Время между нами (ЛП)

Глава 39

Половина седьмого утра, а на улице уже 26 градусов. Надеваю легкие шорты, достаю розовую бейсболку и обуваю пару новых черных Oakleys, купленных специально для поездки.

Пробегаю мимо мужчины с седым хвостом, как обычно машу ему рукой. «Привет!» - вот и все, что он когда-либо слышал от меня. В течение последних трех лет он видит меня каждый понедельник, среду и пятницу. В какой-то момент появляется желание остановиться и сказать ему, что буду скучать и чтобы он не беспокоился из-за моего отсутствия, ведь следующие два месяца я буду бегать по песку.

Вот я и пробежала свои привычные три мили. Останавливаюсь на крыльце, кладу ногу на перила и делаю растяжку, попутно оглядываясь вокруг. Интересно, изменится ли это место, когда я вернусь? Может быть деревья заметно подрастут, а может быть появятся новые трещины на тротуаре, или папа решится перекрасить дом.

Открываю дверь и застываю на пороге. У перил стоит черный чемодан с яркой серебристой надписью TRAVELPRO и огромным красным бантом, привязанным к складывающейся ручке.

Мама и папа появляются в дверях кухни. Мама все еще в халате, и папа тянет ее за собой, держа за руку, словно если бы он этого не делал, она бы развернулась и убежала.

— Чемодан, — говорю я. У меня никогда не было собственного чемодана. — Спасибо.

Мама грустно улыбается, подходит ко мне и порывисто заключает меня в объятия.

— Эй! Ну прекрати. Я же потная.

— Не важно. — Она еще сильнее сжимает меня в объятиях, и я чувствую, как ее теплые слезы падают на мои обнаженные плечи.

— Я так горжусь тобой, — шепчет она мне на ухо.

— Спасибо, мам. — Я глажу ее по спине и целую в щеку. — Не грусти. Я вернусь, ты даже заметить не успеешь.

— Знаю, — говорит она. Вытирает слезы и смотрит мне прямо в глаза. — Ты гораздо смелее, чем я.

Тянусь к ней и беру ее лицо в ладони.

— Это неправда. Посмотри, сейчас ты тоже очень смелая. — Улыбаюсь ей и крепко обнимаю.

◄►◄►◄►

— Анни, карета подана! — кричит снизу отец.

В последний раз осматриваю свою комнату и застегиваю молнию на чемодане. Не думаю, что мне понадобится много вещей, чтобы провести лето на пляже, поэтому еду налегке. У меня с собой одежда и обувь для бега, плеер и батарейки, подборка дисков и несколько легких платьев. Сланцы. Немного косметики. Заколки.

Ну вот, чемодан закрыт, качу его к двери и вдруг останавливаюсь напротив карты. Разглядываю маленькие красные точки на ее поверхности – вспоминаю нежное прикосновение песка с Ко Тао, запах пыльных скал Дэвилс-Лэйк и ярко-красный закат Вернаццы. А потом смотрю на самую последнюю, целую кончик пальца и прикладываю его к кнопке с Сан-Франциско. Закрываю за собой дверь и тащу чемодан вниз по лестнице.

Выхожу на крыльцо, Эмма уже тут, рассказывает моей маме о том, как они с Джастином планируют провести лето.

— Ты уверена, что тебя не нужно отвезти в аэропорт, — стоя на подъездной дорожке, с натянутой улыбкой, спрашивает папа.

— Эмма очень хочет меня отвезти.

— Но и мы тоже.

— Да, но Эмме не нужно открывать магазин или заступать на смену в больнице.

— Ну ладно. — Он быстро и крепко меня обнимает, потом выхватывает чемодан и катит его к открытому багажнику Сааба. Его крыша опущена в честь такого жаркого летнего дня.

В последний раз обнимаю родителей, прощаюсь и обещаю писать. Открываю пассажирскую дверь и обнаруживаю на сидении маленькую коробочку, завернутую в подарочную бумагу.

— Что это?

— Открой ее, — командует Эмма, задним ходом отъезжая от дома и сигналя, словно ненормальная, я в это время одной рукой пытаюсь открыть коробку, а другой машу на прощание родителям. Наконец мы скрываемся из виду, и мне удается развернуть упаковку, внутри маленький кожаный ящичек. Открываю крышку.

— Эм. — Вытаскиваю из него что-то тоненькое, переворачиваю и обнаруживаю кожаную полоску. — Зачем мне часы? У меня же есть уже одни.

— Твои часы для бега. А эти для платья. Вдруг ты встретишь замечательного красивого парня, и он пригласит тебя на ужин. — С удивлением замечаю, что широко улыбнулась, стоило ей только это сказать.

— А мне нужно будет успеть домой во время, не то я превращусь в тыкву? — Нежно провожу подушечкой пальца по их стеклянной поверхности, потом поднимаю взгляд на Эмму. — Они очень красивые. Ты не обязана была делать мне такой подарок.

— Знаю. Просто хотела, чтобы ты всегда помнила, что я здесь считаю минуты до твоего возвращения. Ха-ха-ха.

Я смеюсь.

— Серьезно, Эм. Спасибо. Они мне очень нравятся.

Пока я пытаюсь застегнуть часы на запястье, мы обе молчим.

— Не могу поверить, что ты пропустишь концерт Pearl Jam в Солджерфилде. Мы же больше года его ждали.

— Все нормально. Сходишь с Джастином. — Произношу его имя и чувствую некоторую печаль. Я нисколько не жалею, что мы тогда с Беннеттом изменили ее жизнь, но как же не хочется чувствовать ответственность за то, что мы еще и внесли изменения в чувства Джастина. Смотрю на нее и думаю, что же произойдет между ними этим летом, очень надеюсь, что Джастин даст ей шанс, как и обещал мне.

Она вздыхает.

— Джастин считает, что Эдди Веддер – посредственность. Вот так и сказал: «Посредственность». А этот человек – гений. — И тут Эмма включает магнитофон. — А вот и доказательство.

Она поворачивает ручку, и гитарные аккорды песни «Corduroy» заполняют машину. И, как всегда, мы начинаем подпевать. Громко. Фальшиво. Люди в проезжающих мимо машинах смотрят на нас и качают головами. Но вдруг я замолкаю. Эмма продолжает изображать игру на барабанах, отстукивая ритм на руле и подпевая, а я просто слушаю слова песни.

Все взаимосвязано…

Абсолютно ничего не меняется.

Разве что-то изменилось?

Он ворвался в наши жизни и снова исчез, и со стороны кажется, что даже следов не оставил, но я знаю, что они есть – внутри меня они повсюду. И, хотя так больно находиться в этом городе без него, даже если бы мне разрешили вернуть назад эти три месяца, я сделала бы тот же самый выбор – я бы снова хотела узнать Беннетта Купера. И мне совершенно не нравится слышать, как песня заканчивается словами «И скончаюсь одиноким, каким и начинал».

Эмма подъезжает к международному терминалу аэропорта, с визгом останавливает машину напротив входа к стойкам регистрации, переводит рычаг в положение «парковка» и поворачивается ко мне лицом.

— Шли открытки, дорогая.

Открытки…

— Обязательно. Обещаю. — И крепко ее обнимаю. — Хорошо тебе провести лето. Увидимся в августе.

Я ослабляю объятия, но ее руки по-прежнему крепко обнимают меня, а когда она пытается что-то сказать, слова застревают у нее в горле.

— Эм… — И снова крепко обнимаю ее. — Прекрати, а то я расплачусь.

Она отпускает меня и отодвигается.

— Ты права. Это радостный момент. Никаких слез. — Она принимается вытирать слезы и наконец целует меня в обе щеки.

— До августа, — произносит она.

— До августа. — Я еще раз обнимаю ее и быстро выскальзываю из машины, чтобы разразиться слезами. Забираю чемодан из багажника и иду к зданию аэропорта, останавливаюсь, поворачиваюсь и машу Эмме в последний раз.

После того, как сотрудница авиакомпании протягивает мне посадочный талон, я на негнущихся ногах подхожу и в стаю в очередь к зоне досмотра. Еще никогда не чувствовала себя такой одинокой, но и такой смелой тоже.

Делаю вид, что уже не в первый раз лечу на самолете. Люди двигаются быстро. И медленно. Я иду по проходу между сидений, сердце учащенно бьется, а когда вижу место номер 14А, оно просто готово выскочить из груди. В моей ручной клади полно журналов и книг о путешествиях, ну и, конечно, там лежат мои восемь кнопок, которые я не смогла оставить дома.

Я занимаю свое место, устраиваюсь, достаю сумку и вытаскиваю из нее маленькую стопку открыток. Большинство из них чистые, но одна подписана его рукой, а две – моей — свидетельство того, что мы значили что-то друг для друга. И мы не хотели, что бы все это заканчивалось.

Самолет выруливает на взлетную полосу, и вот мы уже в небе. И тут я почувствовала это. Ощущение, очень похожее, как при наших с Беннеттом путешествиях. В животе слегка закрутило. Потом появилась легкость. А еще я чувствую невероятный приток адреналина, когда думаю о том, что меня ждет, не могу сдержать улыбку. Устраиваю подушку между сидением и стеной самолета, собираю свои открытки и прислоняюсь лбом к иллюминатору. Наблюдаю, как Иллинойс внизу понемногу исчезает.