Уродина

Глава 5

Глаза невыносимо болят, когда я пытаюсь их открыть. Пульсация в голове не позволяет даже немного приоткрыть, но я прилагаю усилие и делаю это. Несколько раз моргаю, пробую сфокусировать взгляд и увидеть, где я.

Я лежу на полу в гостиной, на том же месте, где отец начал избивать меня.

Громкий гул стоит в ушах, мощно пульсируя, сжимая все в моей голове. Моргаю, и мне удается сосредоточиться на вмятине в стене и медленно отвести от нее взгляд.

Где-то рядом я слышу страстные вздохи. Звук непрерывного и возбужденного безумия и женский голос, стонущий в ритм с поскрипыванием пружин.

— Ты ощущаешься так хорошо, Стэнли, — говорит она, прерывисто, выдыхая.

Пытаясь быть настолько тихой, насколько возможно, я двигаю руками и ногами, пробуя найти равновесие. Толчки продолжаются, я слышу возбужденные стоны своего отца, занимающегося сексом с женщиной, которую он привел домой.

На нетвердых ногах мне удается медленно дойти до своей комнаты. Звуки, доносящиеся из гостиной, не утихают, пока они продолжают свой секс марафон.

— Ты должна использовать свою дырку, чтобы заработать себе немного денег, ты, уродливый кусок дерьма, — пыхтит отец, продолжая входить в женщину.

— Оставь ее в покое, — говорит женщина, — просто сосредоточься на мне.

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на них, пока затаскиваю свое разбитое и изувеченное тело в спальню. Женщина смотрит на меня, и в этот момент, в один единственный миг, она видит меня.

Наши взгляды встречаются. Приподняв бровь, она подмигивает мне, а затем отворачивается, поднимает руку и кладет ладонь на лицо отца, фактически загораживая ему вид на меня.

— Не смотри на нее, она — умственно отсталая. Она заслуживает все, что получает, — говорит он, прежде чем обрушить на нее свой рот.

Я продолжаю ползти и прячусь в шкафу. Путь сюда был очень болезненным, каждое движение пропитано болью, которая отзывается прямо в моих костях. Каждый вдох причиняет настолько сильную боль, что мне кажется, я никогда больше не смогу нормально дышать.

Я вспоминаю о телефоне, который дал мне Трент, нащупываю его в кармане, в котором спрятала его, и, наконец, хватаю его. Мои руки сильно дрожат, и я не могу даже включить телефон. Я даже не уверена, смогу ли набрать номер, даже если мне удастся включить его.

Я моргаю, пытаясь перестать трястись, чтобы мои окровавленные руки смогли нормально заработать. Биение сердца начинает успокаиваться, а пульс замедляется, пока мое тело не возвращается к нормальному состоянию.

Включив телефон, я смотрю вниз на подсветку и сосредотачиваюсь на маленьком экране. Острый запах железа заполняет мой нос, и я отмахиваюсь от него, пытаясь прогнать подальше. Мои руки покрыты липкой ярко-красной кровью, и маленькие капли падают на джинсы.

Изо всех сил стараясь вспомнить, что Трент показывал мне, я, наконец, набираю его номер.

— Лили, — практически сразу отвечает он.

— Мне нужна помощь, — говорю я грубым, охрипшим голосом.

— Где ты? — я слышу звук заводящегося двигателя машины.

— Я в шкафу. Я не очень хорошо себя чувствую. Думаю, что заболеваю.

Мой желудок сжимается. Он продолжает сокращаться, и рвота быстро подступает к горлу. Она встает комом, как будто апельсин застрял у меня в горле и не двигается ни в каком направлении.

— Ты больна? — спрашивает он более мягким голосом.

— Папа, он… — я чувствую, как медленно подходит рвота. Она подступает, но приостанавливается, еще не готовая вырваться. — Он… он… ударил, — и желчь прорывается, пачкая мою одежду. — Прости, мне так жаль, — я начинаю плакать. Я не хочу, чтобы Трент тоже разозлился на меня.

— Лили! — кричит он в телефон, в то время, пока мой желудок продолжает бурлить и сокращаться короткими спазмами. — Держись, Лили. Я приеду через несколько минут.

Мягкий покров темноты возвращается. Не так быстро, как прежде, он, словно занавес, закрывающийся на заключительном акте в театре, начинает опускаться.

— Я не чувствую… — и снова умиротворяющая темнота поет мне песню о любви, насыщенную редкой красотой мира и чем-то еще, чего я никогда не чувствовала. Любовью.

— Лили. Лили. Где ты? — это не папин голос, он звучит ласково. Кто-то, кто зовет меня не для того, чтобы причинить боль, а чтобы помочь. — ЛИЛИ! — такая отчаянная мольба в голосе, пытающегося разыскать меня.

— Здесь, — пробую прокричать я. Но мой голос всего лишь тихий звук, легкий шепот, слетающий с губ.

Темнота так отчаянно пытается затянуть меня обратно. Она проходит через мои вены, стараясь задушить те малые силы, которые у меня еще оставались.

Но мне только семнадцать лет, и я больше не хочу жить в страхе. Возможно, я не заслуживаю чего-то лучшего, и могу никогда не заслужить, но я не могу продолжать жить, угнетенная ненавистью.

— Я здесь, — кричу я, найдя в себе силы, которые вряд ли когда-либо у меня были. — Я здесь, Трент.

— Милая, что, черт возьми, произошло? — говорит Трент, падая на пол и ласково прикасаясь к моему лицу. Он гладит мои волосы и убирает их с лица.

— П-п-папа, — мне удается только хныкать, — он, он, и-избил меня, — говорю я сквозь тяжелое дыхание.

— Давай, ты идешь со мной. Где твой чемодан, чтобы я упаковал твою одежду? — он встает с колен, на которых сидел рядом со мной, и осматривает мою комнату. — Иисус, Лили, как, черт возьми, ты живешь в этом?

Я полностью напугана и смущена тем, как я живу. Моя пустая комната — физическое олицетворение моей жизни. Настолько пустая и лишенная всего, что могло сделать меня человеком, позволить мне найти свою собственную индивидуальность.

— У меня не так много чего есть, — говорю я сквозь угрожающие прорваться слезы.

— Тебе ничего и не нужно, просто возьми мою руку и пойдем со мной, — говорит он, поворачиваясь и протягивая мне руку.

Это мой выбор, возможно, мой последний шанс выбраться отсюда живой и, наконец, я смогу дышать свободно, без страха. Я нерешительно поднимаю руку и медленно кладу в теплую ладонь Трента. Он наклоняется, обвивает рукой мою талию и поднимает меня.

— Аааа… — кричу я от боли.

— Где болит? — он ослабляет свою хватку на мне и стоит рядом, поддерживая мой вес.

— Ноги и руки, — я смотрю на Трента, и его брови хмурятся, когда он осматривает меня. Его карие глаза изучают мое лицо, воспринимая все, что сделал папа. — Лили, — вздыхая, говорит он, и мне кажется, что он чувствует ко мне отвращение.

— Извини, — я пытаюсь поправить волосы так, чтобы он не видел моего лица полностью, но вздрагиваю от боли, когда поднимаю руку, чтобы уложить пряди.

— Не надо, — говорит он и уводит нас из моей комнаты.

Я осматриваю гостиную, отец с той женщиной ушли, но запах секса витает в воздухе. Нахожу взглядом вмятину в стене, и рвота немедленно подступает к горлу, угрожая вырваться наружу.

— Пожалуйста, забери меня отсюда.

Трент смотрит на меня и кивает. Все понятно без слов. Он видел самую худшую часть меня, темную тень, под которой я живу, предел моего ежедневного кошмара.

Он принимает на себя большую часть моего веса, выводя на улицу. Ночь темная и тихая. Холод пробирает меня до костей, ужас заполняет каждую клеточку моего разума. Или, возможно, это не ужас поглощает меня. Возможно, это что-то еще.

Вкус свободы.

Я, наконец, покидаю дом, где была закована в цепи всю свою жизнь. Мое единственное укрытие никогда не было безопасным. Ко мне никогда не чувствовали ничего, кроме ненависти и негодования, все время, пока я жила здесь. Я никогда не могла глотнуть чистого воздуха и чувствовать, как он проходит через меня, ласкает и окружает меня. Я никогда не чувствовала гостеприимства или принадлежности этому дому.

— Осторожней с головой, Лили, — говорит Трент, помогая мне сесть в машину.

Я откидываюсь назад на пассажирском сиденье и смотрю на дом, где прожила всю свою жизнь. В нем нет никаких признаков жизни. Невысокая трава на газоне перед домом коричневая и мертвая. Выцветшая синяя обшивка дома выглядит так, словно скоро отвалится. Если бы вы проезжали мимо моего дома, то подумали бы, что здесь временно живут переселенцы, но никак не семья.

Трент сдает назад по подъездной дорожке. Он медленно выезжает, и часть меня, наконец, может свободно дышать.

— Ты в порядке? — спрашивает Трент.

Я киваю и улыбаюсь ему, затем поворачиваю голову и смотрю, как дом, который высосал всю мою душу, медленно исчезает из поля зрения.

Трент кладет руку на мое бедро и мягко сжимает его, возвращая мое внимание к себе.

— Все будет хорошо, Лили. Я позабочусь о тебе.

Неуверенность формируется в комок и застревает в горле. Туча вопросов нависает над моей головой. Но также я чувствую вес всего мира, опускающегося на мои плечи, когда Трент уезжает все дальше от дома моего отца.

Поездка до дома Трента проходит в тишине. Кроме легкого сжатия его руки на моем бедре, ничего больше не сказано. Я просто сижу, ошеломленная; я никогда не вернусь туда снова, возможно, я буду в безопасности.

Через пятнадцать минут Трент поворачивает на улицу, усеянную пышными зелеными газонами. Лунный свет только намекает на реальную насыщенность цвета, и я не могу дождаться, когда завтра увижу все при свете дня. Дома стоят близко друг к другу, и по внешнему виду заметно, что о них хорошо заботятся. На многих домах гордо развевается флаг Соединенных Штатов.

Здесь мирно и безмятежно. Я уже люблю это место.

— Мы на месте, — говорит Трент, подъезжая к тщательно ухоженному красивому белому дому. — Пойдем, родители уже ждут, — он выходит из машины и обходит ее, открывая мою дверь и помогая мне выйти.

Оборачивая руку вокруг его шеи, я позволяю Тренту ввести меня внутрь.

Мои ноги болят, и все мое тело протестует против боли. Голова пульсирует с каждым шагом, который я делаю, и все, чего я хочу, это лечь и позволить сегодняшним событиям исчезнуть.

— Мама, папа, — зовет Трент.

Я слышу шаги наверху, и леди в халате спускается по деревянной лестнице в сопровождении более взрослой версии Трента. У мужчины густые волосы с проседью и строгое, угрюмое выражение лица.

— Добро пожаловать, Лили, — говорит его мама, когда подходит ближе, чтобы обнять меня.

Я даже не знаю, как ее называть.

— Спасибо, мэм, — благодарю я и вздрагиваю от боли в ноге.

— Зови меня миссис Хэкли, — говорит она, обнимая меня за плечи. — Пойдем, дорогая, давай приведем тебя в порядок.

Она ведет меня в другой конец дома, и внезапно мое сознание уплывает. Я проснулась в параллельной Вселенной? С людьми, которые не говорят мне, как я глупа и ужасна?

Я оборачиваюсь, пытаясь найти Трента.

— Мама позаботится о тебе, — говорит он, пока она продолжает вести меня по коридору.

— Зачем ты привел ее сюда? — слышу, как спрашивает отец Трента.

— Я не мог оставить ее там. Разве ты не видишь? — шепчет Трент, но я все еще могу слышать.

— Почему бы тебе не рассказать мне о себе, Лили? У тебя есть семья? — спрашивает миссис Хэкли. Я уверена, она пытается не дать мне подслушать разговор Трента с его отцом.

— Нет, мэм. Только я и мой отец. Но после сегодняшней ночи не думаю, что могу вернуться туда.

Она приводит меня в ванную и сажает на закрытую крышку унитаза.

— Давай осмотрим тебя, — миссис Хэкли отступает на шаг назад и смотрит на меня, поднимает руку и проводит ею по своему лицу. Ее длинные каштановые волосы собраны в идеальный конский хвост и это кажется мне странным, потому что сейчас поздняя ночь, а ее волосы безупречны. — Я думаю, у меня есть кое-что, чтобы помочь тебе с твоими ранами, но тебе нужно снять всю одежду, хорошо? — спрашивает она и делает осторожный шаг ко мне.

— Гм, — я не знаю, что сказать. Она предлагает мне помощь, которую никто никогда не предлагал раньше. — Хорошо.

Она делает еще один шаг ко мне, и я замечаю макияж на ее лице. Все, что я слышала и видела на девочках в школе. Карандаш для глаз, тени для век, тональная основа и даже легкая помада. Я не могу не смотреть на нее и не задаваться вопросом, почему она почти идеальна и готова к выходу, как будто ее куда-то пригласили.

Миссис Хэкли помогает мне встать и снять мою истрепанную одежду.

— У меня есть здесь немного вещей, которые тебе подойдут, — она мягко и заботливо улыбается мне. — Все в порядке, Лили. Я не причиню тебе боли, — успокаивает она меня.

В течение доли секунды то, что она не сказала «мы не причиним тебе боли», проигрывается в моей голове. Мой подозрительный и чрезмерно осторожный ум говорит мне, что что-то тут не так. Почему она не сказала «мы», а только «я».

Пока я все еще стою в ванной без одежды, миссис Хэкли приносит большой пластиковый контейнер, наполненный различными ванными принадлежностями. Она ставит его рядом со сливным бачком и открывает крышку.

Разглядывая его, я вижу, что в нем есть различные виды пластыря, мази и другие медицинские принадлежности, которые только смогли там поместиться.

Миссис Хэкли достает несколько мазей и пластырь и кладет их на маленькую полку. Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, ее глаза осматривают меня, отмечая все повреждения.

— Глубокая рана выше глаза выглядит хуже всего, но и на руке и ноге выглядят ничуть не лучше этой. Я могу позаботиться о них, нет никакой надобности ехать в больницу. Они будут задавать много вопросов, чтобы узнать, что произошло, а ты ведь этого не хочешь, не так ли? — спрашивает она с сочувствием в голосе.

Я качаю головой, обхватывая себя руками и опуская глаза. Я не хочу, чтобы они задавали вопросы, потому что они подумают, что я глупая, раз оставалась там и не уезжала. Но, на самом деле, куда я могла пойти? У меня никого нет. Ни одна живая душа не захотела бы взять меня к себе и заботиться обо мне… до сих пор.

Миссис Хэкли собирается промыть и обработать мои раны. С мягким бормотанием и добрыми словами она заботится обо мне. Когда она заканчивает ухаживать за моими ранами, она отступает и улыбается, довольная собой.

— У меня есть футболка и спортивные брюки, которые ты можешь надеть. Я поговорю с мистером Хэкли, и мы посмотрим, сможем ли купить тебе какую-нибудь одежду завтра.

— У меня есть кое-какая подержанная одежда, которую мне дали в секонд-хэнде, она осталась в… — я делаю паузу и указываю на дверь. Осталась где? Дома? В аду? Как мне это называть?

— Все хорошо, дорогая. Мы посмотрим, что можем сделать, хорошо? — она сладко улыбается мне.

Я киваю и снова смотрю вниз на плитку пола. Холодный поток проходит сквозь меня. Ледяной холод захватывает каждую частичку меня, и я дрожу. Я чувствую, как бегут мурашки по моей коже.

Миссис Хэкли видит, как я дрожу, и водит своими руками вверх-вниз по моим рукам, успокаивая меня.

— Я принесу тебе одежду. Я не задержусь, — и она уходит, мягко закрывая за собой дверь.

Я остаюсь стоять голой в ванной и жду ее возвращения. Я осматриваю комнату и вижу, как все блестит в безупречной чистоте. Здесь есть три полотенца, и все они висят одинаково. Ни одно полотенце не висит ниже другого. Все этикетки шампуней и кондиционеров в душе повернуты лицевой стороной. Все здесь прекрасно, как на картинке.

Дверь открывается, и миссис Хэкли возвращается в комнату, держа в руках серую футболку с длинными рукавами и черные спортивные штаны.

— Вот, держи, Лили. Почему бы тебе не переодеться, я подожду тебя снаружи.

— Спасибо, — немедленно отвечаю я.

Когда я добираюсь до двери и открываю ее, миссис Хэкли стоит снаружи, нетерпеливо ожидая меня.

— Ты уже выглядишь лучше. Пойдем, я сделаю тебе что-нибудь поесть и попить.

— Настоящая еда? — говорю я, прежде чем подумать.

— Конечно. У нас есть тушеное мясо, и как насчет стакана теплого молока?

— Свежее молоко? — звучит так, как будто у меня потекли слюнки, по правде говоря, так оно и есть.

Она ведет нас на кухню, где Трент и мистер Хэкли стоят возле кухонного стола и разговаривают. Как только мы входим, разговор прекращается, и Трент подходит, чтобы встать рядом со мной.

— Ты в порядке?

— Да, спасибо, — отвечаю я и отвожу глаза под напряженным, пристальным взглядом мистера Хэкли.

— Вот, присядь, Лили. Мама приготовит тебе напиток, — говорит Трент и выдвигает стул для меня.

— Да, сынок, — отвечает она, вынимая молоко из холодильника. Она разливает его по кружкам и нагревает в микроволновой печи.

Я сижу на стуле, который Трент выдвинул для меня, а он сидит рядом со мной. В комнате угнетающе тихо, и мы все ждем, что что-то произойдет. Мое сердце стучит в груди, и я чувствую три пары глаз на себе, но один взгляд более твердый и интенсивный.

— Расскажи нам о себе, Лили, — резкий тон мистера Хэкли прорывается через мою кожу, как горячий нож проникает в масло.

— Гм… я Лили, и, гм… мне семнадцать лет. Я, гм... — мои нервы сдают, и я начинаю рыдать.

— Папа, — говорит Трент и поглаживает рукой мою спину. — Мы говорили об этом, просто оставь ее в покое сегодня.

Я смотрю вверх на огонь, пылающий в глазах мистера Хэкли.

— Мы действительно говорили об этом. И Трент уже рассказал нам все, что он знает о тебе и твоем отце… — он делает паузу и наклоняет голову, указывая на побои и пластырь на моем лице. — Но, если ты собираешься жить здесь, то я должен знать, с чем тебе приходилось иметь дело, — говорит он. — Не сегодня, потому что я вижу, как ты расстроена. Но к выходным...

Миссис Хэкли возвращается со стаканом теплого молока для меня и тарелкой тушеного мяса с овощами и соусом. Еда пахнет фантастически и очень аппетитно. Я даже не могу вспомнить, когда в последний раз ела что-то домашнее.

Она останавливается по другую сторону стола и ждет. Чего именно, я не уверена. Может, чтобы посмотреть, понравилась ли мне еда или узнать, нужно ли мне что-нибудь еще. Я никогда не испытывала ничего такого прежде.

— Ты можешь спать в гостевой комнате внизу, рядом с ванной. Лина, сядь, — говорит мистер Хэкли.

— Спасибо, сэр, — говорю я, предлагая единственную вещь, которая у меня есть, это слова благодарности, чтобы выразить свою признательность.

Мистер Хэкли и Трент тихо разговаривают между собой. Миссис Хэкли молча слушает их, а я ем самую восхитительную еду, которую когда-либо пробовала. Эти двое мужчин говорят обо мне, строят планы относительно меня и даже планируют отвезти в торговый центр, чтобы купить новую одежду.

В этот момент меня посещает мимолетная мысль. Я видела здоровые семейные отношения в школе и на улице, отношения в счастливых семьях, но в действительности я никогда их не понимала. Я всегда была зрителем с прижатым к стеклу носом, отчаянно пытаясь прорваться. А теперь, я думаю, возможно, пришла моя очередь оказаться в семье.