Я шла вдоль стены, стараясь не попадаться в круги света от фонарей. У приёмного отделения стояли скорые, мелькали люди. Обойдя на значительном расстоянии это место, вышла наконец на дорогу. Но видела, что вход во двор больницы перекрыт шлагбаумом, а рядом сторожевая будка. Бегала я не очень быстро, проскочить незамеченной не получилось бы. Оставалось надеяться, что меня либо не заметят, либо не станут догонять.
Но чем ближе я подходила к посту, тем волнительнее билось сердце. Остановилась в тени, дальше улица освещалась фонарём. Я оценила расстояние и рванула. Никто не выскочил из будки, не окрикнул, не побежал мне вслед. Поэтому я быстро затормозила на тёмной парковке, осматриваясь. Нужно было найти магазин или заправку, но для начала — решить, куда идти. Кругом было совсем темно, за полоской деревьев проглядывала дорога. Наверное, стоило пойти вдоль неё, куда-нибудь я бы точно вышла. Я двинулась вдоль дороги, даже не зная, что это за улица.
Машин было мало, судя по всему, сейчас глубокая ночь. Но не успела я пройти и десяти минут, как меня обогнал автомобиль и резко затормозил. Дверь машины открылась, и оттуда выскочил папа:
— Яна!
Я так и замерла, как вкопанная, а потом побежала изо всех сил назад. Бегала я всегда плохо, и папа об этом прекрасно знал, схватил за плечо, развернул к себе, и не успела я опомниться, крепко обнял, прижал к себе, выдохнул мне в макушку:
— Слава Богу!
Вырываться и кричать не было сил, я вдруг так и обмякла, как сырая сосиска. Разом нахлынули и слабость, и холод, и разодранные спина с ладонями заболели будто с утроенной силой. И почему-то я подумала о Тиме в этот момент. Как он мог меня сдать?! Сговориться с отцом. Его предательство, наверное, подкосило меня больше всего.
— Ты вся ледяная!
Отец отпустил меня, потёр мне плечи, снял свою куртку и закутал в неё. Я стояла неподвижно, как столб, опустив глаза в асфальт. Смотреть на отца не хотелось, внутри у меня осталась лишь обида на него. А вот он говорил радостно и бодро:
— Едем домой! Там и поговорим!
Смысла в разговоре я не видела, наверняка они придумали какую-то новую легенду, чтобы снова благополучно врать мне. Я не собиралась верить их словам. Вся забота казалась мне теперь показухой, мысленно я отгораживалась от родителей.
От переднего сиденья я открестилась, расположилась позади отца, закуталась в его куртку, чтобы он не видел меня.
— Ян, пожалуйста, больше никогда так не делай! — он завёл машину.
Я до сих пор не проронила ни слова и не собиралась разговаривать. Папа не ругался, не отчитывал, даже разговаривал как-то вкрадчиво и всё пытался разговорить меня, но я молчала: смотрела то в окно, то на свои разодранные ладони, то на весёлые сланцы с надписью «Ин-га».
— Вы, конечно, великие конспираторы. Я все детские больницы обзвонил, а потом меня переклинило, что если вы с Ингой заодно, то попробовать поискать её во взрослых. Чья была идея отправить в больницу тебя под её именем?
Я не отвечала, но папа не раздражался, сразу переводил тему.
— Соня всё время про тебя спрашивала, ждала, дверь сторожила все эти дни. Она очень скучает.
Почему папа не заводил тему родства? Я всё ждала, когда начнётся новая легенда, но он старательно избегал этой темы и, вообще, темы моего побега.
— Кстати, мы со слесарями достали твой телефон из шахты лифта, стекло, правда, пришлось заменить, но он работает. Дома отдам.
У меня чуть не вырвалось «спасибо» на автомате, но я вовремя прикусила язык. Растерянная, я не чувствовала родства с отцом и всячески мысленно от него отгораживалась. Пусть это пока была привычка, что я считала его членом семьи, но надо держать в голове, что он мне чужой человек. Я согрелась наконец-то, но спина болела и саднила, наверное, была разодрана до крови. Постепенно меня начало клонить в сон, мы ехали по практически пустой дороге.
— Знакомая толстовка, — папа притормозил и обернулся.
Вдоль дороги бежал Тим, его вообще сложно было не узнать в оранжевом худи. Папа открыл окно с пассажирского сиденья, крикнул ему:
— Тимофей!
Тот сначала шарахнулся в сторону, потом снял капюшон и заглянул в машину. Меня он не видел. И я ещё сильнее вжалась в кресло и закуталась в куртку. Вот они, объединились, два предателя.
— Привет! Ты как тут оказался? — склонился он.
— Яну искал, садись. Часто бегаешь по ночам так далеко от дома?
— Не нашёл?! — Тим уселся на пассажирское сиденье, пристегнулся.
— Почему же, нашёл, — хмыкнул отец. — Как-то плохо ты её сторожишь, раз она разгуливает по окраинам города в одной пижаме.
— В смысле, разгуливает?! Где она?! — Тим перепугался, но даже не догадывался обернуться назад. — Но как?! Я её видел буквально час назад! Её спать отвели!
— Снова сбежала. Вот надо было сразу мне всё сказать, а не устраивать этот квест с конспирацией, и всё было бы нормально, — отчитывал его с улыбкой отец и чуть кивнул на заднее сиденье.
Тим тут же обернулся и заметил меня:
— Ян, но как ты сбежала?
Я отвернулась от него к окну. А Тим попросил остановиться и тут же перебрался ко мне на заднее сиденье, придвинулся, но я зашипела на него:
— Уйди от меня! — и закуталась в куртку ещё сильнее, отгораживаясь от него.
— Ян, прости, — тихо-тихо говорил он. — Я тебя не выдавал, правда.
— А вот, если бы сказал всё начистоту, я бы нашёл раньше, а не обзванивал все больницы, — подал голос отец, сейчас он был строг. — Вот к чему была эта конспирация, Тимофей? Думал, я получу твоё сообщение и успокоюсь?
— Я пообещал и своё слово сдержал. Яна была со мной, и я знал, где она находится. Всё! — Тим ответил как-то нерадостно, видимо, чувствовал вину за своё предательство, а может, расстроился, что я сбежала из больницы.
Тим снова посмотрел на меня, я демонстративно отвернулась от него и смотрела в окно. Отец вздохнул, мы молчали до самого дома. Когда вышли, Тим встал напротив и попросил моего отца:
— Можно нам пять минут, поговорить?
Папа кивнул, но домой не пошёл, остановился у подъезда и следил издалека за нами. Мы стояли у машины, я куталась в папину куртку, мне было холодно, опустила голову и смотрела в землю.
— Ян, зачем ты так делаешь? Тебе хочется меня наказать? — тихо заговорил Тим. — Я бы никогда не сделал тебе ничего плохого! Зачем ты сбежала? С тобой могло случиться всё что угодно.
Тим ждал ответа, но я молчала, не было смысла разговаривать с тем, кто меня предал. Я доверяла Тиму, любила его, а он побежал докладывать отцу. Пусть не вывалил всю правду, пытаясь скрыть моё местонахождение, но отец ведь всё равно нашёл меня по наводке Тима.Наконец подняла глаза, смотреть в его печальные глаза было трудно. Я чувствовала, что вот-вот расплачусь, мне было больно:
— Ты меня предал!
Он тяжело вздохнул:
— Прости меня! Я не хотел тебя предавать, но дал слово. А оказался крайним во всём. Ладно, иди, а то замёрзнешь, — он кивнул в сторону отца. — Пока.