Возвращение к истокам (СИ)

Глава 16. Судный день

Говорят, перед бурей всегда тихо. Мир будто бы замирает, дает отдышаться, набрать в грудь побольше воздуха перед тем, как тебя накроет волной в высоту с пятиэтажный дом.

Я не верила затишьям. Слишком обманчивым выглядели спокойствие застывших в предрассветной дреме деревьев, выпустивших сочные почки, смирение поникшей в утренней росе травы, глубина утреннего апрельского неба.

Воздух пьянил свежестью, ласкал кожу нежными прикосновениями едва ощутимого ветра, расплескивал вокруг меня тонкий карамельный аромат, от которого теперь, казалось, невозможно избавиться.

Я проснулась за несколько минут до восхода. Просто открыла глаза, понимая, что выспалась. Ощущая легкость, невесомость даже, когда кажется, что ты паришь над кроватью, тебя возносит, кружит в воздухе эйфория от минувшей ночи, а улыбку невозможно стереть с лица.

Эрик спал. Эти удивительные мгновения я собирала по крупицам и складывала в копилочку памяти, в отдельный, предназначенный лишь для них уголок.

Я редко заставала его спящим. Даже когда мы были вместе — по-настоящему, без оглядки на прошлое и тот мой поступок — я всегда засыпала раньше, а когда открывала глаза, Эрик уже был занят делами, иногда он уходит ночью, поправляя мне одеяло и оставляя короткие записки или смс. Ему нужно было несколько часов сна в неделю, чтобы восстановить организм, но именно такие моменты, как сегодня, я помнила почему-то отчетливо. Расслабленная поза: руки в стороны, запрокинутая назад голова, волосы шелком по подушке. Я засматривалась, понимая, что любуюсь, когда он открывал глаза и довольно щурился, будто словил меня на чем-то неприличном. Неприличное было потом.

Сегодня он не проснулся, и я смотрела долго: как подрагивают темные ресницы, как морщится лоб, углубляя знакомую поперечную морщинку. И грудь размеренно колышется в такт дыханию…

Я старалась дышать с ним в унисон. Вдох-выдох. Вдох. Выдох. Сплела наши пальцы, будто, пока он спал, я могла совершить некий запретный ритуал, который свяжет нас навеки и никогда не позволит больше разлучить.

Наслаждалась каждой секундой, пока темнота не разбавилась серым, а небо на горизонте не окрасилось в персиковые тона. Тогда я встала, накинула халат и вышла на балкон.

Вдохнула и тут же опьянела от густого, влажного воздуха, от запаха сгоревших дров, что все еще тлели в брошенном мангале, от остатков аромата жаренного мяса и сосисок, от которых тут же побежали слюнки — кажется, я вечность ничего не ела.

Нет, не так. Я вечность не жила.

Разве не обидно, что именно теперь, после такой ночи, придется умереть?

Утро молчало, и я молчала с ним. Солнце ползло вверх по небу, растекаясь огненными потеками по подъездной дорожке, аккуратно подстриженным кустам по обе стороны от нее, блестящим спинам машин. Пространство вокруг дома наполнялось щебетанием птиц, жужжанием насекомых, которые охотились на цветущие в саду абрикосы, шумом кофемашины — кто-то вынес ее на крыльцо и нещадно мучил в течение уже нескольких минут.

Я прикрыла глаза и постаралась представить, что такой будет вся моя жизнь. Застывшая на коре капля древесного сока — густая, терпкая, тягучая. С лениво текущими секундами бытия.

Не будет.

Это я поняла через секунду, когда ощутила на плечах руки Эрика. Они рванули меня с места, и я услышала сдавленную, наполненную страхом фразу:

— Внутрь, живо!

А еще через миг ослепило. Вспышка была яркой, движение — молниеносным, и щеку обожгло прикосновением чего-то горячего, незнакомого, инородного.

Чего-то, что…

Я упала на пол, больно ударившись копчиком о паркет. Меня тут же дернули наверх, заслонили спиной. Руки Эрика застыли перед балконной дверью в защитном пассе.

От него пахло силой. Яростью. Желанием драться. И показалось, он сейчас шагнет от меня к окну, а затем сиганет вниз. Туда, где…

Сгустившаяся тишина оглушила. Перед глазами плясали пестрые мошки, я протерла их и быстро поморгала, стараясь убрать дискомфорт.

А потом кто-то закричал. Громко, визгливо, и крик этот спугнул птиц с крыши нашего балкончика. Сизые голуби царапнули шифер, зашуршали крыльями и взмыли ввысь. Они улетели, а кое-что осталось. Оно — это что-то, яркая, светящаяся плеть — цеплялось, будто червяк, за перила, стараясь перемахнуть через них и вползти внутрь, к нам. Эрик оскалился и метнул чистым кеном. Щупалец вздрогнул, приподнялся, как кобра, готовящаяся к прыжку, а затем соскользнул вниз, во двор.

— Алан! — отреагировала я, и Эрик кивнул.

— Собери детей. Отведи в подвал — там почти нет окон. И Гектора найди. Он мне нужен.

Я кивнула и выбежала из спальни, в коридор. Вокруг меня метались люди. Кто-то кричал, кто-то плакал, кто-то успокаивал остальных. Детей уже подняли, некоторые даже успели одеться — все же к приходу Хаука мы готовились, хотя и не ждали. Смерти никогда не ждешь, даже если знаешь, что она придет скоро. Всегда стараешься оттянуть это мгновение, когда жизнь перестанет быть привычной и превратится в бессмысленные, тщетные попытки выжить.

Лица, жесты, вопросы — все слилось, завертелось калейдоскопом, мысли рассыпались мелким крошевом — не соберешь. Сосредоточенность, выверенные движения, сдавленные ответы. Взгляды, которые не выдерживаешь и потому отводишь глаза. Сизая муть вокруг, и толстые стены дома уже не кажутся такими надежными.

Я знала, что кто-то погиб. Знала, но боялась спросить, потому что пока имена не всплыли в сознании, эти люди еще живы. Пусть только в моем воображении. Не хотелось думать, что это судный день для нас всех.

Я отвела детей в подвал, как велел Эрик, оставила с ними Дашу и Иру. Последнее, что запомнилось мне, когда я поднималась по склизкой лестнице с крутыми ступенями — ручонки Алана, крепко обнимающие Дашу за шею. Это я должна быть с ним. Я… Только меня никогда нет рядом. Я всегда одной ногой в других мирах. Видения, проклятия, личные проблемы. Понимает ли он, что я — его мать?

Горечь застыла на языке противным налетом, но я все же заставила себя отвести взгляд и переступить порог. Потом, если выживу, подумаю обо всем, сейчас нужно сосредоточиться.

Хаук пришел.

Хаук.

Пришел.

Я катала эти два слово на языке, как заплесневевшие орешки. Кисловатые, их хотелось выплюнуть, избавиться даже от мыслей о Первом охотнике, который до сегодняшнего утра был всего лишь мифом. Далеким, ненастоящим, выдуманным персонажем чьей-то злой сказки.

— Переоденься, — бросил мне на бегу Влад и скрылся за поворотом. Все куда-то спешили, готовились. В гостиной муравьиными кучками суетились хищные и ясновидцы. Гектор с Эриком с серьезными лицами смотрели на улицу — туда, где наверняка находился хозяин светящихся щупалец.

— Хаук пришел, — повторила я вслух и, наконец, поверила. А затем добавила тише, чтобы не спугнуть призрак удачи: — Мы справимся.

Второй этаж опустел. Эхо шагов глухим звуком рикошетило от стен, а оттого тишина, притаившаяся у плинтусов, казалась зловещей. Из окна спальни на меня смотрела мрачная весна. Тучи набежали быстро — я даже не заметила, когда — размыли серым восточный персиковый бок неба, нависли переполненным выменем. Ветер стучал по отливу искореженными когтями ветвей старого клена.

Меня потянуло туда. Не думая, что делаю, я подошла, коснулась пальцами шершавой поверхности подоконника и выглянула вниз.

Клянусь, он смотрел прямо на меня! Будто ждал, будто знал, что именно в тот момент я подойду к окну, чтобы на него взглянуть. Лицо Хаука взрезала полуулыбка-полуоскал, отчего уродливый лиловый шрам изогнулся, как змея, готовая к нападению.

Охотник стоял прямо перед домом, грозовое небо вихрями заворачивало тучи у него над головой, а горящий бледно-желтым, ослепительным светом щупальца извивались вокруг поджарого тела. Длинные, гибкие, как лоза, смертоносные, как яд скорпиона, орудия убийства, длиной метров пятнадцать каждое.

Боги, храните нас! Как? Как мы справимся с ним?!

Я отпрянула к стене, стараясь избавиться от липкого, пронзительного взгляда, исколовшего кожу.

Руки тряслись, колени подгибались. В джинсы удалось влезть с третьей попытки. Майку я сначала натянула шиворот-навыворот и, лишь подойдя к зеркалу, заметила оплошность. Из зеркального мира на меня смотрела девочка с распахнутыми глазами — перепуганный насмерть ребенок, прячущий вспотевшие ладони в задние карманы брюк.

Барт, ту ли ты выбрал для своей миссии? Не ошибся ли? Потому что я ума не приложу, как шагнуть вперед, даже будучи накрытой куполом защитной магии хищных и ясновидцев. А уж о том, чтобы выйти, полностью лишившись защиты, и речи быть не может.

— Все плохо, да?

Глеб стоял в проеме двери и выглядел удивительно спокойным. Я обернулась и кивнула, на ответ не хватило мужества.

— Мы не ждали его так скоро, — добавил он, входя в комнату. — Если бы ждали, не стали бы выходить поутру.

— Кто? — вырвалось у меня. Вопрос царапнул горло, в груди образовался тяжелый комок.

Нет-нет, я не хочу знать. Даже думать не хочу, что кто-то…

— Дарла и Юлиана, — безэмоционально ответил Глеб. — Мне повезло, что я не успел сунуться — курить хотелось безумно, но там была она… Заминка вышла. Думаю, если бы я не медлил, то…

— Нет, — перебила я. — Ты не умрешь.

«Я не позволю», — добавила уже мысленно и сжала кулаки. Хватит раскисать!

— Алиса тоже там была. И ей удалось отбиться.

— Отбиться? — Удивление скрыть не вышло. Я ведь думала, что Хаук настолько непобедим, что одно его присутствие заставляет падать замертво, а тут… отбиться. — Как?

Глеб пожал плечами.

— Все слишком быстро вышло. Она отбила атаку чистым кеном, потом бросилась к Дарле, наверное, спасти хотела. Дарла уже была мертва, охотник убил ее сразу после… В общем, когда Алиса поняла, что опоздала, то побежала ко входу. Она ловкая, увернулась пару раз, затем оглушила один из щупальцев каким-то пассом и все-таки вбежала внутрь. Повезло, короче.

— Или она умеет драться, — констатировала я.

— Определенно, — согласился Глеб. — Однако драться с ним я поостерегся бы.

— Надеюсь, не придется. Если Гарди сделает все правильно, возможно, Хаук отступит.

— Почему мне кажется, что все хуже, чем есть на самом деле? И почему у меня стойкое ощущение, что ты это знаешь?

— Тебе кажется. — Я отвела взгляд и еще раз взглянула в зеркало. Девочка из зазеркалья хмурилась и все еще боялась, однако растерянной больше не выглядела.

— Ты думаешь, что не вернешься, да? — Он шагнул ко мне и теперь его отражение гипнотизировало меня тоже. — Если выйдешь к охотнику, то уже не войдешь в дом?

Я вздохнула. Врать Глебу не было ни сил, ни желания. Потому я просто опустила глаза. Взгляд упал на флакончик духов — Эрик подарил еще перед уходом в кан. Сказал, что они замечательно подчеркивают запах моего кена…

— Ты как всегда! — Рука Глеба сжала мое плечо, затем так же резко отпустила. — Геройствовать потянуло?

— Не начинай…

— Эрик знает?

— А сам-то как думаешь?

— Черт, Полевая, это скверно! — Он отступил на несколько шагов, покачал головой, запустил пальцы в растрепанную темную шевелюру. — Почему, скажи, ты никогда не думаешь мозгами?!

— Поверь, об этом я думала слишком много.

— Да ну? А результут все тот же. Сама решила, сама сделала, пофиг на тех, кто тебя любит. А ты думала о том, что Эрика сорвет? Что он снова станет слегка того?

— А ты думал о том, что, если я этого не сделаю, не будет, кого срывать?! — выдохнула я резко. — Не будет Эрика, тебя, твоей драгоценной Ники! Охотник пришел нас убить, Измайлов. И есть лишь один способ ему помешать. Кто-то должен погибнуть, но лучше кто-то один, чем все.

— Ты, да? — саркастично уточнил он. — Почему ты?

— Потому что так велели они. Боги, которых не существует. Так написано в книге предсказаний Арендрейта. Барт пророчил мне.

Молчание. И только тиканье часов на комоде отсчитывало время на до часа «Х». Как жаль, что время нельзя остановить, замедлить, оттянуть минуту, когда придется осуществить то, что сейчас страшно даже на словах.

— Барт готовил меня с момента нашей встречи, Глеб.

— К чему? В жертву тебя принести? Не нажертвовалась еще?

— Глеб!

— Что — Глеб?! Как мне идти туда, зная, что ты не вернешься? Об этом ты подумала?

Объятия душат, как и слезы. Скребет горло от невысказанных слов — ненужных, потому что нужное понятно и без слов. И мелкие капли дождя липнут к стеклу, будто пытаются просочиться внутрь. Маленькая, но все же поддержка.

Наверное, я навсегда останусь частью атли. Ведь сейчас, обнимая Глеба, чувствую и эмоции его, и страх, и желание изменить то, что изменить невозможно. И, наверное, пока он будет помнить меня, я не умру окончательно.

Остаться бы в этом мире призраком… Интересно, становятся ли хищные привидениями? Может, существует обряд, привязывающий духа к дому. Как было бы замечательно поселиться в стенах дома скади, бродить по ночам по широким коридорам, цепляться к юбкам целительниц, легким сквозняком касаться щеки Эрика, когда он уснет. Тогда у меня будет достаточно времени, чтобы за ним наблюдать.

Проводить больше времени с Аланом.

Просто быть частью дома. Всегда.

— Нам пора, — прошептала я, отстраняясь. — Если у Гарди получится, нам не придется возвращаться к этой теме. Поэтому давай просто верить, хорошо?

Верить иногда сложнее всего. Но Глеб кивнул, вытирая с моих щек слезы.

Рита всегда была трусихой. С самого первого дня, когда она появилась у атли с нелепым красным зонтом, растерянная и смущенная. Приход Рихара сломал ее, воскрешение веры в себя не добавило, и каждый раз, когда приходил враг, Рита впадала в панику.

Сейчас она сидела на верхней ступени лестницы, обнимала себя за плечи и смотрела вниз — туда, где планировалась опаснейшая из всех наших операций. Пальцы ее при этом слегка подрагивали, а обкусанные ногти красноречиво описывали состояние, близкое к панике. Парадокс: Рита была сильнее многих воинов в этой гостиной, чистокровная атли, сила которой могла бы перерасти мою, если бы Рита ее развивала. Но вот она сидит здесь и трясется, как осиновый лист. И я знаю, что в душе она мечтает сбежать. Спрятаться, переждать. Все, что угодно, лишь бы не драться, лишь бы не видеть приближающихся щупалец к своей жиле.

Я постаралась пройти мимо, прижимаясь ближе к перилам, чтобы не заразиться от Риты паникой. Однако она схватила меня за запястье, вынуждая остановиться, и выпалила:

— Я боюсь! Я так боюсь, что перед глазами плывет. Когда я думаю, что Первый там, за дверью, когда представляю, что он может сделать, если войдет… Скажи мне, что я выживу. Если не скажешь, я просто не смогу. Свихнусь тут.

Слабая, что с нее взять? И пожалеть бы, да… не вышло.

Я разозлилась. Злость была неожиданной и удивила меня саму. Она жалеет себя, трясется, в то время, как я точно знаю… От знания этого тошно, ожидание жжет лопатки, в груди тяжесть — не продохнуть. Мне придется оставить мужа, сына. Бросить друзей. А она…

— Нет! — ответила я резко и выдернула руку. — Не скажу. Готовься к тому, что погибнешь. Если у нас не выйдет, умрут многие. Может, ты. Твои близкие. Готовься к этому и, бога ради, хватит истерить!

— Почему ты так разговариваешь со мной? — возмутилась Маргарита. — Разве не видишь, я и так боюсь, а ты…

Нижняя губа ее нервно затряслась, глаза округлились, наполнились новой порцией слез. Так бы и стукнула!

— Потому что тебе давно пора понять, кто ты, Рита. Ты — хищная. Чистокровная хищная из древнего племени с огромным потенциалом. Ты — воительница, одна из сильнейших в атли. Влад только что потерял защитницу, и сегодня ему, как никогда, нужна поддержка. А все, что ты делаешь — это распускаешь сопли! У нас больше нет времени на нытье. Нет времени на слабость. У нас и жизни почти не осталось. Единственное, что мы можем — стоять до конца. Стоять, а не реветь на ступеньках, как испуганные дети, потому что иначе…

…мы умрем.

— Пора, — сказал кто-то внизу, и воздух вокруг меня стал плотным, обволакивающим, ватным.

Я шла, будто сквозь трясину пробиралась. Шагала вниз, к людям, который сейчас выйдут со мной туда. На улицу. Под моросящий, точечный дождь. Под свинцовое, низкое небо, укутанное в ворох клубящихся туч.

К нему.