Ира чувствовала себя каторжницей, которую за какие-то неведомые прегрешения ссылают в глушь. И зачем она согласилась ехать? Кому и что доказала? Только себе хуже сделала.
Стало тошно ещё у пединститута, откуда автобусы отправлялись в «Берёзки» – злополучный лагерь, где предстояло убить целых три недели лета.
От суматохи, разноголосицы и толкотни у Иры разболелась голова. Нестерпимо захотелось вернуться домой. И вполне возможно, она бы так и поступила, но мама уже битый час изводила её нотациями и напутствиями из разряда «то не делай, туда не ходи». Ира едва сдерживала раздражение, поэтому, когда их воспитатель, высокая бойкая женщина с химическими кудряшками, объявила в рупор: «Второй отряд проходим, садимся», подхватила, не мешкая, свой чемодан и рванула к жёлтому «лиазу», у которого на ветровом стекле был наклеен лист с нарисованной цифрой 2.
Ира заняла место у окна сразу за водителем, тогда как самые весёлые и шумные, наоборот, облюбовали сиденья в хвосте. Рядом с Ирой села худенькая белобрысая девчонка в очках с длинной тонкой косицей. Сразу видно – тихоня, подумала Ира. И правда, девочка за всю дорогу не вымолвила ни слова. Зато в задней части автобуса веселье набирало обороты. Так и доехали до лагеря под взрывы дружного хохота.
– Выходим, не толкаемся, – скомандовала воспитатель, назвавшаяся Антониной Иннокентьевной. – Вещи свои не забываем.
Всей гурьбой в три десятка голов они ввалились в распахнутые ворота, у которых их встречал старик-сторож и два гипсовых пионера-горниста. Воспитатель призывала не шуметь, но какой там! Они галдели, перекрикивая песню о весёлом барабанщике, что лилась из репродукторов.
Ира плелась за шумной толпой, уныло оглядывая округу. Здесь и впрямь кругом росли берёзы. Среди зелени тут и там разбросаны корпуса – выкрашенные в голубой цвет деревянные домики с белыми наличниками и просторными остеклёнными верандами. От каждого корпуса узенькие тротуары стекались к одной широкой дорожке, мощённой квадратными плитками, между швами которых пробивалась трава. Дорожка вела прямо к крыльцу столовой, а вдоль неё зигзагом выстроились стенды с портретами пионеров-героев, разворотами «Пионерской правды», цитатами вождей и девизами вроде «Пионер – всем пример», «Бороться и искать, найти и не сдаваться!».
Рядом со столовой – просторная дощатая площадка, окружённая скамейками и обнесённая низеньким заборчиком. С краю площадки – сцена, на которой сиротливо стоял видавший виды стол.
«Тут проходит дискотека», – пронёсся шепоток.
Сразу за жилыми корпусами – небольшой беленький домик, над дверью которого виднелась табличка «Медпункт». Чуть дальше – единственное на весь лагерь кирпичное здание без окон и с двумя дверями с разных сторон.
– Это баня, – пояснила Антонина Иннокентьевна, как будто они сами не могли прочесть вывеску. – Но строго говоря, это не баня, а душевая. Банный день у нас раз в неделю по субботам. А утром умываться вон там, кто не знает. А там – мыть ноги.
Ира проследила за рукой воспитателя и увидела два длиннющих ряда умывальников, к которым от бани-душевой тянулась тонкая ржавая труба.
Умываться на улице?! Это же каменный век! А если дождь?
– Это клуб, – продолжала знакомить с лагерем своих подопечных Антонина Иннокентьевна, – тут для вас работают разные кружки. Шахматы, выжигание по дереву, театральный, макраме, радиотехнический кружок. Здесь у нас проходят мероприятия: смотры песни и строя, конкурсы самодеятельности, а когда привозят фильмы, устраиваем настоящие киносеансы. Там же есть библиотека и склад с инвентарём. Мячи, ракетки для бадминтона… ну и так далее. Можно брать под запись.
Ира про себя чертыхнулась. Конкурсы самодеятельности? Смотры? И тут? Будто ей в школе мало!
За клубом простиралась огромная вытоптанная поляна, разбитая на несколько площадок. Ближняя была обнесена по периметру белым невысоким штакетником. За забором с краю прилепился небольшой помост, а в центре – гордо возвышался флагшток.
– Здесь будет построение, а по утрам – линейка.
Дальше шла спортивная площадка, оборудованная баскетбольными стойками с щитами, а рядом – точно такая же, но с натянутой волейбольной сеткой. Ещё дальше виднелись перекладины, рукоходы, лабиринты, качели-карусели и даже парочка теннисных столов, а чуть в стороне – футбольное поле.
– А вон там, – Антонина Иннокентьевна махнула вдаль, туда, где заканчивалось поле, где среди нежной листвы берёз виднелись два остроконечных сооружения, по форме напоминавших вигвамы, – туалеты.
Ира округлила глаза: деревянные удобства?! И это называется «отдохнёшь в прекрасном лагере»? – вспомнила она слова мамы.
– А теперь все в корпус, – повела их воспитатель к одному из крайних домиков.– Через сорок минут построение, не опаздывать!
И все наперегонки помчались занимать койки.
– Мальчики направо, девочки налево! – крикнула им вдогонку Антонина Иннокентьевна.
В тесном общем коридорчике образовалась сутолока – некоторые перепутали право и лево, что стало очередным поводом для хохота.
В конце концов, потолкавшись, разошлись по своим палатам. Койки у окон оказались нарасхват. Ира выбрала себе место у двери, на которое никто не зарился. Девочка с тонкой белой косицей заняла соседнюю койку, и общую тумбочку они поделили на двоих, загрузив в неё сменку, мыло, зубную пасту, щётки, расчёски.
– Я – Вита.
– А я – Ира.
Кроме них в палате было ещё одиннадцать девочек.
Ира сразу определила, какая из них будет строить из себя королеву и какие станут ей подыгрывать. Это сразу заметно по повадкам. Вон та с густыми каштановыми волосами чуть ниже плеч, Света, уже прибирает власть к рукам.
Ей и место досталось самое удобное – у углового окна в дальнем конце палаты, хоть она и не неслась к нему, расталкивая всех локтями, как некоторые. Как, например, вон та с мальчишечьей стрижкой и круглыми навыкат глазами (Ира про себя окрестила её лягушкой, хотя все звали девчонку Лидкой) – так мчалась, что чью-то тумбочку снесла. Но эту кровать уступила Свете. Сама. Заняла ту, что рядышком. Или здоровенная Гуля, у которой через плечо лежит длинная, чёрная как смоль, коса толщиной с руку. Она тоже толкалась, пробираясь к кроватям, но Свету пропустила вперёд.
И вот что в ней такого? Ведь она не кричит: «Я тут буду главная!», даже особо и не командует, во всяком случае, пока. Просто у неё это как-то само собой получается, и дело даже не в том, что она хорошенькая – Ира вообще-то тоже очень даже ничего – это какое-то внутреннее самоощущение, которое невольно передаётся другим. Сколько они вместе? Около трёх часов в автобусе и двадцать минут здесь, а девочки уже вьются вокруг, негласно принимая её лидерство. И в глаза заглядывают, и поддакивают каждому слову. Видать, не только Ира интуитивно поняла, кому здесь доведётся блистать, но и все остальные, и теперь льнут поближе.
Ну, не все, конечно. Вот эта Вита непонятно почему уцепилась за Иру. Может, трусит к ним соваться? Вдруг они почувствуют в ней слабину, даже не вдруг, а наверняка, и будут поклёвывать, изводить насмешками. Они уже сейчас посмеиваются над двумя: толстушкой и длинной девочкой в очках, которым тоже захотелось прибиться к «королеве».
– Сонька, – обратилась Лидка к толстушке, – вы так смешно смотрелись, когда шли рядом с Витькой! Прямо Пятачок и Винни-Пух.
Девчонки так и покатились. Как следует разглядеть мальчишек из своего отряда Ира не успела, но этого Витю приметила – мелкий, ниже всех в отряде. Ира даже подумала поначалу, что он забрёл к ним по ошибке.
– К вашей парочке ещё бы Динку, – Лидка ткнула на высоченную девочку в очках, – она же вылитый Кролик!
Снова хохот.
– Девчонки, а как вам наша воспитатель? Антонина, как там её…? Антенна, короче…
– Точно! Антенна! – охотно подхватили остальные новое прозвище.
– По-моему, так себе, – скривилась Света, – но бывает и хуже. Вот в прошлом году я ездила в «Дружбу», так там у нас была просто зверюга. А с этой ничего, жить можно… если не нарываться. А интересно, кто у нас вожатый? Хоть бы парень, а то…
Стук в дверь оборвал её на полуслове, и тут же в палату, как по заказу, вошёл вожатый. Деловитый и серьёзный, даже суровый. Чуть выдавил приветственную улыбку и опять свёл брови.