Уродина

Глава 18

— Просыпайся! — орет Трент, и я чувствую, как что-то влажное выплескивается мне на лицо. — Вставай!

Я сажусь в постели, мое лицо и часть волос пропитаны водой, которую Трент только что вылил на меня:

— Я проснулась, — вытираю лицо и встаю с кровати.

— Мы должны выехать сейчас, иначе дорога будет загруженной.

Посмотрев на свои часы, вижу, что сейчас без трех минут четыре утра.

— Я уже встаю, Трент.

— Переодевайся и подготовь мою одежду, а я пока сделаю себе кофе, — он выходит из спальни, и я слышу, как он грохочет на кухне.

Зайдя в ванную, делаю свои обычные утренние дела и переодеваюсь. Я подготавливаю одежду Трента и после того, как все закончила, иду на нашу крохотную кухню. Трент сидит во главе стола и размешивает свой кофе.

— Иди сюда, детка, — говорит он, обхватывая меня вокруг талии и сажая к себе на колени. Он тянет вверх рукав моего свитера и начинает рисовать пальцем круги на моей голой коже. — У тебя прелестная кожа, — он наклоняется и утыкается носом в мою шею. — Действительно прекрасная, — он пощипывает кожу, а затем засасывает ее ртом. Это самое большое выражение привязанности, которое он выказывал мне за последнее время. Я закрываю глаза, расслабляясь в его объятиях, наслаждаясь небольшим количеством внимания, которым он одаривает меня.

Внезапно появляется жжение в том месте, где Трент закатил мой рукав. Он начинает смеяться мне в шею, а я пытаюсь вырвать свою руку. Крича, я открываю глаза, и сильнее пытаюсь отодвинуть руку подальше. Но Трент удерживает своей огромной лапой мою руку, прижимая ложку из своего кофе к моей коже.

— Трент! — воплю я, реально осознавая, что у нас есть соседи в квартирном комплексе, в котором мы живем. — Ты делаешь мне больно, пожалуйста, остановись, — прошу я.

Смех Трента, как зло, уничтожающее душу, будто он проникает в меня и убивает то небольшое количество жизни, что осталось во мне. Как растение, которое, наконец, умирает от недостатка солнечного света и воды. Он убивает одну из последних частей меня.

— Трент, — я, наконец, ломаюсь и начинаю плакать. Боль прошла, и я больше не чувствую тепла ложки, больше не могу ничего чувствовать.

— Это было забавно, — он отпускает меня и отталкивает ногой. Я падаю на задницу и вижу воспаленный красный след на моей руке. — Видела бы ты свое лицо, это одна из самых забавных вещей, которые я когда-либо видел. Ты, как уж, извивалась, рыдая. Честно, детка, я не видел ничего более забавного, — он встает и идет в спальню.

Я смотрю на свою рану и вижу, что мне потребуется медицинская помощь.

— Трент, мне больно.

— Ты справишься, детка. Это просто пятнышко. Подставь его под холодную воду, — говорит он громко из спальни. — А если ты, и правда, не можешь справиться с маленьким пятнышком, то нанеси на него немного мази.

Я встаю с места, где сидела, и подставляю ожог под воду. Затем беру аптечку и, отыскав маленький тюбик мази, наношу ее на рану.

— Трент, не думаю, что мне стоит сегодня ехать. Я все еще не закончила твое задание, — я пытаюсь остаться дома, чтобы не оказаться рядом с Джоном. — Я хочу сделать его идеально для тебя, — обрабатываю свою рану в том месте, где он надавил ложкой на мою руку, там осталась ужасная красная отметка. Кожа вокруг нее раздражена и горячая. Такая горячая, как кровь под моей чувствительной кожей.

— Нет, детка, ты должна поехать. Какая жена не хочет поехать к семье мужа в День Благодарения? У нас впереди долгая поездка, и ты знаешь, что долгая езда утомляет меня. Поспеши, чтобы мы могли уже выехать.

Мои плечи резко опускаются, и я беру свою сумку, хотя там нет ничего важного. Только немного салфеток и мой кошелек, в котором никогда нет денег больше, чем мне потребуется на проезд на автобусе, но я решаю оставить все это, потому что мне ничего не нужно.

К тому времени, когда мы выезжаем, время близится к пяти утра. Все время нашего пути Трент не разговаривает со мной. Мой ожог покалывает, но я пытаюсь оставить боль при себе, чтобы он не говорил мне, что я похожа на ноющего ребенка.

Когда мы в получасе езды от дома Джона, через блютуз машины раздается телефонный звонок. Трент смотрит на высветившийся номер и улыбается. Затем он берет телефон в руку и отвечает на звонок, отключая звук динамика.

— Я не могу говорить сейчас, я за рулем, — говорит Трент. Он слушает несколько секунд и улыбается. — Да, но сейчас я не могу, — он продолжает слушать и кивает головой. — Сегодня, когда высажу ее, — он подчеркивает «ее», и я знаю, что он говорит обо мне. — Хорошо, — мягко шепчет он и бросает на меня косой взгляд.

Я не реагирую на это, закрываю глаза и надеюсь, что оставшиеся полчаса пройдут в такой же тишине, как и первые несколько часов.

— Мама, можно мне мороженое? — спрашивает маму Уэйд, когда мы оба слышим звон грузовика с мороженым, который подъезжает к нашему дому.

— Нет. Это испортит аппетит перед ужином.

— Я хочу мороженое! — он кричит и топает ногой. — Я хочу мороженое! — снова кричит он.

— Я сказала нет, Уэйд.

— Эй, Лили, проснись, — говорит Трент, бьет меня по ноге и я открываю глаза.

Мы уже у дома Джона и я смотрю, как Трент выходит из машины. Я выхожу и иду следом за ним к парадной двери.

— Мне нужно было сделать тыквенный пирог, — шепчу я Тренту.

Он стучит в дверь, и Джон открывает ее. В руке он держит напиток, а его глаза-бусинки сразу же находят меня. Он смотрит на меня так, будто я кусок мяса, который он давно хотел попробовать. Он подносит напиток к губам и отходит, чтобы впустить нас.

— Посмотрите на этих двоих. Я уже очень давно не видел вас, — Трент проходит передо мной, и когда я вхожу, Джон хватает меня за задницу и сжимает ее.

Я хмурюсь и поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него.

— Не надо, — тихо говорю я.

Он облизывает губы, а затем похотливо шевелит языком, глядя на меня. Это отвратительно, он омерзительный, и я не хочу находиться рядом с ним.

Когда мы заходим в заднюю комнату, которая украшена для домашней вечеринки, мистер и миссис Хэкли уже здесь.

— Как ты, дорогая? — говорит Лина, приобнимая меня. — Ты слишком худая. Тебе нужно набрать вес, — она обхватывает меня, сжимая в объятиях.

— Трент думает, что я слишком толстая.

— О, ну тогда… — она делает паузу и шепчет своим самым тихим голосом, — пожалуйста, ешь больше, — она делает шаг назад и целует меня в щеку. — Ты моя единственная невестка, и я хочу убедиться, что с тобой все в порядке.

— Я в порядке, — отвечаю я с улыбкой. Я всматриваюсь в нее и вижу темные круги под глазами, ее лицо выглядит осунувшимся, а щеки впалые. — Вы в порядке? — спрашиваю я, беспокоясь о том, что с ней что-то происходит.

Она улыбается и опять притягивает меня в объятия.

— Я буду в порядке, дорогая. Я буду в порядке, — она осторожно оборачивает руку вокруг моих плеч и ведет нас в зону для развлечений.

— Здравствуйте, мистер Хэкли, — говорю я, когда прохожу мимо него.

— Лили, — он едва прерывает разговор с Терри, чтобы поприветствовать меня.

Я тихонько сижу возле Лины и здороваюсь со всеми, кто посмотрит в мою сторону. Мартин — самый счастливый из братьев, и он пока еще не приехал. Я с удовольствием нахожусь рядом с ним, потому что тогда я не чувствую себя под пристальным наблюдением развратных и зорких глаз Джона.

Его пристальный взгляд всегда такой похабный, что я неловко себя чувствую. Он впивается в меня взглядом, как будто хочет поглотить меня и разорвать на кусочки.

— Как ты, сладкая Лили? — спрашивает Джон, когда входит в комнату.

— Прекрасно, спасибо, — холодно отвечаю я. Чувствую, как мои плечи напрягаются и мурашки окутывают меня — в не хорошем смысле этого слова.

— Скажешь мне кое-что, Трент? — спрашивает Джон, прерывая разговор Трента с отцом.

— Что ты хочешь знать? — спрашивает Трент.

— Хороший виски для тебя, — говорит Джон и протягивает Тренту на четверть наполненный стакан. — Я хочу узнать, Лили такая же сладкая на вкус, как я думаю? — он хихикает, а затем смотрит на меня. Трент, смеясь, отмахивается от него и возвращается к разговору с отцом. А я чувствую, что меня сейчас стошнит. Какое ужасное и плохое оправдание для человека. — Я просто шучу, дорогуша, — говорит он мне, когда я пытаюсь вжаться в стул.

Я терпеть не могу этого человека. Он так отвратителен с его неуместными сексуальными замечаниями и тем, как его глаза-бусинки всегда следуют за мной.

— Скажи мне, дорогая. Ты собираешься сделать меня бабушкой в ближайшее время? — спрашивает меня Лина почти беззвучно.

Я отвожу взгляд, видя просьбу в ее карих глазах. Я не хочу говорить ей обо всех выкидышах и об их причинах. Она выглядит хилой, едва напоминая женщину, которую я встретила много лет назад. Если скажу ей, она будет плакать, а я не хочу этого. Вместо этого я вру:

— Мы еще не готовы.

— Ты не можешь ждать с этим слишком долго. Я хочу счастливый дом, наполненный любовью и внуками, прежде чем мое время на этой земле подойдет к концу, — Лина отводит взгляд и вздыхает. Кажется, что в ее словах кроется больший смысл, чем она готова показать.

— Вы уверены, что все хорошо? — я потираю ее спину рукой вверх и вниз. Когда моя рука достигает ее поясницы, она вздрагивает и подается вперед. — Лина, скажите мне. Пожалуйста, — прошу я, и со скоростью молнии убираю свою руку от нее, на случай, если это причиняет ей боль.

— Нечего говорить, — она слабо мне улыбается и отводит взгляд в сторону, туда, где сидит мистер Хэкли. — Ничего вообще. Все замечательно. Ну, это было бы так, если бы у нас в семье появился ребенок, — радость в ее словах противоречит печали в глазах.

— Лили, не могла бы ты помочь мне на кухне?

Я заметно вздрагиваю, потому что эти слова говорит человек, из-за которого мне становится плохо. Электрический заряд страха проходит сквозь меня, и я не могу не трястись от мысли остаться с Джоном наедине.

— Я нехорошо себя чувствую, Джон. Лили сидит со мной, чтобы убедиться, что мне не станет плохо, — говорит Лина, сжимая мое бедро.

— Спасибо, — шепчу я так тихо, что уверена, Лина не расслышала меня. Но она услышала и незаметно кивает мне, давая понять, что все понимает.

— Раз уж мы об этом заговорили, расскажи мне, как продвигаются планы по рождению ребенка?

— Лили, мне действительно нужна твоя помощь, — снова кричит Джон, подходя к дверной арке.

— Мне жаль, я попыталась, — тихо и приглушенно говорит Лина.

— Дома она такая же ленивая. Я сказал ей сделать тыквенный пирог, но она не стала утруждать себя. Сказала, что у нее нет времени. Как будто та небольшая работа, которую я позволил ей иметь, требует так много времени, — Трент всегда дразнит меня и насмехается над моей работой. Я ненавижу, когда он говорит обо мне так плохо, но знаю, если я не промолчу, он станет еще злее и противнее. Иногда лучше просто заткнуться и не сопротивляться. — Вставай, Лили. Иди и помоги на кухне.

Когда я встаю, страх оказаться на кухне парализует мои колени, и они подгибаются, но, тем не менее, медленно начинаю двигаться. Терри сидит рядом с Трентом и мистером Хэкли, и кроме того, чтобы оглядеть меня сверху-вниз, когда я вошла, она не обращала на меня никакого внимания. Но сейчас на ее лице самодовольный взгляд. Как будто она знает, что меня растерзает изголодавшийся лев, точащий свои когти о деревянную палку, прежде чем погнаться за своей добычей.

Со скрученным в узел желудком я захожу на кухню, где, опираясь на столешницу, со скрещенными на груди руками стоит Джон.

— Вам нужна помощь? — тихо спрашиваю я.

Я в ужасе от всей этой ситуации. Все сидят менее чем в нескольких метрах от нас, и я знаю, что он собирается попытаться что-то сделать, я чувствую прохладу затхлого воздуха с того самого момента, как подошла к двери.

— Нужен соус к индейке, — он смотрит на духовку, а затем оглядывается на меня. Он стоит прямо напротив нее, и значит, что, когда я наклонюсь, чтобы достать индейку, он будет смотреть на мою задницу.

— Может, я порежу немного овощей, пока вы достаете ее? — предлагаю я свой вариант, надеясь, что он согласится. Но я знаю, зачем он позвал меня сюда, и это не для помощи на кухне.

— Достань индейку, Лили, — он распрямляет руки и кладет их на столешницу.

Я осматриваю кухню в поисках полотенца или перчаток, чтобы достать из духовки горячий противень. Джон начинает натянуто и надменно хихикать. Я смотрю на него и вижу два кухонных полотенца, по одному в каждой его руке.

— Могу я их взять, пожалуйста?

Он приподнимает бровь и ухмыляется мне.

— Конечно, подойди и возьми их, — говорит он в непристойной, отвратительной манере. Я медленно подхожу, и, приблизившись, протягиваю к нему руку. — Ближе, — его голос становится хриплым, а хитрый взгляд еще более отвратительным. Я делаю еще один шаг, и он быстро обвивает руку вокруг моей талии и прижимает ближе к своему телу.

— Пожалуйста, не надо, — прошу я, и паника завладевает всеми моими чувствами.

— Я люблю, когда шлюхи, вроде тебя, умоляют меня, — он облизывает часть моего лица. Я хныкаю и пытаюсь вырваться из его захвата, но он крепче прижимает меня к своему телу и омерзительной эрекции. — Не могу дождаться, когда попробую на вкус твою сладкую горошинку. Я собираюсь сделать тебе больно, а затем заставлю кровоточить.

Желчь поднимается к моему горлу, его слова пугают меня. Я попала в ситуацию, где нужно либо драться, либо бежать, и я на автомате начинаю кричать и резко поднимаю колено, чтобы ударить его в пах. Он отпускает меня, сгибаясь от боли, но так же быстро, как отпустил меня, он выпрямляется и бросается ко мне.

Хватая меня за горло, он поднимает другую руку и бьет меня. Я кричу от боли, когда его сильная рука касается моего лица, и еще раз, когда он бьет меня по другой щеке.

— Сука, — кричит он на меня.

В этот момент весь воздух болезненно покидает мои легкие. Моя грудь горит, и я не могу сделать вдох.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — я слышу, как кричит Трент.

Джон отпускает меня, и я прячусь за Трента. Защищая, он выставляет руку между мной и Джоном.

— Он… он… — я отчаянно пытаюсь сделать вдох. Я нагибаюсь и упираюсь руками в колени, чтобы не потерять сознание и не упасть в обморок.

— Маленькая стерва напала на меня, — спокойно говорит Джон, держась за свой пах. — Она пнула меня по яйцам без причины.

— Это неправда, — кричу я, — он схватил меня и сказал, что собирается сделать мне больно и заставить кровоточить, — хрипя, я все еще пытаюсь успокоить свое испуганное тело. — Он схватил меня, — я пытаюсь скрыться от зверя.

— Лживая сука. Я пригласил тебя в свой дом, и вот как ты отплатила мне?

— Вы жестокий садист. Я не трогала вас до тех пор, пока вы не схватили меня и не отпускали.

— Зачем ты врешь, Лили? Почему? Ты флиртовала со мной с того самого дня, когда встретила меня.

— Ты действительно флиртовала с ним, — говорит Трент, когда поворачивается, чтобы посмотреть на меня.

— Нет. Он мне даже не нравится. Он мне противен, — кричу я.

— Ты будешь уважительно относиться к Джону, Лили. Ты в его доме, и ты чертов гость. Не позорь меня, — предупреждает Трент.

Не могу в это поверить. Теперь я должна благодарить его за то, что он на меня нападает.

— Нет, — выпрямляюсь я. — Я не буду уважать его. И не оставлю это. Он схватил меня.

Тогда Трент делает то, что и всегда. Он бьет меня туда же, куда меня ударил Джон.

— Ты неблагодарная тварь, — он оборачивает руку вокруг моего плеча и тащит через комнату, где все сидят и таращатся на нас.

Выражение лица Терри злое, смешанное с презрением, она самодовольно наблюдает за тем, как Трент тащит меня.

— Подождите, — протестует Лина и бежит ко мне. Она крепко-крепко обнимает меня и шепчет: — Мне так жаль, что тебя познакомили с этими монстрами, — она крепче обнимает меня, не желая отпускать.

Трент оттаскивает меня от нее, и она просто стоит, выглядя лишь оболочкой. Несчастная женщина, скорбящая по утрате того, что когда-то было для нее самым драгоценным подарком.

Трент тащит меня к машине, запихивая на пассажирское сидение, а сам садится на место водителя.

— Я не могу поверить, что ты устроила там такую сцену. Ты — чертово позорище, — он выезжает на дорогу как сумасшедший, сильно превышая скорость. — Клянусь Богом, Лили, я повидал достаточно твоего дерьма. С меня хватит, ты слышишь меня? — он хватает мою руку и сжимает ее так сильно, как только может.

Я молча плачу и смотрю на размытые пейзажи за окном.

— Иисус, Лили. Я думал, что сказал тебе не предлагать себя Джону. Почему каждый раз, когда вы рядом, ты флиртуешь с ним? — Трент затихает, и я не уверена, ждет ли он ответа. — Ради Бога, скажи мне, почему?! — кричит он и бьет меня по ноге.

— Он мне никогда не нравился, — кротко отвечаю я. — Я говорила тебе, что он пугает меня, и сегодня он сказал, что хочет…

— Перестань врать. Ты говоришь, как безнадежная шлюха. Он сказал, что ты предлагала ему себя.

— Я не предлагала, — смотрю, как сердится Трент, от ярости его лицо покраснело.

— Я должен верить какой-то шлюхе, которая, вероятно, спала неизвестно со сколькими еще до меня. Мой отец и Джон были правы насчет тебя, я хотел тебя, подобно собаке, которая всегда приводит домой бездомных животных. Я собираюсь стать врачом, Лили. Я не могу беспокоиться о том, что делает моя жена, пока вкалываю в больнице.

— Я не шлюха! И никогда не была ни с кем, кроме тебя.

Его правая рука медленно сжимается в кулак, ноздри раздуваются, а глаза широко открываются от ярости:

— Что, черт возьми, ты только что сказала? — его голос очень низкий и сдержанный. И это пугает меня даже больше, чем его действия. — Я спросил, что, черт возьми, ты только что сказала? — повторяет он еще более опаснее.

Моя кожа покрывается мурашками от его дикого и ужасного тона. Я хочу открыть дверь и выпрыгнуть из машины, независимо от того, что он превышает скорость.

— Я не шлюха, Трент. Ты знаешь это, потому что я ни с кем не была до тебя. И, конечно же, не была ни с кем во время нашего брака.

— Что это должно означать, Лили? Что я тебе изменяю?

Я пожимаю плечами и отворачиваюсь от него. Где-то, глубоко в душе, я подозреваю, что так и есть, но также знаю, что девушка, подобная мне, не заслуживает больше, чем он дает мне.

— Ты неблагодарная, эгоистичная сука, — говорит он. Я не поворачиваюсь к нему, потому что знаю, что он разозлится еще больше, если увидит мои слезы.

Поездка длится вечность, и я с трудом справляюсь с напряженностью, заполнившей машину. Много раз я замечаю, как Трент сжимает кулак, а через некоторое время разжимает его. Я остаюсь тихой, зная, что любые мои слова только разожгут напряженную обстановку между нами и создадут невыносимую ситуацию.

Когда мы, наконец, приезжаем, Трент останавливается у входа. Я расстегиваю свой ремень безопасности и выхожу.

— Вот, — говорит он и протягивает мне ключи от входной двери.

— Что это? — спрашиваю я, глядя на его протянутую руку.

— Я ухожу и не вернусь до завтра.

— Что? — спрашиваю я, озадаченная ситуацией.

— Мне нужно время вдали от тебя, Лили. Если я останусь здесь сегодня вечером, я боюсь, что могу причинить тебе боль, или еще хуже — убить тебя. Не жди меня.

— Но у меня нет денег, чтобы утром доехать на работу.

— Тебе нужно сбросить несколько килограммов. Тебе лучше пройтись, — он уезжает и оставляет меня стоять ошарашенной.

Поднявшись в квартиру по лестнице, я открываю дверь и делаю глубокий вдох. Сегодня День Благодарения, и я одна, застряла в квартире, которая не приносит мне никакого счастья или радости. Когда-то были дни, когда я улыбалась. Так вот, те дни ушли.

Я сажусь на старый диван, снимаю обувь и замечаю небольшую дырку в подошве правого ботинка. Это единственная обувь, которая у меня есть, и я хожу в ней везде, включая работу. Трент говорит, что мы не можем позволить себе новые вещи, и я должна носить их до тех пор, пока не сотрутся подошвы, тогда мы сможем их заменить.

Я достаю свой телефон и пишу Тренту сообщение:

«В моем ботинке дырка в подошве. Не мог бы ты привезти мне немного денег, чтобы я смогла пойти и купить себе новую пару завтра перед работой?»

Я жду ответа от Трента. Вижу, что он прочитал сообщение, но не отвечает. Включив телевизор, переключаю каналы, но меня ничего не заинтересовывает. Хотела бы я, чтобы у меня все еще был мой экземпляр «Сурового испытания», в нем я всегда могла затеряться, полностью погрузившись в жизнь героев. Но однажды Трент его выбросил, сказав, что книга отнимает слишком много моего времени.

Я встаю, иду в крошечную ванную комнату, решив, что принятие ванны поможет мне расслабиться. Пока вода набирается, я иду в нашу спальню и раздеваюсь. Когда заканчиваю, гудит сигнал о приходе сообщения.

«Подложи туда картон. Когда износится второй ботинок, я найду денег и куплю тебе другую пару обуви».

Он хочет, чтобы я пошла пешком на работу, и завтра наверняка будет дождь, а в моем ботинке дырка. Поэтому я отвечаю:

«Завтра будет дождь. У меня ноги промокнут к тому времени, когда я приду на работу».

Практически мгновенно он пишет:

«Тогда тебе нужно взять с собой дополнительную пару носков. Нет — значит, нет. Сейчас я выключаю свой телефон. Не беспокой меня больше».

Я кладу телефон и иду к единственному утешению, что у меня есть. Я погружаюсь в ванную, позволяя теплой воде окутать меня. Расслабляясь в ванной, я начинаю задумываться о многих вещах. Мне двадцать пять лет, и у меня нет личности. Я не знаю, кто я, и даже не знаю, что я должна делать. У меня нет любви. Нет любви к жизни или к Тренту, и даже к себе. Так Бог доказывает мне, что я бесполезна?

Я продолжаю обдумывать события дня. Они как шторм кружатся вокруг меня, а я стою в его центре и смотрю, как жизнь тащит меня к постоянному злому року, который преследует меня. Моя судьба только существовать, а не жить? Какое наследие после себя может оставить девушка, которой никогда не было? Никогда не была красивой, никогда не была умной, всегда была ничем.

Я никогда не хотела жить. Это не вопрос. Я знаю это абсолютно точно.

Тогда зачем дышать?