Эмма останавливается возле книжного магазина, чтобы высадить меня, не успеваю даже выйти из машины, а она уже вертит головой, пытаясь разглядеть магазин компакт-дисков через дорогу.
Это уж совсем не нормально для нее.
— Зайдешь? — спрашиваю я, открывая дверь и выходя из машины на тротуар. Наклоняюсь к ней поближе, чтобы услышать ее ответ.
— Не сегодня. Сегодня, стоит заглянуть к нему, он будет скучать по мне, если я этого не сделаю.
Закатываю глаза. Не думаю, что все это в духе Джастина, но, учитывая, что я не заметила, как он проявляет интерес к моей подруге, видимо, я не так уж и много знаю, что в его духе, а что нет.
— Ладно. Тогда увидимся утром.
— Пока, дорогая, — говорит она, и я наблюдаю, как ее машина отъезжает от магазина.
Колокольчики на двери нашего магазина издают привычный звук, но сегодня, услышав его, я невольно вздрагиваю. Обычно звук этих колокольчиков вызывал у меня в памяти приятные воспоминания – вот я прихожу в магазин в субботу утром, чтобы помочь дедушке расставить книги по полкам, вот папа дает мне мой собственный набор ключей и позволяет самостоятельно закрыть магазин вечером. Последние два дня я благодарила полицию за то, что они поймали грабителя, и он не успел унести наши деньги, но сейчас я понимаю, что он украл нечто большее, он украл мои колокольчики.
— Привет, Анни. — Отец стоит за прилавком, что-то подсчитывает на калькуляторе, кучка квитанций около него потихонечку растет.
Чмокаю его в щеку.
— Привет, пап. — Он целует меня в ответ и возвращается к своей бухгалтерии. Никто из нас не признается, что атмосфера в магазине как-то изменилась, но уверена, мы оба это чувствуем.
— Я собираюсь забежать в банк и положить деньги на депозит, — говорит он, не глядя на меня. — Отныне ты не будешь работать по вечерам. Я об этом позабочусь.
Жаль. Мне нравилось работать по вечерам. Наблюдаю за папой – он собирает вместе квитанции, скрепляет их, деньги из кассы складывает в сумку с молнией.
— Я договорился на счет установки сигнализации в выходные. Звучит обнадеживающе? В комплект входит даже пульт управления, так что ты сможешь просто нажать кнопку в любом месте магазина, а система уже сама тут же вызовет полицию.
Сбоку смотрю на него.
— Здорово, еще и пульт будет.
— Ну да, наверное, — смеется он. — Думаешь, это уже перебор?
— Вовсе нет. Мы можем заказать для него подходящую кобуру на кожаном ремне. — Лезу в воображаемую кобуру за невидимым пультом и наставляю его на папу. Он делает то же самое.
— Знаешь, я тут вот что подумал, — начинает отец.
— Ого!
— Наверное, пришло время нанять студентов из Университета для работы в магазине. Ты сейчас очень занята – тренировки для соревнований Штата, да и экзамены уже скоро…
— Через месяц.
— А потом к колледжу готовиться нужно…
— Еще шесть месяцев.
— И хотя я еще толком с ним не встречался, но мне кажется, у тебя появился парень.
— Нет у меня парня.
— Не думаешь, что у тебя могут найтись занятия и поинтереснее, чем торчать почти каждый вечер в затхлом старом магазине? А для студента колледжа это будет замечательная работа.
— Нет, не будет, потому что это уже замечательная работа для меня. Спасибо, пап, но со мной все в порядке. Мне нравится работать здесь. — Кроме того, мне очень нужны деньги для моего «фонда путешествий», и лучше, если я буду зарабатывать их здесь.
Папа обнимает меня.
— Уверена?
— Абсолютно, — отвечаю я, но его шерстяной свитер заглушает мой голос.
Наконец он выпускает меня из своих объятий, натягивает пальто и хватает сумку с наличностью. Не успевает он выйти из магазина, как снова звенят колокольчики.
Поднимаю глаза и вижу, Беннетт идет прямо ко мне.
— Привет.
— Привет, — отвечает он.
Стоим друг напротив друга, переминаясь с ноги на ногу и раздумывая, что сказать.
— Я рада, что ты пришел, — говорю я, стискивая руки от волнения. — Еще раз хочу поблагодарить тебя за открытку. Это было очень мило.
— Не за что. — Вижу, как Беннетт краснеет – ну в этот раз хоть не я первая, так, для разнообразия. — Я и себе одну взял. Чтобы запомнить тот день.
Беннетт нервничает не меньше меня, и это придает мне уверенности.
— Вообще-то я заглянул, чтобы поздороваться и взять книгу. О Мексике. Для задания Арготты.
— Ну да, точно.
Он следует за мной в секцию «Путешествия», мой палец скользит по корешкам книг, я останавливаюсь, только когда достаю мои любимые. После того, как выбраны шесть или семь книг, я сажусь, скрестив ноги, на берберский ковер и облокачиваюсь на стеллажи.
— Садись, — зову Беннетта присоединиться ко мне, он садится на пол и повторяет мою позу. Тянусь к стопке и достаю первую попавшуюся книгу.
— Эта отстой. Вряд ли там есть фотографии, — откладываю книгу и, просмотрев стопку, достаю другую. Внезапно меня посещает странное чувство «дежавю». — Ого!
— Что?
Буквально минуту смотрю на него.
— А мы не сидели точно так же в тот вечер? Еще до ограбления и до того, как ты все изменил?
— Ну да. Почти точно так же. — Беннетт улыбается. И тут вдруг удивленно смотрит на меня. — Что? Ты что-то помнишь?
— Не знаю. Наверное, нет.
Он выбирает книгу из стопки и открывает ее.
— Эта хороша для бюджетного путешествия, но не то, что нам нужно. — Он улыбается и кладет ее поверх уже отложенной, той, что без фотографий.
А ведь я именно так и сказала бы.
Беннетт берет следующую.
— Здесь дорогостоящие отели и рестораны, так что для нас будет дороговато. Но зато здесь замечательные фотографии.
Точно. Это мои слова. И это уже начинает меня бесить.
Он берет очередную книгу, и уже открывает было рот – видимо, чтобы повторить еще какие-то мои слова – но я тут же прерываю его и говорю:
— Почему бы тебе уже не назвать ту, которую я тебе рекомендовала?
Беннетт протягивает руку, поверх моего плеча тянется к полке и достает книгу.
— Извини. — Его пальцы случайно касаются моей руки, он возвращается на свое место, но в этот раз оказывается чуть ближе ко мне, чем раньше. Настолько близко, что наши колени почти соприкасаются.
— Вот твоя любимая.
Я одобрительно киваю.
— Много деталей. Живые фотографии. Есть описания бюджетных отелей, но это не хостелы или что-то вроде того. Есть предложения для трехдневных туров, пятидневных туров, а также для тех, кто хотел бы остаться в стране подольше, так что нам нужно просто собрать все…
— Я хочу услышать оставшуюся часть второго секрета.
Беннетт буквально мгновение внимательно смотрит на меня.
— На чем я…
— Ты можешь изменять незначительные детали в прошлом, чтобы повлиять на результат, но никогда не меняешь все событие целиком. Ты можешь переместиться в любое место в мире и в другое время, но только в пределах определенных дат.
Беннетт пораженно смотрит на меня – удивлен, что я так точно запомнила его слова. Но как я могу их забыть? Они всю ночь крутились у меня в голове.
— Точно. — Он слегка улыбается. — Я могу путешествовать только в пределах дат, относящихся к моей жизни. Я не могу переместиться в день, предшествующий дню моего рождения и не могу переместиться ни на секунду вперед текущей даты и текущего времени. Однажды я попробовал, и у меня получилось, но что-то пошло не так. С тех пор я пробовал тысячу раз, но больше ничего не происходило.
Я представляю линию жизни у себя в голове, начиная от года его рождения до сегодняшнего дня.
— Получается, что ты не можешь перемещаться в даты ранее 1978 года и после сегодняшнего дня?
Беннетт берет один из путеводителей по Мексике и начинает перелистывать его страницы, старательно избегая моего взгляда.
— Вообще-то я могу переместиться в день и подальше сегодняшнего.
— Я думала, что ты не можешь. Тогда как… — Что-то не могу понять. И Беннетт как-то не очень мне помогает. — Ладно, давай спрошу по-другому: как далеко после 1995 года тебе удалось переместиться?
Беннетт тяжело вздыхает. И по-прежнему избегает моего взгляда.
— В 2012 год.
— Но разве этот год не находится за линией твоей жизни?
Он смотрит на меня так, словно ответ на этот вопрос совсем не положительный, чувствую, как желудок начинает сжиматься.
Брови Беннетта подняты, словно ждет, когда я сама все пойму.
— Постой-ка.. когда ты родился?
Мне кажется, что проходит целая вечность прежде, чем я получаю ответ.
— 6 марта 1995 года.
Пристально смотрю на него.
— То есть ты родился в прошлом месяце.
— Да, знаю.
— 6 марта 1995 года?
— Да.
И вот тут до меня доходит. Фотографии в гостиной его бабушки. Фотография в рамке с изображением ее дочери и сына. По имени Беннетт.
— Не может быть! — Беннетт все еще старается не смотреть на меня. — Так значит, фотографии на каминной полке в доме Мэгги… — Не сразу осознаю, что произнесла эти слова вслух, но, видимо, произнесла, потому что Беннетт, наконец-то, поднимает на меня глаза и кивает.
— Так Мэгги – твоя бабушка?
Он снова кивает.
— А настоящий ты… — Никак не могу заставить себя произнести слово «младенец». — Сейчас в Сан-Франциско. — Так вот почему в доме Мэгги нет фотографий взрослого Беннетта.
— Ну и это тоже настоящий я. — Беннетт бьет себя по руке, чтобы доказать, что она твердая. И смотрит на меня. — Но, да. В 2012 году мне семнадцать. А вот в 1995, формально… нет.
И тогда я представляю себе уже другую линию жизни. Она начинается в 1995 году и заканчивается в 2012.
— А как же… тот другой ты? Тот, что на фотографиях.
— Думаю, другой я все еще в Сан-Франциско, наверное, лежит в колыбели, уставившись на игрушки-погремушки.
Слегка отшатываюсь, Беннетт сбоку смотрит на меня. Старательно пытаюсь выбросить все, что только что услышала, из головы и сделать вид, что наличие Беннетта-малыша меня не слишком шокирует. Но, видимо, все-таки выгляжу озадаченной, потому что Беннетт решает пояснить:
— Вообще-то я могу находиться в разных местах в одно и то же время, но не в одном и том же месте в одно и то же время.
— А что случится, если ты окажешься? В одном и том же месте в одно и то же время.
— Ну, я никогда не позволял такому произойти случайно. Но если я делаю это намеренно, то первый «я» исчезаю и тогда «я» нынешний занимает его место, как это произошло в момент ограбления. Так и происходит замена.
Теперь уже я беру книгу и перелистываю страницы.
— Так ты мне солгал насчет болезни твоей бабушки?
— Не совсем, у нее и правда болезнь Альцгеймера, просто… в 1995 году ее еще не было.
— Тогда почему она считает тебя студентом Северо-Западного университета? — Поднимаю на него глаза.
Беннетт вздыхает.
— Просто я так сказал ей, когда снимал комнату.
Рука Беннетта прижимается к моему плечу, но я отодвигаюсь от него подальше и начинаю нервно дергать нитку, торчащую из ковра, стараюсь унять участившееся дыхание.
Он может переноситься в будущее после 1995 года потому, что именно с этой точки и начинается его будущее.
Он живет у женщины, которая даже не подозревает, что он – ее внук.
Да и вообще, его не должно быть здесь в 1995 году!
— Сейчас ты в своем прошлом, — заявляю я.
— Да.
— Как долго ты оставался где-нибудь в прошлом? — Закрываю глаза, не могу смотреть на Беннетта.
— Тридцать шесть дней, — чуть слышно выдыхает он.
— И когда они истекают?
Возникает пауза.
— Завтра будет ровно тридцать шесть дней.
Еще крепче закрываю глаза. Не уверена, что способна такое вынести.
А ведь я еще даже не слышала всего остального. Не знаю, о чем он бормотал в тот вечер в парке, как он попал сюда, откуда он пришел, и, вообще, что он делает в Эванстоне. Почему он предполагал пробыть здесь только месяц, но все еще здесь.
Наконец все-таки открываю глаза и смотрю на него.
Я на шестнадцать лет старше него. Но это не так.
Он на год старше меня. Нет. И это не так.
Беннетт смотрит мне прямо в глаза.
— Послушай. Я знаю, все это звучит довольно дико. И хотя я рассказал тебе второй секрет полностью, тебе все же известны только два из трех. — Он смотрит на потолок и молчит какое-то время прежде, чем снова перевести взгляд на меня.
— Дело в том, что меня не должно быть здесь, Анна. Ни в Эванстоне. Ни в 1995 году. Я не должен знать тебя, Эмму или Мэгги. Не должен ходить в эту школу, делать домашние задания или зависать в вашей кофейне.
Тут Беннетт берет меня за руки, словно собирается перенести нас куда-то, но мы не покидаем комнату, а лишь садимся ближе друг к другу.
— Я нигде не остаюсь. Я посещаю, наблюдаю и ухожу. Я никогда не остаюсь.
Не знаю, что теперь мне делать со всей этой информацией. Сказать, чтобы он уходил? Или чтобы остался? Но у меня не оказалось времени, чтобы придумать еще какие-то варианты, потому что Бенннетт стремительно приблизился ко мне, я оказываюсь притиснутой к шкафу, он берет мое лицо в свои ладони и начинает страстно целовать меня – словно он хочет быть здесь, словно, если он долго и страстно будет меня целовать, то все, о чем он только что мне рассказывал, никогда не станет правдой. Но я знаю, что все это правда, что невероятно глупо испытывать чувства к кому-то, кто даже не принадлежит к этому времени, к кому-то, кому даже не нужен самолет, чтобы уехать отсюда, и все же мои руки отрываются от ковра, находят его спину, притягиваю Беннетта к себе. Потому что сейчас он здесь. А я вполне уверена, что не хочу, чтобы все это заканчивалось. Никогда.
Вдруг он отодвигается от меня.
— Извини.
— Ничего. Все в порядке, — говорю я и пытаюсь выровнять дыхание.
— Нет. Ничего не в порядке. Я это не планировал – мне не следовало усложнять все еще больше. — Беннетт встает, запустив руку в волосы. — Мне нужно идти. Извини.
— Беннетт. — Я пытаюсь улыбнуться, пытаюсь не подавать вида, что все только что произошедшее слегка выбило меня из колеи, но он даже не смотрит на меня.
— Все хорошо. Беннетт, пожалуйста, не уходи.
Но он уже вышел, оставив меня наедине со своим вторым секретом и словами, которые произнес перед тем, как поцеловать меня: «Я никогда не остаюсь».