Весна безумия

Глава 52. Цена прощения

Искушение залезть в голову к Тиму было велико, но я держалась. Не хотела подрывать его доверие, а ещё пыталась доказать самой себе, что могу управлять силой, а не она мною. И мне это удавалось, даже когда мы обнимались и целовались, я загоняла любопытство подальше, чтобы опять случайно не нырнуть в голову Тима.

В субботу мы, как всегда, торчали на крыше, слушали музыку, я стояла у перил, смотрела на лес:

— Лес уже зелёный, там сухо?

Тим без полноценных тренировок изнемогал, поэтому стал больше бегать и по вечерам, пока я была в кванториуме, проводил время в лесу.

— Да, уже сухо.

— А до озера далеко? Ты обещал меня туда отвести.

— Километров пять. Кстати! — вдруг оживился он. — Давай велики возьмём и поедем прямо сейчас!

Но потом нахмурился:

— Хотя не выйдет. За зиму, наверное, колёса сдулись, а насос дома, как и отец. Ладно, пошли прогуляемся! — Тим, улыбнувшись, протянул мне руку и, приподняв одну бровь, зловеще добавил: — Отведу тебя в лес!

Пока шли к озеру, я вновь заговорила про отца Тима. Тим, можно сказать, жил у Паши и всё равно скучал по дому, иногда заходил после школы за вещами, учебниками и тетрадями, когда никого не было.

— Ты ведь уже не злишься на отца? Почему не вернёшься домой?

— И что я ему скажу: «Здравствуй, папа, я пришёл!»? — хмыкнул он. — Тем более он наверняка на меня злится. Не очень-то хочется опять схлопотать по щам.

— Но ты же не будешь всю жизнь теперь избегать его?

— Он, похоже, тоже не особо жаждет общения со мной. Так что все в плюсе! — всё так же беззаботно говорил Тим. — Может, потом как-нибудь вернусь.

Я не ожидала, что озеро окажется так далеко, мы пробирались через лес почти целый час. Хорошо, что у Тима в рюкзаке из колонки звучали «Драгонсы», а мы им периодически весело подпевали. Озеро оказалось не таким большим и живописным, как представлялось. Мы присели на корягу около воды, было спокойно, но мы, как два дурачка, поочерёдно орали под музыку:

— Фандер!

— Фил се Фандер!

— Лайтинг энд се фандер!

Смотрели друга на друга, подпевали песне и смеялись. Мелодия закончилась, и внезапно подул порывистый холодный ветер, небо заволокло тёмными тучами, вдалеке раздался раскат грома.

— Похоже, мы призвали с тобой грозу, — рассмеялся Тим.

— Боги решили нас покарать за плохое пение! — тоже расхохоталась я.

Но пронизывающий ветер не внушал ничего хорошего, по водной глади поползла рябь, деревья предупреждающе закачались, гром гремел где-то совсем недалеко.

— Пошли домой, — я поднялась и передёрнула плечами.

Дождь настиг нас быстро, громко стуча по деревьям и крошечным листикам. Внезапно на нас обрушились огромные сильные капли. Ветер усилился. Мы оба были в толстовках, которые почти сразу же промокли, капюшоны не спасали. Тим достал из рюкзака пакет из-под орехов, мы отключили телефоны и сложили их в пакет. Тим его плотно завязал и вновь положил в рюкзак. Сухими нам из леса точно не выбраться.

Мы шли по тропе, и дождь бил нас в спину, а когда над нами раздался оглушительный треск, мы инстинктивно пригнулись и закрыли головы руками. Но следом я нервно рассмеялась:

— Боги точно покарали нас за плохое пение!

— Тебе не страшно?! — Тим крепко держал меня за руку.

— Я люблю грозу, но лучше в такой ураган быть дома, — у меня от холода стучали зубы.

Я совершенно не представляла, куда идти, но Тим видел тропку и уверенно тащил меня вперёд. Над нами то и дело гремел гром.

— Говорят, в грозу нельзя прятаться под высокими деревьями, — периодически я поглядывала наверх.

— Это если одно, а тут их целый лес!

Снова громыхнуло прямо над нами, и мы пригнулись. Когда гром так оглушал, действительно становилось страшно. Дорога до ЖК казалась мне бесконечной, полные воды кроссовки отяжелели, на них налипла грязь, и я еле передвигала ноги. Толстовка промокла насквозь, стало противно и холодно. Тим шёл уверенно чуть впереди, тянул меня за собой, периодически оглядывался:

— Устала?! Потерпи, скоро уже придём.

Мне было адски тяжело идти, холодно, но почему-то весело. Мысль о том, что мы призвали грозу, смешила. Ещё и Тим ободряюще улыбался, а если мы вдвоём чуть пригибались от грома, то потом переглядывались и нервно смеялись. Как только показались крыши новостроек, Тим сразу потащил меня в сторону своего дома:

— Идём ко мне!

— Там же твой отец!

— Я не хочу, чтобы ты заболела больше, чем видеть отца, так что идём!

Спорить под проливным дождём не хотелось. С нас лилось, моя толстовка уже не впитывала воду, тяжёлым мокрым мешком придавливала к земле и холодила кожу. Кроссы были полны воды, зубы стучали от холода. Выглядели мы с Тимом жалко, хотя по Тиму и не скажешь, он ещё даже шутил и улыбался, когда меня трясло от холода и я еле двигала ногами.

Тим отпер замок квартиры, впустил меня и, когда захлопнул за нашими спинами дверь, в прихожую выглянул его отец, удивился:

— О, явился блудный сын!

— Пап, прости меня! — искренне выдал Тим, глядя на отца.

Тот лишь слегка кивнул, оглядел нас:

— Переодевайтесь скорее, потом поговорим.

И мне показалось, что Виктор Валерьевич обрадовался, что Тим вернулся, хоть и всячески старался это скрыть.

— Тимоша! — выглянула из кухни Лариса Александровна, бросилась было обнять сына, но остановилась с округлёнными глазами. — Вы где были? Так вымокли!

— Купались, — улыбнулся Тим. — В лесу.

— Быстрее переодевайтесь! — поторопила она.

Тим стягивал мокрые и грязные кроссовки, сразу же снял носки, засунул их внутрь обуви. Я последовала его примеру. В комнату Тим притащил таз и стягивал с себя мокрую одежду, с которой лилось. Остался в одних трусах. Влез в шкаф, вытащил футболку, треники, носки, достал худи, кинул на диван:

— Это всё тебе! Ты чего не раздеваешься?

— Не буду же я при тебе!

— Я же при тебе переодевался, — хмыкнул он.

— Ты любитель оголяться, а я стесняюсь, — меня по-прежнему трясло.

— Может, хочешь в горячий душ?!

— Нет, я уже искупалась. Хочу теперь высохнуть!

— Ок. Сейчас полотенце тебе принесу, — кивнул он на мои волосы. — Переодевайся.

Толстовка весила килограмм десять, даже бельё было мокрое, а кожа ледяная в мелких пупырышках. Но я поспешно натянула на голое тело футболку Тима, надела его треники, укуталась в его худи. Мокрое бельё спрятала в карманы своей толстовки. И никогда не чувствовала себя так уютно. Сухая одежда уже согревала. Тим зашёл, когда я уже напяливала носки сорок второго размера на свой тридцать шестой, но мне было всё равно, хотелось быстрее высохнуть и согреться.

Тим усмехнулся, глядя на меня, отдал полотенце:

— Ты похожа на гопника. Хочешь, я тебе что-нибудь из Ликиных вещей принесу? Фен нужен?

— Не надо ничего, я уже к этим пригрелась, пусть и буду как гопник, — мне было всё велико, но переодеваться не хотелось. Я вытерла волосы полотенцем, замотала их в тугой пучок.

Тим оттащил наши вещи в стиралку и только после этого вернулся и оделся сам. На кухне в кругу его семьи и в одежде Тима мне было так неловко, что я даже ладони спрятала внутрь рукавов. Отец Тима долго молчал, поглядывая то на меня, то на сына, потом кивнул на руку Тима, тот снял мокрый ортез.

— Как рука?

— Через неделю уже можно не носить гипс. Всё норм. Быстро зажило в этот раз.

— На реабилитацию не забивай только.

— Знаю! — хмыкнул Тим и для демонстрации подвигал четырьмя пальцами. — Врач уже предупредил, что большой палец нужно будет долго разрабатывать.

В этот раз не было между ними напряжения, отец Тима говорил спокойно, без претензий. Тим тоже отвечал позитивно, весело. Может, при мне, а может, и правда решили оставить распри.

Пока вещи тряслись в сушилке, мы отмывали наши кроссовки, и Тим после вещей поставил их сушиться. Мы сидели у него в комнате, он улыбался, ходил по комнате, выглядывал в окно, где по-прежнему гремела гроза и лил дождь. После того как я включила телефон, мама мне уже раз десять написала, всё спрашивала, где я.

— Соскучился по дому?

— Как оказалось, да, — усмехнулся он. — Но у меня все основные вещи, учебники, форма сейчас у Паштета. Завтра к нему сгоняю, заберу.

Дождь так и не закончился, и уже к десяти часам, когда высохли наши вещи и кроссовки, Тим взял зонт и пошёл меня провожать. В прихожую вновь выглянул отец:

— Тимофей, ты ведь сегодня дома будешь ночевать?

— Надеюсь. Если меня тут снова никто больше не будет бить, — хмыкнул он.

И Виктор Валентинович поджал губы, опустил взгляд.

Мы шли под одним зонтом, дождь уже не был таким сильным, гроза ушла. Тим обнимал меня за плечи, а я льнула к его боку.

— Я рада, что ты вернулся домой! Уже хотела тебе предложить влезть в голову к твоему отцу и поменять отношение к тебе, — призналась я. — Только не представляю, под каким предлогом я бы его обняла.

— То, что было сегодня, — редкость! — хмыкнул Тим.

— Зря ты на него наговариваешь, ему не всё равно.

— Может, и не всё равно, — согласился Тим и заговорил с грустью: — Но мои достижения ему явно важнее меня.