Весна безумия

34.2

Тиму вдруг кто-то начал названивать. После третьей попытки дозвона Тим не выдержал и ответил:

— Паштет, блин! Нет! Нет! Ты слышишь меня?! Паштет, задрал! Нет! Давай завтра, — вздохнул Тим и положил трубку.

— Дай угадаю?! — усмехнулась я. — У Паши новая гениальная идея для съёмки или супер-пупер крутая заброшка. Почему ты отказался?

— Второе, — улыбнулся Тим и приподнял брови. — А ты хочешь поехать на заброшку?

Я пожала плечами, мне нравилось в их компании, хотя к Паше поначалу сложно было привыкнуть: он своим появлением создавал вокруг себя движуху, шум и хаос.

— Я совсем не против. А то, боюсь, Паша будет меня ненавидеть, что отняла тебя у него.

— Не будет, — рассмеялся Тим. — Он всё понимает. Если по-чесноку, то он и подбил меня написать тебе. Наверное, это прозвучит странно, но я постоянно отслеживал твой плейлист и, когда ты добавляла что-то, гадал, какое у тебя настроение, почему эта песня тебе понравилась, о чём ты думаешь, когда слушаешь её. Это была моя невидимая связь с тобой. И Паштет тогда сказал, что, даже если ты меня пошлёшь, надо попытаться с тобой замутить. А ничего не делать и тупо следить за твоей музыкой не вариант.

Тим поджал губы, но потом вздохнул:

— Я вообще раньше думал, как и отец, что спортсменам нельзя заводить отношения. Потому что любить — это кому-то принадлежать. А я принадлежал всецело спорту и не смог бы разорваться. Оказалось, что можно и даже нужно разрываться! Потому что, если есть только что-то одно, из чего ты состоишь, потеряв это, утрачиваешь себя и смысл жизни. Поэтому я дал себе чуточку свободы. Концерты, ТикТоки, ты — от этого моя жизнь стала только ярче. В ней появился объём, а не одна плоскость.

Я задумалась над словами Тима. Но не видела в этом жертвы, а может, никогда не жертвовала чем-то ценным для себя. Ценным настолько, что составляло бы основу моей жизни. А что вообще составляло основу моей жизни?! Как ни странно, но я никогда не задавала себе этот вопрос, а когда задала, задумалась. Что для меня главное? Семья, Инга, учёба — мой фундамент. Сейчас отдельное и, пожалуй, центральное место в моей жизни занял Тим. Но от этого не страдали мои отношения с родителями. Инга пусть не любила Тима, и мы стали меньше проводить с ней время, но мы по-прежнему были близки, переписывались, общались. Учёба тоже не страдала, может, конечно, страдал сон. Но я утешала себя тем, что уроки и экзамены продлятся до середины июня, а дальше уж точно отосплюсь.

Тим перезвонил Паше, сказал, что мы поедем вместе. Рассмеялся. Посмотрел на меня:

— Паштет сказал, что ты красава, и в следующий раз он сразу будет набирать тебе.

На этот раз заброшка оказалась не в области, а на окраине города. Это был разваливающийся дом, подлежащий сносу: рамы давно выломаны, а стены щедро расписаны граффити.

— У тебя баллончик с собой? — спросил Тим у Паши.

— Оф кос, май диар! — коверкая английские слова, Паша вытащил из рюкзака баллончик с краской.

И Тим написал на чистом клочке стены «Я люблю Яну!», оглянулся на меня и улыбнулся. Я рассмеялась, подошла к нему, отобрала баллончик и начала выводить ниже: «Я люблю Тима!». Запах краски был резкий, сильный и, казалось, надолго поселился в моём носу, но зато Тим счастливо улыбался. Я сфотографировала наши художества на телефон.

К нам подошёл Паша, отобрал баллончик и написал рядом «Я люблю PaTi_sport_workout» и значок ТикТока.

— Вот теперь зашибись!

Несколько раз сфотографировавшись у исписанной стены, мы забрались в заброшку. Внутри я чувствовала себя неуютно. А Тим ходил, осматривался, сдвигал кроссовкой стекло, мусор, шприцы рядом с окнами. Стряхивал с подоконников грязь, искал гвозди, выглядывал и смотрел вниз. Они с Пашей накидывали план, что будут делать, откуда лучше снимать. Снимали в этот раз дольше, даже мне пришлось пару раз побыть их оператором, когда они решили синхронно вылететь из окон.

Я восхищалась Тимом: такая ловкость, отточенные и быстрые движения. Правда, когда он полез на третий этаж, у меня от страха даже сердце замерло. Паша вообще не реагировал на опасные прыжки Тима, а мне иногда хотелось зажмуриться, чтобы не видеть, как он рискует.

Затем Паша поехал сразу на тренировку, а Тим решил сначала завезти меня домой, хоть я и отказывалась, заверяла, что доберусь сама.

— Мне иногда Паша Ингу напоминает, может, стоить их познакомить?

— Это плохая идея, — сморщился Тим. — Это как два куска необогащённого урана поместить рядом, неизвестно, к чему это приведёт, но, если начнётся цепная реакция, разнесёт всё вокруг, — потом Тим помолчал и добавил: — А вообще, Паше нужно было стать фотографом. У него есть вкус, и он обожает всё снимать. Он у своих инстатёлок нарасхват. Они постоянно просят их фоткать.

А мне нужно было встретиться с Ингой. Я переживала за Тима и его суперсилу. Мне казалось, он что-то скрывал, и трудно было отрицать, что он менялся. Раньше он никогда бы не толкнул Илью, да и его непривычная задумчивость выглядела подозрительно. Поэтому я прямиком отправилась к подруге. Но, когда рассказала Инге, как шар вспыхнул и словно впитался в Тима, она загорелась идеей активировать и свой лиловый.

— А мне в ювелирном и ломбарде сказали, что это пустышка, просто безделушка, — она принесла шарик и приложила к груди, но ничего не произошло.

Теперь я переживала ещё и за неё:

— Инга, может, не нужно?

— Я тоже хочу суперсилу! Клячик, конечно, уделал Илюху! Респект ему.

— Я теперь боюсь за Тима, что его могут отчислить за драку.

Инга отмахнулась:

— Это не драка, подумаешь, толкнул, не по щам же съездил. У нас вся гимназия камерами нашпигована, если Ковалёв что-то предъявит, то все увидят, что Тим его просто один разок толкнул. Так что не парься! За такое не отчислят.

Инга всё прикладывала и прикладывала шарик к груди, к сердцу, к солнечному сплетению. Скривила губы:

— Мой так не работает.

— Тим его резко поймал и как бы рывком прижал, будто прихлопнул.

Инга размахнулась и со всего размаха хлопнула себя рукой с шариком по центру груди. Шар вспыхнул фиолетовым, обдал Ингу едва заметным свечением и погас. Ингу передёрнуло.

— А прикольно! — она улыбнулась. — Мурашечно, будто лёгким разрядом тока по всему телу прошлись, даже приятно.

Она подошла к дивану и попыталась его поднять, но, сколько ни пыжилась, тот не сдвинулся с места.

— И где моя сила? — Инга растерянно посмотрела на свои руки.

Я приблизилась к ней и заглянула в глаза, теперь и у неё в глубине зрачков были лёгкие фиолетовые искорки.

— Это теперь внутри тебя. Что ты чувствуешь? Тим чувствовал себя энергичным и очень сильным.

— Вообще ничего не чувствую, — Инга пожала плечами. — Может, её как-то активировать нужно? Сим-салабим! Рахат-лукум! Аминь!

Инга мотала руками, будто пыталась сотворить какое-то заклинание, я лишь посмеивалась над ней.

— Бракованная хрень мне досталась, — вздохнула она.

— Не думаю. У тебя в глазах тоже искры появились, как у Тима. Может, твой шар проявляет другую суперсилу?

— Интересно, какую? А давай твой в тебя засунем? — вдруг загорелась идей Инга.

— Не, не, не! Ты что! Я боюсь. Это же как наглотаться неизвестных таблеток, кто его знает, к каким последствиям это приведёт.

— Неужели тебе неинтересно?!

— Интересно, но я боюсь рисковать здоровьем.

— Тимофей жив и здоров. Со мной вообще ничего не произошло. Давай!

— Тим изменился. Мне кажется, именно эта штука меняет его. Когда он Ковалёва толкнул, у Тима такое злющее лицо было, и он словно не слышал меня. И потом такой задумчивый долго ходил. Он что-то скрывает.

— Меня пока ничего не меняет, — и Инга продолжала выбрасывать руки вперёд, пытаясь хоть что-то наколдовать. — Фигня какая-то.

До конца дня Инга всё пыталась почувствовать изменения, но так и не смогла обрести свою суперсилу.