Твоя случайная измена (СИ)

Глава 34

— Сына, а чего ты так рано? — интересуюсь, глядя, как Денис, вместе с отцом, устраняют следы погрома.

Россыпь стеклянных осколков блестит на полу, и я спешу подобрать их. Задвигаю ногой чемодан, с глаз долой. Пока сын не увидел.

— Да, Саня! Лошпед! Наглотался воды из-под крана. Я ему говорил — пронесёт! А он на спор, — излагает сынуля.

Он пока не дорос до Ильи. Но, ещё пару лет, и догонит.

— И что с ним? — с беспокойством держу навесу черепки.

Говорят, что разбитое зеркало — это к несчастью? Неужели, несчастья ещё впереди?

— Да, его так пронесло, что нам пришлось его в больницу тащить. Потом родоки прикатили. Короче…, - Дениска досадливо машет.

— А сам он как? — вопрошаю, беря из рук у Ильи принесённый им таз. Складирую «зеркало».

— Жить будет, — фыркает сын, и, вздохнув, произносит, — Ма, а чё есть поесть? А то я с утра на одном бутерброде.

Я теряюсь, припомнив, что в холодильнике нет ничего. Кроме фруктов, сосисок, остатков вчерашнего ужина. Я заказала себе «Болоньезе». Самойлов поел по дороге домой. Не домой! А в отель «Anastasia». Чёрт! Как же быть?

— Родной, подождёшь? Я сейчас что-нибудь придумаю, — бросаю, а мысленно вспоминаю рецепты.

В итоге готовлю на скорую руку омлет из сосисок, яиц, молока, помидор. Стараюсь! Чтобы Денис не заметил пустот в холодильнике. Накормлю его. После — схожу в магазин. Пора возвращаться к обыденной жизни.

Сын уплетает, склонившись к тарелке. Самойлов — напротив, пьёт чай. Угомонился! Но злобу в глазах затаил. Как же? Любимый смартфон утопили. Наверное, номер Снежаны забыл?

— Ма, там это…, - бросает Денис виновато, — Там деньги остались, немного.

Я вопросительно щурюсь:

— Немного?

Он прячет глаза:

— Я купил на них дрон.

— Зачем тебе дрон? — удивляюсь.

— Буду для блога снимать, — произносит он с гордостью.

Илья смотрит искоса:

— И о чём же твой блог?

— Да так, обо всём, — бросает сынуля.

— Ни о чём, значит, — заключает Илья.

Я тут же ему возражаю:

— Ну и правильно, что купил.

— Сколько стоит? — вопрошает Самойлов.

— Да сколько бы ни стоил! — отвечаю уверенно.

Сынуля молчит. Доедает. Он загорел, изменился. Ещё повзрослел и даже немного подрос. Или мне кажется?

— Ма, спасибо. Супер! Как в детстве, — улыбается он и встаёт в полный рост.

Подхожу, обнимаю его. Мой ребёнок! Твоё детство ещё не закончилось. Я молю, не спеши…

Пока он шумит наверху, выгребая из сумки одежду, мы остаёмся одни. Самойлов молчит. И я беру слово. Сажусь на тот стул, где сидел его сын.

— Я думаю, сегодня ему не стоит ни о чём говорить, — произношу я вполголоса.

Он последним глотком допивает свой чай.

— Как скажешь, — бросает спокойно. Как будто ему всё равно!

Смотрю на него раздражённо. Кажется, даже неопытный глаз различит между нами вражду. Но сын ещё мал, увлечён своим блогом. К тому же, он очень устал и сегодня уж точно не станет «читать между строк».

Оставшись одна, пишу Машке.

«Манюня, отбой! Дениска вернулся».

«Да ты чё? А Самойлов не съехал ещё?», — отвечает подруга.

«Мне кажется, он никогда не съедет отсюда», — пишу ей в ответном послании.

«Крепись!», — пишет Машка.

И я продолжаю крепиться. Хотя крепости — ноль. Всю истратила! Боюсь себя выдать какой-нибудь фразой, и поэтому больше молчу. Убрала записки из холодильника, наведалась в магазин. Заполнила полки съестными запасами. И стала готовить куриный бульон.

Сын всегда обожал его в детстве! Прозрачный, с жиринками. Я никогда не кидаю туда вермишель, а добавляю уже при подаче. И не лапшу! Паутинку. Так любит Денис.

До вечера сын отдыхает. Видать, тосковал по нормальной постели? Я слышу сквозь дверь его смех. Болтает с друзьями! Пускай. Самойлов сидит в кабинете. Минуя его, замечаю улыбку.

«Чему улыбаешься, гад?», — подмывает спросить. Но я прохожу с гордо поднятой головой. Пока сын не видит, стараюсь напомнить, кто в доме хозяин.

К ужину суп уже сварен. А в духовке дымится пирог. Расстаралась! Хорошо, отвлеклась от волнений.

Денис мычит, как бычок, непрерывно жуя. Прикончив тарелку бульона, тянется к пирогу.

— Я буду в технарь поступать, — говорит, словно делится планами.

— Как в технарь? — хмурюсь я.

Ему осталось учиться два года. Он пошёл в школу почти в восемь лет. День рождения осенью. И умел уже всё: и читать, и писать. И верно высчитывал сдачу, когда я посылала за хлебом в киоск. Вундеркинд, не иначе!

Илья собирался пристроить его у себя. Так что жизнь представлялась стабильной на многие годы вперёд.

— И на кого? — вопрошает Самойлов, жуя. Пришлось и его накормить! Для правдивости.

Сын отвечает:

— Хочу на механика! — говорит неожиданно. И так вдохновенно глядит сквозь меня, что я понимаю — эту идею он долго вынашивал.

Самойлов бросает кусок пирога себе в рот.

— На механика, значит? — уточняет с усмешкой, — Будешь лежать под машиной и гайки закручивать?

— Нет, — отзывается сын, — Я соберу свою собственную машину и запатентую её.

Илья приглушённо смеётся. И взглядом я упрекаю его. Мог бы хоть раз поддержать начинания сына? Хотя бы для вида!

— Железяки чинить много ума не нужно, — отвечает Илья, — Можно было вообще пару классов закончить. И зачем столько времени зря потерял?

— А мне нравится эта идея, — говорю неожиданно.

Деня, воспрянув, глядит на меня:

— Правда?

— Ну, да. Зарабатывать честным трудом всегда лучше, чем воровать, — говорю и кошусь на Самойлова. Этот камень — в его огород!

— А жить ты на что собираешься? — игнорирует он мой посыл.

Денис пожимает плечами:

— Проживу как-нибудь.

«Не беспокойся, сынок. Теперь мы с тобой при деньгах», — думаю я. А внутри так противно! Ведь происхождения этой немыслимой суммы я узнать не смогла…

— Как-нибудь, — вздыхает Самойлов, — Ну-ну!

— Санёк тоже пойдёт! И Димон, — добавляет сынуля. Его закадычные «братья» по разуму.

— Санёк — это тот, кто напился воды из-под крана, и его пронесло? — напоминает Самойлов.

Я держусь из последних сил, чтобы не пнуть его под столом.

— Ну, и что, — обижается Деня.

— А то! — продолжает Илья, — Что дружить нужно с теми, кто умнее тебя. И тогда ты и сам будешь становиться умнее. А не деградировать.

Я вздыхаю.

— Да уж. Скажи, кто твой друг и я скажу, кто ты, — говорю, имея ввиду Олежку. Его друга, который всегда «отставал»! Он делал всё хуже Самойлова. Вот только семью сохранил…

Илья, хмыкнув, глядит на меня.

— Именно так, — произносит, имея ввиду… мою Машку? Но мы с ней совсем не похожи. Она — вертихвостка, каких поискать! А я — мать семейства.

«Какого семейства, Кучинская?», — издевается мозг. Ты — клуша, которую обвёл вокруг пальца любимый супруг.

Мы доедаем. И, прежде чем встать, Самойлов бросает:

— Чайку заваришь?

Это он мне! Я, проглотив, говорю:

— Ну, конечно.

Стараюсь с улыбкой. Ведь смотрит ещё и Денис! После ужина он вынимает свой дрон и спешит показать панорамные кадры. Они с отцом ещё долго сидят в гостиной, изучая игрушку, пытаясь её запустить во дворе.

Мне больно их видеть! Как будто последняя встреча. Я знаю, что будет потом. И какая-то часть меня даже желает пойти на попятную. Дать задний ход! Но я вспоминаю пропитанный гневом Самойловский взгляд. И понимаю, что долго терпеть не получится…

По привычке ложимся по разным углам. В спальне я раздеваюсь, втираю в лицо ночной крем. Стук раздаётся внезапно. На пороге Самойлов с подушкой в руках.

— Что тебе нужно? — шепчу я.

Денис ещё в ванной. Засел! Вероятно, играет во что-то.

— А ты как думаешь? — хмурится он.

Я, оглядев его вид, изрекаю:

— Теряюсь в догадках.

На нём только брюки, и те распоясаны. Вероятно, он собирался их снять.

— Я могу лечь в гостевой. И ты сама объяснишь Денису, почему, — изгибает он бровь.

Я меняюсь в лице. Вот же чёрт! Как могла не подумать об этом?

Пропускаю его, скрепя сердце. Так привыкла одна! Аккурат в этот самый момент раздаются шаги в коридоре. Денис наконец-то покинул уборную. Рядом с дверью они замолкают. Он стучит.

— Да? — отвечаю, взглянув на Самойлова.

В проёме двери появляется сын. Растрёпанный, как воробей после купания в луже. Он натирает сухим полотенцем свой хохолок, и бросает расслабленно:

— Доброй ночи.

— Сладких снов, милый, — отзываюсь я ласково.

— Доброй, — кивает Илья.

Мы ложимся с обеих сторон безразмерной кровати. Как будто боимся случайно коснуться друг друга на ней. Я, отвернувшись, смотрю в телефон. Самойлов пыхтит, очевидно, завидуя. Его «утопленник» в разобранном виде лежит на веранде и сохнет. Он не теряет надежды его оживить!

— Я устал от твоих игр, Настя, — слышу его тихий голос в густой тишине.

Мой взгляд натыкается на спину.

— Что ты имеешь ввиду? — шепчу я в ответ.

Илья испускает пронзительный вздох:

— То ты гонишь меня, то говоришь притворяться.

Я раздражаюсь:

— Ты хочешь сказать ему прямо сейчас? Пожалуйста! Иди и скажи, что у тебя есть другая семья. И про ребёнка не забудь рассказать.

Снова вздох. И скрип матрасных пружин.

— Если бы ты не заварила всю эту кашу с разводом, то не пришлось бы ничего рассказывать, — слышу я, и тихонечко злюсь.

— И как долго ты был намерен хранить свою страшную тайну?

— Всю жизнь, — отвечает он резко.

— Чью жизнь, Самойлов? Свою?

— Нашу жизнь, Настя! Нашу! — повышает он голос, — Которую ты превратила чёрт знает во что.

— Это я превратила? — сажусь на постели, — А ты у нас жертва ситуации?

Он, лёжа вполоборота, кивает:

— Ну да! Жертва твоей женской глупости.

Я задыхаюсь. Толкаю его в спину. И тело Самойлова валится на пол, как набитый мешок.

— Вот там и спи, — фыркаю гневно и ложусь посередине, чтобы он не посмел.

Однако, Илья, возвращает подушку на место. Взбирается сам. Нехотя снова сдвигаюсь на край, оставляя «зону отчуждения» между телами.

— Не вздумай ко мне прикасаться, — цежу я сквозь зубы.

Самойлов язвительно хмыкает:

— Не вздумаю.

Он засыпает. И раскатистый храп, который бесил меня даже сквозь стену, теперь раздаётся внутри. Я не сплю, а настойчиво «гуглю». Ищу информацию, «как подготовить ребёнка к разводу».

«Ответные реакции подростков бывают непредсказуемы. Они могут впасть в ступор, в депрессию, начать обвинять себя…», — читаю, и сердце стучит. Чего же мне ждать от Дениса? Ведь он же так молод. И притом весь в отца!

«Не настраивайте ребёнка против друг друга. Не нужно рассказывать, кто изменил и когда…», — советует врач. А что же тогда говорить?

И тут выступают на первый план фразы:

«Твоя семья остаётся с тобой, это мы, я и папа, расстаёмся друг с другом»,

«Твоей вины в этом нет»,

«Мы навсегда останемся твоими родителями и будем любить тебя».

Я ощущаю, что плачу. И подушка уже увлажнилась от слёз. Если даже меня эти фразы тревожат, то, что говорить про него?

— Хрррр, — прерывает Самойлов поток моих слёз.

Мне хочется взять подушку и придавить его сверху. Но вместо этого я выключаю экран и смотрю на сияющий контур окна под завесой гардины. Мне предстоит самый трудный разговор в моей жизни. Как справиться с этим одной?

— Хрррр, — снова вторгается он своим храпом.

Разозлившись, пинаю его, нарушаю границы. Храп обрывается. Но не сон! Он продолжает спать крепко. И видеть во сне свою снежную бабу…