Я научу тебя любить

Глава 36

Корней вернулся в квартиру, услышав из-за приоткрытой двери слишком странные звуки. Прошел на кухню, остановился, глядя…

На Аню, которая зачем-то гремит посудой. Достает форму, масло, капает, начинает растирать пальцами.

Спокойная. Сосредоточенная. Одетая. Бледная, по-прежнему подрагивающая.

— Ань… — скривившаяся, когда окликнул. Не глянувшая даже… — Что ты делаешь? — ответившая на вопрос передергиванием плеч. Пошла к холодильнику, достала контейнер с чем-то… Кажется, замаринованным мясом… Поставила рядом с формой… — Аня, пожалуйста… Давай поговорим…

Корней следил, чувствуя себя клиническим идиотом, как она открывает контейнер, достает, раскладывает… Никак не реагирует на обращение. Слишком занята, вероятно…

Только бросает быстрый предостерегающий взгляд, когда он пытается сделать шаг ближе. Дожидается, пока остановится… Двигается сама и двигает все свои вещи в сторону. Так, чтобы дистанция между ними не сократилась… Продолжает…

Замкнулась.

— Отложи на пару минут. Я хочу, чтобы ты меня послушала…

— Тебе на работу надо. У тебя встречи.

Сказала, бросая короткий взгляд прямо в глаза. И снова в ее — стекло. Скользкое. Не пробиться. А попытаешься… Изуродуешь ее осколками. Не себя даже.

— Я не поеду никуда, пока мы не поговорим. Пожалуйста.

Выслушала, усмехнулась, опустила взгляд снова… Выложила оставшиеся куски, отправила контейнер в посудомоечную, помыла руки. Потянула полотенца, снова повернулась к Корнею…

— О чем говорить, Корней? Я успокоилась. Я стабильная.

Сказала как-то горько, он почувствовал укол… Посмотрел, сузив глаза… Снова попытался сделать шаг к ней, Аня снова отступила.

— Откуда ты узнала о встрече? — спросил, улавливая короткий всплеск боли в ее взгляде, а потом снова стекло.

— Почувствовала. — Услышал, как врет, глядя в глаза. Будто даже удовольствие испытывая из-за того, что он кривится. Впрочем, он же тоже соврал… Чего ожидал?

— Ответь, Аня…

— Я не хочу это обсуждать. Я узнала все, что мне нужно было. Достаточно. Тема закрыта.

Выбросила полотенца в корзину. Снова повернулась к форме. Отправила в духовой шкаф…

Собиралась обойти стол с безопасной стороны, развернулась к Корнею спиной… И это было ее ошибкой. Или просто его поводом психануть. Но он не сдержался.

У Ани тут же участилось дыхание и из горла вырвалась череда полувздохов-полувсхлипов, моментально рушащих флер напускного спокойствия, когда мужские руки перехватили ее поперек талии.

Сначала Корней вжался грудью в спину, заставил сделать несколько шагов, развернул, придерживая уже за плечи, вдавливая их в фасадную дверь встроенного холодильника.

Аня в панике опустила взгляд, хватая ртом воздух, глядя со страхом на его руки…

— Пусти… Пожалуйста…

Шепнула, даже не пытаясь скрыть тот самый страх еще и в голосе… Постаралась в грудь упереться, отвернуть лицо, закусывая губу…

— Давай поговорим, Ань. Я очень тебя прошу.

— Ты не просишь. Ты пытаешься заставить. Я не хочу говорить. Не буду. Отпусти меня, пожалуйста. Если… Если это предполагается…

Задрожала, когда Корней выругался, отвернулась еще сильней, зажмурилась. Будто удара ждала. От него. Хотя по сути получила же уже. Удар.

— Тебя никто не покупал, Аня. Я тебя не покупал. Ты слышишь меня?

Кивнула. Только вряд ли, соглашаясь. Просто, чтобы отпустил.

— Тебе нельзя было с ней встречаться. Она слишком…

— Ничего не говори. Пожалуйста. Просто отпусти…

Корней выдохнул, уткнулся лбом в дверцу шкафа, закрыл глаза… Понимал, что надо послушаться, но пальцы будто судорога сковала. Не разжать…

— Ань… — обратился тихо, почувствовал, что даже это ее корежит. Она вздрагивает.

— Отпусти меня, Корней. Езжай на работу. Я ничего не сделаю. Я успокоилась. Я все поняла. Я услышала то, что должна была. Не покупал — значит, не покупал. Извини, что не взяла трубку. Что выдернула. Все нормально. Тебе надо…

— Что ты поняла? Где ты успокоилась? Ответь на мой вопрос: откуда ты узнала, что я встречался с Анфисой? Кто тебе сказал? Она тебе звонила? Вы встречались?

— С ней встречался ты. Мне… Не понадобилось.

Аня ответила только на последний вопрос. Нашла в себе силы, чтобы отцепить пальцы Корнея. Отошла к окну, снова обняла себя руками, как немного раньше, когда металась…

И снова ведь можно подойти. В охапку сгрести. Но толку? Никакого…

— Она взяла деньги, Ань… — Корней сказал негромко, Аня напряглась. Молчала сначала, потом бросила взгляд через плечо на него. Снова стеклянный. Абсолютно пустой.

— Которые ты ей дал. У сделки всегда две стороны.

Повторила слова собственной матери, на сей раз отозвавшиеся в сердце Корнея ощутимым уколом боли и тревоги. Он снова прищурился…

— Ты знаешь меня, Аня. Ты знаешь, что я тебя не покупал бы… Знаешь…

Сказал, следя за тем, как Аня начинает мотать головой. Закусывает губу, тянется пальцами к щекам, сгоняет с них неконтролируемо выступившую влагу.

— Я уже ничего не знаю. Ничего и никого. Езжай на работу, пожалуйста. Я хочу побыть сама. Хотя бы немного.

Шепнула, не глянула больше, пошла в сторону спальни. Корней слышал, как защелкнула замок в ванной.

Подошел к столу, опустился на табурет, закрыл глаза…

Впервые в жизни понятия не имел, что ему делать. Даже приблизительно.

В ССК Корней не вернулся. Остался в квартире, проигнорировав очередную Анину просьбу. Сам же бесился из-за этого, но иначе не мог.

Она не шла на контакт. Он не пытался больше настаивать. Долго была в ванной, потом просто лежала на кровати. Тихо. Без слез.

Когда мясо было готово, предложила Корнею. Глянув все тем же — стеклянным — взглядом. Он отказался, сказав, что не голоден. Она просто плечами пожала. Сама тоже не ела. Вернулась в спальню. Снова легла.

Прислушивалась ли к тому, что происходит в гостиной, Корней понятия не имел, но в определенный момент, когда он набрал Самарского, чтобы отменить свое участие в грядущей поезде, стоя на балконе, словно из ниоткуда появилась.

— Ярослав Анатольевич, у меня форс-мажор…

Начал говорить, а потом почувствовал, как из руки настойчиво отбирают телефон. Делает это Аня. Трусливая зайка игнорирует его более чем удивленный взгляд. Скидывает звонок. Смотрит в глаза, когда Корней разворачивается, протягивает обратно трубку…

— Я — не форс-мажор, Корней. Я уже сказала. Не придумывай… Не надо из-за меня ничего отменять.

Поняла, что брать телефон в руки он не спешит, поэтому просто положила на выступающий подоконник. Развернулась, вышла. Вернулась в спальню, снова легла.

Когда Корней зашел — просто следила. Когда сел на кровать — не пыталась ни отползти, ни отвернуться, о том, чтобы потянуться — и речи не было.

— Ань… — Скривилась только, когда снова заговорить попытался. — Ей не нужна ты, зайка… Она просто поняла, что через тебя можно получить деньги…

Он начал, Аня сразу не выдержала. Отвернулась, свернулась клубком, прижала ладони к ушам, сжимая с силой… Не хотела слушать.

— Ты можешь просто меня не мучить? Пожалуйста. Неужели это так много? Дай мне день. Мне надо пережить.

Сказала тихо. По тому, как двигается спина, Корнею понятно было — пытается справиться с готовыми пролиться слезами. И ему почему-то казалось, что лучше бы слезы. Сейчас — точно лучше. Но не заставишь же.

Он собирался в тишине. Чувствуя, что нельзя уезжать. Сейчас нельзя. Но прекрасно понимая, что сам же загнал себя в ситуацию, когда выбора особого нет. Она ясно дала понять — ей нужно хотя бы время. Останется он — она уйдет. Это очевидно.

И пытаться вскрыть тоже бессмысленно. Не позволит.

У нее в голове что-то происходит. Она думает, она пытается справиться, пережить, но не собирается подпускать его к себе сейчас. В нем не нуждается. И к чему придет по итогу — тоже неясно. Сможет принять или нет. Захочет выслушать или нет.

Винить ее в этом — глупо. Требовать что-то — запрещено. Только а делать-то что?

Голове матери на подносе она не порадуется. Впрочем, как и его голове. Она никогда не хотела отмщения. Ни для одного из сделавших ей больно.

— Ничего не говори бабушке, пожалуйста. Я не хочу, чтобы она волновалась.

Аня сказала как-то внезапно, выдергивая Корнея из собственных мыслей. Они несколько секунд смотрели друг на друга, а потом он кивнул.

Конечно, собирался сказать. Конечно, боялся оставлять ее одну без присмотра. Но, блять… Все через задницу. И тут тоже.

В последний раз Корней попытался завести разговор только поздним вечером.

Аня сидела на углу кровати, глядя в стену. Совсем потерянная. Уставшая от собственных размышлений даже, кажется.

Настолько, что позволила приблизиться. Опуститься на корточки, положить руки на свои колени.

Несколько секунд смотрела на них — мужские руки — будто с непониманием, что вообще происходит, потом с таким же непониманием Корнею в лицо…

— Ань… Маленькая… — но стоило ему заговорить, как тут же снова скривилась. — Если бы был минимальный шанс, что она…

— Корней… Ну сколько можно? Зачем ты это делаешь? Ну за что ты меня мучаешь? Я же не говорю даже ничего… Я же просто…

— Я хочу, чтобы ты меня выслушала…

— Я не могу тебя слушать. Я никого не могу слушать. Мне нужно время. Смириться. Пожалуйста…

— Я люблю тебя, Аня.

Корней сказал, Анин взгляд на мгновение стал немного другим… Будто задумчивым. Она блуждала им по лицу мужчины, потом закрыла глаза, сглотнула. Когда открыла — снова стекло…

— Вещь тоже можно любить. Это ни о чем не говорит.

Сказала тихо, встала, в очередной раз вышла в ванную — сегодняшнее место для слез.

Ночью они не спали. Корней лежал на спине, глядя в потолок, слушал, как дышит Аня. Она скорее всего продолжала переживать случившееся, отвернувшись к нему спиной, снова сжавшись клубочком.

Корней знал — боится, что он попробует… Решить проблему ее отстраненности сексом. Она не отказала бы, конечно. Но это ни черта не решило бы, только хуже сделало. И ей. И ему. Поэтому он даже не пытался обнять, прижать, снова заговорить.

То ли еще ночной, то ли уже утренний будильник для обоих стал будто спасительным.

Корней не просил, но Аня встала его проводить.

Напоминала о документах, спрашивала о планах, кивала, отвечая на просьбы Высоцкого, которые раньше казались обоим такими логичными и уместными, а теперь… Будто бы странными…

Оба чувствовали картонность всего происходящего. Оба делали вид, что верят. Притворялись, что все нормально.

Только Аня не может смотреть в глаза, а Корней не может стать собой, чтобы привычно требовательно вернуть ее в реальность.

Прощаясь, Корней не выдержал. Прижал ее к себе, уткнулся в волосы. Чувствовал, что Аня дрожит, сжимал еще сильнее, будто впитать хотел…

— Не делай глупостей, Аня. Пожалуйста. Дождись меня. Мы все исправим. Я очень тебя люблю.

Она услышала, задеревенела. Корней готов был спорить на деньги — наверняка взгляд стал еще более пустым. А ему еще сильнее захотелось прижать и никуда не отпускать. Никуда не уходить. Остаться. Добиться. Сначала слез, потом прощения.

— Хорошей дороги, Корней…

Вот только на сей раз так уже не получится. Она не позволит — ни себе, ни ему.

Нажала на его грудь, сделала шаг назад, снова прошлась по лицу, отвела взгляд, останавливаясь на какой-то точке над его плечом.

Сделала вид, что не слышит тяжелый вздох.

— Все будет так, как должно.

Сказала, получив в ответ хмурый взгляд. Корней провел по бровям, сдерживаясь от того, чтобы послать все нахер. Кивнул, вышел, спустился к такси…

Ехал в машине, держа глаза закрытыми. Продолжая крутить в голове… Продолжая чувствовать тревогу, которую не сравнить со вчерашней. Осознанную.

Хотя это, скорее всего, не тревога даже — уже предчувствие. Ведь каждое действие должно иметь последствие. И его… Обязательно будут иметь. Вопрос лишь в том, какое решение постановит его личный страшный суд, взявший неделю на то, чтобы определиться.

Вторая неделя марта.

Поездка получилась дрянной. Идиотской. Тупорылой. Абсолютно неуместной. Для других, наверное, не так, но для Корнея…

Самарский, как ни странно, остался доволен. А сам он… Сорвался бы на второй день, если бы Аня не отвечала. Хотя бы скупо. Хотя бы сообщениями.

Звонить Корней даже не пытался. Знал, как это будет. Она — цедить слова. Он — беситься. И после каждого бронировать обратный билет. Чтобы вернуться… И вытрясти. Нормальный разговор.

Чтобы со скандалом. Выпущенным паром. Искренними проклятьями и словами о том, что ненавидит.

Ненавидит, но прощает…

Ему очень нужно было верить, что прощает…

Он искренне хотел, как лучше. Анфиса не должна была выходить на Аню. Угроза возврата денег должна была стать достаточным гарантом для жадной суки. А получилось… Что он ее недооценил. Только зачем она полезла к Ане лично, так и не понял.

Долго думал. Пытался разобраться. Пытался у себя в голове сложить то, что Аня озвучивать отказалась, но к вразумительному выводу не пришел. Просил только раз за разом быть разумной, осторожной… И злился каждый раз, когда Аня отвечала так, что понятно: какой она будет — не его дело.

Дорога из квартиры в аэропорт недельной давности показалась Корнею слишком стремительной. Обратная — из аэропорта домой — наоборот будто тянулась невыносимо долго.

Он написал Ане сразу по прилету. Она прочла, но ничего не ответила. Когда набрал — не взяла…

Корней знал, что это значит. Прекрасно знал, но отказывался верить до последнего.

Откинулся затылком на подголовник, закрыл глаза, сжал челюсти… И очень хотел поверить в чудо. Одно маленькое всеобъемлющее чудо.

Что он зайдет в квартиру, окликнет: «Ань, ты дома?», услышит шаги из спальни, она выглянет, улыбнется, побежит навстречу — на цыпочках… На шее повиснет, станет целовать, смеясь при этом…

Зашепчет: «я так скучала, Корней… Я так скучала»… Он оставит чемодан в коридоре. Кое-как замкнет дверь, а потом популярно объяснит, что он тоже… Так скучал.

Вот только…

Вышел из автомобиля у подъезда, поднялся на свой этаж, открывал квартиру, чувствуя, что вера мрет… Здесь было тихо. Мертво будто…

— Ань…

Он окликнул, чувствуя, что сердце ускоряется, будто в последний раз, давая шанс…

Зря давая. Потому что в ответ — тишина. Ни шагов. Ни присутствия.

Корней даже не раздевался. Прошел вглубь квартиры, сразу в спальню…

В гардеробной — ее вещи. В ванной — баночки какие-то. На аккуратно застеленной кровати стоит ноутбук, который он когда-то подарил. В углу — гитара на подставке. Вот только все это тоже выглядит, как бутафория. Почему-то понятно, что вещи есть, а ее — нет.

Корней стоял посреди спальни, крутя головой. Чувствуя себя будто в театральных декорациях. Сконструированных, чтобы сыграть пьесу его жизни. Пьесу без души, потому что…

Взгляд задержался на комоде. Там всегда стояла сраная лошадка. Сначала целая, потом аккуратно склеенная Аней. Действительно очень хорошо. Трещины практически незаметны, если не присматриваться, не брать в руки, не вести пальцами по легким шероховатостям швов.

Только сейчас ее там не было. Зато был футляр. Тот самый. Из-под кольца.

Понимая, что тянуть смысла нет, Корней подошел, взял в руки. Покрутил. Не хотел открывать, но и откладывать зачем? Самообман — не его конек. Неизвестность — не спасение.

Дыша ровно, он поднял крышечку, несколько секунд смотрел, принимая, потом хмыкнул, закрыл глаза…

Захлопнул, взвесил…

Швырнул о стену.

Уперся в комод локтями, вжался лбом в запястье…

— Сука.

Ругнулся, чувствуя, что волной накрывает отчаянье, которое он сдерживал всю неделю.

Потому что чудес не бывает.

Кольцо в футляре.

А она ушла.