Яна
Вопреки моим страхам, все проходит великолепно. Мы ни разу не сбились с текста, не перепутали очередность и даже мой голос почти не дрожал. Только улыбка, намертво приклеившаяся к губам, получилась, похоже, слишком искусственной.
Как узнала?
Да очень просто – Баринов. Как ни странно, но он «раскусил» меня с первых минут. Я чувствовала кожей настороженные взгляды, которые Никита бросал на меня на протяжении всего концерта. Но старательно «не замечала» их. А когда он попытался взять меня за руку, ободряюще сжав пальцы, тут же высвободилась, проигнорировав поджатые губы и хмурый вид парня.
Так было нужно. И неважно, что мне самой больше всего на свете хочется прижаться к его горячему боку и чтобы он не выпускал мои ледяные ладони из своих рук. Все это теперь не имело никакого значения.
Но как я не старалась подготовиться к нелегкому разговору, ничего не вышло. Концерт закончился слишком быстро, а у меня внутри по-прежнему царил невообразимый бардак.
А еще эта картина… Легко и так не было, а с ней стало еще сложнее.
Наши последние слова… финальная музыкальная композиция… громкие аплодисменты…
Среди враз засуетившихся людей вокруг мы с Бариновым стоим, будто выпав из реальности. Глядя друг другу в глаза. Я – растерянно. Он – со странной решимостью.
Словно инь и янь.
Две стороны одной медали, которым просто не суждено быть вместе.
– Яна, я хотел…, – начинает парень, делая ко мне шаг и становясь непозволительно близко для того, кто уже через несколько минут станет для меня чужим. Но отреагировать я не успеваю.
– Так вот же они! – голос Веры Афанасьевны звучит совсем рядом и слишком громко, чтобы мы смогли сделать вид, что не услышали. Мы с Бариновым машинально обернулись к источнику шума, а мне послышалось, будто с его губ сорвалось что-то совсем уж неприличное.
– Никита, – рядом с Верой Афанасьевной стоял наш ректор, Николай Демидович, собственной персоной. И хоть личных претензий у меня к нему, вроде, не было, особой симпатии тоже не случилось. Почему-то внутри сформировалось стойкое ощущение, что за вечно снисходительным выражением круглого лица располневшего мужчины предпенсионного возраста, скрывается презрение и откровенная скука. Будто ему давно надоели студенты и преподаватели со своими вечными проблемами, и даже собственная должность. И он делает всем огромное одолжение, занимая ее. Впрочем, возможно мне это только казалось, – можно вас на минуточку? Николай Демидович был приятно удивлен вашим участием и хочет задать пару вопросов…
Баринов не изменился в лице ни разу, но я нутром почувствовала, насколько ему до фонаря вопросы ректора вместе с его никуда не впившимся интересом. Но выбора не было, и Баринов это тоже прекрасно понимал.
– Подожди меня, я скоро, – настойчиво проговорил он, скользнув горячими пальцами по моему оголенному плечу, а я вздрогнула. И уж точно не от отвращения. Скорее совсем наоборот – жаркая волна мурашек окатила меня от ключиц до пяток, сбивая дыхание. Ох…
Попытавшись обхватить себя руками за плечи в попытке сохранить неожиданное ощущение, обнаружила, что до сих пор сжимаю папку со сценарием.
Что ж, это даже к лучшему. Отвлекусь ненадолго.
Я медленно дошла до небольшого стола за кулисами и аккуратно водрузила папку на него. Провела кончиками пальцев по тисненой искусственной коже в задумчивости, погружаясь в собственные мысли.
– Привет, – знакомый голос заставил меня резко обернуться. Просто не ожидала, ничего большего. Впрочем, радости встречи не было, как и желания разговаривать. Но я себя пересилила, даже выдавив улыбку.
– Привет, – Волков сиял так, будто увидел Деда Мороза. И если бы не это злосчастное свидание, я бы ни за что не сдержалась – поморщилась. Но парень в упор не заметил моего настроения, – поздравляю с дебютом.
– Спасибо, – постаралась я улыбнуться как можно загадочнее. Надеюсь, что это не выглядело так, будто у меня разом заныли все зубы и живот, – я так волновалась, что даже дышала через раз.
– Брось, – рассмеялся он, – у тебя великолепно получилось. Объективно заявляю – ты была самой яркой звездой вечера!
Я смутилась от такого напора, слегка покраснев и буркнув нечто нечленораздельное. И Волков с энтузиазмом продолжил, подходя еще ближе и останавливаясь всего в паре шагов.
– Весь вечер хотел тебе сказать, что ты сегодня просто великолепна, – выдал он, демонстративно оглядев снизу вверх. А мне вдруг стало неприятно. Будто чужие руки облапали…
Где были мои глаза? Что я в нем нашла?
Вновь выдавила улыбку, а сама обозвала себя в сотый раз дурой. Вот не умеешь ты выбирать мужчин, Лазутина…
Не знаю, что прочел в моем лице Рома, но следующая фраза прозвучала совсем уж неожиданно.
– Ян, может, составишь мне компанию завтра вечером? Хочу покататься по вечернему городу и буду очень рад, если ты присоединишься…
Вот и все…
А в голове промелькнула фраза из какого-то, то ли афоризма, то ли анекдота, про то, что мечты сбываются тогда, когда уже нахрен не надо. Жизненно.
Волков уже умчался, получив мое согласие в виде кивка головой и пообещав позвонить завтра и уточнить время.
А я осталась ждать Баринова на полупустой сцене. Но заскучать не успела…
– Янка!! – я громко взвизгнула, когда один балбес подкрался сзади и резко обхватил меня за талию, поднимая вверх и кружа вокруг своей оси, рискуя своими барабанными перепонками на предмет глухоты и моим сердцем на предмет инфаркта.
Я попыталась вывернуться из его загребущих лап, когда вновь почувствовала пол под ногами, но кто бы меня отпустил! Поэтому лишь гневно засопела, сложив на груди руки.
– Да ладно тебе! Не дуйся! – меня бесцеремонно подпихнули в бок, – тебе не идет!
А один взгляд на счастливое лицо Никиты сводит на нет все мое возмущение. Захотелось тут же в ответ расплыться улыбкой. Я только вздохнула, признавая свое поражение.
– Что они от тебя хотели? – мотнула я головой в сторону «начальства».
– Да так, ничего особенного, – поморщился парень, – приглашали выступить на какой-то супер-пупер конференции. «Такая известная фамилия», «династия врачей», «весь в отца», бла-бла-бла…
Он так потешно передразнил Веру Афанасьевну, что я не удержалась и хихикнула. А затем и вовсе расхохоталась в голос. Вот тебе и будущее светило медицины! Никакой серьезности! Про сознательность вообще молчу!
– Знаешь, я тут подумал, – Баринов аккуратно развернул меня к выходу и сделал шаг вперед, увлекая за собой, – грех сегодня отсиживаться дома. Тем более, что ты такая красивая в этом платье. Поэтому приглашаю тебя поужинать где-нибудь. Вместе. Вдвоем.
Я резко остановилась, не давая сдвинуть себя с места. Все веселье мигом испарилось, а тот момент, что в помещении мы остались одни, лишь усилил тревожное напряжение.
Удивившись моей реакции вкупе с молчанием, парень, наконец, выпустил меня из своих объятий и, потянув за руку, заставил повернуться к себе.
– Эй, ты чего? – Никита улыбался уже едва заметно, а я чувствовала, как по моей спине расходится ледяное дыхание неизбежности.
– Нет, Никита, – я с трудом качнула головой. Мышцы внезапно одеревенели и не слушались, – я не поеду.
– Что? Почему? – он непонимающе уставился на меня, не спеша выпускать мое запястье, а затем снова расслабился, – не хочешь ужинать? Не беда! Можем придумать еще что-нибудь интересное. Вот, например, в кино давно не был…
– Ты не понял, – перебила парня, настойчиво освобождая свою конечность. Затем на миг прикрыла глаза, собирая в горсть остатки решимости, гордости и здравого смысла, и куда увереннее продолжила, – ты мне больше ничего не должен. Я тебя отпускаю.
– В смысле?
Баринов смотрел на меня тем же вопросительно-непонимающим взглядом. С одним лишь отличием – улыбаться окончательно перестал. А затем сложил руки на крепкой груди и нахмурился.
– Объясни, наконец, что происходит? Что на тебя нашло?
Это совсем не просьба. И я отключаю все чувства, чтобы продолжить и, самое главное, завершить этот тяжелый разговор.
– А что тут непонятного? – пожимаю плечами, – считай, что твое наказание окончено. Ты выполнил три моих желания, и теперь больше нет необходимости нам проводить время вместе.
– Интересно, когда же я успел? – чуть ехидно интересуется, вздернув ровную бровь, – еще вчера в процессе было только второе. Не говоря уже о третьем.
– Волков пригласил меня завтра вдвоем погонять на байке, – при упоминании знакомой фамилии Баринов промолчал, но крепче сжал челюсти, выразительно заиграв желваками, – а так как третьего желания я попросту не смогла придумать…
Я приблизилась к нему вплотную, открыто заглядывая в глаза и чуть несмело дотрагиваясь пальцами до каменных мышц предплечья.
– Спасибо за ту картину. Ты даже не представляешь, что это значит для меня. Ты выполнил не просто желание, Никита.., – голос чуть дрожит, но я все равно договариваю, – ты осуществил мою мечту…
Руки парня дернулись, будто в желании прижать меня к себе, но я уже сделала решительный шаг назад. Жестоко отрубать хвост по кускам… лучше уж сразу и целиком.
– Поэтому, я не хочу и не буду тебя больше мучить. Ты свободен, Баринов. И еще раз спасибо за все, – еще шаг назад и в сторону, чтобы уйти можно было по прямой, – ты подарил мне минуты настоящего счастья…
Если не считать второго желания. С которым я ошиблась, как никогда в жизни. И почему мы так часто не можем вовремя понять, как нелепы порой наши мечты? И то, что кажется таким желанным, не сделает нас, в конечном итоге, счастливее.
Вот и я не оказалась, на этот раз, исключением. Озарение пришло слишком поздно. Впрочем, хорошо, что вообще пришло…
Баринов собирался что-то мне ответить, судя по приоткрывшимся губам, но не успел. Внезапно схватился ладонью за левую половину груди и громко зашипел, дернувшись всем телом. Лицо исказила гримаса боли, и я едва не кинулась к нему, чтобы помочь. Хотя, чем?
Но меньше, чем через минуту, все прошло. Он оторопело посмотрел на меня… потом на то место, к которому прижимал руку…
Рубашка затрещала под нетерпеливыми пальцами, а одна из пуговиц с жалобным звуком отскочила куда-то далеко в сторону. Я уже точно знала, что увижу, но все равно продолжала стоять и смотреть на этот незапланированный стриптиз, не в силах отвести взгляд. Слишком уж откровенным и притягательным был открывающийся вид, чтобы я смогла просто развернуться и уйти.
И оказалась права. Грудь парня, кстати убойно соблазнительная и без лишней растительности, именно такая, как мне всегда нравилась, была девственно чиста. Ангел исчез без следа, и теперь мажору не грозило преждевременное путешествие в мир иной. И я была за него очень рада.
– Зачем? – выдохнул он совсем не радостно, – зачем ты это сделала, Янка? Была ж еще целая неделя…
– Неделей раньше, неделей позже, – вновь пожала я плечами, успев удивиться его явно не адекватной реакции. Шок, наверное. От радости, – какая разница?
– Ты не понимаешь, – почти простонал парень, попытавшись снова подойти, но я синхронно отошла еще ближе к выходу, – я хотел, чтобы мы…
И я вновь перебила. Быстро и зло, не желая услышать окончание банальной и почему-то обидной фразы.
Остались друзьями… возможно, когда-то мне было бы этого и достаточно. Но точно не теперь. Даже с учетом того, что у нас не может быть будущего, мне было бы безумно больно услышать, что я для него только друг…
– Нет, Баринов. Это абсолютно исключено.
– Янка…, – и снова я увеличиваю расстояние между нами, не давая приблизиться. Потому что точно знаю, что в его власти сейчас остановить меня. И едва ли мне хватит решимости уйти, если меня будут удерживать именно эти руки. Но слишком многое было поставлено на карту, – почему?
Вопрос прозвучал двусмысленно, но я предпочла ответить на более простой вариант. Трусливо? Возможно. Но и лезть друг другу в душу бессмысленно.
– Потому что я не хочу, – отчеканила максимально жестко, чтобы не оставалось никаких сомнений. Ни у меня, ни у него. И едва сдержала набежавшие слезы, когда он разочарованно, в каком-то отчаянии опустил руки, больше не пытаясь меня преследовать, – и у нас был договор. Помнишь?
«И после того, как… все закончится, мы сделаем вид, что ничего этого не было»
По его глазам я поняла, что помнит. Поэтому только грустно усмехнулась, разворачиваясь к выходу.
– Прощай, Баринов, – в тишине большого помещения стук каблуков звучал оглушительно. Но я шла, механически передвигая ноги и мечтая только об одном.
Попасть как можно быстрее домой и выплакаться.
Так и не увидев того, как дернулся за мной парень в намерении остановить, а затем застыл, сжав кулаки до побелевших костяшек.
Понимая в тот момент простую истину. Что Брагин был чертовски неправ. Если по-настоящему любишь, то сделаешь для человека все. Даже оставишь, если для него так будет лучше…
Даже если сам при этом будешь гореть заживо.