Яд иллюзий

Глава 44

Но долго придумывать, что для этого сделать, мне не пришлось.

Наступил пятый вечер моего «заточения». Тот самый вечер, при воспоминании о котором я до сих пор содрогаюсь в ужасе и не могу уснуть. Иногда кажется, что это не больше, чем плохой сон. С трудом верится, что все могло произойти именно так. Но другого сценария в моей судьбе не предвиделось.

Я снова сидела в своей комнате. Снова голову наполняли все те же мысли о безысходности, бессилии, и в то же время в душе кипела злоба из-за собственного бездействия.

Я вспоминала Егора. Но каждый раз, когда в памяти всплывал его четкий образ, он тут же был разрушен совершенно другим. Черты Егора преображались в Кирилла Чадаева, словно ангел преображался в дьявола. Алиса Боднер была права, Кирилл украл мою душу.

Нет слов, чтобы объяснить, как сильно я его ненавидела.

Боялась ли я его?

Скорее это был страх, что Кирилл победит. Что каким-то образом ему удастся уйти от правосудия и тогда он сможет и дальше очаровывать людей своей красотой и умом, играть с их сознаниями, как с забавными игрушками.

Да, я боялась именно этого. Что ему, в конце концов, удастся обвести всех вокруг пальца. В тот момент я готова была пойти на все, лишь бы остановить его.

Хорошенько все обдумав за эти дни, я решила составить письменное завещание. Как-то среди ночи мне явилась мрачная мысль, что я, быть может, так никогда и не попаду в столицу, не смогу осуществить своих планов. Возможно, это был всего лишь приступ паники, либо – голос интуиции. В любом случае, завещание было необходимо. Возможно, я просто понимала, что не смогу отпустить Кирилла. Что скорее соглашусь стать его жертвой, чем допущу это. Что рано или поздно, я все же столкнусь с ним лицом к лицу, и тогда… Только небесам известно, что ждет нас обоих!

Я никому не говорила о своих опасениях. Просто села и написала, что в случае моей гибели, передаю право собственности на гостиницу сыну Егора. Затем аккуратно сложила листок и положила его в верхний ящик стола. Наверное, то был знак, потому что меньше чем через минуту раздался телефонный звонок.

Я могла бы не снять трубку, потому что в тот момент возле телефона мог оказаться кто угодно другой, отец, к примеру, или бабуля. Но все члены моей семьи находились в большом зале и смотрели домашнее видео. Они не успели услышать звонка, потому что когда я вышла из своей комнаты, направляясь в душ, трубка радиотелефона в прихожей тихонько визгнула и я стремительно сняла ее с аппарата.

Как после этого не верить в судьбу, в то, что она лично предзнаменует нашу участь, вводит незаметно в поток событий, если оглядываясь, ты уже не представляешь, что могло быть иначе…

– Анна?

Я бы не спутала этот голос ни с каким другим из миллиона.

Я метнула быстрый взгляд через прихожую, убеждаясь, что дверь, за которой находились мои родители прикрыта, и поспешила вернуться назад в комнату.

– Значит, пьеса еще не дописана, – спросила я. – И что теперь? В ход идет импровизация? Какая никчемная игра! Говорю это, как первоклассный театральный критик!

– Это самая бездарная пьеса… – Он говорил тихо, и лишь едва различимая интонация давала мне понять истинную суть его слов. Он был обречен. – Но дописать ее мы должны сами. У нас для этого слишком мало времени…

Не могу передать словами, как тяжело мне было слышать его голос. Я понимала, что этот голос принадлежит убийце, но ничего не могла поделать с тем, какие ассоциации он вызывал в моей душе. Я знала уже тогда, что решусь на самый безумный поступок в жизни. Знала, что именно я должна наказать Кирилла. Что больше никто не имеет права это сделать.

– Послушай, – Продолжал его дрожащий, но ангельски проникновенный и чистый голос. – Послушай последний раз. Суть моей пьесы такова:

«Все знали, что вместо сердца у него лед. Но она продолжала верить, продолжала идти, в силу данного ему обещания… Голос ее сердца был сильнее любого другого голоса. Ничто не могло остановить ее на пути к замку королевы, стоящему на воде, потому что она знала – он там… Она прошла сквозь страх и боль, но успела. Успела к наступлению ночи, потому что после той ночи его сердце навсегда перестало бы биться… Но стоило Герде не успеть, и она никогда не узнала бы правды…»

– Повторяю последний раз, – отрезала я безразлично. – Пьеса безнадежна, игра никчемна!

И выключила телефон.

Но мы поняли друг друга. В отличии от тех людей, что сидели сейчас на прослушке. Все сказанное походило на бред.

От волнения я задыхалась.

Он сделал первый шаг. Он снова играл со мной. И у меня не было другого выбора – только подыгрывать. Ведь иначе «она никогда не узнала бы правды…». Только вот что было его правдой?

Он снова заманивал меня в ловушку.

« Она продолжала верить, продолжала идти, в силу данного ему обещания…»

Он хочет, чтобы я снова верила ему. Апеллирует тем, что «дописать ее дожны мы». Надеется на мою слабость?

Либо сам слаб настолько, что потерял веру в свою игру?

Он дал понять, что если я не встречусь с ним сегодня, будет поздно. Я должна была немедленно отправляться за город, к даче с озером: «… к замку королевы, стоящему на воде…».

Такое обстоятельство лишь разжигало и усиливало нетерпение, пришлось сделать над собою усилие, чтобы обуздать его. К счастью, это все еще было мне подвластно.

Пусть даже не надеется, будто что-то помешает мне с ним увидеться! О, я сдержу свое обещание! Пусть даже оно будет последним в моей жизни.

Я услышала, как в дверь моей спальни негромко постучали и поспешила набрать номер пиццерии. К тому моменту, когда я ответила, что можно войти, в телефоне уже раздался голос официанта.

В комнату вошел папа.

– Мне показалось, или ты разговариваешь с кем-то по телефону?

Я кивнула.

– Заказываю пиццу.

– О! Закажи тогда и мне. Большую с сыром и грибами.

Я продиктовала заказ и выключила телефон.

– Сказали, доставка через десять минут.

В моей голове к тому времени уже созрел план побега, и я была уверена в себе на миллион процентов. Еще десять минут назад я ничего не способна была придумать, но, как часто случается в жизни, самые смелые решения приходят неожиданно, в самый критический момент, когда деваться просто некуда.

Отец присел на край кровати.

– Мы смотрим одно старое видео из цикла «отдых на море». – Он ностальгически улыбнулся. – Тебе тогда было семь лет, и я учил тебя плавать. Незадолго до этого ты тонула в реке, а потом нам пришлось бороться со страхом воды… Тем летом мы его, наконец, перебороли. А потом тебя вообще не возможно было выманить из воды, как Ихтиандра…

Мне даже показалось, что в глазах его блеснули слезы.

– Какая же ты была крошечная… Такая хрупкая, но настолько упорная. А сколько животных в дом тащила, помнишь? Мне кажется, если бы можно было, ты притащила бы всех. Мечтала, что когда вырастишь, построишь для животных приют, где собак и кошек будут кормить одними сосисками.

– Но потом в мою жизнь пришли амбиции, – я грустно улыбнулась. – И мечту о приюте для животных пришлось отложить. Но мне кажется, что на дне этого шкафа еще хранятся ракушки, что были собраны во время отдыхов.

– Да-а, мы раньше каждое лето ездили на курорты. А сейчас… даже на речку выбраться никак не можем.

Я слушала отца и незаметно поглядывала на часы, всеми доступными мне силами удерживая нервное возбуждение. У меня не было времени впадать в семейные воспоминания. Но чтобы спрятать свои чувства, необходимо было стать профессиональной актрисой. Другого выбора у меня просто не было!

– Пожалуй, я тоже посмотрю это видео.

– Правда, – обрадовался папа.

Я уверенно кивнула

– Как раз и пиццу подвезут.

– Знаешь, – он вдруг крепко прижал меня к себе. – Я понимаю, как ты чувствуешь себя здесь, несмотря на нашу заботу и все такое. Но обещаю, радость моя, как только весь этот кошмар останется позади, ты снова будешь свободной птицей. Просто наберись терпения, ладно?

Мне хотелось сказать ему тогда, как сильно я их всех люблю, ведь никто не знал, может, мы виделись в последний раз… Но я боялась, что это могло вызвать у него подозрения, а тогда бы весь мой план рухнул.

– Пойду приготовлю ножи и вилки, а вы пока перемотайте назад, – попросила я.

Я слышала, как отец вошел в зал и радостно воскликнул:

– Просим повторение сеанса! Сейчас будет пицца…

Я мысленно попросила у него прощение за свою ложь.

Потом снова позвонила в пиццерию, подтвердила заказ и предупредила, что кодовый замок на двери подъезда не работает, а значит, нет смысла звонить в домофон. Это была не правда. Но в том и состояла часть моего плана. Как только доставщик пицци появиться у двери подъезда, пусть тут же перезвонит по этому номеру.

Потом я заглянула в зал. На экране огромного плазменного телевизора в центре комнаты я увидела семилетнюю себя в розовом спасательном круге, брызжущую водой и без конца визжащую от восторга.

– Пицца будет через минут десять,– объявила я лицемерно. – Я еще успеваю быстренько принять душ. А вы давайте решайте, что мы будем смотреть…

– Иди-иди, – суетился папа. – Я уже нашел…

Я окинула трепетным взглядом свою семью. Они были счастливы уже от того, что я составлю им компанию. Я хотела запомнить их в тот миг. Сердце подсказывало, что это был последний миг нашего семейного счастья…

Потом я вернулась к себе в комнату и принялась за действия.

Теперешняя моя главная задача – это выскочить из дома незамеченной. Для этого необходима конспирация.

Я распахнула шкаф и стала искать на верхней полке коробку, в которой хранился костюм Клеопатры. Когда-то я выступала в нем на вечере, посвященном прощанию со школой. Я вспомнила об этом костюме только сейчас. Но главным был не сам костюм, а прилагающийся к нему парик, вот что меня интересовало.

Копошась в шкафу трясущимися руками, я все же нащупала парик в коробке и вздохнула с облегчением. Шаг первый.

Черные джинсы, черная курточка – шаг второй.

Мобильный телефон Борщева. О нем, к счастью, никто не знает. Шаг третий – вызвать по нему такси и попросить подождать неподалеку от дома.

Затем я спрятала все эти вещи в пакет.

На мне по-прежнему оставался банный халат. Стрелки часов подгоняли. Но доставщик пицци опаздывал. Его могут проверять на входе сотрудники милиции, предположила я. Может даже тот из них, что переодет бомжом, прицепился к парню как бы невзначай.

«Давай же, давай!» – Подгоняла я мысленно. — «Дорога каждая секунда!»

Наконец телефон зазвонил.

Я уже находилась в ванной, прилипнув к двери и пытаясь расслышать, о чем говорит отец. Включенный душ мешал мне, практически все заглушая. Но вот интонация папы резко подскочила:

– Что? Кодовый замок не работает? Открыть? Ну, хорошо. Ждите.

Как только входная дверь захлопнулась, я выскочила из ванной, держа наготове пакет с одеждой. Посчитала до десяти, чтобы у отца было время спуститься вниз, и тогда осторожно выскользнула в подъезд.

Родители жили на предпоследнем, восьмом этаже, и это обстоятельство я так же учла. Я поднялась на девятый. Там, как правило, было тихо, вероятность наткнуться на кого-нибудь в десять часов вечера практически ровнялась нулю. Я быстро переоделась, и к тому моменту, когда двери лифта распахнулись на восьмом этаже, выпустив моего отца с пиццей, я уже поправляла парик на голове.

Едва дождавшись пока он войдет в квартиру, нажала на кнопку лифта, молясь, чтобы его никто не перехватил. У меня оставались считанные секунды до того момента, когда отец поймет, что меня нет в душе. Сейчас он крикнет через дверь ванной, что пицца прибыла. Не получив ответа постучит, поймет, что дверь открыта, войдет и увидит, что меня там нет. Он помчит в мою спальню, но подозрение уже охватит его, ведь неспроста же парень, принесший пиццу, утверждал, будто его предупредили наперед о неисправности кодового замка. А ведь замок работал безупречно. Не найдя меня и в зале, возле телевизора, он, наконец, поднимет шум, догадавшись, что я просто нагло сбежала…

И тогда меня поймают раньше, чем лифт остановится на первом этаже…

Как же долго спускался этот чертов лифт, скрипя, вздрагивая, дразня меня и подзадоривая. Но я не могла подгонять его пинками, и только нервно вжалась в стену кабинки, дожидаясь, чем это все закончиться.

И вот я выхожу из двери подъезда, внушая себе, что я не Анна Гром, что даже не похожа на нее, что даже если отец уже поднял тревогу, никто не обратит внимание на обычную молоденькую девчонку с длинными черными волосами, выходящую из подъезда. Или все же обратит?

Я шагала намеренно развязно, лениво, беззаботно, сунув руки в карманы, как это делают все подростки. Никто сейчас и не станет сомневаться, что я подросток.

И все же мне удалось.

Я беспрепятственно миновала все посты, и будучи уже далеко за приделами двора, в котором жили родители, все еще не верила, что у меня получилось.

Под покровом ночи город выглядел еще более плачевно. В неподдельной глухой пустоте даже собаки спрятались по норам. Но упорная мощная сила, дикое горячее стремление росло с каждым шагом, увлекая и подгоняя меня пульсирующим в сознании решением, пробивающимися молодыми ростками надежды.

Земля была еще мокрой, в лужах на асфальте одиноко и мрачно утопало отражение редких уличных фонарей. Воздух сырой и прохладный. Из-за отсутствия ветра все будто замерло, как на старой картинке, и, казалось, никогда уже не рассосется этот застывший призрачный вакуум, никогда не наступит день, и люди не станут шагать по этим тротуарам…

Весь мир словно исчезал за стенами города – там притаилась тьма, непроглядная, пустая и черная. Оставались только пустынные улицы, да звезды на тусклом расплывчатом небе. И еще неизвестность.

А несколько недель назад так же как и я сейчас, смело, без оглядки, шел он – убийца, навстречу своей жертве. Либо она сама ступала бесшумно, бессознательно, не замечая угнетающей этой пустоты, плывя сквозь дымку блаженства в окрыляющем наркотическом экстазе. На губах ее блуждала счастливая улыбка, луна отражалась в блестящих холодных глазах. Может она даже знала куда идет и зачем. Знала, кто идет следом, знала, что ждет впереди. Но связь с земным ее прекращалась, а звезды, как тысячи глаз небесных зрителей, наблюдали последний ее спектакль…

И я не просто шла по бегущему вперед тротуару, грязному и безлюдному. Судьба вела меня извилистым путем испытаний.

Такси дожидалось, где и было договорено. Таксист, решив, что я малолетняя проститутка, потребовал денег наперед, за то, что заставила его ждать. Когда он услышал, куда мне нужно ехать, разразился проклятиями.

– Сатанисты, что ли? Слышал я о таких. Поэтому никуда я тебя ночью за город не повезу.

– Послушайте, уважаемый, – сказала я железным тоном, – я сейчас пребываю в очень взвинченном состоянии, именно в таком, знаете ли, в котором очень легко скандалить, хоть скандалить я ненавижу больше всего в жизни! И поэтому если вы не везете меня, куда я прошу, мне придется звонить диспетчеру и сообщать о вашем нежелании работать. Либо мы договариваемся о двойной сумме, и вы ни о чем не заботитесь.

Он недовольно пожевал усы и завел мотор.

Я сидела рядом с ним и внимательно следила за дорогой, стараясь вспомнить направление. Было темно и я боялась ошибиться. Какое-то время мне казалось, что вся дорога за городом совершенно одинакова, что мне никогда не удастся найти то место, куда возил меня Кирилл. Нервы были напряжены до предела. Наконец мне показалось, что я узнала поворот и приказала водителю резко свернуть. Оставалось проехать совсем немного, но таксист неожиданно испугался и сказал, что дальше он не едет.

– Почему?

– Ага! Выскочат сейчас твои дружки из кустов, накинут мне удавку на шею и до свидания. Я что дурак, по-твоему! – Машина остановилась. – Выметайся давай! Давай деньги и выметайся. – Он вырвал деньги у меня из руки и вытолкнул из машины. Затем так, будто сам черт гонится за ним по пятам, помчался прочь.

Я осталась на неизвестной дороге, в темноте, не уверенная даже в правильном ли направлении иду. Заросли деревьев производили мрачные звуки, шумя листьями и роняя капли дождя. Но ни темнота, ни деревя-мистификаторы не способны были нагнать на меня страх. Страх совершенно иной, сжимающий сердце, был много сильнее. Что, если я ошиблась, и нахожусь теперь в том месте, где нет никакой вероятности встретить Кирилла?

Но пройдя несколько метров по неровной тропинке, путаясь и скользя ногами в мокрой траве, поняла, что не ошиблась. Вскоре я заметила светящиеся окна в доме, и уже не сомневалась, что это та самая усадьба.

Я не спеша приблизилась к небольшой калиточке, вошла в сад и уже тогда смогла разглядеть, что свет горел в каминной. Значит, он уже здесь, мелькнула мысль в голове. Либо оставил свет нарочно, чтобы я его дождалась.

В саду возле дома было темно, там что-то треснуло, мне показалось, ветка, и я быстро оглянулась. Почудилось, там кто-то есть. И тут же пришлось напомнить себе, что я не имею права бояться. Я повернулась к саду спиной и поднялась по ступенькам крыльца. Дверь в дом оказалась распахнута. Не успела я разобраться, что к чему, как услышала рев мотоцикла, стремительно приближающийся к дому.

Кажется, Кирилл спешил, потому что пролетел сквозь калитку не останавливаясь, разнося ее в щепки. Все выглядело так, будто он собирался въехать в дом на мотоцикле. Может, снова попытается меня раздавить, подумалось мельком. Но мужчина соскочил с байка на ходу, как каскадер, и одним прыжком взлетел на крыльцо.

Прежде чем я сообразила, что происходит, его руки сомкнулись на моей шее стальным обручем. Дребезжащий от бешенства голос зашипел в лицо:

– Ты думаешь, я не смогу сделать этого снова?!!

Я попыталась вырваться, но все мои усилия оказались тщетными. Он оторвал меня от земли и с силой вдавил в стену дома. Ноги мои беспомощно повисли в воздухе и я почувствовала, что тело немеет, что скоро наступит конец.

Но в тот же миг, словно по команде инстинкта, я из последних сил ударила его пяткой в промежность. Он взревел, как дикое животное и швырнул меня в распахнутую дверь веранды. Я упала на спину и думала, что уже не поднимусь, но увидев, что парень очень быстро отходит от шока, я вынуждена была вскочить на ноги и ринуться в каминную, потому что обратный путь, путь из дома, он преграждал собою. Далеко убежать я не успела. Он снова швырнул меня с сумасшедшей яростью, и я как тряпичная кукла полетела через комнату, опрокинув собою кресло и едва не угодив головою в камин. От боли и шока я не могла подняться, и не успела прийти в себя, как он уже набросился на меня с новой силой, издавая страшные звериные звуки, выкрикивая оскорбления.

– Думаешь, я не смогу убить тебя снова? Тварь!

Он начал колотить меня головой об угол камина, пальцы сжимались на горле все сильнее. Перекошенное, нечеловеческое лицо – это было последнее, что я видела, перед тем, как в глазах потемнело, а в ушах неожиданно раздался шум прибоя. Краем глаза я успела заметить мелькнувшую тень за спиной мужчины, и кажется, успела подумать, что в комнате есть еще кто-то…