Все могло быть иначе

Глава 6

Дыхание Дэвида образовывало большие клубы белого пара, которые мешали ему видеть, когда он пытался попасть ключом в замочную скважину. Фонарь на углу улицы давал больше теней, чем света. Дэвид выругался, нагнулся и попытался еще раз вставить ключ.

Мотель «Тадж Махал» был целым континентом, конечно, помимо гостиницы «Ритц». Этот мотель, а также старый дом семьи Монтгомери напоминали Дэвиду многое из его прошлой жизни. Преследуемый тяжелыми впечатлениями от хмурых взглядов Кэрли, паники Итена и собственной растерянности, Дэвид чувствовал себя совсем разбитым и изнуренным. Он решил избавиться от этого состояния: наденет свитер, купленный вчера в спортивном магазине, и будет бегать до тех пор, пока в голове не останется ни одной мысли, а в ногах — лишь ощущение боли. План был хорош, но ему не суждено было осуществиться.

Зазвонил телефон. Он подумал, что это звонит Кэрли.

Дэвид предпринял еще одну попытку, на этот раз ключ вошел в замок сравнительно легко. Он открыл дверь, вбежал в номер и схватил телефонную трубку.

— Дэвид? Да ты никак не можешь отдышаться! Скажи, что ты там делаешь?

Виктория. Колени у него подогнулись, и он плюхнулся на край кровати.

— Бегаю, — ответил он.

Его охватило непонятное чувство вины. Дэвид все еще был окружен воспоминаниями — сначала об отце, затем — о Кэрли… Он еще не был готов к разговору с женой. Он посмотрел на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке, прибавил пять часов разницы во времени.

— Почему ты звонишь так поздно ночью? Что-нибудь случилось?

— Это я хочу спросить у тебя, — сказала она с оттенком упрека в голосе. — Я два дня пыталась связаться с тобой, чтобы узнать, как у тебя идут дела, а также сообщить номер моего рейса. Ты говорил, что сам встретишь меня в аэропорту. Не так ли?

Не желая полагаться на местный автосервис, Виктория настаивала, чтобы муж встретил ее в аэропорту.

— Не клади трубку, я только возьму ручку…

Он бросил трубку на кровать, взял со стола лист бумаги, потом из кармана пиджака вынул ручку.

Когда Дэвид снова поднимал трубку телефона, лист бумаги неожиданно выскользнул из рук и упал на пол. Он нагнулся, чтобы поднять его, и заметил на полу большое пятно цвета ржавчины от пролитого кофе. Он обвел взглядом всю комнату. Дэвид вздрогнул от мысли, как отреагирует Виктория, когда увидит в какой комнате ей предстоит остановиться. Хмурясь, он взял трубку.

— Ты знаешь, Виктория, я подумал, что твой приезд не столь необходим. Если опасаешься, что кому-то из родных может показаться странным, что ты не поехала на похороны моего отца, можешь сказать, что оставалась дома по моему настоянию.

Виктория тяжело вздохнула.

— Ты знаешь, я хотела поехать с тобой в госпиталь, но не смогла. До сих пор мне так и не удалось полностью освободиться.

Ее реакция удивила его. Он ничего не знал даже о том, что она предполагала приехать к нему во Флориду. Ему и в голову не приходило спросить ее об этом. Быть на похоронах подходило Виктории как-то больше, чем сидеть у постели умирающего.

— Я считаю, что было бы глупо лететь в такую даль, побыть полчаса на похоронах и улететь обратно.

— О, я так не считаю!

Дэвид опустил плечи. Ясно, что Виктория придумала какое-то мероприятие, которое задержит их здесь. В обычных условиях он бы промолчал и следовал бы тому, что она запланировала. Таким был их молчаливый уговор. Когда Дэвид был перегружен срочной работой и ему было необходимо душевное спокойствие, он следовал распорядку жизни, который устанавливала Виктория. Но сейчас он не нуждался в этом.

— Что означает «не считаю»? — сказал Дэвид.

— Это будет восхитительный сюрприз.

Он снова сел на кровать и судорожно начал ерошить свои волосы.

— Ты знаешь, я не люблю сюрпризов.

Ее голос стал тише и мягче.

— Мне кажется, что временами тебе отказывает память, дорогой. Я имею в виду один или два способа, против которых ты никогда не возражал.

Виктория — мечта мужчины. Леди в гостиной, и продажная девка в постели.

— Какая же ты развязная, — сказал Дэвид.

Подумав несколько секунд, она ответила.

— Скоро я предоставлю тебе возможность проверить правильность твоего любимого выражения — тебе не хватало меня столько же, сколько мне не хватало тебя.

— Конечно, так оно и есть, — сказал он машинально, потом понял, что это правда. Ведь ему действительно не хватало ее. Виктория — это штиль в его жизни после вселенской бури по имени Кэрли.

В их многолетней совместной жизни все было предсказуемо и внутренне бесконфликтно. Идеальная обстановка для человека, сочиняющего первоклассные романы.

Кэрли была права в одном: если бы Дэвид женился на ней, он имел бы значительно меньше времени и сил для литературной работы. Нужно было бы думать об ее карьере художника и о детях, которые были бы у них.

— Тебе не хочется поберечь все свои умные слова для книг? — ласково упрекнула Виктория.

— Извини, — ответил Дэвид. — Был очень трудный день.

— Я бы сказала, трудный месяц.

Ему была приятна теплота, звучащая в ее голосе.

— Ты знаешь, приезд сюда оказался более тяжелым, чем я ожидал.

Дэвид испытывал внутреннюю потребность поговорить с ней, не затрагивая острые вопросы, как это было обычно принято между ними.

— Ничего, все это скоро закончится, — бодро сказала Виктория.

С завидным умением она захлопнула дверь перед дальнейшим интимным разговором. Эмоции слабоуправляемы и непродуктивны, другое дело умный разговор с хорошо воспитанным человеком.

— Да, — сказал Дэвид, — еще два дня, и я засяду за работу.

— О, милый, не говори мне, что будешь настаивать, чтобы мы сразу вернулись домой, — проворковала Виктория мужу.

Твердо устоявшаяся система координат, в которой жила Виктория, была одним из обстоятельств, которые привлекали Дэвида к ней.

Зная, что, как аутсайдер, он не сможет быть хорошо принятым в обществе, Дэвид взял за правило в общении с другими людьми не заходить за рамки обычных, неглубоких отношений.

Он мог жить, замкнувшись в кругу только своих собственных интересов, в то время, как жизнь остального человечества бурлила вокруг него. Благодаря высокому светскому положению Виктории ситуация в корне изменилась. Дэвид теперь не пропускал ни одного престижного вечера. Теперь не было двери, которая не открылась бы на его — стук. За исключением отдельных редких случаев, когда ему чего-то не хватало, жизнь была такой, какой он ее всегда представлял себе.

— Виктория, у меня действительно нет другого выбора. Я целый месяц не брался за рукопись.

— Неделей или двумя больше или меньше, какая разница? Ты наверстаешь, как всегда это делал.

Дэвид мог поспорить и убедить ее, но стоило ли это усилий? Кроме того, он испытывал чувство вины. Отъезд домой не самое главное. Найти выход из создавшейся ситуации будет не так-то просто.

— Тогда на неделю, — сказал Дэвид, предлагая Виктории компромисс. — Больше я не могу себе позволить.

— За неделю я вряд ли отдышусь от перелета.

Устав от ее доводов, Дэвид готов был закричать: «Тогда оставайся там, где сейчас находишься». Но это только затянуло бы их разговор.

— Я же не говорю, что ты должна сопровождать меня при возвращении в Англию.

— Это очень благородно с твоей стороны, но если ты узнаешь, что я придумала для нас, то отложишь отъезд и останешься со мной.

Дэвид снял колпачок с ручки «Мон Блан». Эта ручка была прислана ему фирмой вместе с контрактом на миллион долларов.

— Почему ты не позволишь мне…

В это время раздался быстрый и негромкий стук в дверь. Дэвид повернулся на стук.

— Подожди минутку, — сказал он в трубку. — У меня тут…

Дэвид замолчал. Нужно ли объяснять жене кто этот столь поздний посетитель.

— Дэвид?

— Я здесь, — быстро ответил он. — Я… Ох, у меня свело судорогой ногу. Дай мне номер твоего рейса, а разговор мы закончим после твоего приезда сюда.

Он записал необходимые сведения, наскоро попрощался с Викторией и заторопился к двери. Уже взявшись за ручку, он подумал, что за ней скорее всего стоит Итен, а не Кэрли.

Но он ошибся.

— Андреа! Ради Бога, что ты здесь делаешь?

Девушка отступила немного назад, как если бы хотела повернуться, и не говоря ни слова, уйти. Прошло несколько секунд, она судорожно вздохнула и сказала:

— Мне надо поговорить с вами.

Дэвид посмотрел на нее, потом по сторонам и на автостоянку.

— Я одна.

Холодный ветер гулял по коридору, насквозь продувая свитер Дэвида.

— Твоя мама знает, что ты здесь?

Андреа кивнула головой.

— Пожалуйста, можно войти?

— Я не думаю, Андреа, что это хорошо. Уже поздно и…

Продолжение его мысли повисло в воздухе облаком пара.

Опасался ли он за ее репутацию или это было из-за собственного дискомфорта, но видеть предполагаемую дочь здесь в это время? По внешнему виду девочки он понял, что ей нужно чем-то помочь.

— Конечно, входи, — выговорил наконец Дэвид. — Хочешь, я закажу тебе кока-колу?

— Нет, спасибо.

Номер Дэвида был небольшим, а из-за присутствия Андреа он как бы сделался еще меньше. Дэвид подошел к единственному креслу и предложил девушке сесть. Вместо кресла она села на угол кровати, выпрямила спину и твердо поставила ноги на пол. Вид у нее был отрешенный и жалкий, ее можно было сравнить с фламинго в снежном сугробе.

— Что я могу сделать для тебя? — спросил Дэвид, стараясь, чтобы слова прозвучали гостеприимно и ободряюще.

Андреа отвела взгляд от своих рук, скрещенных на коленях, и посмотрела на Дэвида, как бы оценивая его.

— Не знаю.

— Хорошо, тогда зачем ты пришла сюда ночью?

— Поговорить с вами.

— О чем?

— Хотела узнать, что вы из себя представляете.

Дэвид, растерявшись, хмурил брови — такого сюрприза он не ожидал.

— А что конкретно?

— Я знаю о вас, — промолвила Андреа, и щеки ее вспыхнули румянцем. Он насторожился.

— Что ты знаешь обо мне? — спокойно спросил он.

Андреа сверлила его взглядом.

— Я не спала тогда вечером, когда вы были у нас дома.

Глупо продолжать разговор, ходя вокруг да около правды, но легче, чем говорить правду.

— И как много ты слышала?

— Все.

Слово прозвучало, как выстрел.

— Не могла бы ты рассказать поподробнее.

— Я знаю, что вы — мой родной отец, — и глядя ему в глаза добавила: — Достаточно ли это подробно?

Дэвид прошел к креслу и тяжело сел. Ему стоило больших усилий оставаться внешне спокойным, но сердце его забилось так часто, что казалось вот-вот выскочит из груди.

— Разговаривала ли ты с мамой об этом?

Андреа подтвердила кивком головы.

Боже, как же они, все трос, были неосторожны. Вот, черт возьми, что прикажете теперь делать?

— Говорила ли ты с кем-нибудь еще?

Андреа опять кивнула.

Задумавшись, Дэвид встал и начал вышагивать по узкому проходу между креслом и дверью.

— Я думаю надо позвать сюда твою маму. Она единственная, кто сможет ответить на все твои вопросы.

— Зачем? Она наговорит мне еще больше неправды, которой меня кормят вот уже пятнадцать лет. Теперь я в ней не нуждаюсь.

— Она объяснит тебе все, что тебя интересует.

— Я пришла сюда не за объяснениями, — сказала девушка с хитринкой в голосе. — Я хочу знать, каков есть мой отец. Это не будет таким уж сложным делом, не так ли?

В этот момент Дэвид согласился бы вычерпать океан чайной ложкой, если бы Андреа попросила об этом. Он вновь сел в кресло. Завтра наступит довольно скоро, тогда можно будет разобраться с открытым ящиком Пандоры. Сейчас он должен сделать все от него зависящее, чтобы успокоить вопрошающую душу невинной молодой девушки, внутренний мир которой, по-видимому, сорвался со своей оси.

— Что именно ты хотела узнать обо мне?

Андреа заколебалась, как будто была застигнута врасплох его капитуляцией, и не знала с чего начать.

— Когда у вас день рождения? — наконец спросила она.

Никакой другой вопрос не мог бы подсказать Дэвиду, что девушка убеждена — все подслушанное вчера является правдой. На ее месте он стал бы выспрашивать какие-то даты и детали, какие-то доказательства, что он действительно является ее отцом.

— За три дня до Рождества.

Андреа немного помолчала.

— Моя подруга Фейз родилась в канун Рождества, и я всегда считала, что родиться в декабре не совсем хорошо.

Их разговор принимал своеобразный характер. Не будут ли сейчас высказаны обвинения и колкости, направленные против Дэвида?

— Тогда я выберу другой день, — сказал Дэвид, — и он будет праздничным… Это будет — четвертое июля.

Появилась робкая улыбка и исчезла.

— Я тоже хотела бы. Мне очень нравятся фейерверки.

Андреа расстегнула курточку, но не сняла ее.

— Вам всегда хотелось быть писателем?

Складывалось впечатление, что свои вопросы она достает из черного мешка.

— Не всегда. До шестого класса я хотел стать пожарником.

— Моя мама любила рисовать, — сказала Андреа, перейдя к другому сюжету разговора, — но похоже, у нее не очень хорошо получалось. Все ее картины и принадлежности для рисования спрятаны где-то в доме в шкафах.

Этим переходом девушка похоже хотела смягчить свои переживания.

Дэвид казался для Андреа неизвестной вселенной, человеком, которому она должна была понравиться, чтобы он ее полюбил. Итен оказался лишним. Он теперь не отец ей…

— Я помню, — сказал Дэвид.

— Думаю, что мое желание стать актрисой не очень странно. Мама ведь хотела стать художницей, а вы стали писателем.

— Уверен, что ты унаследовала прекрасные способности твоей мамы. Она талантлива от природы.

Андреа окинула Дэвида долгим и жестким взглядом.

— Почему вы это делаете?

— Что?

— Принижаете себя. Когда кто-нибудь отзывается с похвалой о ваших книгах, вы делаете вид, что не понимаете о чем речь.

Интересно, Андреа заметила это сама, или где-то подслушала?

— Я считаю, мне лучше иметь дело с критикой, нежели с комплиментами, — сказал он.

— Это почти то же самое, когда вам говорят «спасибо», а вы не слышите, что вас благодарят… Но это только мое, может быть, неверное, впечатление, — добавила Андреа, испугавшись, что зашла слишком далеко. — Это не потому, что вы апатичны или не внимательны, или еще что-то. Я думаю, что большинство людей это замечает.

Не зная, как еще подбодрить девушку, Дэвид сказал:

— Впредь буду стараться не производить такого впечатления.

Прошло несколько мучительных секунд прежде, чем Андреа снова заговорила.

— Сегодня я читала о Лондоне в энциклопедии — этот город такой же большой, как Нью-Йорк. Я не смогла бы жить где бы то ни было, когда рядом с тобой еще семнадцать миллионов человек.

— К этому быстро привыкаешь. После жизни в Нью-Йорке я легко освоился в Лондоне. При желании, к интенсивности жизни в большом городе легко приспособиться. Но я не живу все время в Лондоне, у меня есть еще загородный дом.

— У родителей многих моих друзей за городом есть небольшие домики, но я не знаю ни одного, у кого дом был бы большой. Я имею в виду по-настоящему большой комфортабельный загородный дом.

— Вот как?

— А как в отношении вашего дома? Он большой или не очень?

— Он очень удобный.

Андреа заколебалась, думая задавать ли ей следующий вопрос.

— Вы… — она остановилась, откашлялась. — Вы любите мою маму?

— Да, — просто ответил Дэвид.

Сказать, что он очень любит Кэрли, означало бы увеличить смущение ее дочери.

— Тогда почему?.. — Андреа заставила себя остановиться. — Впрочем неважно, — продолжила она. — Это не имеет особого значения.

Дэвид чувствовал себя рыбой, вытащенной из воды. Он не знал, что сказать или сделать, чтобы уменьшить переживания девушки. Сказать, что он не ее отец, значит полностью разрушить ее веру и доверие к людям, которых она любит. Отобрать у нее Итена? Это невозможно не дав кого-нибудь взамен. Она старалась поверить, что человек, давший ей жизнь, несмотря на то, что покинул их с матерью, — добрый, любящий и внимательный.

— Извини меня, — сказал Дэвид.

— Я давно заметила, что происходит что-то странное… Папа не любит меня.

— Это неправда, — сказал Дэвид.

Он надеялся, что его слова прозвучат более убедительно для девушки, чем для него самого.

— Мне кажется, что он тебя очень любит. У нас был сегодня длинный разговор о тебе. Из него я понял, что Итен очень опасается, как бы я не приехал однажды и не забрал тебя у него.

— Правда?!

— Да.

— А что же заставляет его думать, что вы поступите именно так?

— Потому, что он думает — только настоящий отец должен воспитывать своих детей.

— А как вы воспринимаете меня?

Дэвид попал в западню собственного изготовления.

— Так же, как сейчас, если бы даже знал о твоем существовании раньше, — ответил он, стараясь добавлять как можно меньше лжи к уже сказанной. — Тебе, наверное, не успели сказать, но я узнал о тебе в то же самое время, когда ты узнала обо мне.

— Мы выглядим во многом похожими, — опять поменяла тему Андреа.

В действительности, кроме цвета волос и синего оттенка глаз, Андреа была копией своей матери. Но Итен был так уверен в его отцовстве, что ничего не хотел замечать. Или, может быть, Дэвид, зная правду, не мог понять его.

— На самом деле ты все-таки больше похожа на маму, чем на…

— Вы любите меня? — выпалила девушка, не прилагая никаких усилий, чтобы хоть как-нибудь скрыть, как ей хочется получить утвердительный ответ от Дэвида.

Он мог сокрушить Андреа одним словом.

— Я очень люблю тебя.

Она быстро, почти незаметно, кивнула, как бы подтверждая свое решение.

— Тогда все в порядке, я буду жить вместе с вами.