Твоя случайная измена (СИ)

Эпилог

Я хлопочу, напевая под нос. В духовке доходит пирог. Эльдар привёз яблок. Где взял? Говорит, что собрал ещё летом и сохранил до зимы. Знаю его мотивацию! Наверняка ждёт, что я приглашу на пирог? И мне ничего не останется, как пригласить.

Звонок в дверь раздаётся не вовремя. Скинув фартук, бегу открывать. На пороге Самойлов. Сегодня суббота. И он, как положено, здесь с регулярным визитом к Диане.

Дочка, заслышав его, выбегает навстречу. При мне она держится! Старается быть солидарной, по-женски. Но по-дочернему виснет на папе, как только я ухожу.

— Папуся, — слышу любовное.

Вот же лиса! Опять будет что-то выпрашивать. А Самойлову не отвертеться! Хотя у него теперь много расходов. Семья, молодая жена. Говорят, она часто гуляет с коляской одна. Говорят, что она располнела, немного.

Оставляю его вместе с дочкой. Сама вынимаю пирог. Ставлю чай. Раз пришёл, угощу! Почему бы и нет? У меня этих яблок теперь, завались! Украшаю кусочками фруктов и сахарной пудрой поверх. Получилось эффектно.

— Вкусно пахнет, — звучит рядом голос.

Знакомый до боли. Чужой!

— Шарлотка, будешь? — поднимаю глаза, улыбаюсь.

На мне сарафан из цветастого ситца. Из волос заплела колосок. Чуть подкрасилась, просто для вида.

— Хорошо выглядишь, — произносит Самойлов.

Сам он одет без особого лоска. Дырявые джинсы забыты. Вместо них незабвенная классика, строгий деним. Пуловер облегает широкие плечи. Ему всегда шёл этот цвет! Тёмно-синий, практически чёрный. На фоне такого сильнее видна седина и следы недосыпа. Итоги отцовства! Но я не пытаюсь язвить. Нет нужды.

— Спасибо, — отвечаю с улыбкой, — Ты тоже.

Он хмыкает. Чувствует лесть.

Чайник уже закипел, и я разливаю по чашкам дымящийся кипяток. Самойлов стоит у окна. Я спиной ощущаю, как хочет сказать что-то важное. Собирается с духом! Молчит. И потому начинаю сама:

— Как дела?

Он вздыхает:

— Нормально.

Мы говорили с ним редко в последнее время. Но, как это бывает после тяжёлой болезни, боль отпускает не сразу. Иногда рецидивы случаются, но я научилась справляться. Знаю, когда-нибудь точно смогу говорить с ним на равных! Ну а пока притворяюсь, что мне всё равно.

— У Никиты нашли патологию сердца, — слышу потерянный голос Ильи. И стою, замерев, над подносом.

— Что-то серьёзное? — умудряюсь спросить.

Он выдыхает и смотрит в окно:

— Люди с подобным живут, но недолго.

Я подбираю слова утешения. Но никак не могу отыскать! Спина его в тёмном, сутулится, глаза накрывает ладонь:

— Я провинился, а наказали его.

Вместо слов я тихонько к нему приближаюсь. Словно боюсь напугать! Кладу свою руку ему на плечо. Ощущаю, как он напряжён.

— В Израиле делают операции. И в Германии. Не факт, что поможет, — произносит Илья.

— Нужно попробовать, — говорю еле слышно.

— Нужно, — отзывается он, — Нужно пятьсот тысяч долларов.

До меня постепенно доходит смысл его слов. Адвокат мне сказал, что Самойлов забрал себе меньшую долю. А точнее, ушёл «босиком»! У него есть стабильный доход. Но подобные деньги теперь для него недоступны.

— Так возьми, — обращаюсь к нему.

— Я не могу, — отвечает он сдавленным голосом.

Тело его едва ощутимо пульсирует. И я понимаю, он плачет! Беззвучно, бесслёзно. Но даже таким мне никогда не приходилось видеть его.

— Эй, всё наладится, — пытаюсь унять его дрожь.

Вдруг Илья, обернувшись, сгребает в охапку. Лицом утыкается в волосы. И теперь я всем телом дрожу вместе с ним! И страдаю с ним вместе…

— Прости меня, мышка, прости, — шепчет он.

И я обнимаю его. Прижимаюсь щекой к пуловеру. И сквозь плотную ткань различаю удары. Неровный и сбивчивый ритм. Он такой же, как прежде! И запах его. Непохожий, родной, будоражит сознание. Я закрываю глаза и вдыхаю. И боль восстаёт с новой силой внутри…

«Мой милый, мой глупый! Ну, что ты наделал?», — в отчаянии думаю я. Ощущая, как сильно люблю. До сих пор. Несмотря ни на что. Я люблю его всем своим сердцем! Но этой любовью, увы, уже ничего не исправить.