Уродина

Глава 22

— Ты готова отправиться домой, детка? — спрашивает Трент, когда идет впереди меня и несет небольшую сумку, которую принес для того, чтобы сложить туда мою сменную одежду и чистое нижнее белье.

Уже в машине, пока мы едем домой, я пересказываю Тренту то, что полицейские сказали мне этим утром.

— Они спросили меня, помню ли я что-нибудь о нападении.

— Что ты им сказала? — спрашивает он. Я заметила, что он сбавил скорость машины.

— Я сказала им правду. Сказала, что ничего не помню.

— Ну же, Лили. Я рассказал тебе, что случилось. Ты должна была пересказать им то, что я тебе сказал.

— Я не буду им лгать, Трент. Я не могу вспомнить, что произошло, — качаю головой, все еще сомневаясь в себе.

— Ты должна просто верить мне. Все было именно так, как я и сказал. В любом случае… — он замолкает и делает три глубоких вдоха. — В любом случае, что ты приготовишь на ужин? Мне пришлось питаться едой на вынос, и сейчас я готов к домашней еде.

— Я не очень хорошо себя чувствую, чтобы готовить. Разве мы не можем просто заказать пиццу? И, кроме того, мне нужно отдыхать, так сказал доктор, а на следующей неделе я должна сходить к нему на прием.

— Он — идиот, я уже говорил тебе об этом. Я позабочусь о тебе, ведь я твой муж, и это меньшее, что я могу сделать.

Я поворачиваюсь к нему лицом. Есть кое-что, что играет с моим разумом, и оно постоянно в моей голове, пытается вырваться. И это не проходит.

— Трент, — начинаю говорить я.

— Да.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю, надеясь, что он понимает, что я имею в виду.

— Хорошо. А что?

— Я имею в виду, как ты относишься ко всей этой ситуации? Ты сказал, что пришел домой и нашел меня на кухне. Ты паниковал или волновался?

— О, детка, ты действительно собираешься задавать мне такие банальные вопросы? Я ничего не почувствовал, ведь как только тебя увидел, я осмотрел тебя и знал, что ты будешь в порядке.

— Именно поэтому ты почти не появлялся в больнице?

— Эти вопросы — полная фигня, Лили. У меня есть работа, ты же знаешь. Только потому, что ты слегка поранила голову, моя работа не остановилась. Ради всего святого, Лили! Иногда ты бываешь такой эгоисткой, — он спокойно смотрит в окно. — Иисус, — бормочет он сам себе.

Я делаю то, что и всегда, остаюсь тихой до конца нашей поездки домой.

Трент паркуется на нашем месте и выходит из машины. Он поднимается по ступенькам до тех пор, пока не доходит до нашей квартиры.

— Поторопись, — кричит он. — И не забудь свою сумку.

Я открываю багажник и достаю свою сумку, затем поднимаюсь по лестнице в нашу маленькую квартиру, дверь которой открыта, а Трент уже смотрит телевизор внутри. Я смотрю на дверь, и вижу, что ее заменили, и пытаюсь вспомнить день нападения на меня. Смотря вниз на свои ноги, замечаю новые босоножки, которые Трент, должно быть, купил для меня, чтобы носить дома, и осматриваю квартиру отсутствующим взглядом. Опять же что-то не сходится, но я не могу понять, что именно.

— Детка, принеси мне содовую, — говорит Трент, переключая каналы.

Я бросаю свою сумку возле двери и запираю замок, дважды проверяя, закрыта ли дверь. Голова идет кругом, и я не могу не думать о том, что, если к нам вломились, то почему я не напугана, возвращаясь сюда? И что они взяли? Что-то не сходится.

Я подхожу к холодильнику и вижу вмятину на двери. Вижу засохшую кровь на нем, и вдруг небольшой фрагмент всплывает в моей памяти. Обувь. Что-то связано с обувью.

Иду в нашу спальню, достаю свой дневник из укромного места и пролистываю записи, но там ничего не сказано про обувь.

Мой разум затуманен и похож на паззл, в котором все кусочки разбросаны по полу. Я вижу все детали, но они перемешаны. Мне нужно тщательно рассмотреть все и сложить их вместе, чтобы создать полную картинку.

— Принеси мне выпить, — кричит Трент.

Я кладу дневник в задний карман своих джинсов и скрываю его кофтой, потому что мне нужно внимательно его прочитать, чтобы узнать, есть ли там ключ к разгадке, способный помочь мне решить головоломку.

Возвращаюсь к холодильнику и открываю дверцу, наклоняюсь к нижней полке, чтобы взять содовую. Присаживаюсь на корточки, чтобы взять напиток, и вижу на полу крошечное сердечко, вырезанное из бумаги.

Подняв сердечко, я приношу его Тренту вместе с содовой.

— Что это? — спрашивает Трент, когда я протягиваю ему напиток.

— Я не уверена, — говорю я и верчу сердечко в руках.

Трент всматривается в мои руки, его глаза округляются и он вырывает сердечко из моих рук.

Из-за реакции Трента на сердечко воспоминания о случившемся в тот день накатывают на меня:

— ЭТО БЫЛ ТЫ! — кричу я, отступая от него. Мое тело дрожит от страха, а сердце колотится; я вспоминаю каждую секунду, каждый удар, которым Трент пытался убить меня. Я чувствую, как будто цунами нахлынуло на меня.

— Это был несчастный случай, — орет мне Трент, вставая и делая шаг ко мне. Он сжимает руки в кулаки, его лицо становится красным.

— Не трогай меня, — моя спина упирается в дверь, и я поворачиваю ручку, чтобы сбежать.

Трент меняется: его плечи распрямляются, а губы растягиваются в злой, ехидной ухмылке. Каждый волосок встает дыбом, мурашки внезапно покрывают кожу, когда мое тело узнает зло.

— И куда, черт возьми, ты собралась идти? Ты самый тупой и охуенно уродливый человек, которого я знаю, Лили. У тебя нет друзей, я убедился, чтобы твой единственный друг отдалился от тебя. У тебя нет семьи, тебе некуда идти. И позволь мне сказать тебе кое-что еще, теперь у тебя нет и работы. Я сказал мудаку Дейлу, одному из тех, кто всегда пытался сделать тебя увереннее и поддерживал тебя, что ты много лет воровала деньги из магазина. Я убедил его не выдвигать против тебя обвинения, но ты же знаешь, что это значит, детка? — я качаю головой, не в состоянии осмыслить, что он говорит. — Это значит, что я, блядь, владею тобой, — он делает шаг ближе ко мне. Хватает меня за предплечья и сжимает их, напоминая мне, что я его, безмолвно сказав мне, что он может делать со мной все, что захочет.

В этот момент, именно в этой ситуации, я, наконец, понимаю, что если останусь, то в следующий раз не попаду в больницу, вместо этого я попаду в городской морг.

Хватит.

— Отпусти меня, — говорю я сквозь зубы. — У тебя больше нет власти надо мной.

Трент запрокидывает голову назад и смеется, усиливая хватку на моей руке.

— Ты — глупая девчонка, — фыркает он и, понижая голос, приближает ко мне свое лицо так, что его нос почти касается моего.

— Хватит, Трент. Я выйду за эту дверь, и ты больше никогда ко мне не приблизишься, — я выпрямляю спину и расправляю плечи.

Трент вздрагивает, его правый глаз подергивается, когда он обдумывает мои слова и кривит губы в отвращении.

— Я могу забрать твою жизнь, Лили, и никто никогда не узнает, всем будет плевать.

— Я веду дневник, — я не говорю ему, что дневник у меня, иначе он заберет его и убьет меня. — Он в моем шкафчике на работе. Ты, возможно, и позаботился о том, чтобы меня уволили, но если они откроют ящик, то найдут дневник.

— Ты блефуешь. Ты недостаточно умна, чтобы так хитро поступить.

— Ты действительно собираешься рискнуть всем, независимо от того, есть ли у меня дневник?

— Ты тупая сука. Я достану тебя.

— Тогда сделай это сейчас, потому что если я выйду за эту дверь, и ты пойдешь за мной, я расскажу полиции о том, что ты сделал со мной, — я вырываюсь из его хватки. Конечно, с его размерами он легко может меня одолеть, но беспокойства, отразившегося на его лице, достаточно, чтобы сказать мне, что он обдумывает всю серьезность моих слов. — Убей меня сейчас, Трент, или дай мне уйти.

Трент отступает на шаг назад, его плечи резко опадают.

— Если выйдешь за эту дверь, то никогда не вернешься, — я поворачиваю замок на двери и открываю ее. — Клянусь Богом, ты уйдешь, и мы расстанемся.

— Твое будущее, как врача, теперь в моих руках. Просто оставь меня в покое и никогда не подходи ко мне снова.

Я открываю дверь.

— Не смей, блядь, уходить! — приказывает он мне. Я перешагиваю порог и оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него через плечо. — Тащи сюда свою чертову тупую уродливую задницу, — он указывает на место перед собой. — СЕЙЧАС ЖЕ! — кричит он.

Я выхожу.

Спускаюсь вниз по ступенькам.

Я начинаю с… не знаю, с чего. Но это должно быть лучше, чем все это.

Слышу, как кричит Трент:

— Лили!

Я больше не буду чьей-то грушей для битья.