Возвращение к истокам (СИ)

Глава 10. Четвертый элемент

Очнуться меня заставила боль в жиле. Резкая — она отрезвила. И голос, будто бы из тумана настойчиво приказал:

— Иди в дом.

Звуки смешались, мир расплывался уродливыми кляксами. Картинка меркла. Лес? Озеро? Клен?

Клен качался и бил голыми ветками по навесу крыльца.

— Иди в дом, Полина! — настойчиво повторил Влад.

Меня больше никто не держал, и рука была свободна. Херсир посмеивался и не спускал с меня внимательного взгляда. Впрочем, Лидию он так и не выпустил.

— Ты — Первый, — зачем-то сказала я.

Влад повернулся к растерянному Глебу и велел:

— Живо!

Что он имел в виду под словом «живо», я не поняла. Но Глеб послушался и скрылся в доме. Голова кружилась, а вокруг дурманящее пахло клубникой.

— Приемчики охотника, — поморщился Первый, качая головой. — Где нахватался?

— Там уже не преподают, — отмахнулся Влад и зачем-то ко мне придвинулся. — Нехорошо обижать девочек.

— Нехорошо мешать старшим.

— Даже если у этих «старших» напрочь крыша слетела?

— Это древнее проклятие, — нахмурился Херсир. — И я его сниму.

— Какое проклятие? — Собственный голос я слышала словно сквозь вату. Холод пробирался к телу медленно, рождая крупную дрожь. Плед, наброшенный Лидией, уже не спасал. К слову, она дрожала не меньше.

— А пусть Первый расскажет, — предложил Влад. — Довольно занимательная история выходит.

— Тянешь время. Умно.

Как он снова оказался рядом, я не поняла. Словно бы перетек по воздуху вместе с Лидией. Рядом с Первым кружилась голова. И пьянящие образы всплывали в памяти. Запах прелых листьев, древесной смолы и клубники.

— Свою кровь я чую прекрасно. Он не успеет.

Когда он снова взял меня за руку, стало хорошо. Спокойно. И спать захотелось. Лидия, казалось, уже дремала, устроив голову на плече Херсира.

— Подожди. — В голосе Влада послышалась обреченность.

И чего переживать? Хорошо ведь все. Уютно. А там, куда мы отправимся, трещат в камине поленья. Свечи горят. Магический круг на полу. Книга.

Там все закончится. Наконец-то не будет больно.

Голос Херсира в мыслях успокаивал.

— Разве у тебя есть все… для ритуала?

— Хочешь напроситься?

— Хочу.

— Хорошо, — кивнул Первый. — Только больше никаких охотничьих трюков. Иначе на цепь посажу.

Реальность смялась, скомкалась картинка, и нас выплюнуло в небольшую комнатку с низким потолком.

Стены, обшитые деревом. Деревянный пол. Пасть камина, прикрытая шторкой. Ритуальный круг нарисован красным, около привычных символов стихий будто бы в спешке начертаны незнакомые мне вязи рун. Свечи. Запах ладана и мирры.

Старая софа у окна, а само окно с наружной стороны наполовину залеплено снегом. И если так, то… Где мы?

Где-то справа брякнул металл, и я обернулась. В темном углу, прикованный к полу цепями сидел Богдан. Выходит, про цепи Херсир не шутил… Охотник взглянул на нас с Владом с ненавистью, а на Первого — с опаской.

Херсир выпустил мою руку, и я выдохнула с облегчением. Все же первобытной мощи мне на сегодня явно достаточно.

— Располагайтесь, — гостеприимно сказал он и подтолкнул оцепеневшую Лидию к софе. — Мне нужно приготовиться. И да, — на этот раз он повернулся к Владу, и за внешней насмешкой проступила угроза, — дабы предотвратить ненужные попытки… этот дом защищен.

— Никто не выйдет, — задумчиво кивнул Влад.

— И не войдет, — уточнил Первый и исчез.

Готовиться, видать, пошел.

К чему?

— Зачем мы здесь?

Лидия опомнилась быстрее меня. Она испуганно озиралась, косилась на Богдана, словно искала в охотнике поддержки.

— Он нас убьет, — зло выплюнул Богдан и дернул цепь, будто пытаясь вырвать из пола кольцо, к которому она была прикреплена. — Чертов зверь!

— Убьет?..

Мои губы онемели. Пересохло горло — от испуга, наверное. Все же такого поворота я явно не ждала и к нему не готовилась.

— Послушай, Полина. — Влад развернул меня к себе и сильно сжал плечи. — Времени у нас не так много, так что придется импровизировать. Херсир считает, есть ритуал, способный умилостивить богов, чтобы те сняли проклятие с него, Лив и Гарди.

— Какое проклятие?

— Вернуть все, как было. Сделать их такими, какими они родились изначально. Людьми. Херсир боится Хаука, Поля, и не собирается больше убегать.

— Хочешь сказать, есть ритуал, способный сделать Первых людьми?! — удивилась я.

Влад покачал головой.

— Не только Первых. Нас всех.

Прозвучало неправдоподобно. Дико. Я и вдруг человек… Без кена, дара предвидения, без способностей сольвейга. Попыталась вспомнить себя прежнюю, до знакомства с атли. Не получилось. Казалось, я с рождения в курсе о принадлежности к хищным.

— Мы станем людьми, — повторила вслух, чтобы свыкнуться.

— Мы не станем, — откликнулся охотник и еще раз с остервенением рванул цепь. Та, естественно, не поддалась. — Оглохла, что ли? Мы умрем!

— Богам нужна жертва, — мрачно подтвердил Влад. — По одному представителю каждого вида.

— Мы — жертва?!

Богдан кивнул. Лидия заплакала, закрыв лицо ладонями.

Ну же, ясновидица, ты сильная. Подумаешь, умрем…

Умрем.

Мы. Умрем.

Я больше никогда не вернусь домой… Алана не увижу. От него пахнет молоком и лавандовым маслом, а когда я целую его в макушку, торчащие волосы щекочут нос.

Но, наверное, это милосерднее — умереть тут. Во всяком случае, лучше, чем от щупалец Хаука. Для меня.

А для них?

— Постой, ты сказал, по одному каждого вида. — Я повернулась к Владу. — Богдан — охотник. Лидия — ясновидец. Только не говори, что пришел сюда умирать вместо меня!

— Вместо тебя не получится, увы. Потомок Лив Херсиру тоже нужен.

— Потомок… Лив?

— Не ожидала? Я тоже. Считается, что их не осталось, кроме Первого сольвейга. Однако оказалось, у Лив был еще ребенок — от хищного. Так что ты тоже часть древности, привыкай.

Сегодня прям день крышесносных открытий! Я — потомок Лив? Быть не может! Хотя… Картинки там, на пороге: древний лес, мягкий мох, шепот на ухо — все это могли быть ее воспоминания. Проснувшаяся кровь? Не она ли привлекла нас с Эриком друг другу? Древность к древности. И тогда наши чувства могут оказаться ненастоящими, навязанными генетической памятью… Удобно так думать. Особенно, когда перед глазами встает довольное лицо Алисы.

— Бла-бла, — подал голос Богдан. — Пустые разговоры. Мне показалось, у тебя есть план.

— Такой себе план, — честно признался Влад. — Херсир боится Эрика. А если не боится, то опасается. Иначе он не торопился бы так, чтобы успеть раньше, чем Глеб сообщит Эрику.

— Насколько я вижу, Эрика тут нет, — скептически отозвался Богдан. — Так что план действительно такой себе.

— Эрика нет, — согласился Влад и посмотрел на меня. — Но есть та, кого он услышит.

Меня? Серьезно? Я — последняя, кого Эрик станет слушать! Да и кеном мы давно не обменивались — связь могла затереться, особенно если расстояние между этим местом и домом значительное.

— На твоей жиле его печать, — уточнил Влад уже тише.

Печать. Ее я чувствую. Легкое жжение в животе. Натянутая жила. Она стремится к тому, кто ее заклеймил. Зовет. Дозовется ли? Услышит ли он? А если услышит, то…

— Постарайся, Полина. У нас действительно мало времени…

Несмотря на сомнения, я послушно закрыла глаза. Постаралась отрешиться от реальности, которая грозила гибелью, и гибель эта рождала страх. Страх — естественная реакция организма на опасность. Проявление инстинкта самосохранения. Его у меня иногда получалось приглушить. Возможно, и сейчас получится.

Вторым слоем шел страх иного рода. Эрик наверняка меня ненавидит. Не желает общаться. И если раньше это удавалось игнорировать, скрываясь в полутемной, пыльной спальне, то сейчас укрытия пали. Прятаться негде. И на волю вырвался страх быть отвергнутой. Ведь если Эрик сейчас не услышит, не откликнется, перед смертью я буду знать, что он меня бросил. Окончательно.

Не этого ли ты хотела, Полина — определенности?

И этот слой бессознательного я сорвала без сожалений. Горькая правда лучше сладкой лжи. А еще говорят, смерть затирает воспоминания.

«Эрик, — позвала я мысленно. — Если ты слышишь, если ты все еще… Мы в беде! Со мной Лидия, слышишь! Она должна жить. Ты должен ей, ты должен Гектору!»

Слова придумывались на ходу. Они трансформировались в мысли — правильные, спокойные. Действительно, я не могу думать только о себе. И если не нас с Владом, то Лидию Эрик спасти обязан! Хотя бы попытаться. Аргумент показался мне достаточно весомым, и я несколько раз повторила призыв. И с шумом выдохнула, когда в ответ не получила ничего. Никакого отклика, подтверждения, что меня услышали.

Звенящая тишина.

Наверное, это прекрасно читалось на моем лице, потому что, когда я открыла глаза, Влад опустил взгляд, а Лидия расплакалась сильнее.

— Может, ты попробуешь? — обратилась я к ней. — Все-таки у вас тоже связь — когда-то он тебя выпил…

— Это так не работает, — перебил Влад. — Из всех нас связь с Эриком только у тебя.

— Тогда это изначально был провальный план, — мрачно констатировала я и присела рядом с Лидией.

— Мы умрем, — посетовала она, пряча заплаканное лицо у меня на плече.

— Мы… что-нибудь придумаем, вот увидишь!

Только вот что?! Как выбраться из дома, окруженного супер-защитой? Я помню, как она умеет держать внутри…

Она и держит. Давят стены, сбивается дыхание, перед глазами ползут противные мошки. Раздражающе лязгает цепь Богдана — охотник злится и шагает по кругу, насколько позволяет «поводок». И Влад задумчиво-притихший.

Душно! Наружу бы, на воздух. Умыться холодным снегом, прийти в себя.

— Защита внутри, — прервал мои размышления Влад и посмотрел на меня. — Попробуем пробить?

— Пробить?

Я встала. На ногах почувствовала себя лучше. Увереннее, что ли.

— Ударим по защите вместе.

Я пожала плечами.

— Давай попробуем.

Ощущать, что я не одна, было приятно. Глупо, наверное, ведь мы тут, чтобы умереть, а значит, Влад умрет тоже. Наверное, я привыкла, что меня вечно кто-то спасает. Расслабилась. Не стоит расслабляться. Нужно уметь постоять за себя самой.

Когда я ударила, в голове зашумело. Защита, окутывающая нас невидимым коконом, вздрогнула. Завибрировала, и от ее тонкого звона захотелось зажать уши. Я оступилась, зацепилась пяткой за выступ в неровном полу и, наверное, рухнула бы, если бы не Влад. Он поддержал меня за плечи и шепнул: «Потерпи». И еще раз ударила, потратив изрядную порцию кена. Барт учил так не расходовать — это сильно выбивает из колеи, но тут другого выхода нет. Если мы погибнем, от моего кена пользы будет мало.

Влад тоже бил в полную силу. Его пассы тянулись от жилы, и я сомневалась, что пассам этим Влад научился у хищных. Знания Альрика много раз помогали нам, и я надеялась, помогут и в этот раз.

Нельзя рассчитывать, что за нами придут. Эта мысль оказалась на удивление трезвой и хладнокровной. Эрик то ли не услышал, то ли не захотел приходить. Действительно, смысл нас спасать? Меня и Влада — особенно. Есть возможность наказать предателей, а смерть в один день — отличное наказание. И другим наука, чтобы не…

— Черт! — яростно высказался Влад, отпустил меня и отступил на шаг. Защита Херсира ответила ему противным звенящим эхом.

— Не получается? — тонким, срывающимся голосом поинтересовалась Лидия, следящая за нашими попытками заплаканными глазами.

— Придется придумать что-то другое, — мрачно ответил Влад.

Меня затошнило. Перед глазами поплыли багровые круги, во рту пересохло — последствия слишком большого расхода кена. И если мне поможет несколько дней в спокойной обстановке, то Владу придется питаться, чтобы восстановить силы.

Впрочем, у нас нет ни нескольких дней, ни вообще надежды, что мы отсюда выберемся.

— Отлично! — посетовал Богдан и снова рванул цепь. За эти лязганья мне самой уже хотелось его стукнуть. — Сдохну, как собака!

Лидия снова заплакала, и я присела рядом. Не столько, чтобы ее поддержать, сколько из-за подкашиваюшихся от усталости коленей.

— Все будет хорошо, — сказала я машинально и погладила ее по спине. — Вот уви…

Темное, затянутое непрозрачным пузырем туч, небо. Вытоптанная тропинка от домика до припорошенного снегом камня. По обе стороны от тропинки — сугробы высотой с половину человеческого роста. Метель, и снег вихрями кружится над головами. Не моей. Людей я знаю, только имен припомнить не могу — в этом мире я бесплотный дух. Давно? Не помню. Это и неважно, я здесь ненадолго.

Посмотреть…

Человек, стоящий на коленях перед группой людей, в крови. Его голова опущена, русые волосы слиплись и висят космами. Одежда изорвана, а сам он выглядит избитым. Он поднимает усталый взгляд на окруживших его и безумно улыбается, хотя улыбка больше напоминает оскал.

Над ним возвышается великан. Наверное, он пришел из сказок, где такие злые, сильные и абсолютно неконтролируемые воины. Они безжалостны к своим врагам. Этот тоже… Он сжимает губы в тонкую линию и поднимает руку. В его руке нож, очень древний и опасный, я это точно знаю. Мне не радостно, не страшно, даже сожалений нет, и от этого обидно. Чувствовать хорошо, а пустота угнетает. Обида, впрочем, проходит очень быстро. Я — безмолвный, беспристрастный наблюдатель.

Высокий человек берет виновного за волосы, обнажая белую шею с острым кадыком. И, глядя в глаза своей жертве, медленно проводит ножом по рвущейся коже, выпуская кровь…

В голове пульсировала боль. Боль тянулась ниточками к вискам, наливала соком глазные яблоки, вызывая слезы. Боль откликнулась в жиле, заставляя свернуться калачиком на небольшом диванчике. Зря я столько потратила на пробивание защиты! Было бы намного легче сейчас, оставь я в жиле больше кена.

— Эрик, — прошептала я, садясь и растирая лоб горячей ладонью.

— Хорошо бы ему поторопиться, — сказал Влад, гладя меня по плечу.

— Он придет. Опоздает, правда. Позже… Убьет Херсира.

— Опоздает, говоришь? Значит, все, что нам нужно — тянуть время?

— Как? О чем, черт возьми, говорить с этим безумцем? Ты слышал, что он задумал?!

От экспрессии в висках кольнуло, и я прикрыла глаза.

— Можно подумать, предел его мечтаний — стать человеком. Убеди его, что Хаук умрет. Ты же пророчица, наври про видение. Мы подтвердим. — Влад метнул взгляд на Богдана, и тот послушно кивнул. Надо же, когда жить хочется, и со зверем договориться не зазорно! — Главное — выбраться.

Ну если про видение, то… Врать необязательно. Только вот для некоторых синица в руке всегда лучше, чем журавль в небе. Впрочем, синица тоже легко может выпорхнуть…

Когда в дверь постучали, я подпрыгнула на месте. Вернее, стуком это сложно было назвать, скорее, грохотом, от которого тонкое, деревянное полотно выгнулось, норовя разлететься щепками. Наверное, оно и разлетелось бы, если бы не защита. Защита держала крепко. Звуки, правда, не сдерживала. И потому от злого «Открывай, сукин ты сын!» у меня гулко забилось сердце, а в груди разлилось тепло.

Он пришел! Пришел за нами. Наверное, не за мной, но все же…

Влад подошел к двери и спокойно сказал:

— Его тут нет. Защита наподобие той, что ты ставил в доме. Пробить не получается — мы пробовали. Так что лучше тебе поторопиться.

Тишина. Минуты, стекающие в вечность тяжелыми медовыми каплями. И… надежда.

Шорох за дверью, взволнованные голоса. Один, кажется, принадлежал Глебу. И Мирослав… Он тоже здесь? Понимание, что там, за дверью, друзья, а мы тут — как в клетке, рождало досаду. Я даже хотела еще раз ударить снаружи, возможно, удалось бы пробить защиту хоть немного. Помочь.

Не успела.

Херсир появился так же внезапно, как и исчез. В руках у Первого была книга в черном переплете, тисненная золотом. Древняя, кажется. Он непринужденно улыбнулся нам и спросил:

— Готовы?

Лидия распахнула заплаканные глаза и вжалась в спинку дивана. Влад отступил от двери, будто собрался броситься на Первого. Впрочем, может, он и собирался — черт знает, что на ум придет в пяти минутах от неминуемой гибели.

Дверь снова содрогнулась, но на этот раз без сопровождающих ругательных реплик. Влад предусмотрительно отошел от нее влево, мои кулаки непроизвольно сжались. Херсир, однако, ничуть не удивился.

— За вами? — кивнул мне. — Хитро.

— Это Эрик, и он очень сильный, — подтвердила я.

— Не настолько, чтобы защита не выстояла, — спокойно парировал Первый и шагнул в круг. Вспыхнули свечи, и пламя заплясало на кончиках фитилей. Лидия странно притихла, Богдан сел и скрестил ноги. На меня нахлынула волна внезапного блаженства, и когда Херсир протянул мне руку, я послушно вложила в нее свою ладонь.

Качаются волны, и я качаюсь им в такт. Обволакивает тепло, стираются границы тела. Я уже почти не ощущаю — ни кожи, ни очертаний своих, ни рамок. Только в центре, там, где когда-то был мой живот, бьется сердце мира. Пульсирует, покрываясь светящимся налетом кена.

— Удивительно, — шепчет откуда-то голос, и голос мне знаком. — Ты себя-то видела изнутри?

Видела. Белая пелена ярости. Маленький шарик, наполненный мощью. Не моей — заемной. И эта мощь бьется внутри, требует выхода. Ей все равно, кого убивать. Когда она вырвется наружу, я не смогу ее контролировать. Но пока не время, я это знаю. Откуда? Этот факт мне неизвестен.

Эта же сила побуждает меня очнуться. Я открываю глаза.

Четыре знака стихий. Четыре жертвы — каждая у своего знака.

Хищный, отнимающий кен. Воздух.

Священная земля, дающая нам пропитание. Ясновидец.

Карающий огонь, расплата за грехи. Охотник.

Волнистые линии перед моими глазами. Вода…

— Сама жизнь, — произнес Херсир, будто читая мои мысли. Впрочем, наверное, так и было. — Как ты, Лив.

— Я не Лив!

Контролировать нарастающую злость было сложно. Она дурманила, требуя подчиниться. Побуждала разгромить тут все к чертовой матери. Злость собиралась по крупицам, будто ртуть. Множилась эмоциями людей за дверью. Росла.

— Неважно, — отмахнулся Первый.

Хрустящий шепот, треск поленьев в камине. Сопротивляться дурману сложно, но я держусь из последних сил. На границе забвения и собственной ярости. Разбавляя туман ослепительно белым. Иду на голос в моей голове. Он ведет, не позволяя оступиться.

Очнись, Полина!

Знаю, Барт, знаю. Я должна выжить, чтобы потом умереть. У каждой смерти свое время, и мое еще не пришло. И чтобы не запутаться в дурманящих лабиринтах внушения Херсира, я смотрю на охотника. Ему страшно, но он держится. Богдан — единственный из нас, кто остался в сознании, и оттого ему сложнее всего. Нет эйфории, притупляющей страх.

От дверей летят щепки в священный круг. Опьянение скрадывает звуки, и я не разбираю слов, которые выкрикивает Эрик.

Очнись!

В голове что-то щелкнуло, возвращая меня в реальность.

— Ты умрешь здесь, — вырвалось прежде, чем я смогла обдумать, что и кому говорю.

Херсир покачал головой, не отрывая взгляда от книги.

— Это вряд ли.

— Умрешь, — настойчиво повторила я, отмахиваясь от назойливого влияния Первого, которое значительно усилилось после моей фразы.

Лес, озеро, поросшие мхом камни… Древесная смола. Клубника.

Все это не мое, не со мной. Все давно в прошлом, хоть кто-то и старается его оживить. Тлен. Он просыпается прахом сквозь пальцы, вспыхивает на ладонях ослепительно-белым огнем. — Как только ритуал завершится, защиты не станет. Эрик и остальные войду. А ты умрешь.

— Как только ритуал закончится, ничего уже не будет иметь смысла. Моя смерть в том числе.

— Ты слишком долго живешь один и забыл, что месть всегда бессмысленна.

Херсир замер. И на меня посмотрел. В глазах мелькнул испуг, а влияние ослабло. Поверил? Или перестраховывается?

— Хаук умрет. Лив убьет его.

Молчание. Немой вопрос в глазах, и я смелею. Терять-то все равно уже нечего, кроме Влада, Лидии и, пожалуй, того охотника, который смотрит на меня сейчас со смесью восторга и ненависти во взгляде. Хотя вру, Богдана не жаль.

— Я видела смерть охотника, — продолжила я, — как и твою собственную, если проведешь этот ритуал. А ты ведь совершенно не хочешь терять то, что имеешь, верно?

— Покажи! — потребовал Херсир и отложил книгу в сторону.

Подвинулся ближе, и прохладные пальцы легли мне на виски. Полегчало. Боль притихла, отошла вглубь черепной коробки, тело расслабилось, от плеч к кистям поползло приятное тепло. В кончиках пальцев почувствовалось легкое покалывание, а в ладонях — жар от прилива кена. Но на этот раз Первый не пытался меня одурманить.

Я послушно откликнулась на требовательное надавливание, раскрыла сознание. Свежее видение всплыло сразу, красочное, показательное. И пальцы Херсира слегка дрогнули, когда перед моими глазами кадрами проносились картинки.

Страхам подвержены даже бессмертные. Хотя человек всегда смертен, а именно к этому ведет ритуал. Умирать Херсир не торопился.

— Как… умрет охотник? — хрипло спросил он, не убирая пальцев с моих висков. И, наверное, я впервые была так близко к древности, к истокам. Смотрела в глаза дремучему прошлому. Умилиться бы, проникнуться, затрепетать… Однако единственной осязаемой эмоцией в тот момент была усталость. Слишком тяжелый день. Насыщенный. И, пожалуй, когда вернусь… если вернусь домой, первым делом высплюсь. Достали переживания, особенно напрасные.

Показывать второе видение желания не было. Наверное, самый страшный из всех виденных мной вариантов будущего хотелось похоронить в памяти. Лучшее будущее то, которого не знаешь. Но выбора не было, и я послушно закрыла глаза…

…Отдышаться не получалось, и я хватала ртом воздух, от запаха мирры и плавленого воска тошнило. Или то от воспоминаний о Хауке? Живот болел, будто жилы и в самом деле коснулись щупальца охотника. Херсир же смотрел на меня прищурившись, серьезно. От пристального взгляда хотелось укрыться.

— Ты все равно умрешь, — тихо произнес он, и мне почудилось в его голосе сожаление. — Так зачем…

— Они будут жить.

Он кивнул и отстегнул от пояса нож. Чехол, в котором он хранился, был изготовлен из светлой кожи и расписан краской, похожей на хну.

— Отдай его Лив. Скажи ей… — Он замялся, усмехнулся нервно. И взгляд отвел. — Впрочем, я сам.

— Ты бросил ее. Почему?

Не удержалась от вопроса. Странно, у меня их столько было, когда я впервые услышала легенду, а остался лишь этот. Глупый.

— Странная ты, — рассмеялся Первый и вложил мне в руки подарок. — Все так делают. Люди бросают людей.

И исчез. Я посмотрела на свои руки и лежащее в них оружие. Очертание ножен расплывалось, картинка теряла четкость, и я не сразу поняла, что это от слез.

— Какого… — выдохнул Влад совсем рядом, а в следующую секунду треснула дверь, брызнула щепками, впуская внутрь наших спасателей. Инстинктивно я крепко сжала ценный подарок и попыталась встать, но меня вздернули в воздух чьи-то руки, крепко сжали, лишая возможности вздохнуть, а затылок опалило дыханием.

Я… жива?

— Жива, — подтвердил кто-то, целуя мой лоб, мокрые щеки и соленые губы. Слезы были странными на вкус. Даже воздух странно вдыхался, а кожа остро реагировала на каждое прикосновение. Наверное, я поэтому не сразу поняла, а лишь через несколько мгновений…

Хотя что для нас значит время?

Я всхлипнула, прижимаясь к родному, близкому. И разве когда-то было иначе?

— Жива, — повторил Эрик, будто сам себя убеждая.

Я кивнула, соглашаясь. Все-таки слезы странные на вкус.