Весна безумия

Глава 34. Химия

На последнем уроке у нас была лаба по химии. Лабораторные у нас можно делать по двое или по трое: один читает инструктаж, другой проводит опыты, третий пишет формулы и выводы. Ко мне сбоку придвинулся Тим:

— Девчонки, сегодня я с вами.

Я ему улыбнулась. Марк пересел к Оле с Таней, которые обычно сидели перед ними, видимо, Тим его туда сплавил.

— Клячик, может, к кому-нибудь ещё подсядешь? — скривилась Галочка. — У нас есть ещё пары. Вон Дима с Матвеем вдвоём делают.

— Мне к вам хочется, — Тим лукаво улыбался и придвинулся ко мне ещё ближе.

— Ян, ну ты хоть скажи, пусть отсядет, — Галочка, видимо, Тима не очень любила.

— Я не против, пусть делает с нами.

Галочка рядом цокнула, вздохнула и недовольно закатила глаза. Но в такой тесной близости с Тимом я нервничала. Одно дело переглядываться, и совсем другое — задевать друг друга локтями, ощущать его запах.

— Нальёшь уксус? — Тим заполнил свою пробирку соляной кислотой.

Я взяла флакончик с уксусной кислотой и другую пробирку, но, вместо того чтобы смотреть, что делаю, уставилась на губы Тима и почувствовала, как меня заливает краской и обдаёт жаром. Дёрнулась и плеснула уксус на рубашку Тима.

— Хорошо, хоть не серная, — он встал и пытался стряхнуть капли с живота, пока они не впитались.

— Тимофей! Что у вас там?! — уставилась на нас Алла Константиновна.

— Всё нормально, Алла Константиновна, уксус протёк, — Тим снова сел.

— Ещё раз прольёте реагенты, оценки всем снижу на балл! — строго заговорила химичка.

— Ой, прости.

Я потянулась за салфетками, взяла их и прикладывала к животу Тима, пропитывала мокрую ткань, ощущая под рубашкой твёрдый пресс и горячее тело.

— Я, конечно, и сам могу, но мне нравится, — и Тим тоже смутился, он смотрел на меня и широко улыбался.

Я тоже уставилась на Тима, не убирая руки с его живота. Мы были так близко, от нас резко воняло уксусом, и, не отрываясь, смотрели друг на друга и улыбались, как дурачки. Если бы мы были не на уроке, уже вовсю целовались бы.

— Если хочешь, можешь меня всего облить.

Алла Константиновна, похоже, заметила, что мы играем в гляделки вместо лабораторной:

— Тимофей! Тебя отсадить?!

Резко отскочив от Тима, я обернулась на Галочку, она смотрела на нас с широко открытыми глазами, её челюсть отвисла.

— Галочка, пиши формулу! — одёрнула её я и покраснела.

Вновь взялась за пробирку, но Тим отобрал её у меня:

— Лучше сам всё налью, — пустил тонкой струйкой уксус и, выглянув из-за меня, обратился к Галочке. — Галь, ты там успеваешь писать?

— Сами пишите свои формулы, — Галочка отодвинула от себя рабочую тетрадь, скрестила руки на груди и насупилась.

— Не дуйся, — шепнула я ей и уткнулась в свою рабочую тетрадь.

Тим тем временем долил карбонат калия в обе пробирки. Засунул их в подставки и открыл свою тетрадь, переписывал у меня формулы и выводы. Мыслями я, конечно, была не в химии, но писала и улыбалась. Поняла, что, когда Тим рядом, об учёбе думать не получается.

— Нам нельзя сидеть вместе, — усмехнулась я, когда мы вышли из класса и отправились в раздевалку рядом, держась за руки.

— Клячик, что за приколы?! — позади нас вырос Ковалёв, мы обернулись и остановились. — Ты тупой?! Я тебе ясно сказал отвалить от Яночки!

Тим смотрел на Илью с вызовом:

— Илюх, это, похоже, ты тупой! Отвали, а?!

— С каких пор ты такой борзый стал?! — Ковалёв прищурился. — Папочка перестал пороть?!

Тим сжал кулаки, напряг скулы, но молчал. А Илья хмыкнул:

— Неужели порет до сих пор?!

— Тим, пойдём, — я схватила Тима за руку и потянула к себе.

— Что, Яночка, завела себе собачку?! — Илья теперь сверлил взглядом меня. — Надо было брать ротвейлера, а не этого чихуахуа.

И Тим не выдержал, так толкнул Илью в грудь, что тот отлетел на два метра, ещё и на пятой точке проехал. Все, кто были в коридоре, замерли и уставились на Тима, а только я замечала красные всполохи на его сжатых в кулаки руках.

— Тим, не трогай его, пошли! — потянула его из коридора, но он был будто каменный. — Ты же можешь его убить!

Потом я встала перед ним и заглянула ему в лицо, но глаза его горели огнём, вдоль радужной оболочки шли красные всполохи. Ноздри раздувались от злости, лицо исказила гримаса ненависти.

— Что, недомерок, это всё, что ты можешь?! — Илья встал, отряхнулся, но близко не подходил.

— Тим, услышь меня! — я взяла лицо Тима в прохладные ладони, его кожа была горячая, но огонь в глазах потух, Тим расслабился, перевёл взгляд на меня и растерянно кивнул.

Мы ушли в раздевалку, Илья отстал. Зато рядом с нами шагала Инга, она была в коридоре, когда всё случилось.

— С виду маленький, а Илюху запулил как шар для боулинга, — усмехнулась она.

Тим был сам не свой, очень задумчивый. Из гимназии мы вышли втроём:

— Вы куда сейчас? — спросила нас Инга.

Я посмотрела на Тима, но он был будто не с нами:

— Ти-и-им, — заглянула ему в лицо. — Какие у нас планы?

— Если ты домой не пойдёшь, то пошли ко мне, у меня никого, — вынырнул он из задумчивости.

И я согласилась, всё равно Тим уедет вечером на тренировку, и у нас было не так много времени побыть вдвоём. С ним явно что-то произошло, но, сколько я ни допытывалась, он всё время уверял, что всё хорошо. Я вглядывалась в его лицо, искала там ответы. Тим чуть улыбался, когда я так пристально его рассматривала, или сразу же начинал меня целовать.

Но ведь я чувствовала, что что-то не так, Тима что-то тревожило после встречи с Ковалёвым. Я всё анализировала, что так разозлило Тима, раньше он все оскорбления просто пропускал мимо ушей, а сегодня словно взорвался. Тим накормил меня обедом, а потом достал из морозилки ведёрко ванильного мороженого, взял две ложки. И мы, расположившись на диване, сидели и ели мороженое.

— Тим, это правда, что тебя отец порол?

— В детстве бывало, — Тим поджал губы, потом чуть усмехнулся. — Потом уже не мог меня поймать.

— Может, ты на меня обижаешься из-за Ковалёва?

— Нет, я всё понял, — сказал, но всё равно напрягся. Значит, дело всё-таки в Илье. Любое упоминание Ковалёва триггерило Тима.

— Или дело в том, что писали обо мне филологини?

— На это вообще пофигу, — Тим положил в рот очередную ложку мороженого. — Ты из-за них сегодня разревелась, из-за общего чата?

Я кивнула, и в груди неприятно защемило.

— Хейта не избежать, но всё, что о тебе пишут, всегда больше говорит о тех, кто пишет, а не о тебе. Знаешь, как я делаю? Я представляю, что вместо моего имени человек ставит своё и признаётся в том, что написал. Короче, если я вижу, к примеру, «Тим — лузер», в голове представляю, что человек подходит ко мне и признаётся: «Я лузер». Хотя после всех унижений от отца, любой хейт для меня — пустой звук, — Тим хмыкнул. — Мне реально пофигу, что обо мне или о тебе говорят. У нас с Пашей полно хейтеров, и мы им даже благодарны, холивары в комментах поднимают рейтинги.

И я попробовала представить ту же Игнатову, как она пишет в чат «Я шлюха и лесби!», и от её воображаемого каминг-аута мне вдруг стало смешно и одновременно легко. Метод Тима работал.

— А почему тогда сегодня толкнул Ковалёва?

Тим опять нахмурился.

— Не знаю, наверное, потому что он начал цеплять тебя.

— Тим, пообещай мне, что не будешь связываться с Ильёй. Я не переживу, если тебя выгонят из гимназии.

— Я постараюсь, — Тим доскрёб последнюю ложку мороженого со дна ведёрка, но не съел, а покормил меня. Я улыбнулась.

И мы долго целовались. Если сначала поцелуи были холодными и с привкусом ванили, то потом уже губы горели от того, какими прикосновения стали обжигающими.