В самом Сердце Стужи. Том II

Глава 11 Эрен

Последующие после казни бургомистра дни прошли в хлопотах, и мы не говорили о том, что случилось в спальне, хотя мне казалось, что жар от ладоней супруга на моей талии не покидал мое тело еще несколько дней. Барон был все так же сдержан и вежлив, держал дистанцию и единственное, что переменилось в нем — он стал иногда мне улыбаться. Искренне, без иронии или насмешки, как улыбаются близкому другу.

По настоянию мужа, мы переписали все ценное имущество из дома семьи Легеров, после чего дружинники рассортировали его по видам и назначению. Одних только гобеленов набралось несколько больших сундуков, а была еще серебряная посуда, готовая одежда, отрезы дорогой ткани, подсвечники, восковые свечи и еще уйма различной утвари. По моим прикидкам, стоило все это добро не меньше восьмидесяти серебряных фунтов или около полутора тысяч серебряных монет.

Кроме имущества Арчибальд отдельно принес два ларца с наличными деньгами, в которых лежала тысяча монет, стопку спрятанных в подполе документов — это были долговые расписки, по которым Легер мог истребовать еще в сумме триста серебряных монет — и один клад, прикопанный в погребе. Там обнаружилось уже не серебро, а золото и прочие ценности. Были там украшения, десяток золотых монет королевства Фрамия, каждая из которых стоила по пять фунтов за штуку при обмене у королевских казначеев, и целая россыпь драгоценных камней. Так как сам горшок, в котором был закопан клад, выглядел старо, то этой тайник сделал, скорее всего, еще отец или дед бургомистра Легера, ведь упомянутая старшая монета фрамийцев была изъята из свободного обращения еще четверть века назад, указом предыдущего короля из-за чрезмерной активности фальшивомонетчиков.

— Эрен, ты хорошо знаешь законы Халдона, — по тону моего мужа я поняла, что он не спрашивает, а утверждает данный факт, — скажи, нам сделают налоговый перерасчет?

Я отложила в сторону перо и посмотрела на супруга, который сидел за своим столом и сейчас делал пометки на сорогском касательно изъятого добра.

— Перерасчет? — переспросила я. — Что вы имеете в виду, милорд?

— Ну, мы раскрыли хищения из королевской казны, ведь из-за Легера город недоплачивал налогов, изъяли имущество казнокрада и сейчас приводим в порядок записи за последние пять лет, — начал объяснять муж. — Если мы подадим новую информацию королевским счетоводам, не заставят ли они нас доплатить то, что украл Легер? Ведь в казне недоимка, которую захотят устранить.

— Это было бы несправедливо, — покачала я головой, — и вы всегда сможете оспорить подобное решение. Максимум, что могут потребовать от вас, милорд, это передать имущество казнокрада в управление короной. Ну кроме наличных средств. Они сразу идут в учет казны города.

— А если я не хочу его передавать? — спросил мужчина.

— Как это? — ужаснулась я. — Вы хотите присвоить себе имущество бургомистра⁈

— Я хочу оставить все деньги Легера в казне надела, — раздраженно ответил барон. — Зачем мне столько серебра? Я его что, есть буду?

— Любой живой человек склонен к стяжательству… — пробормотала я, опуская глаза.

Почему я решила, что барон захочет оставить деньги и имущество Легера себе? Потому что я бы поступила точно так же?

— Так мы можем записать это в доход нашего юрлиц… — барон запнулся на незнакомом мне слове, — мы можем перевести все это добро в казну надела?

— Так казна надела это и ваша казна, милорд, — ответила я.

Тут Виктор Гросс только покачал головой. После чего мужчина встал и, взяв в руки вощеную дощечку для письма, подошел ко мне. Этот ученический предмет появился у нас на днях, когда мой муж стал практиковаться в письме на всеобщем донском, чтобы не переводить бумагу. Рабочие записи он все еще вел на сорогском, но старался использовать только цифры, которые были схожи в обоих языках.

— Вот это общая денежная масса надела, — начал говорить Виктор, выводя на вощеной дощечке круг. — А вот это деньги, которые находятся в прямом распоряжении лорда, то есть меня.

Внутри круга появился кружок поменьше.

— Согласно законам Халдона, мы должны уплатить десятину с фактического годового дохода, — на последнем слове барон сделал ударение. — То есть с вот этого свободного остатка.

— Все так, милорд, — ответила я, внимательно глядя на дощечку.

— То есть доход это то, что остается сверх городских расходов по итогам года, правильно? — продолжил рассуждать мужчина.

— Все верно.

— Можем ли мы до осенней уплаты налогов перевести все имущество Легера в денежный эквивалент, поместить эту сумму в казну и при этом потратить ее на нужды города? Ведь это будет реальная расходная часть надела. Например, если я заложу новую мельницу или начну расширение подсечных полей? С нас же не смогут стребовать деньги, которые были вложены в развитие земель? — спросил барон.

Я с недоумением посмотрела на супруга.

— Зачем вы собираетесь тратить столько денег? Обычно таким занимаются купцы и мастеровые. Ваше дело взимать налоги и следить за порядком, получая свою часть дохода с этой работы, — заученно отчеканила я в ответ.

Лорды могли дать ссуду вольным фермерам и заключить контракт, но основной задачей аристократа всегда была война, сбор податей и слежение за порядком. Никто особо не вкладывался в свои земли, оставляя подобные риски на откуп купеческому сословию и простолюдинам. Пусть они рискуют. Если прогорят — так тому и быть, а если все сложится удачно — лорд получит в казну дополнительные налоги.

— Но ведь у нас есть и ресурсы, и возможности… — начал барон.

— Скажу больше, милорд, — перебила я мужа. — Аристократу не пристало заниматься подобными вещами. Торговля, вложения в производства или поля — удел купцов, мастеровых и фермеров. Аристократ не должен опускаться до подобных мелочей. Власть дана вам Его Величеством Эдуардом не для этих дел…

— То есть мне отослать все эти деньжищи в Патрино, а самому смотреть, как Херцкальт загибается без поставок муки? — уточнил Виктор Гросс.

Впервые за все время нашего знакомства я увидела злой блик в глазах мужа. Он смотрел на меня сейчас если не с пренебрежением, то с толикой разочарования. Как будто я не понимала очевидных вещей и несла сейчас откровенную чушь.

— Предположим, я не обычный аристократ, миледи, — холодно продолжил мой супруг, стуча ученической палочкой по дощечке. — Я вчерашний простолюдин и наемник, выходец из крестьянства. И я спрашиваю, еще раз, сможем ли мы перевести всё конфискованное имущество Легера на баланс городской казны, чтобы вложить их в развитие Херцкальта и потом отчитаться перед короной о нулевых доходах за этот год? А как там принято поступать у халдонских аристократов меня мало интересует.

Последняя фраза резанула мой слух, словно Виктор Гросс не просто не относил себя к аристократии, хоть и получил титул и надел, а вовсе не считал себя выходцем из Халдона. Но сейчас было не время задавать подобные вопросы, этот мужчина ждал моего ответа.

— Это возможно, Милорд, — ответила я. — Но неужели вы планируете потратить до конца лета больше трех тысяч серебра? Только клад стоит фунтов пятьдесят, а все остальное еще восемьдесят… Это огромные деньги.

На это мое замечание барон только хмыкнул. Видимо, у Виктора Гросса уже был свой план.

— Для начала нам нужно оценить все это имущество, — недобро оскалился мой муж. — Предлагаю завтра же пригласить в замок наших уважаемых купцов, чтобы они назвали справедливую цену за него. Королевский стряпчий еще не уехал.

Да, приказчик задержался в городе как раз для вопроса описи имущества бывшего бургомистра, ведь конфискация проводилась, в том числе, и в пользу государства. Так что перед отбытием этот человек должен был задокументировать и эту процедуру.

— Вы же понимаете, что эти мошенники попытаются вас ободрать и будут назначать самые низкие цены, какие вообще возможны? — уточнила я, не веря, что Виктор Гросс попадется на такую простую уловку со стороны купечества. — Может, стоит послать за гильдейским купцом в Сильдорф или Вусбург? А может даже в Кальтендорф или Херцберг? Они предложат намного больше.

— А вот мне как раз низкие цены и нужны, — улыбнулся Виктор. — Вам же приглянулись некоторые гобелены и посуда, так, Эрен? Да и ткани у бургомистра хранились неплохие…

Я не особо поняла, что собирается провернуть мой супруг. Но ведь это был Виктор Гросс — самый странный командир наемников в истории Халдонского Королевства…Наверняка, у него есть какой-то план.

Старую собаку невозможно научить новым трюкам, так что когда купцы были приглашены в замок, им сообщили, что барон желает распродать имущество бывшего бургомистра, а все средства будут перечислены в казну в счет ущерба.

С точки зрения купцов мотив моего мужа был прост. По их мнению, барон хотел перевести предметы в живую монету, чтобы положить эти деньги в свой карман. Ведь если оставить имущество Легера как есть, его может изъять королевский мытарь этой же осенью в счет понесенного короной ущерба. А значит, на этом деле можно неплохо погреть руки, если предложить мало, а потом продать задорого.

Барон в оценке участия не принимал — отправил с купцами в комнаты, где сложили имущество казненного бургомистра, только королевского приказчика и Арчибальда, а сам, довольный, засел вместе со мной в кабинете. Сегодня у нас был назначен урок письма на донском.

Когда же вернулся королевский стряпчий передать список, который он составил со слов купцов, оказалась, что общая оценка имущества Легера, по их мнению, составила не более двадцати восьми серебряных фунтов за вычетом горшочка с кладом, который им даже не показывали. Таким образом, цену конфискованного добра они занизили почти в три раза от наших с бароном прикидок.

— Милорд Гросс… — начал приказчик, нервно оглядываясь по сторонам. — Оценка завершена. Купцы спрашивают, когда смогут забрать товар для его продажи.

— Сообщу им об этом лично, — деловито ответил барон, забирая документ и тут же перекладывая его на мой стол. — Вы приложите копии для доставки казначеям в Патрино?

— Конечно же! Можете не сомневаться! — заявил стряпчий, низко кланяясь. — И ваше прошение прислать на постоянную работу собственного приказчика для надела я также составил!

— Тогда остальные вопросы решите с Арчибальдом, — кивнул барон и легким, совершенно естественным жестом, отпустил стряпчего.

Когда Арчибальд, который сопровождал клерка, прикрыл дверь в кабинет, мой муж тяжело откинулся на спинку своего стула и по-простецки закинул руки за голову.

— Двадцать восемь фунтов… Это сколько? Пятьсот шестьдесят серебра?

— Здесь двадцать семь фунтов и десять серебряных монет, — ответила я, пробегаясь глазами по документу, который написал стряпчий.

— Значит, ровно пятьсот пятьдесят монет, — ответил мой муж. — Там же только тканей и гобеленов на эту сумму. Без учета готовой одежды, мебели, свечей и посуды…

— Они должны поиметь свою выгоду с этой сделки, — ответила я, откладывая лист в сторону. — Тем более, у нас же нет купеческой гильдии, которая могла бы привлечь больше денег в оборот для выкупа. Цена выглядит, на первый взгляд, почти справедливой. Может, занижена на пятую часть, не более.

Виктор Гросс только покачал головой, после чего потянулся, словно довольный кот.

— Хорошо, что мы можем все это выкупить сами, — с улыбкой ответил барон.

— Но милорд! — воскликнула я. — Вы не можете тратить деньги надела на выкуп конфискованного имущества в свою пользу! Это такое же казнокрадство, за которое вы казнили бывшего бургомистра!

До этого момента я была уверена, что мой муж попытается поймать за руку купцов на чрезвычайном занижении стоимости предметов, но они назвали хоть низкую, но посильную цену. А теперь что, жадность затмила его взор, и он решил повторить путь Легера?

— А кто сказал, что я буду тратить деньги надела? — удивился барон. — Вообще-то у меня есть королевский вексель, который я получил еще как наемник. Это мои личные деньги.

И улыбнулся, широко и искренне, при этом внимательно наблюдая за моей реакцией.

Я же в очередной раз почувствовала себя обведенной вокруг пальца этим мужчиной. И откуда на мою десятую жизнь взялся этот плут⁈ Но сопротивляться улыбке Виктора Гросса я не могла — тоже стала улыбаться, вполне искренне. Ведь ценности, которыми обладал Легер, отлично бы пригодились в нашем хозяйстве.

Гобелены могут пойти на обустройство комнат, а ткани — на пошив повседневной и парадной одежды как для меня, так и для Виктора. На следующий после казни день барон пришел ко мне в комнату для шитья с простеньким рисунком тулупа, который он назвал «пальто» и заявил, что хочет себе такую повседневную верхнюю одежду, под которой можно будет носить только кольчугу или вообще, двигаться без оной. Для изготовления потребуется немало качественной, плотной шерстяной ткани, которая бы стоила не меньше двадцати-тридцати серебряных монет. А так, можно воспользоваться запасами из сундуков Легера. Пригодятся нам и свечи, и мебель, и даже столовая утварь, ведь в доме бургомистра было немало серебра.

Но я понимала, что просто присвоить себе все это мы не можем — конфискованное должно перейти в казну города или королевским приказчикам на продажу, чтобы покрыть ущерб, который нанес своим казнокрадством Легер. Но я совершенно забыла о том, что мой супруг получил кроме титула и надела еще и подъемные! Мне казалось, барон никогда не пойдет на столь крупные траты и более озабочен выплатой жалования своей дружине и подготовкой к сезону, нежели обустройством замка.

Но нет, сейчас он сидел передо мной, довольный тем, как ловко все провернул, а я — довольная тем, что более не придется смотреть на голые стены или думать, где взять материалов для платьев и белья, ведь бюджет нашей семьи был не безграничен, а грядущие траты — крайне велики.

Тем же днем я вместе с Лили вскрыла несколько сундуков и выбрала пяток лучших гобеленов для наших с бароном покоев. Голые каменные стены угнетали, и мне давно хотелось как-нибудь украсить спальню, а теперь для этого появилась такая возможность. С помощью Лили и пары слуг мы развесили гобелены по стенам, что придало помещению, наконец-то, нарядный и приятный глазу вид.

Перемены барон заметил сразу же, едва зашел в комнату. Мы планировали отужинать.

— Я вижу, вы уже стали распоряжаться нашими покупками, — усмехнулся мужчина, проходя за ширму, чтобы умыть лицо и руки. — Вас не смущает, что это предметы казненного человека?

— Почему меня должно это волновать? — удивилась я, окидывая взглядом комнату со своего места за столом. — Вы честно заплатили за это приобретение, а купчую заверил королевский стряпчий за неимением торговой гильдии в нашем городе.

Это было прекрасное решение. Насколько я поняла планы Виктора, он и так планировал потратить эти деньги на дела надела — на изготовление горшочков с долгохранящейся едой и прочие заготовки, на ремонт ворот и другие нужды Херцкальта. Так что его личные средства попали в общую городскую казну с огромной для нас обоих выгодой. Я понимала, что узнай детали этой сделки другие аристократы, Виктора подняли бы на смех и объявили нерукопожатным за подобную жадность, но как сказал мне как-то мой муж — он не обычный халдонский аристократ. И в этом случае распорядился он деньгами практически идеально.

— Это хорошо, — сказал мужчина, проходя к столу, — я волновался о вашей реакции, но рад, что мое решение пришлось вам по душе.

— Конечно же пришлось, — согласилась я. Если у меня и была когда-то аристократическая спесь, то испытания прошлых жизней давно ее с меня сбили и я понимала ценность денег. А еще лучше я осознавала тяжесть нищеты. — Но неужели вы так рады только потому, что у нас в спальне появились гобелены?

Пока я говорила, мои руки привычно ухаживали за супругом. Я положила ему на тарелку мяса и тушеной капусты, налила в кубок вина. Надо будет заменить и посуду. Дорогой фрамийский комплект, думаю, стоит отложить в сторону, его стоимость пока сложно правильно оценить, но вот поставить нормальное столовое серебро вместо этих простых тарелок…

— Если вы правильно оценили стоимость клада, который нашел Арчи в погребе, то, может быть, в этом году я смогу остаться в замке и заниматься делами надела, вместо того, чтобы идти воевать, — внезапно заявил Виктор.

— Милорд, — начала я. — Но если вы откажетесь от летней кампании, вам придется оплатить свою замену и собрать отряд, который выступит вместо вас…

Я даже сначала не поняла, что сказала, но быстро прикусила язык.

Мой муж так и получил свой титул и надел. Кто-то из зажиточной западной или центральной аристократии не захотел лично отправляться на север, а просто оплатил найм отряда Виктора Гросса из своего кармана. Так наемники обычно и попадали на спорные земли под стягом короны. Точнее, так оплачивались их услуги.

— Я лично смогу выставить два десятка бойцов вместе с собой, остальные должны будут остаться в Херцкальте, — начал барон, словно бы и не понял, о чем идет речь. Или он просто пропустил мимо ушей мое грубое замечание. — Нам платили по двадцать серебра в месяц, рейд длился три месяца. Шестьдесят серебряных фунтов. Столько придется уплатить короне, чтобы остаться дома. Я еще подумаю над этим, но пока сумма выглядит подъемной. Вопрос в том, сколько будут стоить жернова.

— Какие жернова?.. — удивилась я, замирая с кубком в руках, который несла к губам, чтобы сделать глоток.

Этот неугомонный мужчина опять что-то придумал⁈

— Как какие? — удивился уже Виктор Гросс, опять широко улыбаясь, как в кабинете, когда он готовился заявить, что выкупает по объявленной стоимости все имущество Легера. — Конечно же, для новой водяной мельницы. Или вы считаете, что мы до сих пор должны молоть муку в Атритале?

Так вот о каких расходах он говорил на днях. Мне даже не нашлось, что ответить на это простое утверждение, ведь зависеть от соседей в вопросах хлеба было как минимум недальновидно. Но заложить мельницу в первый же год…

Я опять поймала себя на мысли, что совсем не понимаю этого загадочного мужчину, который почему-то притворялся наемником. Виктор Гросс не мог быть простым крестьянином, который взялся за меч и в итоге стал командиром отряда. Я в этом окончательно убедилась сегодня.

А еще я точно знала, что не хочу, чтобы он ушел летом воевать. Хотя бы для того, чтобы своими глазами увидеть, как его правление преобразит Херцкальт.