Время между нами (ЛП)

Глава 23

В этот раз в комнате Беннетта намного чище, чем в прошлый. Стол пустой, на нем нет ничего, кроме стакана с карандашами и раскрытого учебника, лежащего обложкой вверх. Беннетт берет красный истрепанный блокнот и снимает резинку, которая удерживает его в закрытом состоянии. Плюхается на кровать и жестом предлагает мне присоединиться, а сам листает блокнот и открывает где-то на последних страницах. Блокнот весь исписан. Наклоняюсь ближе, вижу какие-то даты, часы, минуты, математические символы, которыми исписаны все страницы.

— Тут нужно быть очень точным. — Сколько времени, интересно, он над этим проработал? Ночь? Целые сутки? — Для возвращения нужно найти идеальный момент.

Беннетт показывает мне свои вычисления.

— Как я уже говорил, сорока шести часов тут недостаточно – тогда мы перенесемся в два часа дня субботы, когда мы уже были в Висконсине, в трех часах езды отсюда. — И он показывает мне временную линию, пересекающую страницу. — Нам нужен момент, где мы были вместе, и где мы не находились в машине, мы не должны ехать. Поэтому возвращаться нужно в субботнее утро, как раз за несколько минут до того, как я приехал за тобой.

— Хорошо. Давай. — Я кладу руки на колени ладонями вверх, но Беннетт не берет их.

— Помедленнее, торопыга, и тут не все так просто, — он переворачивает страницу, — ага! вот. Как только мы попадем во временной отрезок других нас, они исчезнут. Поэтому попасть нужно в момент, когда мы сидели в машине у твоего дома, но еще не начали выезжать.

Мысленно переношусь в то утро. И сколько же мы там сидели? Пожалуй, несколько секунд всего. Сколько еще нужно времени, чтобы пристегнуться и задать вопрос «куда мы едем?». Потом мы начали выезжать с подъездной дорожки. Беннетт показывает на цифры на странице.

— Думаю, нам нужно попасть туда где-то в семь минут девятого.

— Хорошо. — В этот раз я его не тороплю.

— Но я не могу все испортить. — Он усаживается рядом со мной. — Поэтому сначала нужно попробовать. Сейчас мы вернемся только на пять минут назад и окажемся в холле у входной двери, а не в моей комнате. К тому времени, как я открою эту дверь, мы двое, те, что находятся сейчас здесь, должны будут исчезнуть, и мы заменим их.

Он подходит к своему столу и возвращается с маленьким пакетиком крекеров. Оставляет его на кровати.

— Это для тебя. Если нам придется вернуться.

— Спасибо, — отвечаю я, встаю и протягиваю ему руки. На этот раз он их берет.

— Но это всего лишь проверка, и она не означает, что потом мы все сделаем по-настоящему, — напоминает он, — потому что я пока не уверен, что могу справиться.

— Поняла.

— Готова?

Киваю.

— Закрой глаза, — командует Беннетт.

Делаю, как он говорит. Когда открываю глаза, обнаруживаю, что стою в коридоре и вижу фотографии с выпускного его мамы. Смотрю налево и вижу Беннетта, нервно наблюдающего за Мэгги.

— Ты как? В порядке? — спрашивает он.

— Да. — Хотя мой желудок уже начинает крутить, но не успеваю я и подумать об этом, как Беннетт хватает меня за руки и тащит к своей комнате, поворачивает ручку двери. Сначала он подглядывает, а потом открывает дверь шире и втягивает меня внутрь. Комната пуста.

Хватаюсь за живот и бегу к кровати, но…крекеров там нет.

— А где крекеры?

— Ой, забыл! — Беннетт пересекает комнату и достает пакетик из рюкзака, и возвращается, держа его в руках. — Теперь мы точно знаем, что все сработало.

Но до меня что-то не доходит.

— Но как ты это понял? Откуда?

— Крекеров не оказалось на кровати, потому что я их туда еще не положил.

— Точно. Вот это да! — Хватаю крекеры и начинаю потихоньку их грызть, надеясь, что меня не стошнит прямо здесь, у него в комнате.

Беннетт проходит в другой угол комнаты и поднимает с пола два красных рюкзака – точно таких же, какие были у нас в субботу, - украшенных веревками и карабинами, и в которых, наверняка, лежат туфли, сэнвичи и бутылки с Gatorade. Только сегодня они кажутся ярче.

— Оставайся здесь, ладно? Я сейчас вернусь. — Он выходит из комнаты и возвращается через несколько минут, на мой взгляд, рюкзаки стали тяжелее.

В руках у него еще один пакетик с крекерами.

Два фраппучино из Старбакса.

И две бутылки с водой.

Он подходит к столу, берет что-то из верхнего ящика, потом подходит к гардеробу. Постепенно все из него вытаскивает – рядом с ним растет высокая стопка из фотоальбомов, тетрадей, старых ежегодников Уэстлейка, коробок с фотографиями. Шкаф пустеет, Беннетт лезет глубже внутрь и достает пачку банкнот.

— Сколько там? — спрашиваю я.

Он полностью поглощен процессом.

— По тысяче каждому, на случай, если окажемся разделены. Вот.

Пачка купюр со стуком отправляется в мой рюкзак.

Пока Беннетт аккуратно складывает все обратно в шкаф, вспоминаю о Брук и ее рюкзаке с деньгами.

— А вы с Брук когда-нибудь изменяли события?

Он качает головой.

— Нет. Брук это и не нужно было, — рассказывает он, раскладывая книги и фотографии по своим местам. — Хотя как-то она провалила экзамен по истории и чуть не вылетела из колледжа. Еще как-то раз папа застал ее курящей сигарету. Еще был жуткий парень, с которым она встречалась, по имени Стив.

Беннетт закрывает дверцы шкафа и возвращается к столу.

— Надо же! Сейчас, когда я думаю о ней, мне кажется, что у вас двоих много общего. Даже немного пугает тот день, когда вы встретитесь.

Мне кажется, что от этой мысли мое лицо просветлело.

— А я могу с ней встретиться?

Беннетт пожимает плечами.

— Конечно. Как только она вернется домой, я возьму ее сюда с собой, чтобы вы могли познакомиться. Кроме того, мы и так часто здесь бываем, навещаем Мэгги.

— Серьезно? Вы возвращаетесь, чтобы навестить Мэгги?

— Да, постоянно. — Тут он слегка толкает меня плечом. — Не хочу показаться грубым, но давай я расскажу об этом потом? После того, как покончим с изменением истории? — И он задорно улыбается мне.

— Да. Конечно.

— Спасибо. — И Беннетт принимается за дело. — Мы перенесемся в 8:07, окажемся за кустами рядом с твоим домом. Дождись моего сигнала и сразу беги к машине.

— Поняла.

Он протягивает мне рюкзак, я перекидываю его через плечо, Беннетт делает то же самое.

— Да, и, пожалуйста, не отпускай мою руку, даже если передвигаться будет совсем неудобно. Не важно, что происходит вокруг, мы должны быть уверены, что останемся вместе в любом случае. — Эти его четкие распоряжения напоминают мне наше альпинистское свидание - как он рассказывал мне про страховку и про то, что я должна оставаться прикрепленной к нему.

Он берет меня за руки. Я смотрю ему прямо в глаза. Никогда еще не видела его таким напуганным.

— Беннетт?

— Да?

— А я…буду помнить ту субботу? — Мне очень не хочется забывать те чувства, что я тогда испытала – предвкушение нашей поездки, радость восхождения, изумительный вид сверху. Хочу помнить тот момент, когда мы возвращались домой, и я почувствовала, что наконец-то узнала его.

— Ты будешь помнить оба дня.

Тут я прерываю его.

— Но как? Ведь я же не помню того, что произошло в книжном магазине, в первый раз.

— Это потому, что тогда тебя не было со мной. В этот раз ты будешь помнить оба варианта дня, как и я. А сейчас закрой глаза.

Но у меня не получается. Я очень нервничаю, наверное, Беннетт чувствует, как сильно дрожат мои руки.

— Ты уверен в том, что мы сейчас делаем? — спрашиваю я.

— Ты шутишь, так ведь? — Он озадаченно смотрит на меня. — Нет, я не уверен. Я испытываю судьбу. Я вмешиваюсь во время.

Закусив губу, мысленно представляю Эмму и чувствую, как уверенность возвращается ко мне.

— Спасибо, — произношу я. Понимаю, что этого недостаточно, но сейчас это все, что я могу дать.

Беннетт еще крепче сжимает мои руки.

— Закрой глаза.

Открываю глаза, передо мной знакомый двор. Нельзя сказать, что я сразу же была в этом полностью уверена, но вид облупившейся желтой краски убеждает меня, что мы оказались именно там, где Беннетт и планировал. Над нами окно кухни, там, вероятно, сейчас папа допивает свой кофе и читает Sun-Times.

— Готова? — спрашивает Беннетт.

Я киваю.

— Бежим!

Мы выбегаем из кустов и направляемся прямиком к подъездной дорожке, мы так крепко держимся за руки, что со стороны можно подумать, что мы участвуем в состязаниях на День независимости, когда пара на трех ногах должна донести до финиша яйцо.

Машина оказывается пустой. У нас получилось! Уже собираюсь рассмеяться от облегчения, как замечаю, что машина едет задом к дороге, постепенно набирая скорость. Беннетт тянет меня к дверце водителя, мы совместными усилиями пытаемся открыть дверцу, но ничего не выходит.

— Она закрыта! — говорит Беннетт и тихо ругается.

Поднимаю взгляд на окно кухни, от мысли, что сейчас нас может увидеть мой отец, сердце начинает учащенно биться, но, к счастью, там никого нет.

Мы с Беннеттом бежим рядом с машиной, пока она не достигает выезда с подъездной дорожки, и наблюдаем, как она выезжает на улицу, пересекает ее, чуть замедляет свой ход, заехав в сугроб, и в итоге утыкается в дерево. Колеса продолжают прокручиваться на тонком льду.

И тут, снова бросив взгляд в окно кухни, вижу отца, он стоит и наблюдает за происходящим. Вдруг он исчезает из моего поля зрения и возникает уже на пороге.

— Что за черт…? — Он быстро пересекает лужайку и останавливается около нас. Мы с Беннеттом спешно расцепляем руки. — Что за черт? — повторяет отец.

— Привет, пап.

— Анни? — Он переводит свой взгляд с Беннетта на меня и обратно. Напоминаю себе, что то, что сейчас происходит, очень сильно отличается от того, что он помнит. По его версии мы вот только что стояли в холле, он пожимал руку Беннетту и просил меня пригласить его на ужин. И вдруг мы оказываемся по середине улицы.

— Пап, я пригласила Беннетта на ужин во вторник, пойдет? — произношу я и вдруг начинаю смеяться так, что не могу остановиться. Папа смотрит на меня, как на полоумную.

Беннетт старается на меня не смотреть.

— Мистер Грин, а у вас может быть… отмычка?

От этих слов я начинаю смеяться еще сильнее, Беннетт изо всех сил старается сохранить серьезное лицо.

Приложив ладони ребром к стеклу, отец заглядывает внутрь машины через окно со стороны водителя.

— И как это вы умудрились запереть ключи в машине, оставив при этом включенным задний ход?

Совершенно не представляю, что на это собирается ответить Беннетт, но хотя бы, благодаря этой загадке, папа пока не заметил, что на нас сейчас совершенно другая одежда, а за спинами рюкзаки. И я снова начинаю смеяться.

— Понимаете, я завел машину…и тут мне показалось, что спустило колесо…я решил пойти проверить и, наверное, оставил включенным задний ход, а когда мы вышли из машины и захлопнули двери, они, вероятнее всего…заблокировались автоматически. — Тут он подходит к отцу поближе и тихо произносит:

— Мне кажется, я что-то чересчур нервничаю сегодня.

Папа внимательно смотрит на Беннетта, а потом переводит взгляд на меня.

Теперь я смеюсь уже так сильно, что мне приходится отойти от них и спрятаться за машину, чтобы не мешать Беннетту продолжать сохранять серьезное лицо. Держится он явно лучше меня. Я прислоняюсь к багажнику внедорожника и стараюсь восстановить дыхание, но когда заглядываю внутрь, дыхание у меня перехватывает.

В прошлый раз, когда мы прибыли в Девилс-Лейк, в багажнике я увидела два красных рюкзака, набитых снаряжением для скалолазания. Сейчас эти же самые рюкзаки у нас на спинах, и когда я заглядываю в окно, то вижу груду веревок, металлическое оборудование для скалолазания. Две страховки. Пару туфель, которые купил для меня Беннетт. Пластиковый пакет с сэнвичами и четыре бутылки Gatorade. Мы перенеслись, но все оборудование осталось ровно там же, где и было 52 часа назад.

Многие вещи остались такими же, но вот день определенно изменился.