— Лили, — Питер вызывает меня в свой кабинет.
— Питер, я нужна тебе?
— Два вопроса. Ты приняла решение по поводу Нью-Йорка? И еще, внизу стоят два полицейских, которые хотят встретиться с тобой.
Холод мгновенно окутывает меня, и неожиданно я чувствую себя плохо.
— Что? — говорю я, быстро отступая и прижимаясь к стене.
— Боже мой, Лили. Присядь, — говорит Питер, выбегая из-за стола и помогая мне сесть на стул напротив него. — Хочешь воды?
— Полиция? Почему они здесь? О, Боже мой, Макс, мне нужно позвонить ему и убедиться, что все в порядке. И Шейн, и Лиаму, — я начинаю паниковать, не могу поверить в то, как бурно реагирую.
— Успокойся. Все в порядке. Я могу позвать их и побыть здесь с тобой.
Я решительно киваю головой, не в состоянии что-либо сказать. Питер обходит стол вокруг и берет телефонную трубку.
— Дейл, внизу возле касс стоят двое полицейских, которым нужно поговорить с Лили. Не мог бы ты пойти позвать их и принести бутылку воды? В моем холодильнике нет ни одной, все закончилось, — он слушает секунду, а затем добавляет, — через минуту.
— Чего они хотят? — спрашиваю я Питера.
Конечно, мой вопрос бесполезен. Я знаю, что он ничего не знает, иначе он бы мне сказал.
— Лили, ты хочешь, чтобы я позвонил твоему парню и попросил его приехать?
— Он работает, но что, если это из-за него? Что, если что-то случилось? О, Боже, мне плохо, — я хватаюсь за живот и часто дышу, поскольку сжимаю живот слишком сильно.
— Лили, это детектив Харрис и детектив Джонс, они хотят задать тебе несколько вопросов, — представляет Дейл двух женщин-полицейских. — Питер, — Дейл кивает головой, говоря Питеру уйти.
— НЕТ! — кричу я слишком громко. — Пожалуйста, им не нужно уходить, не так ли? — спрашиваю я детективов Харрис и Джонс.
— Мэм, если вам будет удобнее, чтобы они остались, то все в порядке. Но мы должны сказать, что это весьма деликатный разговор, — говорит та, что представилась как Харрис.
— Они могут остаться, — я смотрю на Питера и Дейла и прошу их. — Пожалуйста, вы можете остаться?
— Конечно, — говорит Дейл и идет в противоположный угол комнаты. Питер садится в кресло, и двое полицейских проходят внутрь.
— Не хотите ли вы закрыть дверь? — спрашивает Джонс, глядя позади себя.
— Никто не приходит сюда, кроме меня и Лили. И иногда Дейла, — отвечает Питер.
— Хорошо. Лили, вы в порядке? Вы очень бледная.
— С Шейн, Лиамом и Максом все в порядке?
Две женщины смотрят друг на друга, а затем на меня.
— Мы сожалеем, но мы не знаем, кто это.
Мгновенно я расслабляюсь. Мои плечи опускаются, и я делаю глубокий вдох.
— Пожалуйста, продолжайте, — говорю я после нескольких секунд, которые мне понадобились, чтобы успокоиться.
— Вы знаете Трента Хэкли? — спрашивает одна из них.
И так же быстро, как я расслабилась, каждый мускул в моем теле напрягся снова.
— Он мой бывший муж, — говорю я, глядя в пространство между ними.
— Лили, ты в порядке? — спрашивает Питер. Я киваю, хотя чувствую себя плохо.
— Вы можете рассказать нам об отношениях, которые у вас были с Трентом?
Я начинаю качать головой прежде, чем она заканчивает вопрос.
— Я не хочу, — шепчу я. — Я не могу… проходить через это снова.
— Проходить через что, мисс Андерсон? — Харрис садится на корточки передо мной и спрашивает мягким голосом.
— Почему вы спрашиваете меня о нем?
— Нам нужно узнать некоторые детали, потому что это поможет нам с расследованием.
— Расследованием? — спрашиваю я, глядя на Питера, потом на Дейла. — Я — часть этого расследования? Я сделала что-то не так?
— Нет, вовсе нет. Трент втянул себя в неприятности, и нам нужно знать, каким он был с вами.
Я качаю головой и пожимаю плечами.
— Я не понимаю. Что он сделал?
Я не буду говорить им ничего, что может смутить меня еще больше, не зная, что они на самом деле делают здесь.
Харрис поворачивается, чтобы посмотреть на Джонс, и та ей слегка кивает.
— Трент избил свою жену.
— Подождите. Что? Жену? Мы развелись около двух месяцев назад. Кто… как? — мои вопросы больше похожи на мысли вслух. На самом деле, я не жду на них ответа.
— Вы знаете Одри Миллер, ныне Одри Хэкли? — спрашивает Харрис.
— О, Боже мой, — мне плохо. — Я знаю ее со времен средней школы, — я подозревала, что у них с Трентом был тогда роман. — Она вышла за него замуж?
— Они были вместе уже несколько лет. Она переехала сюда, чтобы быть с ним.
— Пока мы еще были женаты, — шепчу я, когда все части головоломки начинают вставать на свои места.
— Да. Мне жаль, — говорит Харрис с другого конца комнаты.
— Лили, все, что вы можете рассказать нам о Тренте, поможет нам в нашем расследовании против него.
— Что он с ней сделал? — тихо спрашиваю я, глядя детективу прямо в глаза.
— Он сломал ей челюсть, таз, разодрал руку и разбил голову так, что ей потребовалось накладывать швы.
— Не говорите мне больше ничего, — шепчу я. — Я не могу слышать о том, что он сделал, — мгновенно меня бросает в воспоминания о том, как он избил меня в последний раз, как продолжал бить меня головой о холодильник. Поднимая руку, я касаюсь места на голове, где были швы. — Мне плохо, — говорю я, встаю и бегу в уборную.
— Лили, — Питер окликает меня. Но я продолжаю качать головой, пока бегу в уборную, открываю туалетную кабинку, и меня рвет в унитаз. Меня рвет снова и снова. И, когда в моем желудке ничего не остается, я сажусь на пол, сворачиваюсь клубочком и начинаю плакать.
— Лили, — говорит тихо Джонс, подходя к уборной.
— Уходите, дайте мне пару минут, — успеваю сказать я, пока рыдаю.
— Я просто хочу рассказать вам историю. Это нормально, если я сделаю это?
Сквозь слезы я шепчу:
— Да.
— Я хочу рассказать вам о девушке, которая еще в средней школе влюбилась в спортивную звезду школы. Он был популярен и хорош собой, все девушки хотели с ним встречаться, и, как говорится, все парни хотели быть им. Но он положил глаз на эксцентричную девушку, и они оказались вместе.
— Это красивая история, — говорю я через дверь, когда беру себя в руки и сажусь на крышку унитаза.
— Была, пока он не решил, что хочет, чтобы она делала то, чего не хочет сама.
— Что он хотел от нее?
— Он хотел, чтобы она продавала свое тело. Он думал, что так она сможет заработать для него больше денег.
— Боже мой, — говорю я, выходя из кабинки, и иду умыть лицо и руки. — Что с ней случилось?
— Она начала делать это, потому что думала, что так он будет любить ее больше. Но когда она не зарабатывала для него достаточно денег, он ее избивал, чтобы заставить работать усерднее.
— Боже мой, — говорю я, поднимая взгляд на нее.
— Но после нескольких лет запугиваний и избиений она, наконец, поняла — то, что он делал, было далеко от любви.
— Вы спасли ее? — спрашиваю я, вытирая руки и опираясь на стену уборной.
— Нет, Лили, я не спасла ее. Она сама себя спасла. Она приняла осознанное решение изменить свою жизнь, принять свое прошлое и двигаться дальше — в будущее. Она также, наконец, поняла, насколько она сильна как женщина и заявила на этого жалкого сукина сына. Она пошла в суд на слушание его дела, встала с расправленными плечами и гордо поднятой головой и дала показания против него.
— Вау, — я смотрю на ее обувь, избегая смотреть ей в глаза. — Что с ней случилось?
— Почему вы не спрашиваете, что случилось с ним?
— Потому что верю, что с ним разобрались в судебном порядке.
Уголки ее губ приподнимаются в полуулыбке, и она говорит:
— Вы смотрите на нее.
Мои руки покрываются мурашками, и я застываю, восхищенная ею.
— Вау.
— Вы можете сделать это, Лили. Если есть что-то, что вы можете рассказать мне, что поможет мне засадить его за решетку, то, пожалуйста, мне нужно, чтобы вы были храброй.
Я открываю дверь и иду обратно в комнату, где все ждут, пока мы с Джонс вернемся.
— У меня есть, что рассказать, но у меня также есть кое-что, что может быть даже лучше.
— Что это? — спрашивает Джонс.
— У меня есть дневник, который я вела. Но он в доме моей лучшей подруги, и мне нужно забрать его.
— Дневник? Как журнал? — я киваю. — В нем есть подробности?
— Я могу рассказать вам некоторые подробности, — прерывает Дейл. — Лили появилась здесь занемевшая от холода с синими губами, потому что ушла от него, не имея ничего, кроме одежды, что была на ней. Я все записал и сохранил записи на случай, если бы возникли негативные последствия.
— Ты это сделал? — спрашиваю я Дейла.
— Да, прости, Лили. Я не хотел обманывать тебя, но я все это записал.
— Ты защищал меня. Я не злюсь.
— Пойду принесу их, — Дейл выскакивает из кабинета и возвращается через несколько минут с конвертом. — Я сделал копию для себя, но вот оригинал.
— Лили, когда вы сможете принести свой дневник?
— Я могу сходить туда сегодня после работы и забрать.
Мы договорились, что завтра утром я приду в полицейский участок и отдам им дневник. Они также сказали, что если мне нужно будет давать показания, то они поговорят с окружным прокурором и узнают, могу ли я сделать это посредством видеозаписи, чтобы мне не пришлось сталкиваться с Трентом. Когда они уходят, я молча остаюсь сидеть в кабинете Питера.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
Я качаю головой, а затем киваю:
— Не знаю. Я чувствую оцепенение.
— Слушай, давай я позвоню твоему парню и попрошу его забрать тебя. Отдохни оставшуюся часть дня, а завтра утром отправляйся в полицейский участок. Просто зайди ко мне после этого.
Я киваю, но не уверена, на что конкретно.
— Хорошо, — отвечаю на автомате.
Все подобно размытой туманности: слышу, как разговаривают Питер и Дейл, но я полностью отключена и не уверена, что происходит. Я просто сижу в кабинете Питера, уставившись в никуда.
Мой разум все кружится и кружится. Я оцепенела и к тому же запуталась. Не уверена, как долго я здесь сижу, потому что сейчас здесь тихо. Я никого не слышу. Может быть, они разговаривают, а, может, и нет. Я застряла в подвешенном состоянии где-то между адом и землей. Каждая эмоция, каждое чувство — все кипит прямо над поверхностью. Как действующий вулкан, ожидающий извержения.
— Лили, — спокойный глубокий голос Макса зовет меня.
Безучастно я смотрю в его темно-карие с зелеными вкраплениями глаза. Он что-то говорит? Он на самом деле здесь?
— Лили, — снова повторяет он, поднимая меня с кресла и обнимая.
— Он снова это сделал, — безжизненно говорю я.— Он причинил боль кому-то еще.
— Я знаю, Снежинка. Питер сказал мне. Я приехал сразу же, как он позвонил мне.
— Они хотят мой дневник. Мне нужно дать им мой дневник. Мы должны идти, — внезапно я чувствую крайнюю степень безотлагательности, вырываюсь из рук Макса и иду к своему столу, чтобы взять сумку.
Макс идет рядом со мной, сопровождая к моей машине. Но я не в том состоянии, чтобы сесть за руль.
— Вот, — говорю я, передавая ему свои ключи.
— Я на машине. Мы можем вернуться позже и забрать твою. Хорошо? — я киваю головой, засовываю ключи обратно и иду к машине Макса.
— Шейн уже дома? — спрашивает Макс. — Чтобы она могла впустить нас.
— У меня остались ключи. Они сказали мне, когда я уезжала, что могу оставить их себе, потому что их дом всегда будет моим домом, — я сажусь в машину и не вижу ничего, все размыто. Прежде, чем мы достигаем дома Лиама и Шейн, Макс звонит им и рассказывает, что случилось.
В изумлении я смотрю в окно, действительно не постигая того, что происходит вокруг. Я чувствую себя такой неуверенной во всем. Запутавшейся. Но ощущаю прилив волны силы, которая рассеивает неуверенность и мучения.
— Я должна сделать это, — говорю я сама себе. — Если я этого не сделаю, то у него всегда будет возможность навредить кому-то еще. Он не должен думать, что имеет на это право.
Мы останавливаемся у дома Лиама и Шейн. Заходим внутрь и идем в комнату, которую я занимала. Я ищу везде и не могу найти дневник.
— Это бесполезно, он выйдет сухим из воды, потому что я не могу найти этот дневник.
Макс обнимает меня и слегка потирает мою спину руками вверх и вниз.
— Лили, когда в последний раз ты в нем писала? — спрашивает он своим красивым, гипнотически успокаивающим голосом.
Мгновенно его поглаживание полностью меня успокаивает.
— Это было, когда закончился развод, — автоматически отвечаю я, закрывая глаза.
— И где ты сидела, когда писала в нем?
Я думаю, и мгновенно изображение вспыхивает в моем сознании.
— На моей кровати. Я положила дневник вниз и легла спать. Боже мой, — кричу я. — Он под кроватью, — опускаюсь на четвереньки и заглядываю под кровать. Он лежит там, с комками пыли на нем, прямо под спинкой кровати. — Спасибо.
Макс приподнимает кровать, я хватаю свой дневник и вытираю пыль.
— Ну вот, — говорит он, широко улыбаясь мне. — Тебе просто нужно было расслабиться.
— Мы можем сейчас поехать домой? Мне просто нужно отключиться и не думать ни о чем.
Он берет дневник, переплетает наши пальцы и ведет меня к машине.
— Я думаю, что тебе нужна ванна, ужин и очень глупая комедия, чтобы заставить тебя смеяться.
— Давай не беспокоиться о моей машине сегодня. Ванная звучит отлично.
Он открывает для меня дверь и бросает дневник на заднее сиденье. Пока мы едем домой, я продолжаю оглядываться на него.
— Не волнуйся об этом, — говорит Макс, очевидно, ощущая, как вес содержимого дневника довлеет надо мной.
— Я ничего не могу поделать. То, что у меня есть, может отправить его в тюрьму.
— Нет, ты не можешь смотреть на это таким образом. Если он и сядет в тюрьму, то из-за того, что он сделал, а не из-за того, что ты написала.
Он прав. Не я избила Одри. Не я сделала с ней все те ужасные вещи. Он сделал это. И поэтому должен ответить за содеянное.