, будто кто-то провёз ногтями по классной доске, и мир вновь предстал перед Джинни, тогда как сама она предстала испуганному взору поджидающей в библиотеке Блез.

— Вот это да! — выдохнула слизеринка, приходя в себя. — Ты испарилась и тут же появилась опять — и секунды не прошло! Почему так быстро? Тебе что — придётся вернуться?

Джинни, чуть задыхаясь, прислонилась к столу в ожидании, когда головокружение прекратится.

— Ага. Но сначала мне нужно…

— Чего — воды? Или, может, присесть?

— Нет, — мотнула головой Джинни. — Мне нужны книги.

Брови Блез сошлись к переносице.

— Книги? — Джинни кивнула в ответ, и слизеринка покачала головой: — А ты грейнджероподобней, чем я думала.

Однако вопреки резкости тона, едва Джинни пояснила, что именно ей нужно, Блез сразу отправилась в исторический отдел на поиски книг об Основателях.

— Всё, где может упоминаться дата смерти Гарета Слизерина, — сказала Джинни. — Кроме того, нужно узнать, были ли у него дети и который из них стал следующим Наследником.

Едва Блез ушла, Джинни присела в кресло. Она, оказывается, совершенно забыла, насколько изнуряет путешествие сквозь время. Уткнувшись распалённым лицом в ладони, она наслаждалась их прохладой, когда дверь в библиотеку в очередной раз с грохотом распахнулась. Это был Рон — поблёскивая полными тревоги синими глазами, он поспешил к сестре:

— Как ты?

Она кивнула:

— Цела. Рон, ты здесь зачем?

— Симус сказал, что ты в опасности.

— Ох уж мне этот Симус — он вечно такой…

Из-за полок со стопкой книг в руках вынырнула Блез.

— А я-то полагала, — хихикнула она, — что гриффиндорцы таких слов не знают.

— Мы смельчаки. К ханжеству это отношения не имеет, — парировал Рон.

— Да-да, конечно, — похлопала ресницами Блез.

Рон прищурился:

— И вообще, что тут происходит — во что ты втравила Джинни?

— Ни во что я её не втравливала, — холодно отозвалась Блез.

— Эй, Рон, — устало одёрнула его Джинни, — прекрати кидаться на людей, ладно? Это от начала и до конца моя идея.

— И в чём же она заключается? — решительно спросил Рон. Он огляделся, и уголок его губ напряжённо задёргался. — Чем вы занимаетесь в библиотеке?

Джинни пустилась в объяснения. По мере её рассказа его губы дёргались всё быстрее. Когда она закончила, он взорвался:

— Джинни, это самый идиотский…

— Не идиотский! — взвилась Джинни. — Даже Гермиона одобрила!

— Да потому что она тоже в него втрескалась! — распаляясь больше и больше, рявкнул Рон.

— В Драко? — вытаращила глаза Блез.

Рон подстрелил её горячим взглядом:

— Заткнись, Блез.

Слизеринка в ответ ухмыльнулась очень похоже на Драко — отчуждённо и сухо.

— А ты за эти дни изменился. Стал совсем как твой братец.

— Который из них? — на миг опешил Рон.

— Чарли, — игриво пояснила Блез.

— Да боже ж мой, — не выдержала Джинни, — Рон, мне нужно заняться делом. Возможно, это единственный шанс Драко. Знаю — ты его на дух не переносишь, однако он всё же человек и имеет такое же право на жизнь, как и остальные. И подумай о Гарри.

— Я думаю о Гарри, — огрызнулся Рон. — Не прекращая, — он присел на корточки и заглянул ей в лицо. — Джинни… Я уже путешествовал с тобой во времени — возьми меня с собой. Тогда я буду рядом на случай, если произойдёт что-то непредвиденное.

Джинни признательно сжала его плечо.

— Согласна. Но переговоры ты оставляешь мне, хорошо?

Он кивнул, и в этот момент Блез, прокашлявшись, зачитала:

— «Гарет Слизерин, — она смотрела в лежащую на её коленях книгу, — умер от лихорадки, случившейся по причине полученных в битве ранений».

Она добавила дату, услышав которую, Джинни нахмурилась:

— Но ведь это — лишь пятью годами позже моего последнего путешествия!

— Он умер молодым, — пояснила Блез. — Это было давным-давно…

— Только не для Бена, — возразила Джинни, накидывая цепочку Хроноворота Рону на шею.

Гарри метнулся вперёд, перекрывая Драко дорогу.

— Ну уж нет!

Ответом ему стал холодный взгляд. Лицо Драко было практически бесстрастным, едва озарённым отблеском какого-то отстранённого любопытства.

— Не думаю, что ты поймёшь. Я должен это сделать.

— Нет, не должен.

— Однажды смерть придёт за всеми нами, Гарри, — продекламировал Драко. Не Поттер, но Гарри. — Она тебе не Вольдеморт, её не победить.

— Знаю, — Гарри подумал о Седрике, умершем в одно мгновение, и упрямо сцепил зубы. — Но тебе ещё рано.

Драко коротко рассмеялся.

— Что значит «рано»? Кто дал тебе право судить? Кто дал мне право противиться? У нас — ни у кого — нет права выбора. И потом, что ведомо о смерти тебе, Мальчику-Который-Выжил?

Гарри отвёл взгляд, силясь совладать с отчаянием, грозившим выдернуть его из грёзы, швырнув обратно в пропахший смертью и болезнью лазарет, к снежно-льдистым просторам и белым простыням постели тяжелобольного, ко всеобщим отчаянию и безнадёге.

— Ты чего на меня взъелся? — в итоге выдавил он.

Ни слова в ответ, лишь лёгкое прикосновение к плечу — покосившись, Гарри увидел руку Драко, худую и загорелую, с белыми следами шрамов вдоль ладони и у большого пальца.

— Может, потому что легче уйти, когда ты сердишься. Но…

— Так не уходи.

— У меня нет выбора, — пальцы на плече Гарри стали твёрже. — Вдумайся, каково это для меня — не иметь выбора? Я же Малфой! А мы ненавидим, когда нас принуждают. Даже мой отец…

— Он сам вынес себе приговор, — отрезал Гарри. — Ты не виновен в его прегрешениях. Когда-то — может быть, но не сейчас.

— Гарри, я не собираюсь накладывать на себя руки — я просто принимаю неизбежное.

— Неизбежного нет.

— Разве что для тебя, — вяло отозвался Драко, и Гарри метнул в него взгляд, заметив и прячущуюся под налётом благополучия печать усталости, и бледность, невесть каким образом пробравшуюся на вроде бы пышущее румянцем лицо, и вымученную улыбку, и частое дыхание, от которого вздымалась и опадала его грудь… — Я — не ты, — продолжил Драко. — Поди, считаешь, будто тебе я и обязан отпущением грехов… Ничего подобного — я всегда делал лишь то, что хотел. Хотел драться с тобой и за тебя — и дрался, так что, если я и изменился, то исключительно по эгоистическим соображениям, как, впрочем, и всегда. Не оплакивай меня, Поттер. Пусть я изменился, однако же, не до такой степени.

— А теперь ты ещё и врёшь, — гневно вскинулся Гарри — и зря: Драко поджал губы.

— Я не лгу, — холодно отрезал он и до того, как Гарри успел шевельнуться, отпихнул его и вышел из библиотеки.

Благодаря Рону третье путешествие стало не таким пронизывающе-ледяным, как два предыдущих: его руки хранили уютное тепло в обтекающей их морозной, чёрной пустоте.

И снова они стояли в ничуть не изменившейся библиотеке, только сейчас было темно — ни свечей, ни факелов, ни тебе пергаментов на деревянных столах…

Джинни выпустила руку Рона, и тот закрутил головой по сторонам:

— Это что — школа? Тысячу лет назад?

Она кивнула:

— Ага. Когда я была тут в прошлый раз, они как раз восстанавливали всё из руин, оставшихся после битвы Основателей. И никаких учеников не было — не знаю, есть ли они сейчас, времени прошло не так уж и много…

— Угу… — Рон, поёживаясь, продолжал оглядываться. — Холодрыга.

— Точно… Странно… — Джинни вздохнула. — Думаю, сейчас в Хогвартсе пусто — студенты бы не позволили, чтобы их заморозили заживо.

Рон молча подошёл к двери и, отворив, выглянул:

— Там тоже тьма-тьмущая, — сообщил он.

— Тс-с, — Джинни по-быстрому зажгла палочку и присоединилась к Рону: коридор, уходящий от библиотеки, был полностью погружён во мрак, не горело ни единого факела. — Ох, не нравится мне это… Бедный Бен… Бедный Гарет…

— Слышал уже, — Рон двинулся вперёд и поманил сестру следом: — Давай сюда.

— А почему туда?

— Не знаю. Интуиция.

— Ты ж у нас Прорицатель, — она пожала плечами и догнала его.

Если б они сейчас шагали в своём времени, то коридор — такой же, как и в «их» Хогвартсе, разве что меньше выщерблин на полу, если, конечно, можно что-то утверждать наверняка в таких потёмках, — привёл бы их к кабинету Дамблдора.

— Туда, — тихо произнёс Рон.

В самом конце коридора теплился свет — хрупкий, словно блуждающий болотный огонёк. Она прищурилась и заторопилась вперёд. Рон наступал ей на пятки.

Сама не зная, почему, Джинни на бегу взглянула на шрам, уродовавший её правую руку, — тот самый, оставленный ей Томом в гриффиндорской гостиной; напоминающий тонкие кружева белый шрам на веснушчатой коже.

Приблизившись к источнику света, они увидели, что это — кончик волшебной палочки, которую держал сидящий на полу человек. Лица видно не было — он уткнулся в скрещённые руки. Чернильно-чёрная мантия обтекала его с головы до ног. Он поднял совершенно больные глаза на Джинни, и она присела рядом, тронула его руку:

— Бен?

Он не улыбнулся. За время их разлуки он не слишком возмужал, разве что на лице появились морщинки, коих не было прежде, — печать скорби и горести отчеркнула его рот и глаза.

Он него пахло алкоголем, лекарствами и металлом.

— А вот и ты… Как Ангел Смерти, ты явилась в обещанное время…

Придя в себя, Гарри опрометью кинулся за Драко и нашёл его в коридоре — слизеринец смущённо оглядывался по сторонам.

— Ты, кажется, заявлял, что за порогом смерть, а я вот вижу лишь блёклые викторианские обои. Надо бы привести в порядок это местечко, согласись?

— Я тебе уже говорил, — чуть запыхавшись, сообщил Гарри, — тут одна сплошная рухлядь.

— Было дело, говорил, однако у тебя ужасный вкус… Не чета моему… — он полуприкрыл глаза и добавил: — Опять тянет… Мне нужно к парадным дверям. Там что-то…

— Нет, — отрезал Гарри и схватил Драко за рукав, но тот проворно увернулся в самый последний момент и решительным шагом направился к лестнице.

— Стой! — метнулся следом Гарри.

— Я не могу больше ждать, — Драко торопился по ступенькам, скользя рукой по отполированным до матового блеска перилам, навстречу горящим внизу факелам, навстречу вырисовывающимся там огромным двустворчатым дверям — вернее, вратам Имения.

— Позволь мне с тобой хотя бы поговорить!..

Драко к тому времени достиг последней ступени. Запрокинув голову, он прищурился и взглянул на Гарри:

— Нам не о чем больше разговаривать.

— Ещё как есть, — теперь их разделяла только одна ступенька, Гарри смотрел на Драко с высоты нескольких дюймов — того обрамляли уходящие вверх узкие прорези-окна по бокам от дверей, в которых свивалась дымная серая пустота. — Дай мне взглянуть на твои запястья.

— Запястья? — Драко уставился на Гарри так, будто тот свихнулся, потом медленно протянул руки ладонями вниз.

Гарри повернул их, увидев на левой ладони белый шрам-молнию, перечёркнутый и практически стёртый более свежими — на ладони и на запястьях — толстыми, белыми, напоминающими извивающихся змей. Судя по ссохшимся краям, заживали они долго. Драко тоже смотрел на свои руки.

— Я всё отдал, — задумчиво заметил он, — больше у меня ничего нет.

— Ты это сам с собой сделал?

Драко отдёрнул руки:

— Если тебя интересует, хотел ли я свести счёты с самим собой, то нет. Ни к чему, по правде говоря.

— Говоришь, отдал всё, что имел? Так по чему же ты тоскуешь?

— Ну, коли спрашиваешь… — Драко мотнул головой, спиной вперёд сошёл с лестницы…

… Нет! — Гарри кинулся, отрезая ему дорогу к дверям, за которыми завывал ветер.

Слизеринец раздражённо фыркнул:

— Поттер, меня эти человеческие шахматы уже порядком утомили.

— Знаю, — вскинул руки Гарри, как если бы пытался что-то поймать. Пальцы сжались и сжали то, что он и пожелал — меч Гриффиндора. Красные камни на эфесе. — Но если хочешь пройти, тебе придётся сразиться со мной.

Уголки губ Драко приподнялись краями облизанной пламенем бумаги:

— Сразиться? Ты, должно быть, шутишь.

Гарри мотнул головой. Во рту было солоно, вкус отдавал медью.

— Я никогда не был так серьёзен.

Драко потрясённо покачал головой:

— Что ж… — он тоже поднял руку, в которую ладно лёг, блеснув серебром и чернью, Terminus Est. — Однако пощады не жди, — добавил он, опуская клинок и бросаясь на Гарри.

— Бен, ты как? — позвала Джинни.

Он не ответил. Упёршись в стену, медленно поднялся, и теперь она увидела, что чёрная мантия на нём вся в кровавых пятнах — местами ещё непросохших, поблёскивающих в свете факела.

— Ты поранился?

Бен мотнул головой:

— Увы, нет.

— Он пьян, — шепнул ей на ухо Рон.

Джинни сдвинула брови, а Бен прищурился:

— Это ещё кто?

— Мой брат Рон.

— А, верно… — вспомнил Бен. — Мы встречались… — взгляд покинул Рона и вернулся к Джинни. — Брат — это дело хорошее…

— Согласна, — мягко произнесла она. — Бен, если тебе нужно…

— Ничего мне не нужно, — огрызнулся он. — Давай не будем играть в игры: ты пришла сюда не затем, чтобы выяснить, что нужно мне, а ради того, что нужно тебе. Верно?

Джинни ошеломлённо молчала. За неё отозвался Рон:

— Нам нужен рунический браслет.

Бен поднялся и медленно указал рукой на дверь, под которой сидел.

— Там.

Джинни и представить не могла, что один-единственный слог может прозвучать настолько похоронно.

Комната была узкая и маленькая, с каменными стенами; свет попадал внутрь через узкое окно под самым потолком, проливаясь на заставленный зельями и заваленный битыми склянками стол, с краёв которого на пол текло что-то липкое и красное. Воздух был спёртым — дымным, сладковатым, навевающим мысли о смерти.

Кровать. Резного дерева, старинная, с чёрным пологом.

А на кровати лежал прикрытый до пояса шкурами полуобнажённый мужчина, лицо его было мертвенно-бледным — Джинни даже не сразу сообразила, что это Гарет.

— Он умер? — спросил Рон, нарушив хриплым голосом больничную тишину.

Джинни не смогла ответить: Гарет был недвижим, и этой неподвижностью как две капли воды походил на Драко, замершего сейчас в лазарете мадам Помфри. Его грудь пересекала ужасающая рана с набухшими и почерневшими краями, светлые волосы слиплись, приклеившись ко лбу. Наконец Джинни неуверенно коснулась его руки. Та была холодна, как лёд.

— Думаю, да…

Всё происходило совсем не так, как она предполагала — гораздо, гораздо хуже: она-то убеждала себя, что сумеет пережить смерть Гарета, потому что ко времени её прихода в этот мир он был уже давным-давно мёртв… Но, как выяснилось, парадоксы времени горя не умаляют…

Она опять подумала о Драко и, всхлипнув, отпустила руку Гарета.

— Вы закончили? — в дверном проёме стоял взмыленный Бен в окровавленной мантии. — Забрали что там вам было нужно?

Джинни неуверенно качнулась от кровати:

— Бен…

Решительная рука Рона легла ей на плечо, подпихивая обратно.

— Джинни, снимай браслет. Снимай, — прошипел он ей в ухо.

Чувствуя хмурый, полный предгрозовой ярости взгляд Бена, она снова потянулась к руке Гарета — это было всё равно, что дотронуться до статуи. Сглотнув подступившее к горлу инстинктивное отвращение, Джинни сомкнула пальцы на холодной стеклянной полоске, сдёрнув её безо всяких усилий: та легла в ладонь, словно только этого и ждала.

Она услышала, как сипло втянул ртом воздух Бен. Он не отрывал от неё глаз, а она стояла с руническим браслетом в руке.

— Значит, правда, — совсем другим тоном произнёс он. — Значит, он действительно умер.

Рон, встревоженный выражением его лица, загородил сестру, но, похоже, Бен совершенно утратил к ним интерес: будто слепой, он кинулся вперёд и рухнул на колени подле смертного ложа Гарета, уткнулся лицом в покрывала и что-то неразборчиво зашептал. Джинни решила, что он плачет — так тряслись его плечи, да и хриплые вздохи слишком напоминали судорожные всхлипы истязаемого пыткой человека.

— Рон… — она взяла брата за запястье: всё подсказывало, что такому горю не нужны свидетели. Она попробовала увести его, но Рон замер, вытаращив глаза и открыв рот.

— Так вот что я видел… — вдруг прошептал он. — Моё видение… Драко на кровати, Гарри рядом — оказывается, я видел не их, это были…

— Рон! — Джинни подтолкнула его, и он медленно подался, продолжая смотреть через плечо даже тогда, когда она силком подтащила его к себе, накинув на шею Хроноворот.

Гарри пригнулся и отбил удар. Лязгнула сталь. Драко не покривил душой — он действительно не собирался давать ему спуску. Рубящий удар, и пусть Гарри увернулся, клинок самым кончиком рассёк рукав.

— Боже, Малфой! — невольно ахнул Гарри.

— О, я уже опять Малфой, да? — Драко умело прорвался сквозь блок, и Гарри вновь остановил его в самый последний миг. Сшиблись, рассыпая искры, мечи. — Я предупреждал — пощады не жди.

— Но почему… Почему?!

— А почему бы и нет? — опять удар, на этот раз выше — Гарри поднырнул под меч, врезавшийся в деревянную панель над его головой.

— Ты, никак, разозлился, — распрямляясь, сухо заметил он.

Драко занимался выдёргиванием меча из стены.

— А ты стоишь на пути между мной и моей смертью, — сообщил он. Полыхнул летящий вниз клинок, и Гарри снова отразил удар, твёрдо, как и учил его Драко, стоя на ногах. Ему бросилось в глаза, что в этом поединке тот использует движения и выпады, которые когда-то показывал. Захоти он действительно ранить соперника, непременно бы изобразил нечто иное, нечто, к чему Гарри не был бы готов, верно? Ободрённый этой мыслью, гриффиндорец ринулся на Драко, перехватывая инициативу и вынуждая Малфоя отступить на шаг.

— Отличный выпад, Поттер, — глаза его стали серебристыми щёлочками.

— Твоё время ещё не пришло, — пробормотал Гарри между вдохом-выдохом. Пот тёк по лицу, ел глаза. — Не тебе говорить, когда…

— …но и не тебе! — Драко вспрыгнул на нижнюю ступеньку лестницы, вмазав по мечу Гарри с силой, способной оставить кровоподтёк на пальцах соперника. — Это моя жизнь! И моя смерть!

— Но почему? Почему ты не хочешь бороться? Почему не желаешь сражаться за каждую минуту, каждый возможный шанс исцелиться?! Почему нет?!

— Да потому что устал! — в гневе рявкнул Драко и нанёс очередной удар — куда более яростный, нежели предыдущие. — Достала меня это борьба, достали сражения, достало это бесконечное, бессмысленное, бесполезное… — схлестнулись клинки. Гарри смотрел на Драко сквозь скрещённые мечи. — На кой, Поттер? — полушёпотом поинтересовался тот. — Умри я сейчас, я уйду во славе, верно? Пал в битве против Вольдеморта. Dulce et decorum est.

— Чего-чего?

— Да уж, с латынью у тебя всегда имелись проблемы, согласись? Заклинания ещё туда-сюда, а вот всё что помимо… — голос Драко звучал слишком измотанно, чтобы соответствовать презрению, вложенному в слова. — Если я выживу, — чётко выговаривая слова, будто Гарри был тугим на голову ребёнком, — слава поблекнет, растворясь в обыденности… Ты… Ты всегда будешь особенным. Мальчик-Который-Убил-Вольдеморта. У меня была цель, пока этой целью был ты. А теперь… Что мне делать теперь, когда я больше не нужен тебе?..

В этот раз холодная тьма не имела конца-края. Выл в ушах ветер, леденела в жилах кровь, превращая пальцы в когтистые сосульки. В бесконечной пустоте, пролёгшей меж прошлым и настоящим, глохло всё — Джинни не слышала даже цокота собственных зубов. Потом бренькнуло, будто что-то — возможно, льдинка — разбилось, и серая хмарь пропустила её к свету и теплу, в мир, наполненный звуками. Колени подогнулись, и она осела на пол, крепко-накрепко стискивая драгоценный браслет.

На плечи легли чьи-то руки, помогая подняться, — бледный, прикусивший губу Рон.

— Джинни?..

К ним через всю библиотеку летела Блез, и волосы за ней вились, будто пламя факела.

— Джинни! Что с тобой? Вы появились, и ты вдруг… упала…

— Всё в порядке, — заверила Джинни, слыша напряжение в собственном голосе и прекрасно осознавая, что это неправда. Хорошо, Рон продолжал поддерживать еёза плечи — её до сих пор трясло. Она опустила взгляд к браслету в руках. Его края были подёрнуты инеем.

— Получилось! — ахнула Блез, падая рядом на колени. Рон убрал руки, и у Джинни под ложечкой тут же засосало, волна темноты поднялась изнутри, грозя накрыть с головой. Она собрала все силы, чтобы воспротивиться, в итоге всё же не дав взять над собой верх.

Вдох. Выдох.

— Получилось.

Взбесившаяся земля под ней раскачивалась из стороны в сторону. Она посмотрела на браслет — тот по-прежнему слабо светился, несмотря на трансвременное перемещение.

— Но что делать теперь, я не знаю: это ведь всего лишь браслет, а не противоядие. Может, мы должны его истолочь, а может…

— …а может, отнести Снейпу, — решительно перебила Блез.

Рон развернулся к выходу:

— Я в лазарет, нужно обо всём рассказать Гарри и Гермионе.

— Спасибо, Рон, — Джинни напоследок сжала его руку. — Спасибо, что сходил со мной.

— Само собой, — у него по-прежнему был несколько оглушённый вид.

Блез нетерпеливо потянула её за рукав — из библиотеки, к лестнице и дальше вниз. Она крепко держала Джинни за руку, за что та была ей признательна — в противном случае бы точно сверзилась со ступенек, скатившись, к его превеликому изумлению, под ноги к Снейпу.

Профессор был, как обычно, в своих подземельях, торчал у длиннющего стола, заставленного флаконами и фиалами всех размеров, засыпанного фильтрами и порошками, заляпанного чем-то липким, заваленного чешуёй дракона, тритоньими глазами и ногтями боггарта. Сам Снейп нависал над булькающим котлом, опустив туда скользкие от пота и пара патлы. Он поднял на визитёров взгляд усталых, в красных прожилках глаз и скривился:

— Какого чёрта вам тут нужно?

Джинни открыла было рот, однако слов не подобрала, усталость и головокружение лишили её дара речи, так что браслет профессору зельеварения протянула Блез.

— Джинни нашла недостающий компонент противоядия, профессор Снейп, — заявила она.

Снейп поднял сначала одну бровь, потом вторую.

— Понятно. Значит, мисс Уизли снова что-то примерещилось? Осмелюсь напомнить: на прошлой неделе вы прислали мне абсолютно никчёмный цветок — надо думать, тоже решили, будто это часть противоядия, да?

Джинни почувствовала, что краснеет.

— Это был flora fortis, — выдавила она. — Волеукрепляющий цветок.

— Осот обыкновенный, — прервал Снейп, махнув рукой в сторону подоконника, где в ёмкости с землёй вяло желтели цветочки. — Вон они растут — может, в качестве комнатного растения они ещё и приемлемы, однако же к противоядию отношения не имеют.

Похоже, Блез хотела что-то сказать, но Джинни опередила:

— Это — другое. В нём кровь серебристого дракона.

Глаза Снейпа моментально заледенели:

— Быть того не может.

Джинни вытащила из-за пазухи цепочку с Хроноворотом, который поблёскивал даже здесь, в грязно-тусклом полумраке.

— Дамблдор дал мне… — начала она, но Снейп дрожащими руками уже вырвал браслет из пальцев Блез:

— Я видел его у Поттера… Вы хотите сказать…

Джинни помотала головой:

— Это не тот же самый браслет, что носил Гарри, в том уже не было драконьей крови, её забрали.

Снейп начал медленно крутить в руках мерцающую красным полоску, потом провёл длинным белым пальцем по поверхности выгравированных на нём рун — одна выглядела, как крыло, другая — словно лучистое солнце, а третья, подумалось Джинни, похожа на сердце.

Она услышала, как у него занялось дыхание.

— Разбитые сердца выбалтывают свои секреты… — он нажал большим пальцем на руну с сердцем.

Раздался хруст, точно сломалась кость, и браслет распался на два полукруга, из краев которых в котёл на столе тонкой струйкой полилась серебристая жидкость. Зелье в нём немедленно перестало булькать, сменив цвет на звонко-золотой.

Блез ахнула:

— Противоядие!

Лязгали, сшибаясь, клинки.

— Ты всегда будешь нужен мне, — задыхаясь, пропыхтел Гарри. У него начали ныть запястья.

— Врёшь, — Драко нападал, спускаясь по лестнице и тесня Гарри. — Я был нужен тебе во время войны, потому что мог научить тебя сражаться, и тебе была необходима вся возможная помощь. Однако сейчас в кои-то веки выпал шанс зажить обычной жизнью, о которой ты всегда так мечтал, правильно? Не желаешь ли поведать мне, как чистокровный слизеринец — слизеринец до мозга костей, вдобавок привыкший убивать направо и налево, вдобавокв прошлом отличавшийся весьма сомнительным с моральной точки зрения поведением, — способен помочь в этом сводному брату, с коим связан телепатическими узами?

— Рехнуться можно, сколько чуши ты способен нагородить, одновременно занимаясь чем-то ещё.

— Благодарю, — скромно кивнул Драко и снова заставил Гарри отступить.

— Ладно, может, ты и прав, и ты мне действительно не нужен в прежнем смысле этого слова.

Драко вдохнул — резко, звонко, как будто надломился наст.

— Наконец-то правда.

— …но я всё равно не понимаю, в чём дело, — продолжил Гарри. — Да, друзья помогают в сражениях, но это же не причина дружбы, а следствие! Это вообще не причина — ни для дружбы, ни для любви, ни для…

— Любви?.. — чуть высокомерно перебил Драко. — Ты ведь обожаешь о ней говорить, верно?

…Да не очень, — подумал Гарри.

— Нет, — заявил он. — Просто, в отличие от некоторых, не собираюсь всю жизнь избегать этой темы — только и всего.

Меч Драко метнулся в сторону и аккуратно срезал пуговицу с манжета гриффиндорца. Та клацнула по мраморному полу и откатилась куда-то под ноги. Холодный воздух лизнул голое запястье.

— Это всё девичьи забавы, — произнёс Драко, — бесконечная трескотня о любви, как если б ту можно было пригвоздить булавкой, словно бабочку. И потом, в словах же смысла нет, согласись? Имеет значение не то, что ты говоришь, а то, что делаешь.

— Тогда ты — любишь. Я видел это во всех твоих делах. Причина не в твоей неспособности любить, а в том, что ты боишься признаться в любви…

Драко утомлённо фыркнул:

— Поттер… — рука его дрогнула, и лезвие полоснуло Гарри по груди.

Сердце Джинни взмыло и… оборвалось. Они со Снейпом обменялись полными сожаления взглядами — впервые за всё время их общения настолько понимающими.

— Это не противоядие, — как можно мягче пояснила она, точно вероятная сердечная боль Блез сейчас играла определяющую роль. — Противоядие должно настояться в течение тысячи лет.

Если она ждала от Блез крика, то зря — та лишь внезапно покраснела, будто в припадке ярости, и с трудом сглотнула:

— Значит, всё впустую?

— Не впустую. Так и случится, если… если я отнесу его в прошлое и спрячу где-нибудь… Где-нибудь, где его никто не потревожит до наших дней.

— Но ведь ты не можешь снова отправиться в прошлое… — Блез испуганно осеклась, получив в ответ взбешённый взгляд.

— Мне нужно найти место, где никто не найдёт противоядие — только и всего… — отрезала Джинни, как вдруг их обеих вспугнул громкий вздох Снейпа. Половинки рунического браслета в его руках подрагивали, и едва он осторожно положил их на стол, как те скользнули друг к другу и соединились — так сливаются воедино две капли воды.

— А вот это уже браслет Гарри, — уверенно произнесла Джинни и взяла его — браслет ещё разок дёрнулся в пальцах, будто живой, и затих.

Она надела его на руку.

— Для противоядия мне нужен сосуд.

Снейп посмотрел на неё из-под тяжёлых век, и Джинни вдруг подумалось, что он прекрасно знает, что бы сейчас сказала Блез, позволь она договорить ей до конца. Однако зельевар уронил единственное:

— Верно.

Взмах палочки — и пламя под котлом погасло. Снейп отправился за флаконом, оставив Джинни смотреть на бледно-золотую жидкость, цветом точь-в-точь как мантия, что подарила ей мать и что была на ней в день, когда Драко едва не поцеловал её у озера. Глаза защипало и, к её вящему ужасу, две слезинки сорвались со щёк и упали в котёл. Джинни шарахнулась назад, судорожно отирая лицо:

— Я всё испортила?!

Снейп взглянул на неё с каким-то странным выражением:

— Отнюдь.

В руках профессора было два фиала: один — красного стекла с пробкой из желтоватого камня, другой — прозрачный, с каменной пробкой цвета вина. Снейп поделил между ними противоядие и подал Джинни, присовокупив несколько лаконичных советов. Она ошарашенно кивнула, а спустя мгновение Блез уже волокла её за руку вверх по лестнице — прочь из подземелий, пропитанных волглым жаром и запахом распаренной листвы.

— Ненавижу это место, — поделилась слизеринка на бегу. — Вечно эта капустная вонь… Мы, кстати, сейчас куда?

— В библиотеку, — скомандовала Джинни. — Мне нужно ещё кое-что посмотреть.

Дверь в лазарет раскрылась, и Гермиона подняла взгляд навстречу слегка очумелому Рону. Тот протопал в палату и тяжело плюхнулся на стул меж ней и Гарри. Гермиона отложила книжку, которую, впрочем, и не читала.

— Рон, что с тобой?

Прежде чем ответить, он посмотрел на Гарри:

— Уснул?

Поколебавшись, Гермиона кивнула:

— Если можно так выразиться.

Гарри беззвучно свернулся в своём кресле, подложив руку под чумазую щёку. Глаза его были закрыты, однако ресницы безостановочно подрагивали. Гермиона потянулась пожать его пальцы, но удержала себя, боясь разрушить хрупкие тенёта наконец-то изловившего его сна.

— Наверное, оно и к лучшему, — Рон тыльной стороной руки потёр утомлённые глаза и наклонился к Гермионе, полушёпотом продолжив: — Джинни пользовалась хельгиным Хроноворотом.

— Знаю. Она меня предупредила, — ответила, пряча надежду в голосе, Гермиона. — Она… что-то нашла?

— Она принесла рунический браслет и сейчас у Снейпа — выясняет, что к чему.

Книга вывалилась из пальцев Гермионы, но Рон успел поймать её до того, как та грохнулась на пол.

— Рон, ты думаешь… это… возможно?..

Он, перехватив, стиснул её кисть, и у Гермионы мелькнула неуместная сейчас мысль, чувствует ли он отчаянное биение её пульса под своими пальцами.

— Гермиона, я не знаю. Но вот что я тебе скажу — помнишь, как я рассказывал, будто видел мёртвого Драко и убивающегося над ним Гарри?

Она кивнула.

— Я ошибся. Я видел совсем другое. Гермиона, ничего не могу обещать, но…

Гарри вдруг ахнул — резко и судорожно, оборвав Рона на полуфразе. Друзья удивлённо развернулись к нему и увидели кровавое пятно, красным цветком распускающееся на груди.

В пятый раз пронзая время, Джинни промёрзла до костей — она даже не представляла, что, оказывается, можно так окоченеть: летишь словно через бескрайнее арктическое пространство. Кожу покрыла изморозь, пришлось зажмуриться, чтобы лёд не выжег глаза. Земля налетела, будто поезд-экспресс — ударила снизу, сшибла с ног. Джинни кувыркнулась вперёд, сжимая в руках драгоценнейшие флаконы, и замерла — слабая, как котёнок. Кружилась голова. Девушка чувствовала себя настолько плохо, что даже не могла открыть глаз.

В итоге она всё же их открыла. И даже села.

Библиотека.

Снова не горят настенные факелы — ночь, время теней.

Она медленно поднялась, промаргиваясь, чтобы приноровиться к темноте. Голова болела так, словно содержимое её искромсали ножом.

За спиной раздался звук, и Джинни обернулась — отворилась, впуская свет, дверь. Плечи успокоенно расслабились:

— Бен…

Он приблизился, и Джинни с трудом подавила потрясённый вздох: да, это по-прежнему был Бен, высокий и широкоплечий, но теперь с изрезанным морщинами лицом и седыми волосами.

— Я знал, что это ты.

— Откуда? — улыбнулась она.

— После нашей последней встречи я установил во всем замке Сенсоры Искажения Времени, чтобы они сообщили мне о твоём визите, — голос его тоже изменился, став грубым — по-старчески грубым. — И как ты — преуспела?

— Да, — Джинни протянула ему два флакона. — Это должно настаиваться тысячу лет. Возьми этот, — она подала флакон с красной пробкой, — и вручи тому, кто стал после Гарета Наследником Слизерина. Пусть передают из поколения в поколение. А этот, — она подала второй, с золотистой пробкой, — нужно укрыть в Хогвартсе. Где-то, откуда я смогу достать его через тысячу лет, в своём времени.

Морщинистые ладони Бена приняли фиалы, опустили на библиотечный стол:

— Уверена?

— Уверена, — кивнула Джинни.

— Есть тут один тайничок, которым мы с Гаретом пользовались, чтобы прятать записки — дай-ка взгляну, можно ли его открыть… — он подошёл к стене и начал раскачивать один из камней. Джинни приблизилась:

— Бен, можно мне задать вопрос?

Не поворачиваясь, он кивнул.

— Помнишь — давным-давно вы с Гаретом пришли ко мне в Нору и ты дал мне жёлтый цветок — Волеукрепляющий Цветок. Мне интересно…

Бен улыбнулся. В его руках был небольшой — в два кулака — квадратный камень с оббитыми краями, который он положил на высокий подоконник.

— Это был просто цветок, Джинни. Никакой силы он не давал. Так что всё, чего ты добивалась, ты добивалась сама. Всегда.

— Тогда зачем?..

— Зачем мы вообще приходили? Предположим, меня об этом кое-кто попросил, — он задвинул флакон подальше и вернул камень на место, задыхаясь от усилий.

— Дамблдор?

Бен хмыкнул и поднялся, любуясь результатом своих трудов. Заметив, что камень выдаётся из стены на несколько дюймов, правой рукой вбил его поглубже.

— Пятый от пола, десятый от угла. Сможешь удержать в памяти на ближайшую тысячу лет?

Она кивнула и оглянулась по сторонам, готовя себя к броску в своё настоящее:

— Смотрю, теперь тут есть ученики?

Он утвердительно качнул головой.

— Я глава школы. Приятно чувствовать людей вокруг себя. Становится не так одиноко.

— Так ты не… — Джинни тут же сообразила, что поднимает очень деликатную тему, скорее всего, её совершенно не касающуюся, и закрыла рот.

Он ответил взглядом — не мальчишеским, как тогда, когда они повстречались впервые, не юношеским, когда стал несколькими годами старше, — взглядом доброго дядюшки.

— Знаешь, у каждого из нас в жизни есть один-единственный человек… — иссохшая рука едва ощутимо потрепала Джинни по волосам. — Думаю, и у тебя тоже.

— Н-ну… — сама Джинни как раз не была в этом полностью уверена.

— А он счастливчик, — заметил Бен, опуская руку. — Мы ведь с тобой больше не увидимся, верно?

— Скорее всего, — Джинни уже думала о бесконечной морозной пустоте, ждущей её меж прошлым и настоящим. — Мне бы так хотелось… Так хотелось, чтобы ты пережил эти века… — вырвалось у неё.

Она улыбнулась, но Бен не вернул ей улыбку, лишь поёжился, словно от холода. Она поняла — он подумал о Гарете.

— Однако я не переживу.

От резкой боли Гарри споткнулся, сорвавшись с последней ступени на мраморный пол. Он опустил глаза к рубашке, увидел расцветающее на груди алое пятно и тронул его рукой. Кончики пальцев стали мокрыми от крови.

Пришло осознание, что он впервые испытывает боль во сне, да только тут же, глядя на испачканную руку, сообразил, что это не просто сон, что последствия его действий здесь более чем реальны. Гарри перевёл взгляд на Драко — тот с пепельно-серым лицом замер на ступенях.

— Гарри… — пискнул слизеринец в ужасе.

Свободной от меча рукой Гарри задрал рубаху, и его глазам предстала неглубокая рана поперёк груди, чуть выше сердца — из неё медленно сочилась кровь. Он поправил рубашку:

— Ерунда. Жить буду.

Трясущейся рукой Драко уцепился за перила. Меч безвольно смотрел в пол, однако слизеринец по-прежнему удерживал его в ладони. Его веки полуопустились, и Гарри увидел лёгшую ему на щёки сплетеньем серебристых кружев тень от ресниц, — к лицу прилила кровь, вспыхнули скулы — теперь Драко походил на заляпанную красной краской мраморную статую.

— Я чуть было… чуть было… — пробормотал он.

«Гарри!!!»

Они оба узнали высокий перепуганный голос, ударивший в окна особо яростным порывом ветра.

«Гарри, очнись!!!»

— Гермиона, — завертелся, пытаясь найти её взглядом, Гарри. — Она меня зовёт…

— Ну так ступай, — бросил Драко, и резкость его тона стала неожиданной для обоих.

— Только с тобой. И никак иначе.

Драко тряхнул головой.

— Ты хоть понимаешь, что сейчас просто издеваешься надо мной?! — всё так же резко продолжил он. — Я не могу с тобой пойти. Не могу.

— Значит, я останусь здесь, пока ты…

— Никаких «пока» не будет. Я умираю — яд сжигает меня, от меня остались лишь кожа да кости, разве не видишь?

— Ещё как вижу, — отозвался Гарри. Липкая кровь текла по его животу, вызывая ощущение какого-то странного холода.

Снова вернулся голос:

«Гарри, проснись! Гарри, это Гермиона, ты меня слышишь?»

— Я целовался с ней, — заявил Драко, поймав Гарри врасплох.

— С кем?

— С Гермионой. Я целовался с Гермионой.

— Ну, да, — кивнул Гарри, гадая, к чему тот клонит. — Если я всё правильно помню, ты с ней в прошлом много раз целовался.

— Не в прошлом, — почти с отчаянием сказал Драко, — а на той неделе, ну, может, парой дней раньше — ты ушёл, а мы остались… Как раз после нашей встречи в Полночном Клубе, когда ты оттуда портключнулся. Вспомнил?

Гарри, растерявший все слова, мог только кивнуть.

— Словом, я вернулся в гостиницу, и мы там целовались — и не только целовались…

— Ты с ней переспал? — потрясённо ахнул Гарри.

— Нет… Господи, нет, — в ещё большем ужасе, хотя по-прежнему полный решимости, замотал головой Драко. — У неё было кольцо — то самое, что подарил ей ты, и я остановился… мы остановились… но ведь это уже неважно, верно? — он коротко полухохотнул-получертыхнулся и отвёл взгляд. — Видишь, я же говорил тебе, что, в отличие от других, совсем не изменился. Неужели ты по-прежнему хочешь, чтобы я остался?

Во время шестого путешествия её истязал не холод, а жар — Джинни падала сквозь круги огня, каждый из которых был жарче предыдущего. Ядовитый дым обжигал глаза и нос, когда она, горя и сгорая, низвергалась падшим с Небес ангелом, думая о Томе — о льде его синих глаз и холоде его прикосновений.

Земля вновь ударила, но не по ногам, а в бок — Джинни свернулась на полу, кашляя и давясь пронзившей лёгкие болью.

— Джинни! — чьи-то руки перевернули её на спину, и она увидела перепуганную Блез, чьё нависшее над ней лицо напоминало белый воздушный шарик. Слизеринка говорила ещё что-то, но за рёвом в ушах Джинни не слышала слов.

Всё вокруг смазывалось по краям, и Джинни больше всего на свете хотелось закрыть глаза и нырнуть в подступающую темноту, раствориться в забвении, которое непременно унесёт прочь боль. Но — нет… Нет, нужно сделать что-то важное… Что-то сказать Блез, что-то вспомнить…

— Стена, — вырвалось из иссушенного жаром горла вместе с плеснувшей на подбородок кровью. Она утёрлась ладонью.

Блез была в ужасе:

— Молчи…

— Противоядие. В стене.

Джинни подняла руку, чтобы указать, и увидела, что та в крови. Какое-то время она непонимающе смотрела на свою ладонь: это что — моя кровь?

К ней опять потянулась долгими, кривыми когтями темнота, заякорилась, повлекла вниз.

…Я должна сделать что-то важное, — взмолилась Джинни, но вокруг с неизбежностью наступающих сумерек сгустился мрак, задёрнул мир чёрным занавесом.

— Гарри! — упав на колени, Гермиона схватила его за руки. Рон подумал, что подруга, судя по кошмарному виду, решила, будто случившееся на её совести. — Гарри, довольно, очнись! Очнись, умоляю!

Гарри не шевельнулся. Кровь неспешно стекала по его груди.

Сириус и Чарли повернулись; почувствовав неладное, встрепенулась ото сна Нарцисса.

— Гермиона, отодвинься, — мягко попросил Рон, но она словно не поняла — обвиснув на Гарри, что-то бормотала и бормотала, как если б он мог её услышать. Рон присел рядом: — Может, старая рана открылась… Из тех, что он получил в Румынии…

— Ничего подобного, — голос Гермионы сорвался на всхлип, — это моя вина… Я отправила его в разум Драко… Теперь они умирают вместе… Его затягивает…

— Не говори так! — резко перебил Рон, боясь, что она сходит с ума. Быстрым движением он задрал на Гарри рубашку — кровь сочилась из узкой и, к облегчению Рона, не выглядящей серьёзно раны на груди. — Ну, видишь — просто царапина, ничего страш…

— Что происходит? — над ними возвышался Сириус, рядом с которым стоял Чарли. В углу Люпин о чём-то перешёптывался с мадам Помфри. — Что-то с Драко?

— С Гарри, — пояснил Рон, и глаза Блэка тут же потрясённо распахнулись. — Он…

В воздухе зазвенел полный ужаса визг — так, наверное, заходятся в аду проклятые души. Ахнув, резко села Нарцисса, повернула мокрое от слёз лицо Гермиона:

— Библиотека… — выдохнула она. — Джинни…

Рон пулей вылетел из лазарета. Следом бросился Чарли.

Блез подняла голову на звук — разлетелись в сторону двери, в библиотеку ворвались запыхавшиеся Рон и Чарли. Сама Блез стояла возле горы книг — она перевернула практически всю Запретную Секцию, содержимое которой теперь возмущённо верещало и вопило у неё под ногами. Очередной фолиант истерическим взмахом отправился на пол. Рон подбежал и схватил Блез за руку, он что-то кричал, но она не могла разобрать слов за гамом, а потому замотала головой — рыжие волосы взметнулись вокруг лица.

Он затряс её, вцепившись в плечи, и на этот раз ей удалось прочесть по губам: «Где Джинни?!», однако до того, как она смогла освободиться и указать, Чарли уже выхватил из рукава палочку, выкрикнув какое-то отчаянное заклинание.

Шум стих.

— Хвала небесам, что я здесь преподаю… — Чарли снова спрятал палочку. — Блез, что случилось?

Она вывернулась из рук Рона, выдохнула срывающимся голосом:

— Джинни… Она там…

Рон и Чарли повернулись. Из-за длинного учебного стола Джинни практически не было видно — только вытянутая по полу рука, трепещущий рукав…

Чарли оказался рядом первым, следом кинулись остальные: Джинни лежала там же, где и упала, коса растрепалась, багровая лужа под головой росла на глазах — кровь сочилась изо рта, глаз и ушей, Хроноворот на груди отчаянно пульсировал ещё одним сердцем.

Чарли ахнул от ужаса, бухнулся на колени, подхватил сестру на руки. Глаза её были закрыты, на бледных веках проступили синие вены, грудь судорожно вздымалась и опадала.

— Что случилось? — сдавленно повторил Чарли.

— Она пользовалась Хроноворотом… — начала Блез, но он не дал ей договорить:

— Неважно, сейчас нужно в лазарет, — он поднялся, но в этот миг Джинни зашевелилась, поймав Рона за рубашку. Пальцы оставляли кровавые следы.

— Рон… — так и не открыв глаз, позвала она, и он, побледнев, склонился к сестре, прислушиваясь к тому, что зашептала она ему в ухо. Когда он выпрямился, на щеке остался след, как от какой-то жуткой помады — кровавый след её губ.

— «Пятый от пола, десятый от угла», — Рон вытаращился на Блез. — Это вообще о чём?

У той перехватило дыхание:

— Она указывала туда, — Блез махнула рукой на западную стену библиотеки. — Думаю, она хотела сказать, где находится противоядие.

— Ищите. Увидимся в лазарете, — отрезал Чарли, но едва он двинулся к выходу, Джинни начала брыкаться — и моментально подавилась, закашлялась, заплёвывая кровью его рубашку, враз ставшую мокрой и красной. Он побелел.

Блез метнулась к стене, зашарила по камням:

— Пятый снизу от пола, десятый от угла… пятый от пола, десятый от угла… пятый снизу от пола, десятый от угла… — твердила она, словно молитву, пока не попала на нужный, практически свободно двигающийся в своём гнезде. Она выцарапывала его, ломая ногти — наверное, в другой ситуации она бы расстроилась, но не сейчас. Камень вывалился едва ли ей не на ногу — хорошо, что Рон поймал, — открыв тайник.

Стенки были шершавыми и холодными. Рука что-то нащупала — что-то гладкое и цилиндрическое. Выудив, Блез тут же узнала флакон, который дал Джинни в подземельях Снейп — флакон с золотой пробкой. Её прошиб ужас — а что, если она не справится?! — и слизеринка перепуганно попыталась всучить фиал Рону:

— Противоядие, — дрожащим голосом сообщила она. — Противоядие для Драко.

Рон попятился:

— Великие Маги… — прошептал он. — Нет… Я не возьму — ты что, свихнулась?! А вдруг уроню?!

— Рон! Блез! — гаркнул Чарли, чьё терпение, судя по голосу, висело на тонюсенькой ниточке: поняв, что противоядие обнаружено, Джинни обмякла у него на руках, уткнувшись лицом в плечо. — В лазарет! БЕГОМ!

Он подал пример, развернувшись и помчавшись к дверям.

Блез послушно подчинилась, баюкая флакон у груди, будто дитя, и сердце её сейчас колотилось в такт шагам. Придя в себя, за ними заторопился Рон, промешкав лишь миг — чтобы рукавом свитера стереть со щеки кровь.

Гарри наконец-то нашёл слова:

— Зачем ты мне сейчас об этом говоришь?

— Хочу, чтоб ты знал, — голос Драко чуть надломился, звенькнув на последнем слове. — Знал, за что так отчаянно борешься.

— Малфой… — Гарри попятился и вдруг заново осознал всё, что рядом — и серую бесцветность Имения — полупрозрачного, словно пронзённая зимним светом ракушка, и серые глаза Драко — цвет даже не воды, но воспоминания о ней, не слёз, но вызвавшей их скорби. — Господи, Малфой… Ты вообще какого ответа от меня ждал?

Вцепившаяся в перила рука Драко вибрировала, как скрипичная струна:

— Я думал… ты… ты такой… что, может, простишь меня…

Гарри глубоко вздохнул:

— Ничего подобного.

Сириус осторожно отодвинул давящуюся всхлипами Гермиону и нагнулся взглянуть на Гарри.

— Сириус… это… всё… я… виновата…

— Успокойся, — отсутствующе возразил он. — Скорее всего, обморок или крепкий сон, ничего общего с летаргией, — он отбросил со лба Гарри непослушную прядку. — Напротив — очень даже хорошо.

— Но он не просыпается! Я его трясла, а он не просыпается…

Сириус хотел что-то сказать, когда визг, пронзавший замок до самого основания, внезапно прервался.

— Слава богу… Что ты начала про Джинни — она в беде?

Гермиона молча таращилась на него, потеряв способность двигаться. В первый раз в своей жизни она подумала, что действовала как последняя идиотка, как если б от всех случившихся бед у неё выключились мозги: докатиться до лжи Сириусу? Да как такое могло произойти?..

— Джинни отправилась за противоядием, — выдавила она в итоге.

— Противоядием? — поднимаясь, резко переспросил Сириус. — Каким таким противоядием? О чём ты вообще?

— Ты имеешь в виду противоядие для Драко? — бледная измученная Нарцисса оказалась рядом, меж креслом Гарри и кроватью, на которой лежал Драко. Она осторожно присела подлесына. — Так у Северуса получилось, да?

— Получилось, — кивнула Гермиона, — но достать компоненты было очень сложно, поэтому Джинни пошла к Дамблдору и…

Слушавшая её с широко раскрытыми глазами Нарцисса вдруг надрывно вскрикнула и склонилась над сыном, тот — восковой, бледный — не шелохнулся.

— Поппи! — зашлась воплем Нарцисса, и мадам Помфри моментально развернулась. — Поппи! Сюда, быстрей! Драко не дышит!

— Ясно… — глаза Драко посвёркивали, отражая тусклый свет свивающегося за окном бесцветного небытия. — Видимо, я был дураком, полагая, будто…

— Я не прощу тебя, — отчётливо повторил Гарри, — потому что тебе и не требуется моё прощение. После того, что сделал я… нет — мы оба… не ты, а я должен просить прощения. Что бы ты там ни натворил — я всё понимаю.

Лицо Драко, не отрывающего от гриффиндорца взгляда, просветлело. Его глаза произнесли «ты распахнул наши сердца, и мы смогли утешить друг друга», тогда как вслух сказал совсем иное:

— Если б я попытался заверить тебя, будто не собирался причинить тебе боль, я бы соврал.

— Ты ненавидел меня? Когда сделал это?

Драко не лгал никогда:

— Нет.

— Я не говорю, будто мне не больно, — взвешивая на губах каждое слово, сказал Гарри. — Больно. Но ты можешь делать мне больно — и я всё равно не уйду. Я ведь тоже причинял тебе боль, как ни крути.

— Это другое. Ты — герой. А герои иногда должны забыть о друзьях и выбрать мир.

- Хрень какая, — отмахнулся Гарри. — Ты сам-то от собственных уничижений не устал, Малфой? Далось тебе моё презрение…

Драко промолчал. Глаза его сияли.

— Или всё это ради того, чтобы я тебя отпустил? — Гарри снова поднял меч. — Не бывать тому. Теперь до тебя дошло?

Казалось, Драко вот-вот что-то ответит, но в это мгновение врата Имения распахнулись. Ледяной вихрь рванулся внутрь.

Мадам Помфри подлетела к кровати с палочкой наготове, одним взмахом схватила стоящий на тумбочке флакон, откупорила и вылила содержимое в рот Драко. Захлёбывающийся хрип, вздох, снова хрип — и опять вздох, потом ещё один, как если б юноше приходилось дышать сквозь смолу или песок.

— Началось… — опуская флакон, пробормотала, хмурясь, целительница. — Теперь это вопрос минут…

— Цисси… — Сириус обнял Нарциссу, словно боясь, что та может упасть, но она сидела, распрямившись, рядом с Драко, крепко сжимая в ладонях его руку.

Она напомнила Гермионе статую какой-то греческой богини — кажется, Ниобы, оплакивающей собственных детей.

— Сынок… сынок… — шептала она. — Ступай, если должен… Ступай — легко и изящно — туда, куда отошли твои предки… Я и подумать не могла, что ты пересечёшь реку и отправишься в те земли прежде, чем это сделаю я… Уверена — ты будешь ждать меня на том берегу…

По-прежнему стоящей на коленях Гермионе показалось, что к глазам подступает настоящее наводнение, угрожающее снести все дамбы на свете. Она слепо потянулась к Гарри, вцепилась в его холодную, неподвижную руку… Ремус сжал плечо Сириуса, а тот надломился, уткнувшись лицом в ладони…

…и распахнулась с грохотом дверь: влетел Чарли с Джинни на руках, за ним — Рон и бледная, на грани истерики, Блез, прижимающая что-то к груди с таким видом, будто это наидрагоценнейший во всём мире груз.

Чарли опустил сестру на свободную койку, хрипло кликнул мадам Помфри, а та настолько обомлела, что даже скорбь исчезла с её лица: фельдшерица была готова, что Драко в любую секунду станет хуже, но не к такому повороту событий. Она неуверенно попятилась…

…и Драко снова перестал дышать. Гермиона, не выдержав, всхлипнула, и Блез, застывшая в дверном проёме, опрометью ринулась вперёд в плеске реющих по воздуху огненных волос; когда она оказалась рядом, Гермиона разглядела, что та сжимает в руках фиал с чем-то, напоминающим золото расплавленных галлеонов.

Миг спустя Гермиона уже была на ногах:

— Это противоядие?

Не в состоянии вымолвить даже слово, Блез только кивнула и ткнула флакон Гермионе в руки. Побелевшие лица всех присутствующих моментально повернулись к девушке — так следуют блёклые подсолнухи за заметавшимся по небу солнцем, но для гриффиндорки уже ничего вокруг не существовало, как если б явь вдруг обернулась сном. И в этом самом сне она приняла сосуд из рук Блез, откупорила его, выпустив звонкий аромат трав и меди, весеннего ветра и роз. Всё в том же сне она приблизилась к кровати, наклонилась и сквозь чуть приоткрытые губы влила противоядие Драко в рот.

Драко взглянул на Гарри. Ледяной вихрь разметал его волосы, хлестнул по глазам. Вопреки ярящемуся ветру, вокруг царила удивительная тишина. Лишь где-то кто-то глухо давился криком, полным боли и скорби, но звуки эти доносились из бесконечного далёка…

— Поттер…

Гарри качнулся навстречу.

— Ты беспокоишься, что окажешься не нужен мне теперь, когда всё закончилось. Так вот я тебе скажу — это не имеет значения. Я не желаю нуждаться в тебе, я просто хочу, чтобы ты был рядом. Нужность и дружба — разные вещи, и тебе не хуже моего это известно. Всю свою жизнь ты, Малфой, давал другим то, что от тебя требовали, поскольку надеялся стать для них необходимым. Отцу. Потом мне. Ты не можешь жить ради меня — ты говорил это, и ты совершенно прав. Ты отдал всё, что мог. Больше отдавать просто нечего, — он сделал ещё шаг, и сейчас стоял прямо перед Драко, чуть приподняв голову, чтобы встретиться с ним взглядом. — Ты должен жить ради себя, Малфой. Твоя жизнь с этих пор — только твоя, более ничья: люби, живи — как хочешь, где хочешь, живи собственной жизнью, обрети мир с собой — и ты никогда не потеряешь меня. Обещаю.

Драко хранил молчание. Снял руку с перил и шагнул вниз. Теперь они стояли лицом к лицу — глаза в глаза. Наконец он откликнулся:

— И душа Ионафана прикрепилась к душе его, и полюбил его Ионафан, как свою душу. И потому что полюбил его, как свою душу, Ионафан заключил с Давидом союз…

— Хочешь заключить союз? — оторопел Гарри.

Губы Драко дёрнулись, и он расхохотался — звонко, неспешно, искренне.

— Поттер, твоя буквальность просто умопомрачительна, — он плюхнулся на колени, положив Terminus Est к ногам Гарри.

Гарри последовал его примеру, скрестив на полу его меч со своим. Когда гриффиндорец поднимался, Драко смотрел на него с улыбкой, а когда ладонь Гарри легла слизеринцу на плечо, Имение вокруг них рассыпалось во прах.

Гермиона надеялась, что должно что-то произойти, причём сразу, но увы. Жидкость из сосуда перетекла Драко в рот, и он инстинктивно проглотил её — слава Богу, а то она уже начала бояться, что он захлебнётся. Она убрала флакон и сделала шаг назад, затаив дыхание.

Мгновение. Ещё одно — мучительно-бесконечное.

Ничего.

Потом веки Драко дрогнули, он вздохнул — медленно, долго, легко, — и цвет вернулся на его лицо одним приливом. Осторожно и бесцельно заметались по одеялу руки — и, наконец, открылись яркие, жидкого серебра, глаза.

Нарцисса ахнула… и кинулась ему на шею, сдавливая в объятиях.

Драко был потрясён:

— Матушка, немедленно перестаньте.

Плача и смеясь одновременно, Нарцисса отпустила его, и Драко сел. Он был пока бледноват, однако движения наполнились прежним изяществом, и — вне всяких сомнений — он больше не испытывал боли.

Он по очереди вгляделся в столпившихся вокруг кровати — Ремус, Сириус, Нарцисса, Блез, Гермиона…

— А где Гарри?

— Здесь, — поднялся тот из своего кресла, улыбаясь во весь рот. — Прямо перед тобой.

— Кошмарно выглядишь, — заметил Драко.

— Что делать, — Гарри опустил взгляд к груди. — Ты испакостил мою рубашку.

— О, ну тогда я сделал тебе одолжение — она была просто ужасающей. И вообще, кто сказал, что тебе к лицу поло? Подобный фасончик превращает твою голову в почтовый ящик, — Драко приподнялся, сияя глазами. — Итак, следует полагать, вы таки нашли противоядие.

Гарри стрельнул взглядом в Гермиону. Та кивнула.

— Нашли.

Драко легкомысленно махнул рукой:

— А я и не сомневался. Даже не волновался.

Рассмеялся только Гарри, и Драко, прищурившись, снова обвёл всех взглядом:

— А где Джинни?

Установилась гробовая тишина. Искренне недоумевал один Гарри — никак не мог взять в толк, почему у всех такой вид, — он завертелся, и Гермиона услышала его аханье:

— Что случилось? Что с ней?

Глаза Драко прищурились сильней:

— В чём дело? Что ты имеешь в виду?

В ответ Сириус и Нарцисса чуть отодвинулись, и пред ним предстали лежащая на узкой больничной койке Джинни и хлопочущая над ней мадам Помфри. Рядом стояли Рон и Чарли, и даже через всю палату Драко мог видеть алеющую на рубашке Чарли кровь. Он побелел и дёрнулся:

— Что произошло?

Отозвалась Блез:

— Твоё противоядие. Выяснилось, что оно существует только в прошлом, так что она отправилась за ним туда, а потом обратно, и опять туда, и опять сюда — и всё за короткий промежуток времени. Похоже, это оказалось слишком — вот она и не выдержала… Когда вернулась в последний раз, потеряла сознание…

Рот Драко приоткрылся, он вытаращился на Блез, потом отшвырнул одеяла и попробовал встать, однако был ещё слишком слаб. Сириус взял его за руку:

— Присядь, Драко. Тебе пока рано ходить…

— Я могу ходить, — стальным голосом отрезал Драко. — Пусти. Я хочу её видеть.

— Всё в порядке, — выступил вперёд Гарри. — Он обопрётся на нас.

Сириус взглянул на Гарри и кивнул; вместе они помогли Драко подняться и, подхватив его под руки, медленно дошли до постели Джинни. За ними последовали Блез с Гермионой; Нарцисса осталась и, прикусив губу, смотрела на сына, осторожно бредущего через лазарет. Рядом с ней высился, сложив руки на груди, Ремус, по чьему лицу ничего нельзя было прочитать.

Гермионе доводилось слышать о хроноболезни: на третьем курсе её предупреждала Макгонагалл, хотя все её забеги во времени проходили только на короткие дистанции, так что никакого риска для здоровья не представляли. Да, ей было известно, что с увеличением хронологического расстояния опасность возрастает, причём многократно, если ты что-то переносишь с собой туда-сюда. И всё же она оказалась совершенно не готова к такой Джинни — иссушенно-бледная, с кровавой коркой вокруг рта и под глазами, хриплым дыханием, вырывающимся из горла. Грудь ходила вверх-вниз, вокруг шеи пульсировал Хроноворот.

— Боже мой… — сдавленным от потрясения голосом проговорил Сириус. — Что же такое случилось?! Что пошло не так?!

Мадам Помфри подняла измученное лицо:

— Всё пошло не так. Хроноболезнь исцелить очень сложно, она приводит к отказу всех систем организма: приведёшь в порядок одну — выключится другая. Отойдите, прошу вас… — она придержала Блез, которая, кусая кулак, подалась к кровати. — Она сейчас очень хрупкая…

— Она может умереть?.. — ахнул Гарри, глядя на Рона, но тот уставился в пол, намертво стиснув кулаки.

Мадам Помфри тщательно взвешивала каждое слово. Наконец, она произнесла:

— Да, это весьма вероятно.

Блез зарыдала настолько неожиданно, что все взгляды тут же обратились к ней, и слизеринка, закрываясь руками, отвернулась, похоже, стыдясь своего поведения. Гермиона не могла понять, куда девались её собственные слёзы, ужас словно испарил их в один миг. Перед глазами стояла Джинни — тоненькая, смелая, юная, с косичками, в свитере, с Хроноворотом в руке — умоляющая позволить ей рискнуть собственной жизнью ради Драко.

…И я ей позволила, — осознала она. — Ради всего святого, умоляю, пусть с ней всё будет хорошо! Клянусь, больше никогда не буду обращаться с ней, как с соплячкой… Пускай с ней только всё будет хорошо — и я даже порадуюсь за них с Драко, если таковое случится — клянусь! Только бы с ней всё было хорошо…

Чарли, едва слышно чертыхаясь, отвернулся к стене, а Гермиона, воспользовавшись мгновением, рискнула посмотреть на Драко. Его совсем недавно розовевшие губы опять превратились в бескровную ниточку.

— Отпустите, — таким же бесцветным, как и его лицо сейчас, голосом произнёс он и вывернулся из рук Гарри и Сириуса.

Шаг — мадам Помфри подняла к нему предупреждающий взгляд, но протесты умерли у неё на губах, когда Рон буркнул:

— Пусть.

Драко тихо продвигался — хотя не с былой легкостью, однако не как калека. Он склонился над Джинни, нежно прикоснулся к её бескровному лицу, зашептал на ухо — закрыв их от мира, свесились на лицо волосы, и Гермиона не услышала ни единого слова, хотя, пожелай она этого, догадалась бы без труда.

Драко выпрямился. Джинни чуть качнула головой на подушке, но глаз не открыла, дыхание её стало резче, кровь снова полилась из угла рта. Песочные часы бились и бились у неё на шее вторым сердцем.

— Мне нужно ею заняться, — сказала мадам Помфри и решительно, хотя и мягко, отодвинула Драко. — Иначе она захлебнётся собственной кровью.

Драко как-то странно охнул и попятился, чуть не рухнув на Гарри. Тот успел вовремя подхватить его, удержав на ногах. Едва фельдшерица с палочкой наготове взялась за Джинни, двери лазарета вновь открылись, впустив Симуса.

Гермиона уставилась на него в полнейшей оторопи: она, можно сказать, вовсе забыла о его существовании. Он был одет весьма аккуратно — чёрные брюки и рубашка, которых она не могла припомнить в его гардеробе, подчеркнули пшеничный цвет волос и синеву глаз. Он шествовал с такой уверенностью, что Рон невольно дал ему дорогу и даже мадам Помфри не возразила, когда он направился прямиком к Джинни.

— Она умирает, — заявил он.

— Симус Финниган! — опомнилась мадам Помфри. — Я понимаю, что вас расстроило случившееся с вашей девушкой, но будьте так любезны — немедленно отойдите…

Симус словно бы не слышал её — вместо этого он сжал в кулаке часы, висящие у Джинни на шее. Драко рыкнул и качнулся вперёд, но Гарри не пустил, а Симус резким движением вдруг рванул древний хельгин Хроноворот — звонко лопнула цепочка; сам Хроноворот, по-прежнему вспыхивая необычным светом, полетел на пол, Симус наступил на него…

…и раздавил.

Драко вырвался из рук Гарри:

— Дебил! — заорал он на Симуса. — Ты что натворил?!

Тот ответил спокойным взором.

— Лучше взгляни на неё, — посоветовал он и указал на Джинни.

Все обернулись, и Гермиона услышала своё аханье: Джинни снова порозовела и начала дышать ровно и спокойно. Мадам Помфри прикоснулась к её груди палочкой, шепча какое-то заклинание, а когда отняла её, то кончик палочки светился успокоительным, здоровым розовым светом. Фельдшерица беспомощно огляделась:

— Она пошла на поправку… Она выздоровеет…

Чарли выдохнул — наверное, это был самый долгий выдох на свете. Рон хлопал глазами в состоянии полного обалдения, а Драко, так и не обретший ещё способности говорить, привалился к стене, и всё же Гермиона не упустила из виду, как сжались его кулаки, когда он смотрел на Симуса. А тот будто ничего не заметил:

— Вот и всё, — и вышел из лазарета.

Дверь захлопнулась.

Мадам Помфри с тревогой смотрела ему вслед:

— Какой… странный мальчик… — покачала она головой. — Не припоминаю за ним ничего подобного…

— Будь здоров, какой странный, — уронил Драко.

Сириус обернулся к нему:

— А ты бы мог и порадоваться. Ведь он спас Джинни жизнь, — он подошёл, подцепил Драко под локоть. — Ну-ка… Того и гляди, рухнешь, где стоишь. Пойдём-ка обратно в кровать…

Драко было упёрся, но Блез подхватила его под вторую руку, и вдвоём они вернули его, ни с того ни с сего удивительно послушного, на место. Однако Гермиона видела его лицо, когда он проходил мимо, и уловила резкий блеск, притаившийся в глубине его глаз — точно он узнал нечто, не доставившее ему никакого удовольствия. Что-то задело её руку — Гарри смотрел на неё серьёзным взглядом, но вопреки этой суровости она снова узнала своего Гарри — не призрак, коим он был все эти дни, а Гарри — тёплый, настоящий.

Она сжала, а потом выпустила его руку; увидев проблеск неуверенности в его взгляде, присела и начала собирать осколки Хроноворота — те алмазами сверкали средь белого песка и гнутых звеньев цепочки. Когда она добралась до смятой ботинком Симуса застёжки, перед глазами наконец-то поплыло — вернулись заблудившиеся слёзы, неудержимые и горячие.

Гарри опустился рядом:

— Гермиона, что такое? Что случилось?

— Сломался… — она показала ему растерзанные остатки того, что когда-то было могущественным Хроноворотом — даром Хаффлпафф своим наследникам. — Навсегда сломался….

— Ну и пусть… — Гарри нежно потянул её к себе. — Нам он больше не нужен, Гермиона… Он нам больше никогда не понадобится, — повторил он, и она уткнулась ему в плечо, дав волю слезам.

Джинни выплывала в действительность из объявшей её мягкой темноты. Она открыла глаза навстречу ещё большей тьме, пронзённой то там, то тут узкими полосками света. Сознание возвращалось нехотя.

Запах мыла и лекарств, жёсткая кровать, крахмальные простыни… Лазарет. Ночь. Во рту сухость и горечь, точно от горелого тоста.

…Драко! — ахнула она, вспомнив, как отключилась в библиотеке, отчаянно пытаясь объяснить Блез, где противоядие — нашли ли они его?

Внезапно иссохшего рта коснулось что-то холодное, меж растрескавшихся губ потекла вода.

Вода!

Она с благодарностью сделала глоток.

— Ну-ну, не спеши, — произнёс знакомый голос, — а то подавишься.

Джинни немедленно подавилась. Стакан исчез, и она попробовала сесть.

— Драко? — спросила, вернее, попыталась спросить она, потому что смогла выдавить лишь хрип.

— Тс-с, — признаться, это было совершенно излишне. — А то разбудишь сейчас своего братца — он как выскочит, как выпрыгнет, а я не фанатею от желания быть зарубленным Уизли за то, что пытался пробраться к тебе постель.

Джинни всматривалась в него, хотя в ночи различала лишь смутную тень, потом повернулась туда, где спал в кресле едва живой от усталости Чарли.

— А остальные?.. — прохрипела она. — Рон…

— Все в полном порядке. Включая, как ни странно, и твоего покорного слугу, — он отступил к подоконнику, поставил стакан, и теперь Джинни могла толком рассмотреть его сияющие волосы, румяныещёки, чёрный свитер, натянутый поверх пижамы, и ужасно не сочетающиеся со всем этим босые ноги. — Единственный человек, заставивший всех крепко поволноваться, — ты.

— Но я ведь цела, верно?

— Верно, — с несвойственной ему мрачностью кивнул Драко. — И если ты ещё хоть раз попробуешь помереть, спасая меня, я тебя прикончу собственноручно. Уяснила?

— Не совсем, — Джинни притронулась рукой к разрываемой мигренью голове, почувствовав ссохшиеся от крови пряди. — Я что — чуть не умерла?

— Чуть-чуть, — подтвердил Драко и, помедлив, продолжил: — Тебя Финниган спас.

— Симус? Правда?

— Правда.

Очередная пауза.

— Вы с ним…

— Что?

— Вы с ним встречаетесь? Мадам Помфри сказала…

— Я не знаю, — честно ответила Джинни. Была ли она его девушкой? Похоже на то — несомненно, оба вели себя, будто дело обстоит именно так. И потом, теперь она у него в долгу, правильно? — Голова… — прошептала она. — Так больно…

Драко кивнул:

— Позову мадам Помфри — пусть тебе что-нибудь даст, — он встал. — Каких только новостей не узнаешь, вернувшись практически с того света… — добавил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Драко, погоди… Скажи…

Он развернулся:

— Да?

— Помнишь, как я свалилась с метлы во время матча? — он кивнул. — Я потом лежала в лазарете, и кто-то приходил и поцеловал меня. Это был ты?

Во время продолжительной паузы Драко расправлял несуществующие складки на манжетах.

— Ну, я, — наконец признался он.

— А зачем? — измотанная донельзя, она собрала воедино все столь тщательно скрываемые ею чувства. — Зачем ты это сделал?

Драко наконец-то отстал от своего левого рукава.

— Был не прав. Исправлюсь.

— Драко…

Ей хотелось добавить ещё что-то, но ресницы утомлённо смыкались. Замелькали перед глазами картинки — убивающийся над Гаретом Бен, блеснувшее от слёз противоядие, растекающаяся по полу библиотеки лужа собственной крови…

— Теперь с тобой действительно всё будет хорошо?.. — прошептала она.

Последнее, что она услышала перед тем, как уснуть, был его голос:

— «Хорошо» — понятие относительное, однако благодаря тебе утром я ещё буду здесь… — нежное прикосновение пальцев, убирающих волосы с её лба. — А теперь, Джинни Уизли, закрывай-ка глазки… Ты достаточно потрудилась, пришло время и отдохнуть. Спи, моя радость, усни…