Глава 27


– Почему Алиса утверждает, что вы с Мирой расстались в вечер перед убийством? – задала я давно интересующий меня вопрос.

– Не знаю, откуда такая убежденность. Мы часто расставались с Мирой, практически каждый день, но это ничего не значило.

На лицо его падали тени от костра, особо резко выделяя скулы и крутой подбородок. Густые брови тяжело нависали над потемневшими глазами – раскосыми, блестящими, внушающими необъяснимый трепет.

Черные как смоль волосы, широкие плечи и длинная смуглая шея снова напомнили мне воина-одиночку из древних азийских легенд.

Мы сидели, укутавшись в одеяла, как некогда кочевники в оленьи шкуры и, разделяемые пламенем, коротали вечер беседами.

– Алиса неравнодушна к тебе, ты ведь наверняка догадываешься.

– Нужно поскорее уезжать от сюда. – Он грустно покачал головой. – Но пока не могу. Не только из-за подписки… Память слишком свежа, чувства слишком свежи...

– У тебя ведь масса поклонниц. Как ты справляешься с ними?

– Очень просто, – ответил он безразлично. – Раздаю автографы и иду домой спать. Один.

Я улыбнулась.

– Для человека с таким призванием ты слишком любишь одиночество, разве нет?

– Одиночество почему-то принято воспринимать, как порок, как нечто негативное. Но для меня это спасательный круг, надежный способ добраться до уединенного острова собственной души. Я вырос в суете, но это не значит, что я ей подвержен.

– Извини, если мои вопросы напоминают интервью.

– Ты больше не журналист, – задумчиво ответил Кирилл. – Можешь спрашивать меня о чем угодно. Тебе же интересно, к примеру, почему я не увез ее от сюда? Ей нельзя было здесь оставаться, и я это видел.

– Что-то не пускало ее?

Он кивнул:

– Мира хотела разобраться со своей родней.

– С родней, – удивилась я. – Она искала родных?

– Говорила, что у нее объявился папаша. Реальный мен, по ее словам, едва ли не первая шишка в городе.

– О, Господи! Это может быть правдой, – ухватилась я за предположение.

– Или же продуктом богатого воображения. У Миры было много версий собственного происхождения. Незаконно рожденная дочь мэра, например. Липка – от того, что нашли ее под липой, а не потому, что такую фамилию ей дали при регистрации в детдоме. Мать то отказывалась от нее (залетная артисточка), то чаще умирала при родах. Либо родители попросту гибли в автокатастрофе. Не исключено, что она сама верила в подобные выдумки. Смотря какая Мира просыпалась в ней тогда.

– Но что, если она действительно отыскала отца?

– И он ее задушил, – холодно пошутил Кирилл. – Чтобы не обременять себя лишними заботами.

– Понимаю, звучит по-дурацки... Но Мира могла на что-то претендовать, и вообще, если он «реальный мэн», может, испугался огласки, ведь незаконные дочери не всегда вписываются в планы первых шишек города.

– И тогда, ты думаешь, он нанял убийцу? Исправить невыгодное для себя положение? Даже если на миг поверить, что она говорила правду...

Он покачал головой.

Эта версия казалась слишком надуманной, и потому не вызывала желания ее развивать.

Кирилл подбросил сухих веток в огонь. Я наблюдала за тем, как их быстро и ненасытно поглощает пасть костра, высоко и ярко вспыхивало пламя, удовлетворенно шипело и потрескивало.

Созерцание огня каким-то дивным образом оголяло и согревало душу, как если бы это был дух мудрого мага, умеющего осветить даже самые потаенные чувства, незаметно вырвать их из тени.

– Что с убийцей Егора Панина? Его нашли? – спросил вдруг Кирилл.

– Нам сказали, что действовал профессионал. Когда стали проверять деловых партнеров Егора, все оказались чистыми, как святые… Разве можно просто взять – и отобрать у другого жизнь? Из-за денег? Неужели проклятые бумажки того стоят? Я никогда не смогу понять этого. Что может оправдывать убийство?

– Самозащита, случайность, война, – заметил Кирилл с расстановкой.

– Самооборона – природный инстинкт, согласна. Случайности не противостоишь. Но когда речь идет об умысле…

– Может, сводили счета?

– Сомневаюсь, что Егор имел врагов. Все знали его, как человека чести.

– И тем не менее… Учитывая то, что заказное убийство само по себе – недешево и рискованно, редко кто берется за такое забавы ради, – заключил он логично. – Может кто-то имел основания не допустить вашей свадьбы. Убить могут из банальной зависти, ревности, неразделенных чувств?

– О, поверь, я знала всех, кому Егор был симпатичен. Но так далеко никто бы не пошел.

– А с твоей стороны? – Кирилл странно взглянул на меня.

Я покачала головой:

– Тем более. До знакомства с ним у меня никого не было.

– Даже врагов? – Уточнил он многозначительно.

– Если ты клонишь к тому, что Егора убили, чтобы заставить меня страдать… В моей жизни нет таких людей. Хотя удар, без сомнения, оказался бы точным.

– Но киллеры не ошибаются… Скажи мне, – спросил он вкрадчиво, внимательно изучая меня сквозь танцующее пламя костра. – Тебе же хочется найти заказчика? Ведь он и есть убийца. Что бы ты с ним сделала?

Я вздрогнула, будто ко мне под плед неожиданно ворвался ураган.

– Хотелось бы разодрать его на куски, – продолжал Кирилл, – поддать нечеловеческим пыткам? Убивать.. и воскрешать, чтобы снова потом убить!

– Мне хотелось бы правосудия…

– Какого именно, – настаивал он.

Я ничего не сказала и он предположил за меня:

– Ведь не того, что до сих пор не нашло виновного?

– А ты что хочешь, – спросила я дрожащим голосом. – Наказать убийцу его же методом? Занять его место? Создать нескончаемую кровавую цепочку? Потом убьют тебя, твои родные снова будут мстить… Любовь, проливающая реки крови? Так, по-твоему, человек становится сильнее, боль проходит, наступает бесконечное счастье и покой?

Но Кирилл оставался непреклонен.

– Тогда представь, что душегуб Егора стоит перед тобой! Прокурор разводит руками. Недостаточно улик, еще что-то. Что бы ты сделала?

Лихорадочное дыхание мешало сосредоточиться, сердце заныло и забилось так громко, что я почти не слышала собственный голос.

– Я не знаю! Правосудие – понятие не только земное. Я верю в возмездие! Никто не останется безнаказанным. Если я узнаю имя убийцы безоговорочно, но не смогу доказать его вину перед судьей… кровь Егора не исчезнет с его грязных рук, с его грязной души! Наказание так или иначе придет за ним по пятам, по запаху этой крови… И не важно, что именно осуществит возмездие: случай или мои собственные руки! Он получит свое! Как и тот, кто убил Миру. Разве ты в это не веришь?

Я долго, настойчиво вглядывалась в посуровевшее лицо Кирилла. В глазах молодого человека снова возник пугающий стальной блеск, словно резко обнажилось лезвие меча, губы сжались и на челюстях опасно задвигались жевалки.

– Мне больше не во что верить, кроме этого…

Перед тем, как начать новый разговор, мы несколько минут хранили молчание, преодолевая внутреннее смятение.

Вокруг стояла тишина, лишь скромно ветер шелестел травой, да заводили свои вечерние арии сверчки, состязаясь в мастерстве…

* * *

И незаметно вечер преобразился в ночь.

Ночь, затаившись, грустно взирала со дна озера, из глубины сада, с высоты бескрайнего неба; робко, осторожно, почти недвижимо, боясь спугнуть своим призрачным дыханием нашу длинную откровенную беседу у пылающего в полную мощь костра.

Подслушивала многочасовые душевные изливания вплоть до проблесков зари, пока бушующее пламя вдруг не осело и не замахало прощально острым, бледным лоскутком, и где-то совсем поблизости одна за другой слились в хороводе громкоголосые переклички деревенских петухов.

В одно мгновение небо побелело, а воздух сделался свежим и прозрачным.

Так мы растворились в пространстве, совершенно забывшись и потерявшись во времени.


* * *

И наступил рассвет.

Явил нежную синеву росы, которой щедро выплакалась ночь, и наполнил легкие сладкими ароматами просыпающейся природы.

Мелкие поселенцы озера, чей сон мы так бестактно тревожили всю ночь, поднимались небольшими стайками для утренней трапезы, кружили в поисках лакомств и, плавно лавируя в лучах восходящего солнца, переливались чешуйкой, словно доспехами.

А еще, повинуясь сложившейся у меня привычке, утро немедленно нагнало сонливость, усыпляя буквально на ходу, едва оставив сил, чтобы подняться и добрести до дома…

Кирилл догасил костер. Держался он очень стойко, несмотря на то, что был уже порядком измучен бессонницей и ему не терпелось поскорее забыться в глубоком, умиротворяющем сновидении. Не прояви я внезапной охоты выспаться, он бы вряд ли подал вид, что сам непременно в том нуждался…

Но то утро лишило нас всяких сил.

Без лишних слов, мы просто повалились по кроватям. В этот раз молодой человек предложил мне воспользоваться его спальней, сам же занял место на кушетке в гостиной.

А я мгновенно провалилась в очередной кошмар…

* * *

Преисполненная траурной обреченности, душераздирающая картина заброшенного города, сплошь укрытого грубым слоем снега и непробиваемой, как хромированная сталь, корой льда.

Улицы слишком узки, слишком холодны, темны и безлюдны.

Где я нахожусь и как сюда попала – никакого представления. Да и некогда было об этом думать.

Беспокоило другое.

Как отсюда выбраться?

Но, похоже, я заблудилась…

И бежала со всех ног… Но ничего не получалось! Сколько бы не прилагала усилий, чтобы двигаться как можно скорее, а все не могла сдвинуться с места.

Холод…

Холод и сырость ощущались слишком явственно, пронизывали тело и, казалось, саму душу… Пот заливал лицо, глаза. А сердце стучало в опасном, болезненном ритме.

Я что-то кричала.

Толи звала на помощь, толи наоборот, стремилась кого-то предостеречь об опасности.

Но ноги только беспомощно скользили по гладкому, как стекло льду, доводя меня до отчаяния, до полной безнадежности. А падение означало полный крах, шансов подняться снова никогда уже не предвиделось.

Западня…

Стопроцентный, неотвратимый конец!

Я не могла убежать!

Убежать на другую сторону улицы.

Там что-то есть.

Может, моя последняя надежда на спасение.

Но я застряла, навеки застряла на полпути, посреди заледенелой, недвижимой дороги, трепыхаясь в ужасе и панике, словно угодила в гигантскую паутину, специально приготовленную для меня этим мертвым городом.

Как же страшно!

Холод… стал мерзким, непереносимым, возник откуда-то со спины, усилившись в сотни раз, и сковал меня по рукам и ногам…

– Анна!

…Нужно двигаться быстрее!

Еще быстрее!

Нужно вырваться!

Ну, пожалуйста…

– Аня!

… Я больше не могу, не имею сил сопротивляться. Что-то ужасное, непреодолимое явилось за мной… Ему нужна моя душа, я знаю.

Это чудовище хочет сожрать меня живьем…

– Аня! Аня!

Не могу вырваться!

Не могу!

Помогите!!!

– Ты слышишь меня? Проснись!

Свирепый окрик на какое-то мгновение привел меня в себя.

Я смогла увидеть бледное, взволнованное лицо Кирилла. Почувствовать, что он встряхивает меня со всей силы, пытаясь возвратить в реальность. Затем очень нежно обнимает и старается успокоить.

– Это сон, всего лишь сон, – слышу откуда-то из далека его голос, кажущийся приглушенным, нереалистичным.

– Теперь все будет хорошо, – повторяет он снова и снова.

Меня трясет в дикой лихорадке, из горла вырывается отрывистый хрип:

– Нет! Не будет! Я не знаю, кто я. Где я? Зачем я здесь? Что происходит? — Единственная информация, доступная в тот миг чувствам и сознанию.

Я ничего не соображала, кроме ужаса и отчаяния.

Ни единой мысли в голове… Будто что-то защемило.

Лишь тупая безысходность, боль.

Вопящий голый нерв!

– Аня! Ты знаешь, кто ты. Ну же, ну же, возьми себя в руки! – приказал мужчина.

На глазах пелена.

Ничего не хочу видеть!

Слух притуплен.

Не желаю слышать!

Губы шепчут в бреду:

– Меня нет! Меня не существует…

Руки мужчины впиваются в плечи, яростно встряхивают, голова откидывается, готовая оторваться.

– Прекрати!!!

Но я лишь безвольная тряпичная кукла. Без чувств, без сознания. Перед взором появляется внезапная мгла, затягивает в себя пространство вокруг… Такая же мгла в голове. Что-то смыкается надо мной. Кокон! Все поглощает мрак...

Нечто тяжелое, резкое обожгло щеку, потом снова. Лицо запылало огнем, который тут же переметнулся в голову щемящим комком боли. Но это не было банальной истерикой, поэтому пощечины не возымели на меня никакого воздействия, кроме очередной вспышки боли.

Бешенная тряска снова повторилась.

Я отупело смотрю перед собою.

Крепко обхватив мою голову руками, Кирилл заставил меня посмотреть на него.

– А теперь послушай! Ты не представляешь, на что я способен, если ты не возьмешь себя в руки! Я не позволю тебе так жалко сдаться, ясно?!!

Его зрачки угрожающе сверкнули. Вглядываясь в мои глаза, он пытался высмотреть в них суть внезапного нападка.

– Ты слышишь меня?!!

Лишь что-то слабо шевельнулось внутри…

– Что ты хочешь? – Продолжал мужчина. – Умереть? Это главная твоя забота? Хорошо!

Он вдруг отпустил мою голову, но вместо этого что-то холодное прижалось ко лбу.

– Тебе станет легче, если я убью тебя?

Я молчала.

Когда он резко сдвинул предохранитель, по комнате разнесся громкий металлический щелчек.

Я даже не дрогнула.

* * *

Вместо этого дрогнула его рука.

И дуло пистолета уверенно переместилось к его подбородку.

Кирилл долго, с выжидающей яростью смотрел во все те же, ничего не выражающие, как кристаллики льда глаза…

Никакой реакции в ответ.

Мне было плевать, кого он застрелит первым – меня или себя.

– Черт бы тебя побрал!!!

Кирилл подхватил меня на руки и быстро куда-то понес…


Загрузка...