Последний день зимы.
Аня шла по тротуару в сторону БЦ, не в состоянии перестать улыбаться. В руках — большущий картонный стакан с кофе, над головой — солнце, будто подтверждающее: ты не ошиблась, малышка, завтра действительно весна! На душе… Невероятно хорошо.
Корнея отпустило. Вроде бы. Не сразу, но сейчас он был куда более спокойным. Куда более привычным. Меньше уходил в себя. Больше был с ней.
С отменой таблеток Аня все же решила не спешить, мужчина воспринял это спокойно. Во-первых, потому что хотя бы бакалавриат она хотела закончить, получив не корочку, а знания. Во-вторых, потому что прописаны противозачаточные ведь были не просто так. И прежде, чем решать от них отказаться, стоило проконсультироваться с врачом. Аргументы показались Корнею разумными. Он не настаивал на своем. Знал, что Аня держит в памяти. В памяти и сердце…
Единственное, что омрачало настроение — это неизбежность разлуки.
Завтра утром у Корнея очередной ранний рейс. Его ждет Лондон. Высоцкого не будет рядом целую неделю.
Аня чувствовала — он почему-то не хочет лететь. Понимала — скорее всего из-за нее. Волнуется. В чем причина — не знала, но пыталась всеми силами убедить, что она перенесет расставание легко. Придумала себе миллион и одно занятие. Собиралась пригласить в гости Алину. Собиралась провести пару дней у ба.
Послушно кивала, когда Корней в очередной раз перечислял ей, что она делать не должна. Шляться ночами. Не ночами тоже. Отключать телефон. Про пять легальных минут промедления для ответов на его звонки и сообщения тоже напомнил.
Аня делала вид, что воспринимает все очень серьезно, а сама в душе улыбалась. Потому что это было так трогательно… По-Корнеевски трогательно и заботливо.
А она уже, кажется, и не представляла, что бывает иначе. Только приказным тоном. Только нравоучительно. Только с требовательным: «ты все поняла, зайка? Повтори тогда, чтобы я убедился»…
Повторяла раз за разом, чтобы ему было спокойно. И нарушать, конечно же, не собиралась. Зачем, если она со всем согласна? Зачем, если это нужно ему, чтобы не нервничать?
Аня глянула на часы — почти два. Отлично. Вышла на обед в парк, чтобы прогреть немного нос.
У Корнея, как всегда перед поездками, было очень много дел, поэтому о совместном обеде и мечтать не приходилось. Алине за пять минут до того, как собирались выйти вдвоем, прилетело срочное задание. Поэтому Ане пришлось самой. И она не жалела. Прогулялась. Подумала. Почувствовала новый прилив энергии и радости.
Допивала кофе, возвращаясь в офис. Несла в руке стаканчик с орешками со сгущенкой — гостинец для Алины. И Корнею бы купила, но он не любит сладкое, да и с высокой вероятностью в кабинете нет. Мотается, наверное.
Вынырнет из бесконечной занятости только вечером. Сам позвонит или дождется, что Аня придет, тихонько юркнет, устроится на диванчике…
А потом же ему еще собраться надо. Утром вставать в четыре…
Вечер предстоял непростой, но Ане все равно было хорошо. Потому что в веренице дел они всегда найдут время друг для друга. Чтобы обменяться взглядами. Коснуться. В любви признаться…
Оклик услышала не сразу. Да и с чего вдруг-то?
Вот только до нее явно очень хотели докричаться.
— Эй, кудряшка, спешишь куда?
Аня не обернулась бы, не почувствуй, как придерживают за локоть. Испугалась, вскинула взгляд, увидела, как по тротуару разлетаются орешки…
Сначала носки мужских кроссовок, потом штанины джинсов, куртку, сжатые на ткани ее пальто пальцы. Потом…
Усмехающегося Вадима.
И тут же захотелось отпрянуть. Скинуть руку.
— Пусти. Корней запретил ко мне приближаться.
Аня дернулась, попыталась отступить, но Вадим не дал. Хват стал еще более ощутимым. С губ парня не сползла улыбка. Он смотрел будто бы дружелюбно. Но держал так, что ясно — расслабляться нельзя. Вообще нельзя.
Пытаясь оценить обстановку, Аня оглянулась. Поняла, что они посреди тротуара. Вход в БЦ — достаточно близко. Вокруг много людей. В машину ее не затолкают. Она будет кричать. Отбиваться. Она…
— Не трясись, кудряшка… Ты чего…
Стрельнула предупреждающим взглядом, когда Вадим попытался вроде как дружественно подбодрить…
— Руку отпусти. Тебе же хуже будет…
Сказала так, как от нее ожидал бы Корней. Уверенно. Убедительно.
Сама удивилась, но это, кажется, сработало. Вадим ослабил хват, расцепил пальцы, поднял руки, как когда-то у машины при разговоре с Высоцким…
Снова улыбался. Видно было, что пытается произвести впечатление расслабленного человека. Но ему верить нельзя. Очень скользкий.
— На работу спешишь? — парень спросил, кивая на кофейный стакан в ее руках. Аня сжала его сильнее. Окинула еще одним взглядом, немного сощурившись. Отвернулась, сделала шаг в сторону…
С ним нельзя говорить. Слушать. Вестись на дружелюбие. Нужно быстрее подняться. Сказать Корнею. Вот и все.
Именно это Аня и собиралась сделать.
Ускорила шаг, прислушивалась, не идет ли следом. Обернулась бы, но понимала — не надо. Он поймет, что можно попытаться задержать. Уловит, что не такая уж она и смелая…
— Кудряшка…
Снова бросил в спину, Ане захотелось поежиться… Дурацкое обращение. Навечно связанное с ним. Человеком, когда-то оставившим ее бабушку в беспомощном состоянии. Не пожалевшем. Поглумившимся.
— Ты знаешь, что в Киев твоя мама приезжала? — Аня ожидала чего-угодно. Как самой казалось, без исключений. Но он удивил.
Настолько, что она остановилась, как вкопанная. Застыла. Смотрела перед собой. Переваривала. Выдыхала. И снова знала, что оглядываться нельзя, но…
Вадим поймал ее взгляд. Усмехаясь, снова подошел. Неспешно. Держа руки в карманах. Ближе, чем Ане хотелось бы. остановился на расстоянии вытянутой руки. Взял стакан. Сделал глоток, не брезгуя, подмигнул…
— Высоцкий с ней встречался. А тебе не сказал. Подробности хочешь? Идем кофе пить…
Вадим предложил зайти в то же кафе, в котором когда-то давным-давно склонял подставить Высоцкого. Стол выбирала Аня. Понимала, что делать этого в принципе не надо, но…
Она осознавала, что это возможно. Она помнила, что когда-то… Именно Вадим общался с Анфисой. И что если она приезжала… Если встречалась с Корнеем… Парень может об этом знать.
В помещении было достаточно людно, из-за этого не так страшно. Хотя сейчас Ане вообще было не страшно. Слишком волнительно.
Вадим будто специально тянул. Долго заказывал, то и дело что-то уточняя у подошедшего официанта. Откидывался на спинку стула, смотрел в окно, будто размышляя, лукаво улыбаясь…
Игнорировал тот факт, что Аня очевидно сгорает от нетерпения. Себя изводит. Пальцы мнет. Умирает раз за разом из-за обрыва души…
Потому что он обещал. Потому что он ей обещал…
— Она приезжала на прошлой неделе… — Заговорил будто нехотя. Так же переводя взгляд на девушку. — Высоцкий не сказал, да? Любопытно как… Все знают, получается… Даже я знаю, а ты…
Анино дыхание участилось, она постаралась пропустить мимо ушей. Только вот… А мимо сердца как пропустить?
— Откуда ты знаешь? И почему я должна тебе верить?
Аня спросила, получая в ответ спокойную ухмылочку. После чего Вадим сел ровно на стуле, стал немного ближе…
— Наверное, потому что ты чего-то такого и ожидала. Да, кудряшка? Мы же оба неплохо знаем Корнея Владимировича. Он… Подчиненных… В собственные дела особо не посвящает. По факту сообщает иногда. А тебя, получается, даже по факту в известность не поставил… Анфиса приезжала, чтобы встретиться с тобой. Давно ведь не виделись, правда? Связалась с твоей бабушкой. Предупредила. Думала, все по-человечески будет. А оказалось… Высоцкому нужна "стабильная девочка"… — Вадим выделил два последних слова интонационно и будто бы кавычки пальцами изобразил.
Его усмешка стала шире, Анино горло сжалось, она опустила взгляд. Потому что эти слова… Корней мог так сказать. И сделать тоже мог.
— Почему я должна тебе верить? Ты просто хочешь ему отомстить. И мне тоже…
— А тебе-то за что, кудряшка? Нет уж… Тебе мне мстить не за что, не придумывай. Мне тебя даже жалко. Попала ведь… На мудака такого…
— Я не буду выслушивать.
Чувствуя резкий прилив гнева, Аня блеснула глазами, собиралась встать. И сама толком не знала, кому он адресован — Корнею или Вадиму. Знала другое. Сейчас ей надо…
Встать. Выйти. Подняться. Зайти в его кабинет. Спросить в лоб. Получить ответ. Потом… Обсудить.
Только вот…
— Я тебе кое-что получше послушать дам, кудряшка. Хочешь?
Замерла, смотря Вадиму в глаза. В которых все тот же лукавый блеск. Напускная легкость. Вроде как заинтересованность.
— Что? — она спросила севшим голосом, Вадим кивнул на стул. Мол… Ты сначала сядь обратно, а уже потом…
Она села. Потянулась к стакану с водой, сделала пару глотков…
— Анфиса приезжала, чтобы увидеться с тобой. А получилось… С бабушкой твоей поговорила. И с Высоцким. По-деловому так… Интересно… Аудио скинуть?
— Откуда у тебя аудио? — Аня спросила, чувствуя, что его слова ядом разливаются по сердце. Потому что… Бабушка. И Высоцкий. За ее спиной.
— Попросил записать. Знал, что пригодится. Мы с твоей матерью… Поладили. Так что, скидывать?
Вадим достал телефон, разблокировал, занес палец над экраном, поднимая взгляд на Аню. Она же… Кивнула просто.
Почти сразу получила уведомление на своем о том, что в одном из мессенджеров новые входящие… Сглотнула…
— Наушники дать? Сейчас послушаешь или потом?
Смотрела на экран и чувствовала, что боится… Ужасно боится…
— Зачем ты это делаешь? Что ты хочешь? — слишком сильно, чтобы при нем… Чтобы при ком-то в принципе…
— Я хочу, чтобы ты послушала… Уверен, будешь впечатлена подходом сожителя. Не люблю, знаешь ли, когда люди незаслуженно носят белые пальто. А он… Очень хочет выглядеть беленьким, когда все вокруг как бы замарались. Но ни черта, кудряшка. Он — хуже нас всех. Послушаешь — поймешь. А потом… Захочешь — наберешь. Не захочешь — пожалуйста. Девочка не глупая. Сама поймешь, что к чему. Если нужна будет подсказка, как отомстить, обращайся. Помогу.
— Я не буду никому мстить… Я расскажу все Корнею и он…
— Ты сначала послушай. Уверен, потом сама не захочешь рассказывать… А вот мне позвонить — очень захочешь. Я буду ждать, кудряшка…
Вадим подмигнул, осушил свою чашку в несколько глотков, встал из-за стола.
Она провожала взглядом его спину, чувствуя, что ее колотит. Ей страшно. Ладони потеют. Горло сжимается…
Снова посмотрела на телефон, потянулась трясущимися руками к экрану, провела…
Сначала сохранила файлы в памяти, потом…
Взяла сумочку, встала, положила купюру на стол, направилась в туалет.
Почему-то казалось, что слушать лучше наедине с собой. Закрылась в кабинке. Достала наушники. Вставила, снова потянулась к экрану…
Пальцы тряслись. И она тряслась. Замерла на мгновение. Задержала дыхание. Закрыла глаза, нажала…
«Давай начистоту.
«Давай начистоту…».
Корней давно смирился с тем, что Аня — единственный человек, который может вызвать в нем тревогу. Не только ее, конечно. Спектр чувств и эмоций, связывавших его с зайкой, с каждым днем становился все шире и глубже. Но тревога…
Он ведь по-прежнему ее ненавидел. Не мог смириться с тем, что теперь она в сердце на всю жизнь. Злился. Просил… Бесконечно просил, требовал, приказывал… Быть мудрой. Быть осторожной. Быть послушной.
И казалось, что Аня ко всему этому прислушивается — потихоньку, понемногу, с откатами, конечно, но усердно. А сегодня…
Будто дежавю.
Он написал ей еще в обед. Замотался. Не сразу понял, что ответа так и не получил. Зашел в мессенджер и обнаружил, что даже не прочитано. Набрал. Она не взяла. Удивился. Потом была еще одна встреча — пришлось отложить разборки с Аней. Когда закончилась — набрал снова. И снова не взяла. Пошел в опенспейс, в котором работала. Как оказалось — с обеда не возвращалась. Почувствовала себя нехорошо (по словам подруги), отпросилась…
Снова набрал, понимая, что тревога перерастает в страх, а страх в злость, очень надеялся, что Аня возьмет. Да только…
— Мать твою… Зайка…
Звонок скинулся автоматически после восьмого гудка. Корней прошел по коридору до окна, сжимая зубы с силой. Неужели так сложно… Вот, блять, неужели же так сложно?
Видимо, да. Видимо, всю жизнь ему надо будет бросать все, срываться и ехать проверять.
И сегодня тоже.
Херить встречи. Оставлять хвосты, которые кровь из носу должны были быть подтянуты до отъезда. Садиться в машину и гнать домой.
Снова набирая. Снова не получая ответов. Злясь и очень надеясь… Что она просто уснула. Что с ней ничего не случилось.
Когда поднимался в лифте, непроизвольно сжимал-разжимал кулаки, чувствуя, что сраная тревога на пределе. Размышляя, что делать, если дома ее нет.
Выдохнул, когда понял — дверь замкнута не на все замки. И это очень хорошо. Ведь утром они уезжали вместе. Замыкал он. Значит…
Открыл, вошел, захлопнул дверь слишком громко, не сдержавшись.
Не раздевался и не разувался — сразу вглубь.
Выдохнул еще раз, увидев, что Аня лежит на диване. Свернувшись клубочком, отвернувшись лицом к спинке…
— Что за идиотская матера игнорировать телефон, Аня? — бросил сгоряча, приближаясь.
Щурился, смотрел, чувствовал, что что-то не так… Злился еще больше, хотя ведь должно бы начать попускать.
— Какого хера ты трубку не берешь? Какого хера я со встречи срываюсь? Ты меня слышишь вообще? Я с кем разговариваю?
Остановился в шаге, присмотрелся внимательней…
Аня обнимала себя руками, с силой зажмурившись, вжавшись коленями в грудь, а лбом в обивку…
Ее трясло. Сильно. Очевидно.
Настолько, что разом схлынула вся злость.
— У тебя болит что-то? Зайка… — Голос вдруг стал спокойней. Корней — ближе. Присел на корточки, потянулся рукой. Коснулся спины между лопатками, почувствовал, что она дернулась, будто электрический разряд по телу прошел. Выдохнула как-то… Болезненно. Сжала себя руками сильнее. — Ань… Что болит? Что случилось? Ты слышишь меня, маленькая? — бешенный парой минут ранее, сейчас Корней с каждым словом становился все более взволнованным. Голос — нежным. Он убрал руку. Но только затем, чтобы надавить на плечо, как бы прося повернуться к нему.
Аня этого не сделала. Замотала головой, сняла руки с плеч, за обивку уцепиться попыталась, будто готовясь сопротивляться, если он настоит.
— Ань… Маленькая… Что случилось? Тебе плохо? Обидел кто-то? Скажи мне. Я врача вызову сейчас.
Корней потянулся к ее лбу. Прижал ладонь. Понял, что вроде не горит, но трясет так… Крупной дрожью. Даже слышно, как зубы стучат.
Ругнулся тихо, достал телефон, зашел в контакты, начал скролить, разыскивая номер своего доверенного врача…
Вскинул взгляд на Аню, когда зашевелилась наконец-то.
Повела головой, будто скидывая его руку, потом замотала.
Замер, услышав:
— Не надо. Ничего. Не надо вызывать.
Вытолкнула из себя, а потом снова зажмурилась, сжимаясь сильнее, дыша как-то тяжело, все быстрее и быстрее…
— Анька, ты меня пугаешь… Чем тебе помочь? Скажи. Я все сделаю…
Корней отложил телефон, прижался лбом к ее спине, продолжая чувствовать дрожь. Хотел бы погладить. Обнять. В лицо заглянуть. Но она… Почему-то именно этого и боялась, кажется.
Ничего не сказала. Продолжала лежать, обнимая себя с нечеловеческой силой. С ней же жмурясь. Потом же… Тишину разрезало еле-слышное…
— Ты встречался с Анфисой?
В которое даже верить сразу не захотелось. А потом захотелось ругаться. Громко и матом. Потому что, блять…
Корней закрыл глаза, выдыхая.
— Ань…
Не хотел отвечать. Не хотел, сука, отвечать. Да только…
Аня дернулась. Резко села, отпрянула. Глядя перед собой, провела по щекам, сгоняя слезы.
— Я же просила тебя… Я же тебя просила не лезть сюда… — прошептала не обвинительно даже, а словно отчаянно… Очень тихо. Вжимая пальцы в голые колени. До боли. Корней знал точно. Вот только на колени смотреть сейчас было легче, чем на безучастное лицо и пустой стеклянный взгляд. — Ты же обещал мне…
Устремленный на кухонный гарнитур.
На него не посмотрит. Это Корней понимал прекрасно. А если посмотрит… Пошлет нахер.
— Я обещал, что не буду лезть, пока она не представляет для тебя опасности. Она представляет…
Из Аниного горла вырвался какой-то непонятный звук — то ли смех, то ли всхлип. Она не выдержала — встала. Сложила руки на груди, замотала головой, направилась к столу. А может просто подальше от него.
Ей было все равно, останется ли он на корточках. Поднимется ли. Будет и дальше молчать или скажет еще что-то…
Корней же проследил, как она отдаляется, встал.
Не подходил. Ждал…
Когда она остановится у стола, упрется в него, сожмет с силой дерево…
Так, что ему видно — напряжены и руки, и спина. Лопатки выступают сильнее… Будто самые настоящие культи, оставшиеся после ампутации крыльев.
— Это не твое дело, Корней!!! Это не твое дело! — она вскрикнула так, как не кричала никогда. Во всяком случае, при нем. Стукнула ладонью по столу, доставляя себе же боль.
Всхлипнула, опустила на столешницу уже локти, пряча лицо в руках. Снова задрожала невыносимо.
Корней понимал, сейчас бы обнять, подавив сопротивление… Но нельзя. Только хуже будет.
— Ань… — окликнул спокойно. А в ответ получил только быстрый болезненный взгляд через плечо. Она будто застряла где-то между болью и злостью. Хотя почему будто. Застряла ведь. Наверняка застряла… Зачем-то сжала виски́, замотала головой… Всхлипнула еще пару раз.
Уловив его шаг в свою сторону, снова посмотрела — предостерегающе.
— Что ты за человек… Что вы за люди такие… — крутила головой, шептала… Дрожала… Всхлипывала все чаще… Снова потянулась к глазам…
— Ань, послушай меня, пожалуйста…
Корней обратился, все же сделав шаг в ее сторону, Аня пискнула, тут же пытаясь сбежать подальше.
Оторвала руки от головы, снова обняла себя, сминая кожу на плечах…
Непрерывно мотала из стороны в сторону, как бы давая понять: слушать она не хочет. Ничего не хочет.
Только метаться по дому, как раненный зверь. Шарить взглядом по пространству. Что-то пытаться понять для себя, очевидно…
Потом же… Она резко остановилась посреди кухни. Подняла взгляд на Корнея. И у него почему-то дыхание сперло. Сначала от того, какими глазами смотрела. Потом от того, что сказала…
— Сколько я тебе стоила?
— Аня… — Корней обратился предупреждающим тоном, ясно давая понять, что разговор в подобном ключе развивать не планирует. Но Ане было уже все равно.
— Сколько. Ты. Заплатил. Ей? Почём она меня продала? — слезы жгли зеленые глаза, но голос звучал твердо. Не отвела взгляд, когда Корней смотрел — тяжело, явно сдерживаясь от того, чтобы рубануть.
— Успокойся, Аня. Пожалуйста. — Но на то он и взрослый, хладнокровный, продуманный. Если надо — сдерживается. Говорит спокойно, хоть и отрывисто. В отличие от нее — взбалмошной двадцатилетней мечтательницы. Хотя уже бывшей. Мечты кончились. Как и чудеса.
— Я спокойна. Просто хочу знать, сколько… — Аня не унималась. Смотрела в глаза, давила. Сама думала, что напористостью, а по факту беззащитностью, которой была сейчас пронизана.
— Десять тысяч. Евро.
Корней произнес, сощурился. Аня же застыла на секунду, потом опустила взгляд, следом — голову. Думала, наверное, что так он не заметит, что по щеке скатилась слеза. Потом же потянулась сначала к одному плечу — стянула бретельку, потом ко второму, на миг поежилась, а потом расправила плечи, снова вскинула взгляд. Полный желания сделать еще хуже — то ли себе, то ли ему.
— Аня… — С уст Корнея слетело последнее предупреждение, но у Ани тормоза уже отказали — не помогло бы.
— Купил? Пользуйся.
Сарафан соскользнул к ногам.
Корней долго смотрел на него — ткань обручем у ее ног. Далеко не сразу начал поднимать взгляд. По щиколоткам, коленкам, бедрам, сжатым в кулаки рукам, плоскому животу, ребрам, яростно вздымающейся груди, трогательно выступающим ключицам, подбородку, плотно сжатым губам, то и дело расширяющимся ноздрям до глаз…
Стеклянных. Пустых. Злых. Не Аниных будто. Не его Ани точно.
И смотреть в них невыносимо. Поэтому он отвернулся. Приблизился к стене, вжался в нее кулаком. В него — лбом. Снова молчал. Дышал, слыша, как сам же сглатывает. Знал, что она так и стоит. Голая. Ждет чего-то. А он…
— Сука какая…
Оттолкнулся. Долбанул так, что по квартире пошла цепная волна звуков. Развернулся. Окинул Аню взглядом. Понял, что подходить по-прежнему не надо. Хуже сделает.
— Оденься, пожалуйста. Холодно. И дай мне пять минут. Потом поговорим.
Видел, что она оседает вслед за тканью, вновь пряча лицо в ладонях. Хотел бы оказаться рядом, но сейчас нельзя. Им надо немного успокоиться. Поэтому вышел из квартиры, вцепился пальцами в волосы, оттягивая с такой силой, будто скальп себе хочет снять, остановился у стены, упершись в нее руками, опустил голову, сначала глядя на напольную плитку, потом закрывая глаза. Перед которыми — белые пятна ярости.
Потому что все не должно было случиться так.