Резко сажусь на кровати и хватаю будильник с тумбочки. 10:22. Утра? Когда же я легла спать? И как вообще смогла уснуть? Все произошедшее вчера всплывает в памяти: меня выбросило обратно, а Беннетт так и не появился.
Одеваю одежду для бега, спускаюсь вниз по лестнице и захлопываю дверь, предварительно проигнорировав ворчание моей мамы по поводу того, что я полдня проспала, попытки заставить меня поесть и ее вопросы, почему это я в воскресенье первым делом тренируюсь. Я не тренируюсь, я бегаю.
Когда, спустя четыре квартала, оказываюсь у дома Мэгги, замечаю, что машины Беннетта тут нет, мой желудок так резко сжимается, что боюсь, как бы меня не стошнило прямо здесь. Взбегаю на крыльцо и звоню.
Никто не открывает.
Снова нажимаю на звонок и жду.
Пытаюсь подглядеть через тюль, что происходит в гостиной, вдруг там увижу какое-то движение, но ничего. Никакого движения. Ни единого звука. Где он? Где Мэгги? Опираюсь спиной на окно и закрываю лицо руками. И что теперь?
Поскольку ни одной хорошей идеи в голову не приходит, решаю довериться своим ногам, которые так и несут меня на парковку – последнее место, где я видела Беннетта и где он мог бы оказаться. Или, вернее, не мог оказаться, но чего бы мне очень хотелось. Чтобы он был здесь. В моем городе.
Ноги кажутся мне неуклюжими и деревянными, они словно прилипают к асфальту, пейзаж вокруг сливается в одно большое пятно, все вокруг кажется мне фальшивым. Солнце одаривает ярким теплом каждый дом, мимо которого я пробегаю, освещая кусты роз и только появившихся тюльпанов, которые растут между дорожек из красного кирпича и зеленых лужаек. Воздух вокруг теплый и влажный, а вот легкие изнутри пощипывает холод, от чего у меня возникает ощущение, словно я дышу через подушку и почти задыхаюсь.
Через две мили я добираюсь до того офисного здания и останавливаюсь, как вкопанная. Машины Беннетта здесь нет, на какую-то долю секунды появляется мысль – не приснилось ли мне все? Но потом замечаю бесформенное пятно рвоты на парковке, и этого мне хватает, чтобы снова поверить, что все происходящее реально.
Чувствую, как к горлу подступают слезы, невероятным усилием сдерживаю их и направляюсь туда, откуда пришла. Больше идти мне некуда, поэтому снова бегу к дому Мэгги, единственного человека, который может знать, где он. Или хотя бы где его машина.
Снова пробегаю этот квартал, мимо тех же самых домов и машин, мимо которых пробегала всего минуту назад. Когда замечаю дорожный указатель с надписью «Гринвуд», перехожу на шаг, и вот тут вижу, как навстречу мне едет джип Беннетта. Мигает правый поворотник, машина поворачивает и скрывается из вида.
Забегаю за угол и наблюдаю, как машина заезжает на подъездную дорожку. Он дома. Чувствую, что бегу намного быстрее, словно кто-то включил другую передачу, не знала, что у меня еще столько сил. Мне достаточно было знать, что он дома.
— Беннетт! — кричу я, ударяю ладонью по заднему стеклу машины и бегу к водительской двери. — Беннетт!
Дверь медленно открывается, и из машины аккуратно выходит Мэгги.
— Боюсь, что это не так. — Отвечает она мягким голосом. Не даю Мэгги пройти, потому что пытаюсь заглянуть за нее, на заднее сидение. Там пусто.
— Где он? Мэгги, где Беннетт?
Она закрывает за собой дверь, и я больше не могу заглянуть внутрь салона. Ее седые волосы блестят в солнечном свете, лицо бледное, а глаза – так похожие на глаза Беннетта – внимательно исследуют меня, как будто пытаются что-то отыскать на моем лице.
— Ты и правда не знаешь, где он? — спрашивает она.
Я отрицательно качаю головой, хотя, конечно же, это не совсем правда. Я знаю, где он. Но сказать ей об этом не могу, она все равно мне не поверит.
Мэгги обнимает меня за плечи и ведет к крыльцу.
— Входи. Давай поговорим. — На трясущихся ногах поднимаюсь вслед за ней по ступенькам и вхожу в дом, жду, когда она повесит свое пальто и сумку. Следую за ней на кухню, и в неловком молчании наблюдаю, как она достает две чашки из буфета и наполняет чайник водой.
Она оборачивается, замечает, что я стою, прислонившись к дверному косяку, нервничая и волнуясь.
— Расслабься и присаживайся. — Мэгги указывает мне на кухонный стол и возвращается к чайным пакетикам. Я сажусь.
Нужно придумать, что сказать ей, но вместо этого зачем-то просто начинаю разглядывать кухню – белый буфет, черную гранитную стойку, цветочную вазу на подоконнике. Мои глаза останавливаются на витражном стекле с горным пейзажем, прикрепленном к кухонному окну присоской и крючком, слежу, как луч солнечного света, пробиваясь через цветное стекло, превращается в оранжевые, голубые и зеленые лучи, проходящие через всю комнату и отражающиеся на белом кухонном столе.
— Это сделала моя дочь в старшей школе, — произносит Мэгги с другой стороны комнаты. Она продолжает, не давая мне времени, чтобы ответить, но это и хорошо, потому что я все равно не знаю, что сказать:
— Мне нравится, когда свет проходит через это стекло. Цвета такие, что аж дух захватывает.
Она ставит передо мной чашку чая, и голубой луч света тут же опускается на нее.
— Я только что из полиции, — продолжает Мэгги, присаживаясь. — Они нашли машину Беннетта пустой на парковке вчера вечером. Сработала сигнализация, и кто-то из соседей позвонил, пожаловался.
Она подносит чашку ко рту и делает глоток.
— В самом деле?
Мэгги с подозрением смотрит на меня поверх чашки.
— А разве вы вчера вечером не были вместе?
Протягиваю руку за чаем, но мои руки трясутся так сильно, что предпочитаю просто придвинуть блюдце поближе к себе.
— Да, мы были вместе. Сходили в кино с друзьями. На обратном пути остановились на этой парковке, — тут я смотрю на нее, — но мы поругались, и я пошла домой, с тех пор я его не видела.
Мне самой эта речь кажется слишком отрепетированной, но я надеюсь, что в ней достаточно деталей, чтобы не вызвать подозрения у Мэгги.
— И ты не знаешь, куда он пошел?
Отрицательно мотаю головой, и это снова ложь. Я знаю, куда он делся, но она мне не поверит.
— Что ж, я совсем не обязана следить за студентом Северо-Западного университета, который просто снимает у меня комнату. Зачем мне все эти неприятности из-за совершенно незнакомого мне человека, верно? — В ее голосе чувствуется какая-то горечь и бравада одновременно, которые лишь подтверждают то, что я и так знаю – она переживает из-за Беннетта. Прячу руки под стол и сильно стискиваю их, чтобы унять дрожь.
— Самое интересное то, что полиция позвонила мне, когда нашла его машину. — Морщины на ее лице становятся еще более глубокими от беспокойства и растерянности. — А знаешь, почему они именно мне позвонили?
Я ей отвечаю:
— Нет.
— Ну, во-первых, потому что машина зарегистрирована на меня. А во-вторых, потому что согласно данным Академии Уэстлейк — где он учится в старшей школе — я – его бабушка.
Она медленно делает еще один глоток из чашки и кладет локти на стол.
— Полагаю, ты знаешь, что я была в полной уверенности, что он – студент Университета. И полагаю, ты знаешь, что я, на самом деле, не его бабушка.
Еще раз подношу чашку к губам, но не могу даже сделать глоток - чай еще слишком горячий. Поэтому ставлю чашку обратно на блюдце.
Мэгги делает очередной большой глоток чая, ее, видимо, температура не смущает.
— Не знаешь, зачем он соврал обо мне, Анна?
Будь спокойной. Дыши. Сделай глоток обжигающего чая.
— Зачем он указал меня, как свою бабушку?
Так и хочется сказать ей «Потому что так оно и есть», и убежать от всех событий последних трех месяцев, начиная с момента, как Беннетт появился в городе. Но я не могу рассказать ей, что тот мальчик, чье фото висит у нее над камином, и тот, что снимает у нее комнату – это один и тот же человек.
— Я не знаю, Мэгги. — Выражение ее лица не меняется.
— Я не знаю. — Повторяю я, словно от этого они могут стать правдой.
Она смотрит на меня такими глазами, что мой желудок невольно начинает сжиматься. Потом она тяжело вздыхает.
— Я и правда, не знаю, что делать. Полиция хочет, чтобы через двадцать четыре часа я заявила о пропаже. Анна, если ты что-нибудь знаешь, то должна рассказать мне. Пожалуйста.
Заглядываю в свою чашку и, наконец-то, делаю глоток.
— Этот мальчик жил в моем доме, и все время врал мне. Он мне нравился, но получается, что я совсем не знала его. Никогда не знала. — Мэгги смотрит мне прямо в глаза. — Но что-то подсказывает мне, что ты знаешь.
Тут она права. Я знаю. И прямо сейчас, мне очень хочется рассказать ей все. Потому что я устала быть одной, кто все знает. Но еще больше, потому что я хочу, чтобы он снова начал ей нравится. И он бы непременно понравился, если бы она узнала, кто он и что сделал для нее.
Очень хочу рассказать ей, что через четыре года ей диагностируют болезнь Альцгеймера. До 2000 года ухудшение будет постепенным, но потом оно начнет прогрессировать и больше не замедлится. К 2001 году она станет забывать все больше, и не только мелкие детали или грустные события. Она будет забывать оплатить счета, где находится ее дом, будет забывать рассказать кому-нибудь все, что нужно, чтобы успели помочь, пока не стало слишком поздно. К 2002 году она уже не сможет сама о себе заботиться. Она забудет свою семью. Ее дочь, мама Беннетта, будет далеко и не сумеет ей помочь. А когда Беннетту будет восемь лет, она умрет.
Но спустя пять лет Беннетт начнет возвращаться в 1995 год. В 1996, в 2000, в 2003. Со временем начнет приводить с собой Брук. Вдвоем они постучат в дверь Мэгги, притворившись студентами, собирающими пожертвования, просто для того, чтобы услышать ее голос. А когда она уже серьезно заболеет, будут появляться у нее ночью, чтобы убраться на кухне и оплатить счета. Когда она будет днем уходить на прием к врачу, Беннетт будет косить лужайку, а Брук будет высаживать цветы. Они будут оставлять наличные в разных укромных уголках ее дома, и хотя они знают, что эти находки будут смущать ее, тем не менее, главное, что она их найдет. И в итоге, Беннетт все-таки посвятит Мэгги в свой секрет. Пусть даже через минуту она его уже и не вспомнит, но зато она умрет, зная, что последние ее годы были другими – вот такой подарок сделал ей Беннетт.
— Анна? — Мои мысли прерывает Мэгги.
— Не нужно, чтобы полиция искала его. — Слова застревают у меня в горле, даже если бы я хотела сказать больше, то не смогла бы.
Ее глаза расширяются от любопытства.
— Почему? Пожалуйста, Анна, ты должна рассказать мне. Что ты знаешь?
Поднимаю на нее глаза, с трудом выдерживая ее взгляд. В итоге опять опускаю взгляд на стол, полный разноцветных отблесков. Что я знаю? Что ж, по крайней мере, на этот вопрос я могу ответить. Если это можно так назвать. Медленно веду палец вдоль зеленой полосы.
— Я, правда, не знаю, как его найти. Но знаю, что он в безопасности, — начинаю я, переходя на шепот. — Я знаю, что он вернулся в Сан-Франциско. Я знаю, что он не хотел уходить, но у него не было выбора. Я знаю, что он не хотел врать вам. Или ранить.
— Кто он такой?
За прошедшие два месяца мне никогда не приходило в голову раскрыть кому бы то ни было секрет Беннетта – ни моим родным, ни моей лучшей подруге – но сейчас, сидя здесь и глядя в печальные глаза Мэгги, мне очень хочется, чтобы она узнала его так же, как знаю я. Поэтому постоянно напоминаю себе, что это не мой секрет.
— Я не могу рассказать вам, Мэгги. Ему потребовалось много времени, чтобы довериться мне, и когда он все-таки сделал это, я пообещала ему, что никому не раскрою его секрет. Мне очень тяжело от того, что я не могу сейчас вам его рассказать, но это его история, не моя. Но он вовсе не плохой человек. — Хочу добавить, что он любит ее, но останавливаюсь, чтобы не сказать лишнего. — Он сам расскажет о себе, когда вернется.
Она наклоняется вперед.
— И когда это будет?
А вот на этот вопрос я уже не могу ответить, и уже не потому, что не могу нарушить обещание. А потому, что на самом деле не знаю.
— Даже не представляю. Но он однажды сказал мне, что вернется, и я верю ему.
Жду, что она скажет дальше. Чувствую себя просто ужасно.
— Что мне сказать полиции?
Начинаю быстро соображать.
— Ему понадобилось срочно вернуться домой. Кто-то заболел… кто-то из членов семьи. Друг подвез его до аэропорта, а свою машину он оставил на парковке. Но сейчас он с вами связался и сообщил, что с ним все в порядке. Он… — Делаю глубокий вдох, чтобы закончить предложение без паузы. — Он вернулся в Сан-Франциско к своей семье.
— Ты предлагаешь мне лгать? Полиции?
— Это не ложь. Он ведь и правда там. Вы можете рассказать им это, или ничего не говорить, подать заявление о пропаже, и пусть они его ищут. Только вот они его все равно не найдут.
— Если он вернется…
— Когда…— уточняю я. — Когда он вернется, я первая узнаю об этом. И не сомневайтесь, вы будете второй. И тогда, я уверена, что он все вам расскажет. Хорошо?
Она несколько раз кивает, соглашается с мои решением.
— И что же мне делать с его вещами? С его машиной?
Машина. В первый раз он сказал мне, что это внедорожник Мэгги, и в текущей ситуации, так оно и оказалось.
— Думаю, что Беннетт купил эту машину для вас.
Она хмурится и внимательно смотрит на меня.
— И с чего бы это ему так делать? Он не достаточно хорошо меня знает, чтобы новые машины мне покупать.
Улыбаюсь ей и вздыхаю.
— Может быть, и не должен был. Но купил. Понимаю, что это не имеет смысла… — Вдруг я замолкаю, мои последние слова, словно эхо звучат у меня в голове – я повторяю слова, которые прочитала прошлым вечером в Сан-Франциско. Слова, которые я напишу Беннетту спустя семнадцать лет. Тогда с ним это сработало. Может быть, сработают и с его бабушкой.
— Однажды, — говорю я, — все это обретет смысл. А сейчас, просто поверьте мне.