Второй шанс для мажора или Фей-крестный поневоле

Глава 13

– Зачем тебе это?

Тихий вопрос Кобры повисает в воздухе и постепенно оседает, оставляя легкий пепельный осадок в виде ее недоумения и невнятности моих мыслей.

Что ей ответить, я не знал. Даже сам себе с трудом объяснял свою выходку. Везти девушку сюда не планировал совершенно, решение было спонтанным и странным, как ни крути. Но сейчас, наблюдая за ее растерянностью, я ничуть не жалел о своем выборе.

В тот вечер, когда я с таким трудом уговорил ее на последнюю попытку помочь мне, что-то неуловимо изменилось. И дело было не в Лазутиной – она ничуть не поменялась, так же оттачивая периодически на мне свою язвительность и далеко не самое доброе чувство юмора, выбешивая порой до желудочных колик. Причина была во мне, точнее в моем отношении к девушке. Увидев такие метаморфозы в ее внешности и поведении, я осознал, что совершенно ее не знаю. И интерес, шевельнувшийся внутри один раз, теперь лишь увеличивался.

Впрочем, сегодняшний вечер никаких сюрпризов не обещал. Я планировал через час, самое большее – через полтора, отвезти Лазутину домой, а сам – отправиться к себе и попытаться, наконец, подобрать все хвосты перед приближающейся сессией. До красного диплома мне было обалдеть, как не близко, но и в рядах худших я не числился, стараясь не копить долгов, чтобы потом не рваться на кривые лоскуты в попытке впихнуть невпихуемое во времени, пространстве и терпении преподавателей. На данный момент хвостов за мной числилось всего три – пропущенная лекция, недописанная история болезни по хирургии и пара за занятие по болезни Крона. Лекции, любезно одолженные одногруппницей Риткой, уже неделю лежали на столе, с молчаливым укором взывая к остаткам совести. В истории болезни не хватало лечения и прогноза, а отработка по двойке проходила обычно по вторникам с пяти до полседьмого вечера на кафедре. Как раз и планировал сегодня почитать, а завтра идти сдаваться.

Еще с Куртом возникла неожиданная проблема. Друг очень нервно воспринял мой отказ встретиться в субботу на даче общего знакомого, и не отвечал на звонки. Странное его поведение напрягало меня все чаще. Но все бы ничего, но на учебе сегодня он не появился, а телефон с ночи был недоступен. В душе поселилось мерзкое ощущение, что за всеми своими проблемами, я что-то упустил. Но с этим я тоже намеревался завтра разобраться. Тем более, Маринка сказала, что он с воскресенья зависает у Брагина…

Но неожиданный звонок чужого телефона – и мои задумки отступили на второй, если не на третий план. В том, что Лазутиной кто-то звонит, ничего особо удивительного не было. Тем более, что в этот момент я был увлечен совсем другим – Янка так старательно старалась отодвинуться от меня, что этого не заметил бы только слепой. Но мотоцикл – не автобус, особо не разбежишься. Поэтому, когда схлынуло недовольство от недоумения (неужели настолько ей противен?), внутри даже засвербело от желания поддразнить девушку. Кроме того, она так выразительно вздрагивала от каждого моего движения, что удержаться было просто невозможно.

Погрузившись в собственные каверзные мысли, не сразу заметил, когда спокойный тон слов сменился ярким возмущением. Лазутина беспокойно заерзала на сиденье, теперь уже не обратив на меня никакого внимания, а я, сам того не желая, начал прислушиваться к чужому разговору. Стало понятно, что случилось что-то из ряда вон выходящее, и девушку срочно где-то ждут. Интересно, где?

Резкий хлопок обжег бедро, сорвав с моих губ шипящий вдох. Вскинул недоуменно-обалдевший взгляд на виновницу, но она даже не заметила, ни взгляда, ни самого удара. Да что же у нее такого произошло то?

Легкая заинтересованность сменилась жгучим интересом. Но обрывочные фразы не давали почти никакой информации, а на мои прямые вопросы Лазутина вряд ли ответит, посчитав мое любопытство излишним. Черт!

Именно в этот момент и возник план в качестве жеста доброй воли довезти девушку до места назначения. И тот факт, что такси отказалось сюда ехать, сыграло мне только на руку.

Вот только координаты того самого места меня изрядно озадачили. Что могло понадобиться обычной студентке не самого престижного вуза, вынужденной самой зарабатывать себе на жизнь, в таком месте? До последнего убеждал себя, что каким-то немыслимым образом перепутал название санатория. Хотя это было из разряда пришельцев и снежного человека – я был там уже минимум раз пять. Пару раз ездил с родителями «оздоравливаться» перед школой, один – на свадьбу к друзьям семьи и еще один или два раза там устраивались новогодние вечеринки для «избранных» с семьями.

Нет, у меня была догадка, с какой целью молодая девушка могла посещать именно этот санаторий – развлекательные моменты сексуальной направленности никто не отменял. Статус заведения обязывал. Но представить Лазутину в этой роли фантазия отказывалась напрочь. Хотя и не таких жизнь подставляла…

Но уверенный взгляд без малейших признаков стыда или неловкости, убедил меня окончательно в невероятности данного предположения.

Нет, санаторий был тот самый. И выглядел точно так же, каким я его и запомнил в последний раз, года три назад. Короткое прощание, брошенное мимоходом, на миг озадачило, но я тут же сорвался с места.

Нет, загадочная моя, так просто ты от меня не отделаешься!

Совесть пыталась намекнуть, что вторгаюсь в чужую личную жизнь, а моя настойчивость однокурсницу не обрадует совершенно, но я ее упорно игнорировал. За все мои мучения я заслужил немного плюшек. В конце концов, все равно ничего никому рассказать не смогу, так хоть развлекусь. Мало ли какие скелеты в шкафу у девушки. Именно так я себе объяснял нездоровый интерес, быстро шагая следом за Лазутиной, которая неслась горной козой по коридорам.

И меньше всего я ожидал обнаружить клуб шахматистов в лице десятка веселых пенсионеров, тут же взявших меня в оборот. Неудобные вопросы посыпались со всех сторон, смущая и веселя одновременно. Кобра явно испытывала неловкость, заставляя меня шире улыбаться. Не одному же мне мучиться, в самом деле. Месть, хоть и такая мелкая, грела душу.

В конце концов, девушка взяла в себя в руки. Я был представлен в качестве однокурсника и водителя (не лестно, но могло быть хуже), и торжественно сопровожден до удобного кресла. Там, вручив мне чашку с горячим ароматным чаем, меня и оставили, рассевшись за стоявшими тут же столиками. Турнир начался.

А я с удивлением и небывалым любопытством принялся наблюдать за происходящим. В шахматы играть не умел, да и не они вовсе стали предметом моего интереса.

Кобра. Лазутина. Янка…

Девушка сосредоточенно передвигала фигуры по доске, изредка перебрасываясь фразами с соперником и окружающими, совершенно забыв обо мне. А я не мог оторвать от нее взгляда… Если бы мне кто-нибудь сейчас сказал, что у Лазутиной есть сестра-близнец, поверил бы ему без тени сомнения. Потому что ту, что сейчас с радостным возгласом объявила шах и мат упитанного невысокому старичку с блестящей лысиной во всю голову, я не знал.

Девушка, оказывается, умела улыбаться. Причем не сдержанно-снисходительно, будто делая одолжение всем вокруг, а открыто и так лучисто, что вокруг глаз собирались мелкие озорные морщинки, кардинально изменяя черты лица. Она шутила и заливисто смеялась, обнажая ровные белые зубы и небольшие ямочки на щеках, строила смешные рожицы и флиртовала, обескураживая меня все сильнее. Хотя куда уж сильнее… Я и так был сражен наповал открывшейся картиной…

Через полтора часа игры на выбывание, осталось всего двое игроков – Лазутина и высокий сухопарый дед с неприятным лицом. Он мне чем-то Кощея напоминал из детских сказок. Даже лицо какой-то нездоровой зеленью отливало, обтягивая выступающие скулы и кости подбородка. И судя по крайне недовольному прищуру глаз, партия складывалась не в его пользу.

Остальные обступили оставшийся столик плотной стеной, закрыв мне обзор полностью. Это меня не устроило, поэтому я встал с удобного предмета мебели и подошел ближе, вновь «поймав» Лазутину в обзор.

– Василич, сдавайся уже! Янка тебе не по зубам! – прозвучало от здорового пенсионера, который был выше всех минимум на полторы головы.

– Да уж, в этот раз тебе победы не видать… И так два года везло, хватит…

Это уже от статной женщины в яркой шляпке с большими красными цветами сбоку. Она вылетела еще в самом первом туре, но это ничуть не испортило ей настроения.

– Да уж, Василич, хитрости твои не сработали. Янушка у нас умница, – насколько я понял, именно с этой женщиной девушка и разговаривала по телефону. Слишком уж личными были объятия и поглаживания по голове, на которые Лазутина чуть прикрывала довольно глаза, вводя меня в настоящий шок. И это та самая колючка, которая даже за партой сидела в одиночестве! Не интересующаяся ничем, кроме учебы!

Только теперь до меня дошла простая истина – такой она была только на учебе. На работе, дома с соседями, и, тем более здесь, она вела себя совершенно по-другому… Почему?

Тем временем, ситуация на доске накалилась до предела. "Кощей" злобно шипел сквозь зубы, едва ли не уткнувшись носом в фигуры.

– Все, Василич, – «судья» с усмешкой оглядела весь расклад и развела руками, – у тебя нет вариантов. Сдавайся.

– Не дождетесь! – старик сжал кулаки, махнув ими в воздухе, – я могу думать сколько захочу! У меня еще есть варианты!

– Хватит уже тебе упрямиться, – и мгновение назад злобный и агрессивный «Василич» вдруг сдулся, утратив всю свою решимость под мягким взглядом и тихим голосом сухонькой маленькой старушки в кремовом платье с кружевной отделкой, – настоящий мужчина должен уметь вовремя признать свое поражение…

Долгий глухой вздох стал ей ответом. Старческая ладонь дернулась, будто намереваясь смахнуть единым резким движением шахматы на пол, но тут же остановилась. И аккуратно опустилась, кладя своего короля на доску.

– Поздравляю с победой, Яна, – проскрипел Кощей уже без прежней злобы, но быстро и ехидно добавил, – в этот раз.

– Спасибо, Петр Васильевич, – довольно откликнулась девушка, пожимая протянутую руку, – обещаю и в следующий раз вас не разочаровать.

Дружный смех стал завершающей точкой. Лазутину саму, как трофей, передавали из одних объятий в другие, горячо поздравляя с победой. Как я понял, это было действительно значимым событием для этих людей, а девушку здесь очень любили. И она счастливо смеялась, даже не пытаясь вывернуться или стушеваться, отвечая на многочисленные поздравления.

– А теперь приз! – «судья» откуда-то из шкафа извлекла большой подарочный пакет, в котором что-то выразительно звякало, – бутылка знаменитой настойки от Елены Аркадьевны с авторским бокалом!

Грянули аплодисменты, а пакет перекочевал в руки улыбающейся победительницы.

– И не забываем про традицию!

Я старался не пропустить ни малейшей детали, забыв вернуться в свое кресло. Атмосфера всеобщего праздника действовала, как наркотик, накрывая ощущением беспричинной радости.

Тем временем, из того же шкафа выудили еще одну бутыль – прозрачное стекло, никаких опознавательных знаков и этикеток, лишь гранатовая жидкость внутри. Из бокалов, уже стоящих на столике, «судья» выхватила один и наполнила из бутылки, протянув затем Лазутиной.

– Ой! А я… можно, я потом? Просто… – попыталась неуверенно возразить девушка, мгновенно напрягшись. Веселье с ее лица значительно поубавилось, а она сама теперь вновь напомнила себя прежнюю. Ту, которую я вынужден был лицезреть последние четыре года.

– Нет! Даже не думай!

– С ума сошла? Традицию нарушать нельзя!

– Твоя бабушка никогда не отказывалась!

– Ишь, что удумала! Пей, давай! Чай, не водка, не захмелеешь!

Выкрики раздались со всех сторон, а бокал незаметно оказался у Кобры в руках. Она растерянно переводила взгляд с одного довольного пенсионера на другого в поисках поддержки и не находила ее. Наконец, она увидела меня. И, прежде чем ее глаза успели полоснуть меня привычной строгостью, я слабо улыбнулся девушке, виновато разведя руками. Хотел бы помочь, только чем? Вряд ли она захотела бы, чтобы я всерьез подрался здесь со всеми, отвоевывая ее право на отказ.

Но Лазутина уже приняла решение. Крепко зажмурившись, она в несколько глотков осушила изящную емкость, едва заметно поморщившись. Кто-то протянул ей бутерброд, который она с благодарностью приняла, тут же откусив треть.

А бутылка, не задерживаясь ни в одних руках надолго, пошла по кругу, наполняя остальные бокалы красивым напитком. Разговоры плавно перешли с шахмат на политику. Затем на криминал. Затем на цены на продукты. Старички развлекались привычным способом, вспоминая ушедшее и критикуя настоящее. Не удивился, если бы через полчаса начались танцы под радио-ретро.

Но Лазутина, чуть выждав, незаметно для всех, кроме меня, водрузила пустой бокал на полку шкафа и приблизилась ко мне.

– Ты извини меня, я только хотел… – начал было, но меня перебили, смягчив слова виноватой улыбкой.

– Отвези меня домой, пожалуйста, – тихо попросила девушка, заглядывая в глаза так, что я осекся.

– А как же все? Не обидятся? – тоже понизил голос, взглядом показывая на скучковавшуюся вокруг столика компанию, забывшую про нас.

– Неважно, – мотнула она головой, чуть покачнувшись, – потом объясню. Но сейчас мне очень нужно домой.

– Что-то случилось? – нахмурился я. Мне очень не понравилась смена ее настроения. Только что была веселой и беззаботной, и вдруг такая просьба.

– Нет… не совсем, – она вздохнула, а потом растерянно произнесла, – я не ела. Совсем. С утра только мюсли немного. А настойка эта крепкая, даром, что домашняя… у меня есть максимум минут двадцать, чтобы не опозориться, выписывая кренделя от стены к стене по коридору.

Внутри шевельнулось незнакомое чувство… что-то теплое и уютное окутало тело мягким пледом, заставляя почувствовать себя сильным и уверенно обхватить не сопротивляющуюся девушку за плечи. Хотелось сказать что-то такое… доброе… нежное… Но это же Лазутина! Та самая, которую столько лет хотел придушить чаще, чем спать и есть!

Я резко одернул себя, возвращая в голос ехидные нотки.

– Ладно уж, так и быть, Лазутина, не дам я тебе потеряться в пьяном угаре и сгинуть в страшном городе. Пошли, давай.

Но она лишь одарила меня странным взглядом, не сказав ни слова в ответ.

Мы молча направились на выход, ни с кем не прощаясь.

Отрешенно отметил, шагая по пустынному коридору, что понедельник, видимо, не популярный день в санатории. Вокруг не было ни души, даже из номеров, мимо которых мы проходили, не доносилось ни звука. Уверен, что наши шаги были бы слышны даже на улице, если бы не мягкий ковер под ногами.

На выходе молодой охранник проводил меня подозрительным взглядом, улыбнувшись лишь девушке, тихо следующей за мной на некотором расстоянии. И мне это неожиданно не понравилось. Особенно то, как тепло прозвучали слова прощания, с улыбкой сказанные парню в ответ.

С силой распахнув двери, я вывалился в морозную ночь, до боли вдыхая колючий воздух.

И с каких пор мне есть дело до того, кому улыбается Кобра?

Но колкие слова злобными пчелами крутились на языке, готовые сорваться в любой момент, и я яростно тряхнул головой, прогоняя их. Выставлять себя дураком не хотелось. Да еще и перед этой выскочкой.

В полном молчании мы сели в машину. Лазутина, негромко звякнув содержимым, устроила пакет со своим призом у себя в ногах, и привычно отвернулась к окну, поежившись и спрятав нос в воротник куртки. Машина успела основательно остыть, пришлось врубить печку на максимум. Подождав пару минут, я медленно выехал на дорогу.

Очень скоро молчание начало меня тяготить. Непонятное раздражение отпустило, а вопросы остались. Подумав, я решил, что мое любопытство вполне уместно.

– Странное место…

Да уж, начал издалека, ничего не скажешь. Дальше просто некуда.

– В смысле? – ожидаемо удивилась Лазутина, повернувшись ко мне.

– В смысле, никогда бы не подумал, что в таком пафосном месте обитает кружок любителей шахмат для тех, кому за пятьдесят. Или нынче пенсии взлетели до небес, а я не в курсе?

Странно, но Лазутина не огрызнулась, хотя я очень ждал. А вот легкая улыбка в голосе стала настоящим сюрпризом.

– А, это. Тут просто нам повезло. У Веры Митрофановны муж внучки – директор этого санатория, он и предложил нам сюда перебраться, чтобы всем удобно было. Поначалу мы в сто пятой школе собирались, в которой Петр Васильевич завхозом подрабатывает. Но там неуютно и тесно в его каморке, да и директор не особо рада была. Вот и переехали сразу, как другой вариант подвернулся. Теперь старички наши просто в восторге, каждый раз, как на праздник собираются. Целый выход в свет, а не развлечение, – такой теплоты от Кобры я никогда не слышал. Сомнений не оставалось – она была искренне привязана ко всем тем, кто сейчас остался в санатории.

– И давно ты играешь? – я свернул с объездной дороги в сторону центра, удачно миновав два светофора. Хороший знак.

– С восьми лет, – Лазутина немного расстегнула куртку, оголяя шею. Странно, вроде не так жарко в машине.

– В секцию ходила?

– Нет, бабушка учила. Она говорила, что в этой игре вся наша жизнь, – на лице моей пассажирки расцвела улыбка, грустная и счастливая одновременно. А я едва не забыл, что веду машину и нужно смотреть на дорогу.

Сейчас назвать эту девушку Коброй у меня бы не повернулся язык. Открытая, располагающая, даже завораживающая, она открывалась мне с неожиданной стороны, удивляя и интригуя. Мне хотелось еще раз доехать до санатория и обратно, лишь бы дольше слушать ее мягкий мелодичный голос, перемежающийся тихим смехом.

– Хорошо играла? – поддержал я разговор, стараясь не отвлекаться от дороги.

– Лучше всех, кого я знаю, – щеки девушки заметно раскраснелись, а глаза чуть поблескивали в неровном искусственном свете улицы. Алкоголь медленно, но верно захватывал молодой организм, демонстрируя чудеса преображения, – мне так и не удалось достичь такого мастерства.

– Разве? Я же видел, как ты сегодня играла, – возразил я, сворачивая во двор ее дома, – никто не сомневался в твоей победе. Вот и награда тому подтверждение.

Лазутина звонко рассмеялась, а я забыл обо всем, не в силах оторвать взгляд от красивого лица.

– У бабушки таких было шесть. А у меня пока только одна, – она вытащила пакет и отстегнула ремень.

И я с ужасом понял, что совсем не хочу, чтобы Лазутина куда-то уходила. Давно мне не было так хорошо и интересно с девушкой. Хотелось говорить и говорить, все равно о чем, лишь бы ее красивый смех продолжал звучать в салоне авто, отдаваясь приятной волной где-то внутри. А глаза у нее оказались неожиданно выразительными, с карими крапинками на зеленом фоне…

Но как задержать ее? Мучительно придумывал достойный повод, но, как назло, в голову лезли всякие глупости.

Но Лазутина, видимо, решила меня сегодня добить окончательно. Уже взявшись за ручку двери, она чуть замешкалась, а затем несмело предложила:

– Может, хочешь чаю? Наверняка ведь тоже голодный…

– Очень хочу…

Странно, но в прошлый раз обстановку в ее квартире я почти не запомнил. Настолько был обескуражен происходящим, что совершенно не смотрел по сторонам. Поэтому сейчас, разувшись и скинув куртку, я разглядывал все, что попадалось на глаза.

– Располагайся, – приглашающе махнула рукой девушка и быстро скрылась на кухне, сразу же начав звенеть посудой.

Я медленно прошел в гостиную, с интересом рассматривая каждую мелочь. Похоже, что ремонт тут делали давно, но все было очень аккуратно и чисто. Светлые обои в редкие крупные розовые цветы, мягкий темно-коричневый диван с подушками вместо подлокотников и спинки, два кресла в тон, тонкий светлый палас с абстрактным рисунком. Ничего лишнего, но вместе с тем очень уютно. Напротив дивана – стенка из светлого дерева, там же небольшой плоский телевизор – странноватое современное пятно на фоне укоренившегося прошлого.

Я подошел к стенке, внимательно изучая содержимое. Изящная статуэтка танцовщицы, пара стеклянных лебедей на зеркальном озере, несколько дисков с фильмами, три десятка книг и две фотографии в простеньких рамках. Я пригляделся – с одной из них на меня смотрела Лазутина. Только не сегодняшняя, а лет на пять-семь моложе – тонкая улыбчивая девушка с потрясающим длинным каскадом волос цвета солнца. В светло-зеленом сарафане на тонких лямках, открывающих загорелые руки и плечи, она сидела на качелях, чуть смущенно позируя фотографу. Странно… в моей голове никак не укладывались эти две стороны одной Кобры. Как? Зачем? Почему? Вопросы вихрем кружились в голове, но ответов у меня не было.

Со второго фото на меня ласково смотрела приятная женщина в годах, с короткой стрижкой и такими знакомыми глазами. Чинно сложив морщинистые руки на коленях, она будто любила весь мир, даря тепло каждому, кому оно требуется. Я невольно засмотрелся, чуть вздрогнув, когда голос хозяйки квартиры раздался совсем рядом.

– Держи, – я обернулся, и в мои руки тут же перекочевала кружка с горячим душистым напитком. Чай едва уловимо пах земляникой и медом, наполняя ощущением лета. С удовольствием сделал первый глоток.

– Очень вкусно, спасибо, – искренне выдал комплимент я, а Лазутина неожиданно смутилась.

– Не за что, – она отвернулась и поставила тарелку с бутербродами с сыром и колбасой, которую держала в руках, на небольшой журнальный столик, – угощайся.

– Это твоя бабушка? – я не спешил садиться, тогда как Лазутина уже с аппетитом жевала.

– Да, – кивнула она, мельком взглянув на фото в моих руках.

– Красивая… и добрая, это видно, – девушка улыбнулась, соглашаясь, – только почему вы по отдельности? Разве нет совместного фото?

– Нет, – она грустно покачала головой, подходя ко мне, – мы очень хотели, но как-то все не получалось. То некогда, то фотоателье не работает, то еще что-нибудь. Так и не получилось. Теперь я об этом очень жалею… но ничего уже не поделаешь…

Она любовно провела пальцами по фоторамке с фотографией бабушки, а я засмотрелся снова… и не успел обдумать вырвавшиеся слова…

– А ты сегодня совсем другая… даже не думал, что ты можешь.., – я осекся, нутром почувствовав, как напряглась девушка. Атмосфера неуловимо изменилась, став из уютной напряженной. Даже температура упала на пару градусов.

– Могу что? – Лазутина вся подобралась, как кошка перед прыжком, продолжая смотреть в сторону.

– Можешь быть такой. Другой. Не такой, как всегда, – с трудом выдавил я, не понимая, что произошло. Все же вроде было хорошо. Откуда такая перемена?

Но Лазутина только хмыкнула на мои слова, не проясняя ничего. И я решил выяснить все до конца.

– Только я не понимаю, зачем тогда эта маска? Зачем эта дурацкая одежда? Ты же на самом деле лучше, чем хочешь казаться… – еще не договорив, я пожалел. Потому что наяву услышал резкий звук, с которым девушка закрылась, захлопнулась, отгородившись от меня привычной враждебностью и насмешкой. Оставляя меня вместе с вопросами и без ответов.

– Только давай без этих розовых соплей, Баринов. Подумаешь, выпила немного, подобрела. Это ничего не значит. И тебе пора домой, время позднее, – на меня смотрела настоящая Кобра, сверля тяжелым взглядом. И впору было начать сомневаться, а не пригрезилось ли мне все, что случилось за последние два часа.

– Но…

Возразить мне не дали.

– Уходи, Баринов, не тяни. В отличие от некоторых, мне завтра на работу.

Молча собравшись, я выскочил в подъезд, даже не оглянувшись. Горя праведным негодованием на сумасбродные выходки одной полоумной стервы. Подойдя к машине, я с силой взъерошил ежик коротких волос, не зная, что думать. Ведь мне не показалось, это и в самом деле все было…

И какого черта это все значит?