Твоя случайная измена (СИ)

Глава 10

Запал мой кончается быстро. Сперва исступлённо давлю на педаль. Дорога пустая, почти. Только редкие встречные фары светят в лицо, вынуждая меня тормозить. Затем понимаю, что всё! Заряд мой иссяк. Беру правее, паркуюсь к обочине. По радио снова Варум. Только теперь ей уже подпевает Агутин:

«Нет в небе моей звезды,

На глубине воды

Где-то она под толщею тайны.

Я буду всегда с тобой,

Буду твоей мечтой,

Буду твоею явью.

Ты будешь всегда со мной,

Я не могу понять,

Как это всё сказать

Смею я…»

И кажется, в этом моменте откровения больше, чем в целом прожитом дне. В целой жизни бок о бок! Как ты посмел? Как-ты-посмел?

Мне так больно, что, даже не слёзы, а стон вырывается из груди. Я прижимаюсь затылком к мягкому изголовью. Пытаюсь унять эту дрожь. До боли сжимаю изгибы руля. И кричу! Нет, стонаю. Для крика нет сил. Будто разом мне вспомнилось всё пережитое. Всё хорошее. Как назло!

И первое слово «люблю», прозвучавшее так внезапно и так откровенно. Первый наш поцелуй, робкий, как будто касание вечности. Первые слёзы, когда его выгнала мама. Моя. Сказав, что Илья мне не пара.

Наши тайные встречи, когда я ей говорила, что иду в библиотеку. Она, наивная, верила! А мы гуляли, взявшись за руки. И целовались до умопомрачения, как будто в последний раз.

Наш первый секс! Мой, первый. У него это было уже не впервой. Как сказала подруга: «Это любовь, детка!». Глаза мои тогда так светились, светилась душа изнутри. И светом этим можно было весь мир озарить.

А потом… Когда он предложил мне руку и сердце, встал на одно колено прямо при всех. И сказал, что любит так сильно, что жизни не видит без той, кого встретил в России. И спрыгнет!

А мы тогда вышли на крышу. Из квартиры нас выгнали, слишком громко звучала гитара в стенах. И спрыгнет тотчас, если она не ответит ему положительно. Я, дура, решила его поддразнить! Говорю, мол, мне нужно подумать. А он погрустнел, поднялся, приблизился к краю. Бросил взгляд на меня. Говорит:

— Или да, или нет.

А я отвечаю:

— Не знаю, слишком серьёзное это решение. Ведь это на всю жизнь?

Он кивает:

— Конечно, на всю, — и ногу заносит над пропастью.

Я испугалась тогда не на шутку.

— Илья, нет! — кричу ему. Шагу сделать боюсь, вдруг и правда, сорвётся!

— Нет? — вопрошает, не глядя на всех. А нас было много на крыше. Ребята стоят, затаившись. Кто-то даже всплакнул.

Я головой покачала:

— Дурак, — говорю ему, — Да!

Сейчас это всё так туманно. Так невзаправдашно. Так далеко. И мне хочется вырвать всё это из памяти. Растоптать! Также, как он это сделал со мной. Только что.

«Шлюха», — звучит его финальное слово. Уж лучше б ударил меня! Это хуже удара. Она, эта дрянь его, значит, не шлюха? А я…

Я рыдаю взахлёб. Как ребёнок, утративший веру в добро. Мне так нужно сейчас чьё-то объятие. Чтобы кто-то погладил по голове. Назвал меня нежно и ласково.

Больно! Как больно. Как горько, и слёзы текут непрерывным потоком. Мне уже наплевать на свой тщательный «грим», в котором я собиралась пойти на свидание. На свидание! И на Эльдара, что, скорее всего, уже ждёт меня там, в ресторане. На шашлык, который, скорее всего, уже жарят для нас.

Я хочу в скорлупу. Чтобы спрятаться там ото всех. И забыть это всё. И уснуть безмятежно…

Как долго я здесь просидела. Машины минуют меня, светят фарами. Кто-то даже притормозил. Доброжелательно помахал, вопрошая, не нужно ли чем-то помочь. Я показала им большой палец. Мол, всё хорошо! И осталась стоять на обочине. Нет сил нажать на педаль. Нет сил продолжить.

Откинув солнцезащитный козырёк, смотрю на себя. В квадратике зеркальца видно мои воспалённые плачем глаза. Тушь потекла, и теперь по щекам разливаются тёмные «реки».

Опускаю взгляд ниже. О, нет! И платье запачкала, дура! Так видно пятно на груди. И зачем я накрасилась неводостойкой? Но, я же не думала плакать! Хотелось смеяться в этот вечер. Радоваться жизни. Принимать комплименты своей красоте.

Смотрю на себя. Красота! Ничего не сказать. Нос опух, под глазами озёра. Губы искусаны в кровь. Ну, уж нет! В таком жутком виде встречаться с мужчиной нельзя.

Можно, конечно, исправить ситуацию. Подкраситься заново, вытереть пятнышко. Не такое оно и большое. Да только лицо не исправишь! Выражение это не замазать ничем. И горечь в глазах, как у побитой собаки! Он увидит меня вот такой… И уже не захочет общаться.

Вытираю глаза кое-как. Присосавшись к бутылке, делаю несколько быстрых глотков питьевой. Привожу себя в чувство. Беру телефон.

«Эльдар», — нажимаю. Гудок напрягает, но выбора нет. Нужно что-то придумать. «Отмазку», — как сказала бы Машка. Ой, Машка… Будет стыдно ей сообщить, чем окончился мой фееричный дебют. Но это потом, а сейчас…

— Настя? — отвечает с тревогой. Очевидно, поняв, что звоню я не просто так.

— Эльдар, — говорю, а точнее, гнусавлю, что сейчас очень кстати, — Вы простите меня! Заболела.

— Что случилось? — говорит он всё тем же встревоженным голосом.

А вдруг мне так нравится его этот тон… Что хочется плюнуть на всё и поехать! Рассказать ему. Пусть посочувствует мне.

«Ох, нет! Хуже некуда», — думаю я. Жалость, сочувствие — это не то, что должно быть между мужчиной и женщиной.

— Наверно, простуда, — говорю я и шмыгаю носом. Голос охрип, и дышать получается ртом.

— Надеюсь, ничего серьёзного? — интересуется он. Так непритворно и искренне! Что сердце моё, потихоньку оттаяв, начинает стучать.

— Нет, я думаю, пару деньков… Не хочу заразить вас!

Он усмехается:

— Главное, поправляйтесь, Настя! Я буду ждать.

— Спасибо, — шепчу я в трубку. И не только за то, что он будет ждать. А за эту беседу. За то, что утешил меня, сам не зная того. Всего парой фраз.

Я отключаю смартфон. На часах уже девять. Ехать домой ещё рано. Я решаю чуть-чуть покататься по городу. Пусть эта сволочь, мой муж, верит в то, что я с кем-то. Мне уже всё равно! Он назвал меня шлюхой. Меня! Ту, кто даже ни словом, ни помыслом, за всю жизнь ему не изменил.

«Всё однажды бывает впервые», — думаю я, выезжая на главную. Пусть, не сегодня! Эльдар подождёт.

Тёмные стволики диких берёзок скользят по бокам. Впереди вижу свет притаившихся сбоку закусочных. Здесь, на окраине города, кормят неплохо. О том говорит громогласная вывеска: «По-домашнему вкусно!». А ещё много фур, припаркованных рядом. Кто, как ни дальнобойщики, знают цену домашней еде?

Торможу и паркую «букашку» под боком одной из таких. Кафе носит гордое имя «Обжорка». Как раз для меня! Аппетит пробудился нешуточный. Со мной всегда так, после сильного стресса…

Внутри тепло, многолюдно. Все столики заняты. Кроме, пожалуй что, одного. Очередь быстро уходит, и я, встав в хвосте, подхожу к официантке. Женщина в фартуке внушает доверие. Невысокая, плотная, она улыбается мне.

— У вас есть еда? — говорю я, сжимая свой клатчик.

Она, смерив взглядом мой облик, кивает:

— А то как же? Еды у нас валом! Что вы хотите?

Позади шепотки. Я только сейчас понимаю, что здесь, в этом зале пропахших солярой мужчин, я одна. В платье в белый горох. В каблуках и с причёской. Но мне совершенно не стыдно! Напротив. Мне хочется есть.

— Я даже не знаю, — гундошу в ответ.

— Солянку возьми, — обращается женщина, и сразу на «ты». Но мне не обидно! Киваю.

— Пюре, — продолжает она, наливает мне суп. Жирный, наваристый и ароматный. Кидает сметану и зелень.

Я, облизнувшись, киваю:

— Пюре.

— И котлету! — сурово добавляет она. Будто пюре без котлеты нельзя.

Я улыбаюсь, ставлю всё на поднос. Туда отправляется хлеб и компот.

— Сколько с меня? — говорю торопливо.

Вдруг сбоку, один из мужчин, ожидавших, пока я сподоблюсь, роняет:

— Можно, я заплачу?

Обернувшись, я вижу дородного парня. Точнее, мужчину. Трудно понять его возраст. Высокий и светловолосый. Футболка заправлена в джинсы. Их держит ремень. Колени все в пятнах, как будто он ползал на них по земле.

— Не стоит, — говорю благодарно, — Я могу заплатить и сама.

— Оно видно, что можете, — соглашается он. И сурово кидает женщине за прилавком, — Картой.

После берёт из тарелки большой круглый пончик, и кладёт поверх хлеба, ко мне, на поднос.

— Ой, не надо! — спешу я вернуть угощение.

Но терминал уже принял оплату.

Мне так неудобно. Беру свой поднос, отхожу. Столик, что пустовал, уже занят. Все смотрят на меня, как на диковинку. Сплошь мужики-дальнобойщики! Вот же забавно им видеть такое в своей «кулинарной обители».

— Вон там есть место, — окликает меня добродетель.

Я иду вслед за ним, ибо выбора нет. Не питаться же стоя!

Столики здесь небольшие. Удивительно, если учесть, что сидят в основном мужики. Не коснуться локтями соседа весьма затруднительно. И я, в компании трёх удальцов, ощущаю себя комаром. Нет, божьей коровкой! Точно. И точки на платье как раз подтверждают сей факт.

— Я столько не съем, — усмехаюсь.

— А вы начните, — подмигнув, утверждает брюнет, самый старший из троицы, — Аппетит приходит во время еды.

Я киваю. Подвигаю к себе суп, вооружаюсь ложкой. И, хлебнув, замираю.

— Ммм, — говорю, ощущая, как тёплая жидкость ласкает меня изнутри.

Стеснение быстро уходит. Они так усердно жуют, что я принимаюсь за дело. Доев, отставляю тарелку.

— Котлету уже не осилю, — вздыхаю, погладив живот. И незаметно ослабив поясок на платье, беру в руки вилку.

— Она, ох, вкусная! — говорит бородач и кусает свою, из свинины.

Моя — диетичная, из куропатки. Пусть так! Но Машка бы точно убила меня, если б видела всё это «пиршество». Мясо нежнейшее, сочное. Корочка так и хрустит на зубах. Оказалось, не так уж и сложно доесть.

Уже запивая компотом сытнейшую трапезу, я выдыхаю. Смотрю на оставшийся пончик — подарок того паренька. Который своим хмурым взглядом то и дело глядит на меня.

— Спасибо, — ещё раз ему говорю.

Он пожимает плечами:

— На здоровье.

— А вас как зовут? — хмыкнув, решается тот, что постарше.

— Я — Настя, — представляюсь смущённо. Беру из салфетницы парочку белых листов и «пеленаю» свой дар.

— Дома чай попьёте, — ободряет меня бородач.

А тот, что по правую руку, молчит. Только смотрит так пристально. Что щёки мои заливает румянец! Он чуть помладше меня. Или не чуть? Лет за тридцать, навскидку. Хотя, может жизнь потрепала его, и ему двадцать семь?

Выхожу я на воздух с трудом. Ощущаю себя Винни-Пухом, который застрял. Пончик в руке, а подмышкою — клатч.

— Что ж, спасибо вам за компанию! — говорю я мужчинам. Все трое, они в полный рост, напоминают мне трёх бравых молодцев, богатырей. Только вот вместо коней у них фуры.

Тот, что меня угостил, смотрит под ноги, губы кусает. Однозначно, он младше меня! Бородач уже курит в сторонке. А тот, что постарше, пихает в плечо «молчуна»:

— Ты б хоть имя своё назвал, дуралей!

— Иди ты, — ведёт он плечом и косится в мою сторону.

— Это Витёк, а я дядь Паша, — говорит их «вожак», и кивает на третьего, — А это Максим.

Тот скворчит сигаретой в потёмках. Я улыбаюсь смущённо. Вот так вот! Хотела поужинать с мужчиной. А получилось — с тремя.

Узнаю, что они возят грузы давно. И уже одолели путь в несколько тысяч км. Удивляюсь их стойкости! Говорю, что впервые здесь ем. Мысленно радуюсь их тактичности. Никто не спросил, почему я одна. Почему так нарядна? Ведь не специально приехала, чтобы котлеты поесть?

Дядь Паша суёт мне визитку их фирмы. Сзади чиркает ручкой ещё пару слов. Получив её в руки, вижу, что там — телефон. Имя «Витя» меня вынуждает взглянуть на него. Интересно, он сам попросил? Или это инициатива его старшего друга?

Как бы там ни было, я с ними прощаюсь. Сажусь в свою «ласточку» и кладу упакованный пончик на пассажирское кресло. Поясок на платье приходится развязать.

Обожралась в «Оброжке»! Комедия, просто! В компании трёх мужиков. Думаю, долго ещё они будут помнить меня и наш ужин. Пускай, и лишённый романтики. Но не лишённый тепла.

Решаю заехать ещё кое-куда. Как раз на пути мне встречается пару автобусных остановок. Выбираю салон, где написано «Евробукет». Красивый букет на рисунке меня вдохновляет войти.

Девушка-консультант, скучавшая всё это время, воспринимает моё появление с радостью. Вид у меня уже сытый, довольный. Обвожу взглядом ассортимент. Бутоны изысканных роз, белых, алых и розовых. Альстрёмерии, гвоздики, ирисы…

Не знаю, что взять! Признаться, я никогда не покупала цветы. Разве что в школу, детям. Но это не то. Сейчас мне нужен букет… Для себя. Да, да! Именно так. Для себя любимой.

Представляю Эльдара. Будь это он, что бы он выбрал? Наверняка, что-то неброское, элегантное…

Считаю деньги. Не так уж и много налички с собой. На сотню роз явно не хватит. Да и зачем ему сотня? Красивых, штук двадцать пять.

— Для кого букетик? — торопится мне подсказать консультант.

Приятная девушка, круглолицая. Она и сама чем-то напоминает цветок. Подсолнух! Такой же улыбчивый, светлый.

Улыбаюсь в ответ:

— Для женщины, не слишком юной, но интересной, — смущаюсь собственной фразе.

Но девушка, всё, очевидно, поняв, щурится так заговорщически. Будто мы с ней подруги!

— Задача ясна, — отвечает с улыбкой.

Она мастерит мне букет из нежных пепельных роз. Добавляет гвоздику, совсем чуть-чуть, для контраста. Хрупкие веточки гипсофилы украшают бутоны поверх. А струйки зелёной травы завершают композицию.

Мне нравится! Оплатив, забираю букет. Прислоняюсь к нему, и вдыхаю. Трепетный, тонкий, пронзительный запах цветов навевает тоску по романтике. Как давно уж никто не дарил мне цветов?

Нет, муж, естественно, дарит! По праздникам. Трижды в год. День рождения, женский день и годовщина свадьбы. Всё это, я уверена, знает его секретарша. Она выбирает цветы. А доставка привозит к порогу. Я радуюсь, и выражаю свою благодарность.

Хотя и эти подарки, и вся наша жизнь, уже превратились в шаблон. Ритуал! Как умыться, проснуться. Как выпить кофе с утра. Наверное, даже самый вкусный кофе, если пить его каждое утро, в итоге приестся и потеряет свой вкус…

Дома тихо. Только телевизор из зала невнятно бормочет. Открыв дверь своим ключом, захожу. Снимаю проклятые босоножки. Мозоль между пальцев большой и болючий!

Вздыхаю, стараясь бесшумно ступать. Букет я при этом держу наготове, как меч. Готовлюсь принять должный вид. Загадочный и отрешённый. Пусть знает, гад, что вечер прошёл не впустую!

На кухне темно. Не считая горящего ночника. Захожу и с порога уже вижу крошки на скатерти. В мойке — посуда. Сухая и грязная. А на плите, в кастрюле — мутный бульон. В нём когда-то «держали» пельмени. Упаковка которых лежит прямо здесь. Не донёс! Неужели, так трудно хотя бы прибрать за собой?

Вспоминаю, что также ругала Дениса. И, пока не помоет посуду, держала «в заложниках» пульт.

Порываюсь открыть кран и вымыть всё это. Ведь завтра засохнет! Придётся скрести. Но усилием воли заставляю себя положить губку обратно.

Хозяйка во мне, пробудившись, пытается протестовать: «Ну, хотя бы пакет с под пельмешек убрать?».

Но разум меня призывает: «Мужайся!». И я, вместе этого, достаю из стеклянного ящичка вазу. Мой букет идеально подходит! И оттенок, и даже размер. Как «шнурок под горшок» в старом любимом мультфильме.

Решаю, куда бы поставить его? На стол. Нет! Здесь, среди этого срача, он будет совсем неуместен. Нести его в спальню? А в чём тогда смысл? Решаю оставить в гостиной. И, войдя туда, вижу картину…

Самойлов лежит на спине, свесив ногу и руку с дивана. Тот слишком мал! И не умещает его телеса. Телевизор бубнит, бросая в ночной полутьме тусклый отблеск мелькающих кадров ему на лицо. Рот открыт. Из него льётся свист.

На журнальном столе, оставив вокруг себя мокрую лужицу, стоит недопитый стакан. Подхожу и, принюхавшись, чувствую — пиво. Вот, свинья! Ведь останется след!

Порываюсь убрать его с мебели. Но… Замираю. Нет, Настя! Держись! Никакой инициативы. Пусть знает. Пусть видит. Тебе всё равно!

Вместо этого ставлю букет на комоде. Среди фотографий детей, и моих. Те, что были с Ильёй, убрала. Чтоб знал! В этом доме теперь, он — чужой.