Возвращение к истокам (СИ)

Глава 7. Гарди

Темно.

Глаза закрыты, но я все равно чувствую темноту, ощущаю, как она липнет к коже. Пачкается.

Горло болит от криков, и при выдохе из него вырываются хрипы. Тело онемело от судорог, и теперь кончики пальцев неприятно покалывает. Сами пальцы, как и остальные части тела расслаблены. Сил нет ни на что.

Холод осторожно касается лица, лаская его медленно падающими снежинками. Изредка виска касаются губы — так же невесомо, едва ощутимо, но в отличие от снега, они дарят тепло. Воздух сладок… Свежо — не то, что в доме, где стены съезжаются, и потолок готов раздавить в любую секунду. Помню, внутри я тут же начала задыхаться, и Эрик вынес меня на улицу, спрятал в укромном уголке сада скади.

Глаза открывать не хочется. Голова болит и, кажется, я растворяюсь в этой пульсирующей боли. Даже ладонь на лбу не спасает — приглушает боль, но не приносит избавления. Впервые.

Поэтому я не двигаюсь и притворяюсь, что сплю. Впрочем, не только поэтому. Если открою глаза, со мной заговорят. Последуют вопросы, на которые нужно будет отвечать, а я впервые растерялась, имею ли право. То есть, как вождю, я обязана сказать Эрику о видении. Должна. Непременно.

Даже мысленно это «должна» звучит фальшиво. Я знаю, что за этим последует — золотая клетка, несколько слоев защиты и иллюзия безопасности. Возможно, это даже поможет. Спасет меня. Изредка ловлю себя на мысли, что сама готова в эту клетку влезть. Только вот…

Барт.

Он с первого дня нашего знакомства говорил о моей цели. О том, что я должна уйти от сольвейгов во внешний мир, построить здесь жизнь, обучиться использовать свой кен, стать сильнее. А потом, перед смертью, он учил меня… Печать и…

Знал ли?

Знал. И готовил с самого начала. Иначе на кой мне уметь ставить печать? Слова Лив все еще отчетливо звучали в голове: только тот, чья жила порвется…

Вспоминать не хотелось. Даже мимолетные касания воспоминаний о видении, далекие отголоски, превью несвершившегося усиливали боль.

Поэтому я застыла в настоящем, пытаясь мысленно остановить время. Будущего не хотелось. Никакого. Совсем.

Меня качали на руках, как ребенка. Закутали во что-то мягкое и теплое, обняли, закрыли от всех невзгод мира. И если бы отпустили, не заметили, оставили в одиночестве со своими мыслями, я быстрей бы пришла в себя. А тут — разомлела. Расслабилась. Испуг плавно перерос в жалость к себе, из-под закрытых век потекли слезы, а их не заметить сложно.

Меня рассекретили.

И я открыла глаза.

— Больно?

— Немного, — соврала я. И слезы вытерла, хотя тщетно — они как текли, так и продолжали течь.

Мы сидели на лавочке, почти у самого конца аллеи. Вернее, Эрик сидел, а я полулежала у него на руках, с ног до головы укутанная в мохнатый плед. Аллея замыкалась непростительно запущенным садом — деревья и кусты сплелись ветвями, пытаясь выжить, заглушить друг друга, отобрать лишний кусочек света и тепла. Сплетения эти, припорошенные снегом, ночью выглядели особенно зловеще, а если учесть недавнее видение…

Я вздрогнула.

— Что ты видела?

Вопрос осторожный, но в голосе — настойчивость вождя. Необходимость знать. Анализировать. Каждая минута неведения приближает нас к опасности — Эрик выучил это правило давно.

— Я…

Запнулась, впервые не зная, что сказать. Соврать? Придумать? Или, может, выдать правду, и пусть Эрик решает, как этой правдой распорядиться? В конце концов, самого Хаука мы еще не видели. Возможно, он не так страшен, каким вижу его я. Подумаешь, охотник! Сколько их было — молодых и древних? Совсем недавно целая армия бежала, сверкая пятками. Возможно, и этот…

Невозможно. Нельзя себе врать — Хаук не побежит.

Но ведь это не наша битва! Херсир тоже вернулся, вот пусть он и…

— Полина?

Настойчивый взгляд, и ложь сама вырывается в мир:

— Не помню. То есть… Смутно все. Там была Лив и Хаук. У него жуткие светящиеся щупальца, метров по двадцать каждое. Их много, они…

Слезы соленые и холодят щеки, покрывают коркой кожу. Почему бы не дать мне отдохнуть? Почему, черт возьми, нельзя понять, что мне больно?! Страшно. И жить… жить хочется. Очень.

Злость захлестнула — на себя саму, за то, что хороню себя раньше времени. Видения — не стопроцентная гарантия событий.

Видения — нет. А слова Барта?

И вот я злюсь уже не него. Я же к нему, как к отцу… Доверяла, а он… Он просто готовил меня к жертвоприношению. Методично, аккуратно выписывая на душе ритуальные узоры смертницы.

— Хорошо, не надо говорить, — шепнул Эрик мне в волосы, обнимая крепче, окутывая теплом. — Мы справимся, слышишь?

Слышу. Только веры нет. Паника захлестывает, отдается дрожью в теле. И нигде больше не осталось безопасных мест.

Шорох в кустах заставил буквально выпутаться из объятий, вскочить на ноги. Ничем и никем не поддерживаемый плед свалился с плеч в снег, плечи обдало промозглым декабрьским ветром. Я спряталась за спиной у Эрика, который тоже встал и уставился в темноту.

— Кто здесь? — резко спросил он, а через секунду из кустов на дорожку вывалился человек.

Он был чумаз. Растрепан. Худ. Сильно горбился и держал руки в карманах, шарил, будто пытался что-то там отыскать. Волосы незнакомца свалялись и топорщились во все стороны лохмами. Из дырки в рукаве пучком торчал пух. На осунувшемся лице, испещренном морщинами, отражалась решительность и азарт.

Он зыркнул на нас узкими, глубоко посаженными глазками и гордо сообщил:

— Я зашел с тыла!

Неожиданно. Если он собрался на нас напасть, то это просто забавно. Что я и продемонстрировала нервным смешком.

— Хорошо, — кивнул Эрик, слегка расслабившись. — А ты кто?

— Тебе ли не знать, — надменно ответил мужчина и прищурился. — Только больше ты меня не обидишь. Не в этот раз.

— И в мыслях не было. Я вообще тебя… Постой-ка!

Эрик шагнул к нему, оставляя меня одну, лишая защиты и покровительства. Ветер мазнул по плечам, вызывая дрожь, и я машинально подняла упавший плед. Закуталась в него, как в защитную мантию.

Напрасные опасения — незнакомец опасным точно не выглядел. Скорее, потерянным и несчастным. А еще… пустым. Я уже видела такое и не раз. Впервые — в беседке в городском парке, когда я и Влад… и наполненные слезами глаза ясновидицы Тани… и радуга. Потом на Тибете — тот ясновидец называл себя принцем и обещал, что всех нас покарает. И кульминация — краски и холст, обреченность на лице Эрика, когда Лидия цеплялась за его рукав…

Догадка осенила, как всегда, внезапно. Впрочем, Эрик понял на минуту раньше меня. Склонился к буквально сжавшемуся в комок найденышу, навис над ним и спросил:

— Ты — Гарди?

Незнакомец нерешительно кивнул, отступил на шаг и, споткнувшись о торчащий из брусчатой дорожки камень, упал на пятую точку. Эрик протянул ему руку, но ясновидец ее не принял — решил подняться сам. Упираясь ладонями в снег и не сводя с Эрика испуганного взгляда, отполз на несколько шагов назад и неуклюже встал.

Подумать только, Первый! Настоящий и такой… нелепый. Испуганный. Потерянный. Что он делает в саду скади?

— Идем в дом, — благодушно предложил Эрик и улыбнулся, словно боялся спугнуть неожиданного гостя. — Здесь холодно. А там обогреешься и расскажешь, на кого ты тут с тыла нападать собрался.

— Нет-нет-нет! — решительно запротестовал Гарди и замотал головой. — Все будет не здесь и не сейчас. Не так… Там. — Он указал рукой в сторону дома. — Глупая девчонка порвет колпак, и никто вас не спасет. Вас… нас… — захихикал и прикрыл ладонью рот, а с рукава опадали лохмы снега, пачкая полы куртки. — Вот дура, кто же бьет изнутри!

— Тот, кто хочет выбраться? — предположил Эрик.

— Тебе не выбраться точно.

И перевел взгляд на меня. На миг показалось, он притворяется и абсолютно нормален, а спектакль этот разыграл специально для нас. А на самом деле Гарди знает, что мне суждено умереть. Знает и посмеивается про себя.

Впрочем, через секунду ясновидец снова выглядел растерянным и жалким. И тут мне подумалось: Лидия! Мысль-вспышка. Нет, не то ее предупреждение, о котором я благополучно забыла. Она сама. И способ, которым мы ее вернули.

— Эрик! — схватила мужа за рукав. — Мы можем попробовать излечить его! Наполнить моим кеном, как Лидию. Возможно, тогда…

— Хаук уйдет, — закончил он за меня. — Ты умница!

И повернулся к Гарди, пытаясь ухватить, но тот, несмотря на видимую неуклюжесть, прытко отскочил в сторону и ненавидяще на меня посмотрел. Несчастное лицо исказилось злостью и, показалось, он сейчас на меня с кулаками бросится — таким яростным был его взгляд.

— Ты! — почти завизжал он. — Это все из-за тебя. И Херсир тогда, и Хаук… Зачем, скажи, на милость, мне все это терпеть? Ты когда-нибудь ответишь или так и будешь молчать? Кому все это нужно?

— Никому, — согласился Эрик, ловко хватая Гарди за шею и притягивая к себе. Ясновидец испуганно рванулся в сторону, но Эрик прижал его крепче и успокаивающе зашептал:

— Тише, тише. Скоро все закончится. Потерпи.

По морщинистому, тусклому лицу Гарди потекли слезы. Костлявые, опутанные кольцами ревматизма пальцы вцепились в руку Эрика, пытаясь сбросить, освободиться от пут. Тщетно. Физически Эрик намного сильнее, держит крепко и ни за что не отпустит такую ценную добычу.

И он сказал правду: если повезет, скоро все закончится. Я очень постараюсь вылечить Первого, и тогда Хауку не будет смысла убивать нас — причина мести исчезнет, канет в небытие.

Жаль, что Гарди был иного мнения…

— Тик-так, тик-так, — не обращая внимания на слезы, бормотал он, уже не пытаясь выбраться из удушливых объятий моего мужа. — Слова-бритвы, слова-ножи. Прошлое убивает… И тебя убьет.

— Прошлое не убивает, — ласково возразил Эрик, ослабляя хватку, обнял Первого за плечи, решительно подталкивая в направлении дома. — Идем, ты совсем околел тут.

— Посмотрим, как оно не убьет тебя! — Он резко вывернулся, потянулся вверх и положил ладонь Эрику на лоб.

Время, казалось, остановилось. Падало, кружась и смешиваясь со снежинками, и замедленно стучали воображаемые часики, повторяя голосом Гарди.

Тик-так. Тик-так.

Тик.

Так…

А потом схлынуло. Время встрепенулось и понеслось галопом. Эрик отпрянул, нахмурился, вглядываясь в лицо Первого ясновидца, будто ища на нем…

Что?

Неужели… Нет-нет, только не мое видение! Мне нужно подумать, решить, что с этим делать, а если Эрик будет в курсе, то запрет меня. Снова поставит вокруг дома удушливую защиту. Будет шушукаться с Владом и Мирославом, улыбаться, будто все в порядке, а если заикнусь… В этот раз он не позволит мне выбраться, даже если захочу. Круглые сутки станет охранять и…

Эрик мазнул по мне взглядом. Колючим, холодным, а ветер, будто слушаясь его, хлестнул по щеке, опалил морозом плечи, вполз за воротник, и я поежилась. Бледное лицо, сжатые в узкую полоску губы, прозрачные глаза, пронизывающие насквозь…

Гарди хитро ухмыльнулся и отступил на шаг, наблюдая за Эриком с явным удовольствием. Но Эрик о нем забыл. Эрик смотрел на меня.

— Что?..

Зашуршали, трескаясь, ветви у нас над головами, струшивая снег прямо за шиворот. Серое небо выпустило на волю серп молодой луны. Его окружили темные тучи, как стая волков — дичь.

Почему-то я сама себя почувствовала дичью.

Эрик сглотнул и закрыл глаза. Сжал кулаки, будто боялся что-то выпустить. Словно, если выпустит, весь мир перевернется, разлетится на осколки. А когда он открыл глаза, на меня больше не смотрел.

— Помнишь, — спросил он глухим, гулким голосом, от которого у меня по спине поползли неприятные мурашки, — после случая с Гектором ты сказала, что я могу задать любой вопрос, и ты ответишь правду?

Я машинально кивнула, а потом, осознав, что он все равно не видит реакции подтвердила хриплым «да».

Гарди с довольным видом потоптался на месте, отчего снег под подошвами его растоптанных ботинок, противно заскрипел.

— Скажи, есть ли у тебя… секрет от меня, Полина?

Есть.

Секреты есть у всех, но у меня большой, а если большой, это уже считается предательством. Или нет?

— Секрет?

Голос противно дрогнул. Выдал и страх, и волнение, и безумное желание развидеть то, что я увидела на крыльце. Меньше знаешь — крепче спишь. Любая мало-мальски одаренная пророчица согласится с этой пословицей.

Эрик снова на меня посмотрел. Лучше бы не на меня — на снег, на притихший внезапно сад, на Гарди, в конце концов. Но пронизывающий, почти презрительный взгляд предназначался мне.

Нужно признаться. Сейчас. Чистосердечное признание, как говорится, смягчает наказание. Странно, но слова смешались в голове в кашу, и нужные никак не находились. Ну не говорить же, в самом деле: «Эрик, я скоро умру». Как-то… глупо.

Я сглотнула.

— Возможно, я смогу помочь. — Голос вкрадчивый, мягкий. Обманчивая мягкость эта заставляет расслабиться, выдохнуть. Сердце только колотится, и ребрам больно. Вдох получается скованным, будто грудь стянули невидимыми цепями. И продолжали стягивать.

Гарди еще раз подпрыгнул и радостно, словно ребенок, получивший конфету, захлопал в ладоши. Повеяло сюрреализмом, ненастоящестью, и я — так, на всякий случай — ущипнула себя за запястье. Не было и дня, когда в доме не произносилось бы священное слово «Первые», мало ли, может, Гарди мне просто снится. И злость Эрика — выдумки коварного подсознания.

Злость не исчезла, как и Гарди. Ко всему прочему прибавилась боль в запястье от сильного щипка.

— Вспомни вечер, когда Альрик подослал охотника в дом андвари, — настойчиво продолжил Эрик, окончательно сбивая меня с толку.

Андвари? При чем тут… И какое они имеют отношение к видению? Может, уже там были намеки, а я не поняла?

Пепел и разбитое стекло. Испуг. Переполох, который удобно прикрыли делаными улыбками и искусственным сочувствием. Раздражение — Влад постоянно пытался уколоть, задеть, а мне не до того было…

Эрик ждал. Смотрел на меня в упор, и я почувствовала себя смертником на плацу, прозрачные глаза — как дула автоматов… Придумается же такое.

— У меня там не было видений, — тихо ответила я первое, что пришло в голову.

— Видений не было, — терпеливо кивнул Эрик, и, показалось, терпение он брал из резервных запасов. — Было нечто иное, верно? То, о чем я не знаю.

Копаться в памяти в такие моменты бесперспективно. Память, реагируя на испуг и волнение, швыряется картинками, не имеющими никакого отношения к заданному вопросу. Вспомнилось наше венчание. Тома, раскрашивающая мою руку. Потом почему-то снег в крови и Юлиана. Хмурящаяся Лидия в кабинете скади…

Лидия! Она предупреждала о Гарди. Просила не приближаться. Почему?

Не о том думаешь, Полина. Эрик ждет. Злится. А я растерянная… Какого, собственно, черта?!

Я глубоко вдохнула, разрывая придуманные цепи, и резко спросила:

— Что с тобой?

Хорошо, когда резко. Когда чувствуешь собственную уверенность и правоту. Потому как в последние несколько мгновений я готова была признаться в чем угодно, лишь бы он перестал так смотреть. Но ведь я ничего не сделала.

— Почему ты злишься?

Взгляд прямой выдержала. Даже не подалась назад, не отступила, хотя очень хотелось. Эрик прекрасно умеет напирать и давить.

— Действительно не понимаешь, почему я злюсь? — шелестяще выдохнул он, теряя, похоже, последние крупицы самообладания. Знакомый взгляд. Суженные зрачки. Губы, изогнувшиеся в саркастичной улыбке. И ореол опасности. Зверь, которого так боялся Эрик, вот-вот вырвется на свободу.

— Пойму, если объяснишь, — стараясь оставаться спокойной, не поддаваться панике, ответила я. — Мне нечего скрывать.

— Не ври мне, Полина! — выкрикнул он, одновременно шагнув ко мне, нависая.

Я вздрогнула. Вздрогнул Гарди, прекратил пританцовывать и застыл, испуганно глядя на Эрика. Тучи полностью заволокли луну, и мир погрузился во тьму. Кажется, в древности, это считали знаками.

Интересно, чем считали неожиданные вмешательства?

— Она не врет.

Неподалеку, метрах в тридцати от нас по направлению к дому, сунув руки в карманы, стоял Влад.

Эрик шумно выдохнул, но от меня отступил. Гарди попятился, снова споткнулся, но в этот раз удержался на ногах.

— Хочешь сказать, ясновидец показал мне то, чего не было? — спросил Эрик Влада, и мне почудилось, в голосе его скользнули отголоски надежды на положительный ответ.

Положительного ответа у Влада, похоже, не было…

— Я думаю, нам всем сейчас нужно успокоиться, — примирительно сказал он, приближаясь. Движения его были обманчиво-расслабленными, что насторожило меня: так Влад обычно подходит к опасным врагам.

Но ведь Эрик не враг!

— Успокоиться? — Эрик хищно улыбнулся и повернулся к нему. — Действительно считаешь, это то, что мне надо?

— Что происходит? — пискнула я, уже понимая, что ситуация накалилась до предела, судорожно соображая, что в конце концов тут происходит. Или произошло уже давно?

Андвари. Та ночь… Ира приходила и просила не делать глупостей. А я… я спала в его кровати. Возможно, это, но ведь Эрик сам велел Владу за мной присматривать!

Думай, Полина, думай. Пока все еще можно исправить, предотвратить.

— Эрик узнал то, что я хотел скрыть от него. То, что пришлось удалить из твоей головы, родная.

Последнее слово было лишним. Провокационным. Совсем не в духе Влада — вот так подставляться, и лишь потом, много позже, лежа в холодной, огромной кровати, я подумала, что сказал он его для того, чтобы отвести от меня удар. Я стояла в шаге от Эрика, сам Влад — намного дальше. Зверь сломал клетку, и меня бы непременно задело, если бы Эрик не отошел.

Но Эрик будто бы сам ждал — и слова этого, и провокации, и возможного шанса выплеснуть неприязнь, злость, ненависть, неизменно накапливающуюся внутри месяцами.

Шагнув мимо трясущегося от страха Гарди, он взмахнул рукой, и Влада подбросило в воздух, швырнуло, и он, с гулким звуком ударившись о ближайшую березу, рухнул в сугроб.

— Не смей ее так называть! — прошипел Эрик ему вдогонку.

Я вскрикнула от неожиданности и зажала рот ладонью, все еще не понимая, что тут происходит, но уже чувствуя запах пожарищ — так всегда пахнет, когда горят мосты.

Влад поднялся на корточки, мотнул головой, видимо, стараясь прийти в себя. Я перевела взгляд на Эрика. Он все еще улыбался, и улыбка его была безумной. Глаза лихорадочно блестели, на скулах ходили желваки, и сам он напоминал своего предка — таким, каким я иногда представляла Херсира.

— Как удобно, правда? — выплюнул он мне в лицо. — Но, как по мне, жутко несправедливо. Ты ведь пророчица, призвана видеть будущее, а тут такое. Помнить прошлое не менее важно, как считаешь? — И, не дожидаясь ответа, он шагнул к мнущемуся неподалеку Гарди. Схватил его за шиворот и приволок упирающегося ясновидца ко мне. — Ты так любишь говорить о предательстве, о своем благополучно забыла.

Эрик притянул к себе Гарди и прорычал Первому в лицо:

— Покажи ей!

Ясновидец упираться не посмел, поднял руку и положил ладонь мне на лоб.

Картинки были яркими. Сочными.

Ночь. Потолок, разукрашенный тенями. Громкие выдохи. Яростные, честные слова. Тепло губ на губах. Ванильный кен, который…

Я отпрянула. Пошатнулась. Пальцы сами коснулись висков, будто старались пощупать воспоминания на предмет реальности. Воспоминания моими не казались. Словно кто-то нарочно нарисовал в голове картинку и заставлял в нее поверить.

Я ведь замужем и не могла… Или могла?

Взгляд Эрика метал молнии, и их целью была я.

— Что теперь скажешь, пророчица? — спросил он, хотя ответа, скорее всего, не ждал.

— Тебе нужно остыть, Эрик!

Еще одна провокация. Мы с Эриком повернулись к Владу синхронно, и я не смогла сдержать испуганного всхлипа.

Выглядел Влад прескверно. Ссадина на щеке, наливающаяся синим, струйка крови прямиком из виска, рука, которой он придерживал вторую, хриплое дыхание.

— Заткнись! — отреагировал Эрик, сбивая его с ног очередным пассом.

Безумие! А ведь действительно, прошлое умеет убивать. В Эрике, например, оно убивает человека. А виновата в этом я…

— Прекрати! — выкрикнула, шагнула к нему, становясь между ним и притихшим в снегу Владом. Было страшно и больно, хотелось плакать, как маленькой, а еще лучше — убежать туда, где никто не найдет. Спрятаться, пока буря не утихнет и снова не выглянет солнце.

Бежать вот только некуда. И незачем.

— Защищаешь его. Как мило, — едко ответил Эрик и попытался меня обойти, но я ухватила его за рукав.

— Никого я не защищаю. Ты не должен судить его за предательство. Суди виновного, Эрик.

Наверное, это были правильные слова. Если вообще существуют правильные слова в таких ситуациях. Во всяком случае, они остановили Эрика, заставили снова на меня посмотреть — и этот взгляд был другим. В этом взгляде мелькнул испуг — на секунду, но мне хватило, чтобы заметить.

— Я — твоя жена, — сказала я тихо, с силой сжимая кулаки в надежде, что ногти, впивающиеся в ладони, помогут сдержать приближающуюся истерику. — И именно я виновата. Не он, — я махнула рукой в сторону Влада, — не Гарди, не весь мир. Я. И если ты сейчас хочешь кого-то ударить, чтобы выместить злость — ударь меня.

Сознание отреагировало вялой вспышкой страха: а что, если Эрик действительно…

Не смог. Отступил. И голову склонил, разглядывая снег под ногами. Кулаки все еще сжимал, но на Влада, тщетно пытающегося подняться, не смотрел. На меня, впрочем, тоже. Гарди громко всхлипнул и обнял себя за плечи.

Холодно. Ветер хлещет, обнимает гибкими, длинными пальцами, но я его почти не чувствую. Холод, сковавший меня, идет изнутри.

А потом Эрик просто исчез. Только что был здесь, и вот уже нет. Пустое место, истоптанное ботинками, но и его скоро засыплет снегом.

Может, мне все причудилось? И, поддавшись тому же порыву, что и несколько минут назад, я ущипнула себя за запястье.