В плену у сказки

Глава 12

Плащ Красной Шапочки

Следующие две недели проходили по одному и тому же сценарию. Дни я проводила с Эллой и принцем: мы выбирались в город, гуляли по пляжу, любуясь морем. Иногда мне удавалось даже улизнуть от них, но крайне редко.

Я чувствовала себя третьим колесом, но в то же время мое колесо было единственным непроколотым и несдутым, потому что все разговоры держались исключительно на мне.

Элла и Эрик почти не разговаривали друг с другом на темы, более интересные, чем погода и природа, и казались картинками, которые вырезали из разных журналов и сложили вместе. Абсолютная несовместимость, хоть Элла и пыталась очаровать Эрика всеми возможными способами, и, кажется, он отвечал ей взаимностью, но как-то вынужденно.

И за что мне это?.. Я, видимо, была плохой сводницей, потому что один из моих подопечных все еще упрямо сопротивлялся. Хотя любовь была нужна, в первую очередь, ему, Эрику, чтобы не пасть жертвой проклятия. Но принц как будто этого не понимал.

А вечерами ко мне заглядывал Румпельштильцхен, и мы проводили время за совместными ужинами и разговорами. Он больше не флиртовал и вообще не совершал никаких романтических поползновений. Наверняка он просто сменил тактику и теперь медленно затаскивал меня в свой омут, потому что, просыпаясь утром, я уже с нетерпением ждала вечера.

Мне нравилось разговаривать с Румпелем, нравились его мысли, его непохожесть на других, нравилось могущество. Я догадывалась, что просто привыкаю, позволяю этому несносному колдуну забраться в мысли. Он вызывал зависимость.

В очередной я поймала себя на мысли, что сама начинаю открыто флиртовать, и это смутило. С наигранным пренебрежением я спросила:

— И когда будет третье поручение?

— Почему ты его так ждешь? — улыбнулся он.

— Потому что после него ты наконец перестанешь докучать мне.

— Брось, тебе нравятся наши вечера.

— Не так сильно, как тебе.

— И я тоже тебе нравлюсь.

— Возможно, но это ничего еще не значит.

Румпельштильцхен взял мою руку и поцеловал тыльную сторону, задержавшись губами на коже дольше, чем следовало.

— До завтра. Буду с нетерпением ждать нашей следующей встречи.

«Я тоже».

Лучше сказке закончиться раньше, чем станет слишком поздно.

И скорее всего я вернусь в свой мир, так и не выполнив третье поручение. Потому что Румпель, очевидно, оттягивал этот момент, как только мог. Но это и к лучшему… Так хотя бы будет ощущение, что нас с Румпельштильцхеным по-прежнему что-то связывает, несмотря на границу, разделяющую два мира.

Когда в комнату постучали, я уже готовилась ко сну. Гостей никаких не ждала, поэтому сразу ощутила укол беспокойства: не хотелось, чтобы за дверью оказалась Золушка. В последнее время она смотрела на меня волком.

Стук повторился.

— Мисс Тремейн, вы спите?

Голос Люмьера, противный и надменно растянутый, ни с чем нельзя было спутать. Я открыла дверь и спросила:

— Ты что-то хотел?

— Мне приказали передать, что принц ожидает вас в саду. — он произнес это учтиво, опустив взгляд, что было на него совершенно не похоже. — Мне велено сопроводить вас.

— В такой час? Передай Эрику, что я уже сплю и мы увидимся завтра.

— Простите, но приказ есть приказ. Понимаю, отношения между нами не заладились с самого начала, за что приношу извинения. И я прошу сейчас не ставить меня в неудобное положение перед принцем. Если вас, конечно, не затруднит.

Я пристально посмотрела на Люмьера. Его жидкие волосы сально блестели, пальцы рук нервно подрагивали, а длинная шея казалась еще длиннее.

— Разве встреча не подождет до завтра?

— Предположу, что принц хочет сказать вам нечто важное.

«Главное, не предложение».

— Хорошо, — я вздохнула, — тогда дай мне минуту.

Вечерами было уже холодно, поэтому пришлось накинуть на плечи плащ, тот самый, красный, который подарила мне Золушка.

Мы с Люмьером спустились к широким дверям. Они вели в сад, расположенный позади замка и перетекающий в лес. Аккуратные кусты вились вдоль дорожек, образовывая маленькие хитрые лабиринты.

— Странное место принц выбрал для встречи.

— Да уж, принц — тот еще выдумщик… Сюда, он ждет вас в отдаленной беседке.

Люмьер шел впереди, и его фигура расплывалась в темноте. Луна совсем не справлялась с ночными тенями. Я подняла голову и почти с растерянностью взглянула на лунный диск. Возникла такая простая и такая несвоевременная мысль…

Принц не может меня ждать, потому что в это время он превращен в чудовище.

— Куда ты на самом деле меня ведешь? — спросила я, останавливаясь.

Люмьер обернулся, и лицо его обезобразил оскал разочарования и злости. Во мне сразу же проснулась легкая паника, и единственное, что пока не давало ей разгореться, это понимание своего физического превосходства. Люмьер был тщедушным и маленьким, и я могла с ним справиться.

— Ты грязная, давно порченная девка, поэтому с принцем быть не можешь. Я делаю это ради него.

— Делаешь что?

Я невольно отступила на шаг, когда от кустов отделилась широкая темная фигура. Люмьер победно возликовал:

— Возвращаю тебя тому, кому ты принадлежишь!

— Какого черта… — я разглядела свирепое лицо Гастона.

Он шел к нам неумолимо, напоминая приближающуюся лавину. К горлу подступил ужас.

— Твою ж…

И я побежала. Мои тесные белые балетки сверкали, как хвост оленя, за которым Гастон и погнался. А красный плащ его только раззадорил.

Надо было кричать, звать на помощь… Но я не успела. Гастон сбил меня с ног с той же силой, с какой мог бы ударить бык. Упав на землю, я еще попыталась подняться, пока на меня не обрушилась тяжесть чужого тела. Гастон заломил мне руки, едва не вывихнув их, и быстро замотал рот тряпкой. Я принялась извиваться, еще больше путаясь в плаще, стараясь помешать увальню связать ноги. Гастон торопился.

— Будешь сопротивляться, ударю по голове, и ты станешь еще большей дурой, поняла меня⁈

Я замерла, осознав, что вряд ли мой череп спокойно переживет посягательства на свою целостность. Страх мешал соображать, лишал драгоценного времени. Почти насильно вытаскивая из памяти обрывки информации, я напрягла мышцы, незаметно раздвинула запястья с лодыжками и, вдохнув полной грудью, задержала дыхание.

— Быстрее! Быстрее! — жужжал Люмьер. — Увози её быстрее!

— Все! — Гастон взвалил меня на плечо и потащил к лесу.

На дороге, разделяющей лесные деревья и сад, стояла телега с тучным тяжеловозом. Конь лениво повернул голову, когда Гастон кинул меня на сено, как мешок картошки.

— Через главную дорогу нельзя, там проверяют, — суетился Люмьер, — езжай в обход.

— Я, по-твоему, дурак, чтобы ехать дремучим лесом без ружья?

— А так её заметят! Ты и себя, и меня подставишь, и весь наш план погубишь. Ничего с тобой не будет. На этой дороге волков давно не видели. Увози ее. И быстрее! Скоро обход сторожевых.

Гастон выругался и запрыгнул на облучок, хлестнув лошадь. Телега тронулась, и колеса задребезжали по каменистой дороге.

Плохо. Дела мои были плохи. В темноте, качаясь из стороны в сторону, утопая в сене и ужасе, я выворачивалась из веревки. Сначала удалось освободить руки и ослабить стянутую челюсть — дышать стало легче.

Деревья и кусты льнули к дороге, как оголодавшие к милостыне, цепляясь за повозку, облизывая ноги лошади. Гастон все подгонял коня, но тот, не обращая на него внимания, продолжал бежать неторопливо.

Что ж, нельзя было терять ни секунды.

Я ухватилась за край телеги и, свесив ноги, спрыгнула.

Но Гастон это увидел.

— Ах же дрянь, куда⁈

Если честно, я надеялась, что он заметит пропажу меня позже. Гастон сильно натянул повод, наверное, повредив рот коню, и резво спрыгнул с телеги. Я бросилась в чащу, уповая на защиту мрачного леса, но не пробежала и минуты. Гастон нагнал меня на первой же полянке и схватил за плечо.

— Думала, убежишь⁈ Совсем меня не уважаешь? Хотела сбежать, будто я глупец, будто я слепой.

Он развернул меня к себе и сжал шею. Я ногтями вцепилась в его волосатые руки, тщетно пытаясь вырваться. Не знаю, что было хуже: боль, паника или страх. Гастон поднял меня над землей, и балетки упали в траву одна за другой.

Как обидно и несправедливо.

Сюжет решил отомстить за мою наглость? Выбросив вот так, как ненужную и досадную занозу, отдав на растерзание злодею, уже настоящему, мерзкому, гадкому чудовищу.

— Не… — прохрипела я, зажмуриваясь и стараясь задержать угасающее сознание. — Надо…

Наверное, меня услышал не сказочный сюжет, а лес. Потому что вокруг в кустах и деревьях затрепетал устрашающий рык.

Хватка на шее тут же ослабла, и я упала на землю, кашляя и открывая глаза. Побледневший Гастон смотрел куда-то за мою спину, и на его лице читалось осознание конца. Можно было не сомневаться, что гибель пришла и на мой порог. Обернувшись, я разглядела четверых волков. Они рычали и уверенно приближались, особо не торопясь, потому что их добыче никуда не деться.

Три волка сразу сорвались с места, когда Гастон побежал. А я осталась сидеть, потому что даже не смогла сдвинуться. Четвертый волк подошел ко мне, жутко скалясь.

Сказки про злых монстров в лесах сочиняли, чтобы дети не ходили туда, потому что могли сгинуть. Настал черед и моей подобной сказки?

Я не дышала, замерев в ужасе, но волк почему-то не нападал. Он медленно ткнулся носом в мой плащ и тихо заскулил, а потом отвернулся и бросился вслед за Гастоном.

Красный плащ. Это он меня спас. Или Золушка, которая его и отдала.

Я поднялась на ноги и закрыла уши, потому что крик Гастона был невыносим: волки его догнали. Мозг перестал соображать, передав управление какому-то первобытному механизму, который заключался лишь в одном: бежать. И я побежала. По лесу, прочь от рычащих волков.

Плащ не годился для осенней холодной ночи. Листья промерзли и теперь кололи босые ноги. В темноте я не видела, куда бежать: луна спряталась за рваные облака.

— Румпельштильцхен, Румпельштильцхен, Румпельштильхен.

Три раза произнести его имя — и он услышит. Правда ведь?

Но он меня не слышал. Наверняка мой крик о помощи растворялся в шуме еще сотни голосов, мечтающих о встрече с колдуном.

Вскоре я выбилась из сил, упала и просто забралась под поваленное дерево. Сжавшись, обняла колени.

— Румпельштильцхен… — пробормотала я, произнося его имя уже бессчетное количество раз. — Пожалуйста.

Мне не выбраться, лес не отпустит. Плащ защитил от волков, но спасет ли он от других зверей? Вряд ли. Возможно, если бы не паника, я бы додумалась залезть на дерево и разглядеть макушку высокого замка, но все, на что я была способна в тот момент, так это лишь жалобно скулить, спрятавшись, как беззащитный котенок.

Поэтому, когда в темноте заискрилась фигура Румпельштильцхена, мне показалось, что сознание решило подшутить, подсунув галлюцинацию.

— Румпель? — мой голос напоминал треск старого дерева на ветру.

— Ты? — а его голос наполнился искренним удивлением, граничащим с шоком.

Колдун явно не сразу меня разглядел и даже не сразу узнал.

— Анастасия?.. Что ты здесь делаешь?

— Помоги.

Я неуклюже выбралась из своего укрытия и совершенно потерянно встала перед колдуном, опустив руки. Грязная, испуганная, заплаканная. Все мои прежние попытки казаться сильной и полностью контролирующей ситуацию теперь помножились на ноль. Я, наверное, впервые в глазах Румпеля выглядела жалкой.

Но колдун ничего не сказал, он в одно мгновение оказался рядом и прижал меня к себе. Я вцепилась в него, как утопающая, и едва ли не задохнулась от обрушившегося чувства покоя и безопасности.

Все закончилось, все позади. Не верится.

— Я рядом, — тихо сказал он и перенес нас прочь из леса.

Мы оказались в просторной комнате, светлой и теплой. Я отстранилась и обняла себя за плечи, чтобы унять дрожь.

— Я звала тебя. Я так звала тебя…

Румпельштильцхен смотрел на меня внимательно, и на его лице читались откровенное беспокойство и вина.

— Я слышу не все голоса, а только тех, кто отчаянно желает заключить со мной сделку.

— Но ты услышал меня?

— Нет.

Я потихоньку начала успокаиваться.

— Тогда как…

— Внезапно я почувствовал острую необходимость увидеть тебя. Прости. Прости, что не пришел раньше. Что с тобой случилось? — он протянул руку и осторожно убрал волосы с моего лица.

В зеркале, которое находилось у стены, я увидела, как на шее выделяются следы от рук Гастона. На запястьях тоже были отметины от веревки, а ноги измазаны в земле, так что я уже испачкала ковер.

В голосе Румпеля засквозила нешуточная угроза.

— Кто это сделал?

— Уже не важно. Мне… Не против, если я воспользуюсь ванной?

Он щелкнул пальцами, и вся грязь мигом исчезла: кожа почти засверкала чистотой, однако я знала, что не отмылась, не смыла произошедшее. Мне по-прежнему нужна была вода, и Румпель это понимал:

— Пойдем.

Он отвел меня в комнату с небольшим бассейном, наполненным серебристой водой.

— Я буду ждать за дверью. Сообщи, когда закончишь.

— Нет… — поспешно сказала я. — Останься. Не хочу быть одна.

— Конечно.

Я расстегнула плащ и прямо в платье прыгнула в теплую, ласковую воду, затем вынырнула и села на выложенные камни, окружающие бассейн.

Капли падали с волос и гипнотизирующе ударялись о водную гладь. Какое-то время я просто наблюдала за ними, опустив голову. Румпель сел рядом, погрузив ноги по колено в бассейн, и тоже молчал. Мое сердце наконец замедлилось.

— Спасибо. — я прислонилась к его плечу, а он осторожно обнял меня. А затем трепетно поцеловал в макушку.

— Неудачный у тебя выдался день, да?

— Чертовски неудачный.

— Я могу чем-то помочь?

Я усмехнулась: Румпельштильцхен обращался со мной, как с фарфоровой. Никогда он не был таким чутким и настороженным. И это окончательно растопило мое сердце, заставив почувствовать себя почти обнаженной.

— Ты уже помог.

Румпельштильцхен ощутимее сжал мое плечо.

— Ответь, кто посмел навредить тебе?

Я вздохнула и всё рассказала. Проще говоря, наябедничала, но, что самое главное, стало гораздо легче, будто колдун забрал груз произошедшего, и страшные события отдалились, превратившись в воспоминания прошлого.

— Ты могла погибнуть, — после долгого молчания тихо произнес Румпель и пронзительно на меня взглянул. — И я бы даже не узнал о том, что произошло.

Что-то снова неуловимо изменилось. В воздухе и между нами.

— Ну не драматизируй, — хмыкнула я. — От меня так просто не избавишься. Если бы не ты, так я сама бы себя спасла.

Румпель приблизился к моим губам и ласково поцеловал их.

— Знаешь, чего я сейчас желаю больше всего на свете? — спросил он.

— Мирового господства?

— Нет, я хочу оставить тебя в своем доме и не спускать глаз, оберегать, баловать и никому не отдавать.

В груди нестерпимо зажгло и закровоточила какая-то старая рана: недолюбленность, одиночество и слабость. Жаль, что мы с Румпелем не встретились при других обстоятельствах или в другом мире. Может, тогда я бы и смогла позволить себе по-настоящему влюбиться?

Нет, это неправильные мысли.

— Покажешь свой дом?

— С удовольствием.

Признаться честно, самая извращенная часть меня хотела бы, чтобы он начал экскурсию со спальни, но Румпельштильцхен вместо нее отвел в кабинет, который скорее походил на библиотеку или музей. Подойдя к одной из полок, я обратила внимание на золотой маленький чайник, на вид очень старинный и дорогой.

— Это лампа джина?

Колдун подошел и обнял меня за талию, уткнувшись носом в затылок. Я почувствовала его руки на своем животе и закрыла глаза, стараясь сохранить это ощущение в памяти навсегда.

— Ты не перестаешь меня удивлять.

— Спасибо. — я улыбнулась. — Так в этой лампе и правда есть джин?

И сможет ли он вернуть меня домой?.. Эта идея сначала обрадовала, а потом ядовитой стрелой пронзила сердце. Я была не готова возвращаться сейчас. Только не сейчас.

— Нет, она пуста, — ответил Румпель, — уже очень-очень много лет. А что, неужели ты хотела загадать желания?

— Конечно, хотела.

— И какие же? Уверен, я смогу исполнить любое. Зачем тебе джин, если у тебя уже есть я?

— Прости, но я из принципа не собираюсь прибегать к твоим услугам, не хочу, чтобы мне потом навязали еще несколько сделок.

Колдун усмехнулся. Я почувствовала дыхание на своей шее и спросила, стараясь собрать разбегающиеся мысли:

— Так, значит, лампа пуста, потому что Аладдин уже ею воспользовался?

— Не понимаю, о ком ты. Загадывал желание я.

— Ты? Ты ведь и без джина способен на все.

Из-за удивления я обернулась и поймала на себе его чуть лукавый взгляд.

— Конечно, но ведь так было не всегда. Несмотря на магические способности и силу, раньше я рисковал погибнуть из-за собственной уязвимости, поэтому нашел джина и попросил его сделать меня несокрушимым.

Я не могла представить Румпельштильцхена слабым или беззащитным. Неужели он не всегда был непобедимым колдуном, при виде которого пропадал весь воздух из легких? Забавно… Сразу захотелось увидеть его прежним, уязвимым, равным мне.

— Но джин не смог его исполнить.

Румпель отстранился, чтобы ему было удобнее разглядывать мое лицо.

— Почему?

— Потому что у всех должны быть слабости, которые могут их погубить. Таковы правила мира.

Я отвела взгляд и поежилась из-за странного холода, пробежавшегося по телу.

— Только не говори, что твоя смерть спрятана на конце иглы, засунутой в яйцо, которое в утке, которая в зайце, который еще не-помню-где.

Румпельштильцхен сначала просто растерянно на меня смотрел, затем тихо рассмеялся.

— Я уже говорил, что ты иногда меня очень удивляешь? Вроде говоришь на моем языке, однако ни понять, ни осмыслить нельзя. Игла в яйце?

— Ага, а яйцо в утке, — кивнула я.

— К сожалению, ни я, ни джин не могли похвастаться такой фантазией, как у тебя. В моем случае все предельно просто. Убить меня может лишь тот, кого я люблю всей душой и сердцем.

— Даже игла в яйце звучит надежнее. Получается, тебе нельзя никого любить?

Этот вопрос возник так просто и вырвался наивным мотыльком, который полетел на свет и сгорел в зареве ответа:

— Ну почему же? Я ведь люблю. Тебя.

Ни я, ни даже сам Румпельштильцхен не ожидали, что прозвучат подобные слова. Мы уставились друг на друга в полной растерянности.

Но сказанного не воротишь. Колдун шагнул ко мне и повторил:

— Я люблю тебя.

И когда он взял мою ладонь и медленно поцеловал кончики пальцев, реальность от меня уже ускользнула. Единственным, что я могла различить, был громкий звон в ушах.

Любит. Он меня любит? Он? Меня?

— Ну скажи, каково быть той, кто может одолеть чудовищного колдуна? — Он не остановился на ладони, прокладывая дорожку поцелуев вдоль запястья и предплечья.

— Ты ошибаешься, — хрипло ответила я.

Колдун быстро поднял взгляд и четко произнес:

— Я ни в чем и никогда не был так уверен.

— Ты даже меня не знаешь… Сам ведь называл самозванкой.

— Я влюблен в тебя, кем бы ты ни была на самом деле. Для меня ничего не имеет значения, кроме того, любишь ли ты меня в ответ или нет.

— Я… — голос дрогнул и оборвался.

Ну какая, к черту, любовь? Хотя я и без того знала, какая. Такая, что может стоить мне возвращения домой, а Румпелю — жизни. Очевидно, ничего хорошего она не могла принести ни ему, ни мне.

— Уже поздно, мне пора в замок.

Румпель наконец отпустил мою руку и, отступив, посмотрел с мрачным прищуром, словно в чем-то меня заподозрив.

— Ты можешь остаться со мной. Здесь, навсегда. Тебе не нужно возвращаться.

— И все же…

— Я не хочу тебя отпускать.

— Пожалуйста. — Я сама удивилась собственному протесту, который разгорелся внутри. — Отведи меня в замок.

— Я обидел тебя? — он вопросительно приподнял бровь. — Или напугал?

— Нет, просто мне надо подумать. Пожалуйста.

Хуже всего, что во мне проснулся иррациональный страх. Я почти поверила в то, что, если не сбегу сейчас, то навсегда останусь заложницей этого темного замка. Останусь пленницей любви, колдуна и сказки.

— Хорошо. Иди, раз хочешь.

Румпель взмахнул рукой, и между нами появился портал, полностью отделив нас друг от друга. Я не видела лица колдуна, но чувствовала, как он уязвлен и рассержен. Признаться в любви, а потом увидеть, как от тебя сбегают — это, наверное, очень неприятно.

— Какое второе желание ты загадал джину? — спросила я.

— Я пожелал ему свободы, — ответил колдун.

Переместившись в уже ставшую родной комнату, я сразу села на ковер и закрыла лицо руками. Спутанные мысли и чувства намеревались свести меня с ума.

Кто просил Румпельштильцхена в меня влюбляться? Кто заставлял его признаваться? Нечестно.

Я боялась, что станет слишком поздно… Что ж, вот и стало.

В комнате почему-то было холодно, и причина этому выяснилась почти сразу, едва я подняла голову — открытое настежь окно, через которое осенний ветер нагло заглядывал в спальню и гулял по ней. Только вот я его не открывала.

— Приятный сегодня вечер, не правда ли?

Фея-крестная сидела в кресле и держала в руках волшебное зеркало. Она улыбалась:

— Мне очень понравилось наблюдать за этой сценой. Надо же, великий колдун был так взволнован, что даже не заметил моего внимания. Как мило.

— Что ты здесь делаешь? — я сразу же поднялась и сжала кулаки.

— Пришла узнать, как у тебя дела и как скоро мне ждать свадьбу своей крестницы. Но вместо этого ты доставила мне удовольствие лицезреть ничтожность Румпельштильцхена. Он был таким жалким, когда признался и не получил взаимности.

— Да что ты вообще понимаешь⁈

— А ты? — ведьма ухмыльнулась. — Не надейся, что, если он освободил джина, то отпустит и тебя.

Её слова полностью опустошили меня, забрав последние силы. Я махнула рукой и села на кровать, не желая больше говорить. А старая карга положила зеркало на стол, подошла и погладила меня по голове, почти ласково и заботливо.

— Может, теперь тебе придется уговаривать саму себя, чтобы уйти? Хочешь ли ты домой или уже нет?

— Хочу. Я больше всего на свете хочу вернуться домой.

«К маме, к Женьке».

— Пожалуйста, верни меня домой, — попросила я.

— Тц-тц, не раньше, чем закончится эта история. Ты еще имеешь значение для сюжета, я чувствую это.

Этот сюжет уже сидел у меня в печенках, честное слово.

Ведьма какое-то время молчала, а потом вдруг перед носом у меня возникла маленькая хрустальная туфелька. Я машинально схватила ее.

— Что это?

— Ты меня порадовала, наконец-то стала покорной, — сказала Фея надменно, — возьми, если разобьешь ее, то я незамедлительно появлюсь.

Я скептически на нее посмотрела, и ведьма пояснила:

— Расценивай это, как благосклонность. Я хоть и не собираюсь отпускать тебя, пока ты не принесешь мне на блюдечке желаемый финал, однако могу помочь, если возникнут сложности. Так уж и быть.

— Сложности?

— Например, с Румпельштильцхеным. Ты ведь обречена. Он не отпустит тебя. Он спутает все карты. И если поймешь, что твои чувства мешают тебя двигаться к цели, то позови меня, и я заберу их.

— Мои чувства?

— Верно, Виталина. Или тебе больше нравится Анастасия, потому что так называет тебя сам Румпельштильцхен? — она расхохоталась

А затем исчезла.

Виталина… Собственное имя закружилось вокруг, как сотни раздражающих комаров. И каждый их укус заставлял думать и вспоминать о том, что я сейчас проживаю чужую историю.

Но главная проблема заключалась даже не в этом, а совершенно в другом.

Я люблю колдуна.

И совершенно не знаю, что с этом делать.

Я подошла к зеркалу, чтобы взглянуть на себя — единственного реального человека в этом иллюзорном мире, но обратила внимание не на лицо. Эти рыжие, рыжие волосы, чужие, выдуманные. Как я их ненавидела: они были пламенем, которое напоминало о проклятии, были огнем, который грел и приковывал к себе. Они сводили с ума, потому что я привыкла к ним, как птица привыкает к клетке и погибает, покинув ее.

— Жалкая ты и никчемная, — сказала я отражению, или оно сказало мне. — Настолько отчаялась, что влюбилась в сказку? Он не реален. Ничего не реально, понимаешь? Соберись.

Один классик однажды написал, что чувство легче вырвать, когда оно только расцвело, сильное и прекрасное, иначе потом от него уже не получится избавиться. Я решила тоже вырвать любовь…

Даже в мыслях слово «любовь» вызывало невнятный ужас. Но было самым подходящим. Поэтому я собралась вырвать из сердца именно любовь, пока она не вросла в меня слишком глубоко, как неискоренимый сорняк.

И для этого мне не нужна была помощь старой карги — вот еще! — я сама справлюсь.

Принятое решение разорвать отношения с Румпелем показалось тихой гаванью, чем-то спокойным, верным, знакомым. Это необходимый побег. Влезая в привычный панцирь, я задышала ровнее и уже совсем пришла в себя, когда в дверь деликатно заскреблись.

— Мр-р, как дела? — Люцифер протопал к креслу и, запрыгнув на него, развалился пузом к верху. — У меня вот прекрасно, потому что я узнал, что в королевский дворец поставляют соверш-ш-шеннейшую сметану. Мр-р… — он зажмурился от удовольствия.

— Только не говори, что опять пробрался на кухню.

— Не пробрался, а явился на ознакомительную экскурсию.

— Наглая морда, — я вымучено улыбнулась.

— Мр-р, возможно, зато смотри, как от королевской еды у меня лоснится шерсть! — он довольно похлопал себя по животу.

— Ну не знаю, я вижу только новые килограммы, которые даже черный цвет не скрывает.

— Ты просто завидуешь, — фыркнул кот, — сама уставшая и злая. Что случилось? Вчера у тебя глаза светились, а сейчас погасли, — он нахмурился.

— Я поняла, что лучше глазам не светиться, иначе можно перегореть.

— А вот я ничего не понял.

Я не ответила и легла на кровать, обняв подушку. Через какое-то время матрац прогнулся, и рядом устроился Люцифер.

— Анастасия, все в порядке?

Как давно это имя стало принадлежать мне? Ни кот, ни Румпель никогда не спрашивали мое настоящее имя, которое я и сама начала забывать, откликаясь на чужое. Словно так и надо, словно чужое имя важнее.

Я могла быть только Анастасией, потому что в сказке для Виты никогда места не нашлось бы. Зато у Виты была реальность: без любви и с проблемами, и далеко не сказочными.

— Меня не так зовут.

— Мр-р?

— Я не Анастасия.

Люцифер внимательно взглянул на меня, и отчего-то в груди проснулось чувство стыда. Он же ни в чем не виноват, он ведь просто кот из сказки.

— Имя не определяет человека.

— Ты не понимаешь, — я вздохнула, — ладно… Утро вечера мудренее, ну или как там. Спокойной ночи.

Но Люцифер не заснул, он вдруг поднялся и, встав на задние лапы, начал принюхиваться, шевеля усами и прижав уши.

— Что ты делаешь?

— Крысами пахнет, — отрывисто сообщил он.

— В комнате крысы?

— Нет, но они были. Золушка заходила?

Одна только мысль об Элле вызвала холодные мурашки. Я покачала головой и, накрывшись одеялом, спряталась словно от всего мира, а главное, от проблем — подумаю о них завтра.

Ну а сейчас — спать.