Возвращение к истокам (СИ)

Глава 17. Похитительница молний

— Гарди?

Эрик вопросительно склонил голову набок.

Мы молчали. Гипнотизировали спину ясновидца, пока он задумчиво пялился в окно на охотника.

Хаук сетью раскинул щупальца. Они, извиваясь, накрыли крыльцо, впились в купол защиты, подобно паразитам, высасывающим вместо крови кен. Ужасающее зрелище — наблюдать, как защитная пленка истощается, открывая охотнику путь в наше убежище.

Медлить нельзя ни секунды! Неужели Гарди не понимает?

Гарди будто и дела не было. Он вздохнул и со скорбным выражением лица отвернулся от стекла. Дождь прекратился, но небо все еще хмурилось, предвещая скорую грозу. Ветер остервенело стучал ветвями по крыше крыльца, будто был миньоном охотника. Ветер рвался внутрь вместе с ним.

— Гарди, нам пора!

Время таяло вместе с защитой. Минуты стекали липким потом по позвоночнику.

— Глупая затея, — проворчал ясновидец, ни к кому особо не обращаясь. — Шансы малы.

— Но они есть, — возразил Эрик, и мне послышалось в его голосе нетерпение. Он что, и правда, хочет выйти? Туда… к убийце? Все понимают, что выйти надо, но хотеть этого — безумие.

Впрочем, каждый из нас сейчас немного безумен.

— Хорошо, — наконец, согласился Гарди.

— Гектор?

— Со мной пойдут десять человек, — откликнулся старик. За последние несколько часов ясновидец сильно осунулся. Опустились привычно прямые плечи, под глазами пролегли желтые круги, а сами глаза потускнели — то ли от страха, то ли от осознания неизбежной будущности. Ясновидцы всегда знают больше. Возможно, не говорят, но я-то помню их жилы изнутри. Темные, изнурительные картинки, от которых не скроешься. Осознание необратимости. Вечный страх. Смирение.

Шрамы на руках и животе Лидии — последствия этих картинок. Когда кена не хватает держать себя в руках, остается одно — желать смерти.

— Из скади, — кивнул Эрик. — Я, Роберт, Лариса, Дарья…

Имена всплывали пузырями на дождевой воде. Отпечатывались вязью на воображаемых гробовых плитах, на которые не скупилась моя на удивление хорошая фантазия.

Защитницы и воины, которым предстояло выйти на улицу, собиралась у окна справа от двери. Я думала, Эрик будет против моего участия, и уже готовилась выбивать себе право на подвиг, но он назвал мое имя, даже не взглянув в мою сторону.

И вот я стою среди друзей, они ободрительно похлопывают меня по плечу, а мир вертится вокруг удивительным калейдоскопом событий, которым не суждено произойти. Скорее всего, я никогда больше не буду в кругу людей, которые сейчас поддерживают меня. Скорее всего, некоторые из них погибнут. От осознания этого горько, но отчего-то спокойно. Будто так все и должно быть. Смерть — неотделимая часть жизни, рано или поздно все мы умрем.

Влад глухо отсчитал свои имена, и они камешками высыпались на пол. Сильнейшие воины — защитниц в атли почти не осталось, и он не мог позволить себе рисковать всем. В конце концов, кто-то выживет. Вернется. И если удастся убить Хаука, эти люди продолжат историю племени.

Ира, Глеб, Игорь и воительница, имени которой я не знала, подошли к нам.

— Альфред, если не вернемся, ты знаешь, что делать.

Молчаливый жрец кивнул. Если Влад погибнет сегодня, ему предстоит возглавить племя на период, пока Дима не будет готов. Филипп поморщился, и я подумала, какая ирония судьбы: он был чистокровным атли, и всегда хотел править этим племенем. А Влад доверил своих людей человеку, в котором текла чужая кровь. Наверное, это своеобразное возмездие — нечего портить карму.

— Я пойду, — решительно вмешался Мирослав. — Со мной Кристина, Света и Карина — лучшие защитницы альва. И десять воинов.

— Нет, — покачал головой Эрик. — Ты должен остаться. В случае провала кто-то должен вывести людей из дома и попытаться спрятать. Хотя бы детей. Ты и Дэн нужны мне здесь.

— Ты знаешь, я должен выйти туда, — тихо сказал Алекс Край, и все замолчали.

Предсказание Гарди мрачным призраком зависло над головами. Никому из нас, кроме Алекса, Первый не пророчил смерть.

— Нет, ты не пойдешь.

Мирослав побледнел и выглядел испуганным. Все боялись, но, честно признаться, впервые я видела на лице вождя альва такой страх.

— Пойду, — мягко настоял Алекс и шагнул к нам. — От судьбы не уйдешь, от пророчеств тоже. В моем бывшем племени была пророчица — никогда не ошибалась, чертовка. А когда пришел охотник, осталась его задержать, пока остальные бежали. Тогда она сказала, что иногда предсказания даются не для того, чтобы избежать участи, а для того, чтобы поиметь с нее больше профита.

— Профит — оставить альва без жреца?!

— Профит — оставить альва жизнь, — беззаботно улыбнулся Алекс. — Давай спасем их на этот раз.

Мирослав вздохнул, прикрыл глаза, а затем шагнул к нам, крепко пожал руку Алексу, обнял его и… отступил.

А я стояла и не могла отвести взгляд от этого человека. Он улыбался, шутил, зная, что, если выйдет, не вернется. Так почему я не могу так? Почему путаюсь в собственных рефлексиях, как в липкой паутине, жалею себя? Рано или поздно это случится с каждым.

Я выглянула в окно — в нескольких метрах от меня извивалось светящееся оружие врага в попытках пробить защиту дома. Дом сопротивлялся, как мог, подавлял стоны и стоял, удерживая оборону, охраняя тех, кто доверился ему, кто нашел под его крышей защиту.

Скрипели половицы на втором этаже, гудели трубы, трещали толстые балки перекрытий.

Дом старался из последних сил.

Надолго ли его хватит?

— Я тоже пойду, — звонко прозвучал женский голос откуда-то сверху, и я вздрогнула.

Это точно было неожиданно.

— Нет, — резко среагировал Влад и отвернулся.

— Почему нет? — обижено поинтересовалась Рита, спускаясь вниз. Судя по всему, руки ее все еще тряслись, и она обняла ими себя за плечи, чтобы хоть как-то скрыть испуг. — Разве не идут все сильнейшие атли?

Сильнейшие? Ну-ну.

— Подготовленные, — уточнил Влад.

— Это имеет значение сейчас? — настойчиво продолжила Рита. — К тому же, я чистокровная, и некоторые способности у меня есть.

— Марго, это не обсуждается, — поморщился Влад.

— Идут все, кого я люблю. Ты, Глеб, Игорь. Полина. Предлагаешь мне остаться здесь и сходить с ума, пока вы там…

— Пусть идет, — спокойно резюмировал Глеб и, поймав изумленный взгляд Влада, пожал плечами. — Что? Если у Гарди ничего не выйдет, то какая разница? Там кто-то должен прикрывать наши задницы, если что-то пойдет не так.

— Вот и славно, — победно улыбнулась Рита и, пока Влад не успел возразить, решительно присоединилась к нашей команде. Игорь шумно вздохнул, однако перечить не стал.

— Я могу взять его ауру, — предложила Майя, покосившись на окно. — Хотя бы попробовать. Раньше всегда получалось.

— Нет-нет, Мирослав ты же не допустишь?! — выкрикнула Ева, вырываясь вперед и заслоняя спиной дочь. А потом перевела затравленный взгляд на Влада. — Не позволяй ей!

— Для этого понадобится открыть защиту, а этого мы делать не можем, — спокойно ответил за них Эрик. — Да и не факт, что кроту возьмет Первого. Во всяком случае, среди нас нет жреца, которому хватило бы сил и знаний.

Ева облегченно выдохнула и благодарно ему улыбнулась.

Алиса выскользнула из коридора, ведущего в кухню и, ни слова не говоря, присоединилась к нам. На меня не смотрела, как и на Эрика. Казалось, ее больше привлекает окно, откуда видны попытки Хаука пробить защиту дома. Ее желание идти с нами так и осталось необсуждаемым.

Зря. Возможно, если бы Алиса не пошла, если бы хоть кто-то возразил, все сложилось бы иначе.

Впрочем, такого я просчитать не могла.

Зато Рик и Лили слезно умоляли Эрика взять их с собой. Клялись драться до последнего и защищать его людей грудью. Не будь я так зла на Крега, наверное, прослезилась бы.

— Что на счет тебя, Макаров? — спросил Влад, когда андвари, наконец, утихли и присоединились к стоящим у окна.

— Из хегни не пойдет никто.

Тишина. Только ветви скребут по шиферной крыше крыльца. Только прерывистое дыхание, отголосок пульса в ушах. Звенящее напряжение. И гудение в хитросплетениях дымовых путей, будто дом возмущен вместе с нами каждым звуком в дерзкой фразе Филиппа.

Филипп растерянным не выглядел. Испуганным тоже. Наоборот, казалось, это решение он принял давно, взвесив все «за» и «против», просчитав риски и последствия. Поэтому и подбородок он держал поднятым, а спину прямой.

— Как был, так и остался трусом! — ядовито выплюнул Влад и отвернулся. Будто ему стало стыдно за бывшего своего воспитанника.

— Почему? Потому что у меня единственного из присутствующих есть здравый смысл?! Я согласен защищаться здесь, в стенах этого дома и умереть, защищаясь, но выходить туда, где нас ждет верная смерть — это безумие! И я не собираюсь в этом участвовать.

— Насильно никто никого не гонит на улицу, — подытожил Эрик и, казалось, потерял к Филиппу всякий интерес.

— Не ходи, — сказал мне Филипп уже у выхода. Когда решения были приняты, добровольцы определены и оставалось обсудить детали постановки защиты. — Это безумие! Никто из вас не вернется оттуда.

— Тебе-то что за дело? — огрызнулась я.

— Осуждаешь?

— Кто я, чтобы тебя судить? Ты многого добился сам и вправе принимать решения за себя. Однако с того дня, когда ты отрекся от атли, не думаю, что ты должен переживать за кого-то из нас. Тогда не особо переживал, а теперь и подавно не стоит.

— Мне не все равно, — тихо ответил он и потупился. — И если ты осуждаешь…

— Я не осуждаю, — перебила я. — Не одобряю, да. Мы идем, потому что у Гарди есть шанс убедить Хаука отступить. Гарди пойдет просить за нас, хотя не должен. Предлагаешь оставить его одного, без защиты?

— Гарди — Первый, как и Хаук. Почему бы не позволить Первым разбираться самим?

— Потому что это и есть трусость, Филипп! Отойти в сторону. Эрик принял тебя в своем доме, дал кров и защиту. Стоит ли идти? Решать тебе.

— Хорошо.

— Что — хорошо?

— Я пойду.

— Не стоит идти только потому, что я так сказала.

— Я иду не потому. — Он поднял на меня глаза и выражение его лица напомнило мне о том Филиппе, который приютил меня однажды. Который учил меня, поддерживал и даже пытался прикрыть собой от Влада. — Не хочу, чтобы последнее, что я запомнил о тебе, это как ты смотришь на меня свысока.

Охотники тоже собрались, но держались особняком. Девятеро у двери. Пятерых я не знала, остальные четверо делились у меня на категории. Категория «отличный парень» пока состояла из Андрея, и он успешно стал там президентом. В категорию «мистер бед гай» попал Милош, охотник из армии Богдана. Он не смирился с текущим положением вещей и превозносил канувшую в небытие со смертью Альрика власть. Хищных ненавидел и не скрывал этого. Однако законы дома не нарушал, вел себя предельно отстраненно и вежливо.

Богдан и Сигнар — первый из армии, кто прислушался к словам Гектора — остались у меня в категории «еще не определилась». Сигнар был внимателен и приветлив, ни разу не упрекнул ни одного из домочадцев в том, что тот хищный. Однако незнакомые охотники априори внушают подозрения. Даже если они благодушны.

Богдан же казался… милым. И ненависть его к нам, и желание восстановить справедливость, и колкости, которыми он сыпал направо и налево — все это вызывало улыбку, хотя, уверена, он хотел вызвать другие эмоции. Наверное, неожиданная наивность и прямота умиляли. Я давно перестала видеть мир черно-белым, а Богдан с упорством ребенка отказывался воспринимать другие цвета.

Однако, несмотря на милоту, он все же был сильным. Достаточно, чтобы продолжать его опасаться.

Впрочем, сегодня опасаться нужно не его…

На крыльце было свежо. Ветрено. Порывы ветра трепали волосы, пробирались в рукава и под полы короткой куртки, выхолаживая, рождая дрожь — то ли от холода, то ли от страха.

Охотник стоял, широко расставив ноги, а щупальца притаились у его ног, будто сторожевые псы.

— Ого, какой страшный, — подбодрил меня Глеб.

В воздухе пронзительно пахло дождем. Низкое небо, рваные клочья влажных туч, ветер срывал свежую листву с деревьев. По обоим сторонам от подъездного пути, будто приветствуя кару богов, склонили головки пионы…

Ника появилась с другой стороны от Глеба, хмурилась и смотрела на Хаука.

Он молчал. Щурился. На загорелых скулах ходили желваки. Руки были небрежно сунуты в карманы кожаных брюк. Взмокшая холщовая рубашка, стянутая на груди шнуровкой, открывала покрытую многочисленными шрамами грудь.

У этих Первых никакого представления о том, что сейчас носят. Джинсы намного удобнее кожи, в них хотя бы задница не потеет.

Так нет же, стоит, будто его мало волнует неудобство одежды.

Один против многих. Сильнейший из всех.

Большая темная туча треснула, и Хаука озарил луч полуденного солнца — яркий, сочный — он густой прядью стелился по его правому плечу, стекал на грудь, и вокруг охотника словно ореол силы засветился. Божественное благословение. Настоящая благодать.

Это не знак, Полина. Всего лишь шалости природы.

И небо, будто посмеиваясь, вновь сомкнуло стальные своды. Луч исчез, как и доказательство благодати. Остался только охотник и золотистые плети его щупалец, мирно лежащие на земле.

Эрик рядом со мной глубоко вздохнул. Гектор оправил воротник рубашки.

Я обернулась. Люди, которых я знала, выглядели по-новому. Неизвестные мне личности. Воины, защитницы, ясновидцы, охотники, готовые драться с врагом до последнего вдоха. Даша хмурилась и не сводила с Хаука хищного взгляда. Храбрилась, наверное. Также храбрилась Рита, однако ее страх был явно различим по дрожи худеньких плечей. Она жалась к Владу, как испуганный ребенок, и мне подумалось, зря она вызвалась. Будет только хуже, если что-то пойдет не так. Если кто-то подведет, если охотник пробьет купол защиты…

Если. Их так много, и каждое может изменить все.

Хаук усмехнулся и шагнул к дому. К нам.

Я нашла руку Эрика, сжала. Мне просто нужно было знать, что он рядом, чтобы окончательно не расклеиться.

— Не бойся, — шепнул он и переплел наши пальцы.

Не буду. Если ты останешься рядом, как этой ночью, я все выдержу. Странно, что главное для себя всегда понимаешь не вовремя. Когда уже почти совсем поздно что-то менять.

Почти. А значит, есть время. Я попробую.

Гарди вышел вперед. Шагнул со ступеней вниз, не заботясь о том, прикрываем ли мы его. И вышел за границу защиты дома.

— Пора, — скомандовал Эрик, и мы синхронно ступили за ним. Дом остался за спиной — пропитанные защитой стены, дающие ощущение безопасности, пусть недолговечной.

Я подняла из жилы кен, сосредоточила у основания ладоней. Небо хмурилось, но делилось силой — дождь моросил несильно, но я все же смогла взять у него чуть-чуть. Закрыла глаза. Вспомнила уроки Барта: как тратить кен почти без потерь, как быстро восстановить жилу из того, что осталось. Как бить четко и правильно — точно в цель. Вряд ли я смогу причинить вред Хауку, но и стоять без дела не смогу. Буду драться и защищать тех, кого люблю. Для того я здесь. Для того все мы здесь.

Я подняла лицо к небу, и оно ответило раскатом — низким, воинственным. К коже приятно липла влага, наполняя уверенностью.

— Надеешься поразить его громом? — насмешливо поинтересовался Влад у меня за спиной.

Эрик сжал мою руку так, что я чуть не застонала от боли. А потом отпустил. Совсем. И шагнул вперед, прикрывая Гарди. Защитный купол над нами завибрировал, становясь толще, надежнее. Я раздраженно выдохнула и, не удостоив Влада ответом, шагнула вслед за мужем.

А потом небо вспороли острые зигзаги молний, и оно порвалось. Хлынуло холодное, мокрое, влага обняла, облепила, склеила одежду с кожей. Жила откликнулась, наполняясь, и ладони привычно зачесались. Удержать бы. Не сорваться. Быть мудрой и рассудительной…

К черту! Возможно, охотник и убьет меня, но сломать у него не получится. Белая, холодная ярость Барта застелила глаза, заставила распрямить спину, потому что жила уже не горела — пылала, готовая выплеснуть кен, как смертельное оружие.

Гарди остановился в нескольких шагах от охотника. Склонил голову набок и сказал:

— Здравствуй, Хаук.

— Привет, зрячий. — Голос у охотника был низкий, хриплый и в гнетущей атмосфере надвигающейся грозы казался зловещим. — Я пришел сюда не за тобой. — Он обвел взглядом наше несуразное войско и добавил, указав пальцем на Эрика: — За ним.

— Вот он я, — спокойно ответил Эрик.

— Если думаешь, что зрячий спасет тебя, ты ошибаешься. Удерживая его, ничего не добьешься. Скоро я войду в этот дом и убью каждого, кто станет на пути. Слушайте меня, звери и те, кто помогает им! — Губы охотника искривила насмешка превосходства. — Я отпущу каждого, кто не нарушал законы богов. Кто не превысил нормы, отпущенной свыше. Если же будете помогать отступникам, умрете все.

— Здесь нет тех, кто поклонится тебе, — сказал Эрик. — Но ты ошибаешься. Гарди не мой пленник. Он мой союзник.

— Я узрел, — согласно кивнул Первый ясновидец. — Мир, который покинули боги. Он давно уже мертв, Хаук. В отличие от этого. Я видел прошлое и будущее. Твое тоже. Остановись сейчас или умрешь.

Хаук раскатисто рассмеялся, и небо поддержало его громовым раскатом.

А потом хлынуло. Упругие, хлесткие струи дождя обрушились на наши головы. Одежда тут же промокла, волосы прилипли к лицу. Одна прядь на голове охотника очертила кривой шрам на его щеке, еще больше выделяя приобретенное уродство.

Кто оставил этот шрам? Неужели в пространстве миров существует кто-то сильнее Первых?

— Хочешь сказать, зверь убьет меня? Меня?! Посланника богов? — насмешливо спросил охотник, убирая волосы с лица, будто грязь смахивая. — Будет увлекательно взглянуть.

— Война не стоит смертей. Мир изменился, посмотри. Ясновидцы рука об руку с хищными выступают против тебя. И охотники поддержали их союз. Я больше не заблудший, и могу снова видеть. Остановись и ты, найди в себе милосердие воина.

— Я не воин! — выплюнул Хаук ему в лицо, и защита нашего кокона прогнулась под его ментальным напором. Стало труднее дышать, сердце забилось пойманным в силки зайцем. В глазах потемнело, или то небо спустилось ниже в попытке нас раздавить? — Я — палач. Останешься с ним, умрешь, как зверь.

— Я не боюсь смерти, — улыбнулся Гарди, и от улыбки его, как в той детской песенке, светлее стало. И дышать легче. Купол защиты не вибрировал, налился твердостью и силой. Снова. — Я видел ее — свою смерть. И то, что будет после нее. Покой. То, чего ты не познаешь, если не отступишь сейчас. Одумайся, высший. Посмотри на них… Мы здесь больше не нужны.

Хаук криво усмехнулся и поднял с земли светящееся свое оружие.

Миг — и щупальца взвились в воздух изворотливыми змеями. Еще миг — и они опустились на защитный купол хлесткими плетьми. Заискрило, и капли дождя разлетелись в разные стороны.

Я невольно отступила на шаг, и кто-то взял меня за руку.

— Не бойся, — шепнул Влад мне на ухо. — Это просто охотник. Один из многих.

Я глубоко вздохнула и сжала его ладонь — сейчас мне просто необходимо было знать, что я не одна. Что кто-то понимает, что именно происходит со мной, во мне.

Что произойдет…

Охотник ударил еще раз. И еще.

— Учить меня вздумал! — выдохнул он, и мне послышалась в его голосе обида.

Гарди развернулся к нам.

— Он не станет больше слушать.

Эрик несколько секунд стоял в задумчивости, а потом кивнул.

— Хорошо, отходим.

От следующего удара, защита прогнулась, и я макушкой ощутила давление и жар от обжигающего оружия Первого.

Мы пытались. Не вышло. Так бывает.

— Уходим? Серьезно? — возмутилась Алиса. — Зачем мы вообще выходили тогда? Прячемся, как крысы! Лучше собраться и ударить вместе. Это же просто охотник.

«Не просто», — хотелось сказать мне, но я промолчала.

— Я сказал, отходим, — жестко оборвал Эрик и развернулся к дому.

Зря.

Наверное, если бы он немного помедлил, удалось бы ее остановить. Образумить. Впрочем, никто так до конца и не понял, что там произошло.

— К черту! — зло выдохнула Алиса и ударила чистым кеном. Уверена, она специально выбирала такую траекторию, чтобы пальнуть мимо меня.

Влад рванул меня в сторону, но куртку все равно задело, и кожу на рукаве сморщило, она разошлась и вспухла ржаво-черными волдырями.

Жалко. Я любила эту куртку.

А через секунду я поняла, что куртка — меньшая из зол.

Алиса действительно была сильна. Стремительна. И метко пробила столь тщательно поставленную защиту…

Прыткой змеей взвилось гибкое щупальце, проникая в дыру. Не давая залатать ее изнутри. Второе вцепилось в рваные края, растягивая. Третье вонзилось жалом в толпу растерянных нас.

— Дура, — на удивление спокойно заметил Глеб.

Защитный пузырь лопнул. Хаук улыбнулся, и улыбка эта вышла кривой, треснутой.

А потом он убил Алису.

Мир зазвенел, сузился до маленькой, скорченной фигуры, лежавшей на газоне, в грязи. До застывшего взгляда серых глаз, которые остекленело таращились в небо.

— Беги! — крикнул мне кто-то в самое ухо, отталкивая от места, на котором я стояла за секунду до того, как там молнией сверкнуло оружие охотника.

— Все в дом! Живо!

— Боги, помогите!

— Гектор, справа!

Выкрики сыпались со всех сторон, как горох из банки. Испуганные, сосредоточенные, визгливые, обреченные. Лишенные надежды, бьющиеся в агонии голоса.

Где-то на задворках сознания я понимала, что нужно бежать. Спасаться. Если сейчас погибну, остальные тоже умрут. Те, кто в доме.

Алан…

Я понимала это, но не могла сдвинуться с места. Мой мир обосновался в глазах Алисы, в которых вечным отпечатком остался образ Хаука. И тот, из глаз, казался мне намного страшнее реального, обвитого яркими щупальцами, как лозой.

Время застыло липкой смолой. Она облепила плечи, спину, руки, колени. Затекла в нос и рот, перекрыла гортань.

А потом меня из нее выдернули, резко рванув за руку, чуть не вывернув ее из сустава.

— Черт, пророчица, да беги же!

— Эрик, — рассеянно огляделась я. — Где Эрик?

Я нашла его на газоне, колдующего с Гектором над новой защитой. Чуть в стороне Даша с Никой держалась за руки.

«Беги в дом», — мысленно велел мне Эрик.

А вокруг меня падали люди. Прямо в грязь, в сочные, пузырящиеся лужи. Дождь поливал их сверху, будто пытался оживить.

Жаль, что с неба не льется живая вода.

— Кто-нибудь, защитите Гарди! — выкрикнул Эрик.

И уже на бегу, влекомая к крыльцу, я увидела ясновидца. И стоящих перед ним Рика и Лили — испуганные, жалкие, скорчившиеся фигурки, тщетно старающиеся защитить Первого. Хаук порвал их жилы на ходу, двигаясь быстро, ловко отражая удары, отмахиваясь от несущественных для него нападений.

И когда он подошел к Гарди, я остановилась, как вкопанная, останавливая и того, кто вел меня к спасительной защите дома. Шаг — и Хаук уже рядом с ясновидцем, нависает над спокойной, улыбающейся жертвой.

Мгновение, и его ладони обхватывают голову Первого — одна под подбородком, вторая на затылке. И противный хруст ломающейся шеи врывается в сознание. Он кажется странно тихим на фоне криков и стенаний, но я четко различаю его, как и удивленный вздох Иры в метре от меня и свист удаляющегося щупальца Хаука.

На глаза наворачиваются слезы — бестолковая реакция, и я понимаю это.

— Ира, — шепчу я. — Ну как же так…

— Идем, — велит Влад. — Скорее.

Я разворачиваюсь к крыльцу. До него несколько шагов, но они отчего-то кажутся марафонской дистанцией. Долгим путем, и я не уверена, что мне хватит сил его пройти.

У самой кромки защиты Алекс и Роб шепчут что-то и посылают в сторону Хаука незнакомые пассы. Прямо передо мной спины Риты и Глеба. Они бегут, держась за руки, а над ними карающим огнем — щупальце Хаука. Приближается неминуемой смертью.

— Глеб! — кричу я. Не знаю, зачем. Наверное, это бессмысленная попытка спасти, помешать убийце. Только вот крики не умеют останавливать Первых охотников…

Зато кое-что другое умеет.

Рита развернулась, раскрыла ладони и швырнула в щупальце пламенем — чистый огонь, который тут же охватил оружие охотника, заставил замедлиться. Отпрянуть. Несколько мгновений, спасающих жизнь. Шаг — и Рита с Глебом за стеной защиты, запыхавшиеся, но живые.

Три широких шага Влада и пять моих — и мы присоединяемся к ним, и я тут же утопаю в крепких объятиях Глеба.

— Никогда, — горячо шепчет он, — никогда меня так не пугай больше, слышишь!

Я киваю и плачу. Мне страшно. Холодно. Промокшая одежда облепила тело. Меня трясет. Рита плачет рядом, вернувшись в свое обычное состояние не-героини.

— Гектор! — кричит кто-то из оставшихся на поле битвы.

Глеб резко отстраняет меня, приникает к границе защиты и явно борется с желанием выскочить туда, в дождь, в бушующую стихию смерти. Бежать, уворачиваясь от пляшущих щупалец, рискнуть всем, чтобы успеть.

Ника стояла на газоне и не глядела в нашу сторону. Смотрела на Гектора с мольбой, с надеждой, а у ее ног, склонив голову, отчего длинные, светлые волосы упали в грязь, на коленях стояла Даша.

Защитница вымоталась. Дышала рвано, глубоко и тяжело. А Ника и воительница альва остались без защиты. Алекс оставил Роба и бросился к ним.

— Потомок Херсира, — усмехнулся Хаук и направился туда же.

— Чертов зверек! — выругался Богдан. Он уже стоял на крыльце, в надежных объятиях защиты, но покинул его без сожалений. Рванул вниз, под дождь, побежал к газону, разбрызгивая лужи.

Все произошло слишком быстро, молниеносно даже, но каждое движение в этой сцене врезалось мне в память.

Размашистые шаги Хаука. Губы Алекса в тонкой линии. Ладони Даши, утонувшие в грязи, в мокрой траве. Застывшие в скорбных позах головки пионов.

Пасс Алекса. Обуглившееся щупальце Первого, недоумение на его лице, сменяющееся злостью. Эмоции Хаука — карикатурные слайды.

И мне вспомнилось, что Алекс никогда не умел рассказывать смешные анекдоты. Смеялся раньше, чем успевал проговорить концовку.

В этот момент только он был на первом плане. Остальные, даже Гектор, ковылявший к ним, волоча правую ногу, даже Эрик, восстановивший, наконец, защиту, даже Богдан, схвативший Дашу за плечи, оторвавший ее от земли — «Давай, блондиночка, вставай! Ты не умрешь вот так» — даже Хаук, разом померкли, вышли из фокуса, размылись дождем.

— Ах ты мерзкий зверь! — зло выплюнул Хаук, собрал три щупальца пучком и вонзил в жилу Алекса…

— Филипп, быстрее! — воодушевленно выкрикнул Глеб вождю хегни, когда ему оставалось пару шагов до крыльца.

Пара шагов — около метра. Но даже такие небольшие расстояния иногда решают все. Филипп упал, уткнувшись лицом в ступени, и правая его рука карикатурно закинулась за спину, которую огладило оружие Хаука.

Злость имеет цвет. Оранжевый, когда ты раздражен. Красный — когда терпеть становится невмоготу. И лишь когда злость достигает апогея, перерастает в чистый гнев, выжигая напрочь остальные эмоции, она становится белой. Ослепляющей.

Жила откликается, бурлит в венах кен, кожа горит, ладони — проводники. Кен, стекая, капает на пол — ему не хватает места в хрупком, неподготовленном теле. И ноги ступают сами — за границу, в незащищенную область, начинающуюся там, где кончаются ступени. Мимо тела Филиппа, который больше никогда не встанет.

Я бью кеном, который рвется из жилы наружу, в мир. Кену плевать на статусы. На страх. На мертвых и живых. Важна лишь цель. Левая половина грудины Хаука. Толчок, и он пятится на два шага назад. Щупальца опадают, и охотник переводит удивленный взгляд на дом. На меня.

В душу медленно вползает страх — осторожной, крадущейся кошкой, но гнев выжигает его вмиг. Удар — и белый кен Барта схлестывается с горящими праведным огнем щупальцами над головами замерших во дворе, не успевших спрятаться людей.

— Фига се, — сказал Глеб у меня за спиной, и я поймала изумленный взгляд Эрика. А потом потерялась.

Был лишь кен Барта и щупальца Хаука. Две стихии. Две силы. Остальное стало далеким, неважным, пустым.

Первым пришел в себя Богдан, рванул, втаскивая обмякшую Дашу на крыльцо.

— Бегите! — выкрикнул Эрик оставшимся без защиты, и они побежали. По лужам, под проливным дождем, под куполом из переплетенного нашего с Первым оружия.

Я подняла голову к небу. Красиво. Серое, клубится, бушует, льет воду, и хорошо от этого так. Задорно. Небо слышит, я говорю с ним, с грозой, и она отвечает, гремит, соглашаясь, что вся эта битва — безрассудство. Только гроза понимает. Злится. Скалится молниями, бормочет проклятия грозовыми раскатами.

«Поняла, наконец?» — звучит в голове ласковый голос Барта, и я киваю. А потом отбрасываю и это. Есть только я и небо. Больше ничего. А еще пучок щупалец Первого, от которого отделяются несколько и направляются вслед за бегущими к дому.

Все происходит медленно и быстро одновременно.

— Помоги, — шепчу я небу, и оно откликается. Рвется ровно посередине, выпуская острую молнию. Она бьет четко в Хаука, и щупальца, вздрагивая, опадают. А сам Первый валится в грязь — сначала на колени, затем заваливается набок и замирает.

Люди пробегают мимо меня, поднимаются по ступеням, втискиваются в дом, и я тут же понимаю, как их мало. От нашей армии осталась горстка. Двор усеян телами, как спелыми яблоками. Алиса там, среди этих тел, с укором смотрит застывшими глазами на Хаука.

Меня втягивают за границу защиты, Эрик обнимает, берет в ладони лицо, трет щеки. Они холодные. Мне холодно. Вроде бы… Пусто. И надежды нет.

Потому что охотник поднимается — что ему мои молнии. Что ему все молнии мира, ведь он почти бог! Он идет медленно, и его лицо кривит гримаса злости вперемешку с отвращением. Он смотрит на меня. Остальные, кажется, не интересуют Первого больше.

Он подходит так близко, что я могу рассмотреть каждую пору на его грубом, скуластом лице. Шрам уродливо пылает, заползая под темную бровь.

Он останавливается в шаге от ступеней.

— Ты умрешь в муках, — обещает мне, а затем разворачивается и уходит к саду.

Я смотрю ему в спину и думаю о том, что он прав. Теперь я точно умру.

Странно, но именно сейчас нестерпимо, до слез хочется жить.