Яд иллюзий

Эпилог

Что происходит с человеком, когда вся жизнь перечеркивается в один момент?

Часть души просто исчезает…

Такой пустоты я не знала ранее…

Даже, когда не стало Егора, мне казалось, что худшего финала в жизни Анны Гром быть уже не может.

Как если бы целая планета за миллиарды лет существования вдруг исчезла без следа.

Как если бы обещанный конец света произошел только для одного человека.

Конец.

Конец всему.

Можно ли это объяснить одним словом: «конец»?

Нет такого слова, что бы передать те чувства.

Это не та пустота, что следует за концом.

Это полное, абсолютное, бесповоротное, неизмеримое опустошение.

Как если бы врата рая захлопнулись просто перед тобой. И тебе больше некуда идти. Тебя просто нет.

Я не помню как села в автобус, не помню, как попала в столицу, не помню, как рухнула без сознания в холле гостиницы. Как дрожащие руки управителя и нескольких его помощников донесли меня до номера.

Я очнулась в спальне, которую так давно не видела… или я не покидала ее никогда?

Но поняла, что весь кошмар не приснился мне.

Только не знала еще, кем я проснулась в тот день.

Ведь стать прежней Анной я уже не смогу.

Меня воспринимали как босса, и, может, поэтому не задавали никаких вопросов. О том, где я была все это время. Почему вдруг свалилась как снег на голову и с фанатизмом принялась восстанавливать гостиницу?

Неожиданно для себя самой я оказалась блестящим руководителем. Строгим и настойчивым.

Егор гордился бы мною.

За год умирающая гостиница стала на ноги.

У меня твердый взгляд, гранитная воля. Я та женщина, что не знает поражения.

Та женщина, что не знает, что такое депрессия.

Та женщина, что не знает, что такое – желать себе смерти.

Такая женщина будет жить!

И непрестанно, как волчица, будет бороться за эту жизнь.

Ничто ее не изменит и не сломает.

Потому что она родилась так, как не рождался еще никто.

Она родилась из камня.

Того камня, что раздавил бы кого-то другого.

Того камня, что из пустоты создал новый мир.

Однажды я нашла на своем рабочем столе письмо.

Там сообщалось, что Ирина Гром навсегда помещена в клинику для душевно больных. Что Веры Белоус не стало в живых от перенесенного ею горя. Что Семен Гром остался совсем один и просит прощения у своей дочери…

Я приехала к нему уже на другой день.

Я не узнала того человека, что открыл мне дверь.

Это был старик.

Старик, рыдающий в объятиях дочери.

Страшно подумать, как способен измениться человек всего за год. Быть может, я одна понимала, насколько это возможно.

Я просила отца уехать со мной, но он не соглашался.

Там оставался последний его долг, последнее искупление…

Его жена, его заключенная, для которой отныне он являлся личным стражем, до последнего ее дня.

Это было его решение.

Его жизнь.

Но я сказала, что всегда буду ждать его.

Потому что он мой отец!

Только не думайте, что эта новая женщина не умеет чувствовать или не способна любить.

Я любила.

Любила с первой минуты рождения.

Любовь эта столь же крепка, как и воля, как жажда жизни.

Но для того, чтобы впустить ее в свою жизнь, дать ей возможность найти себя, должно было пройти время.

Я старалась о нем не думать, достаточно того, что он где-то недалеко, что у него все хорошо. Часто на глаза попадались статьи о его достижениях. О нем писали практически все газеты и журналы.

Его слава становилась грандиозной!

Его спектакли собирали аншлаги. Он снял свой первый фильм.

Его талант расцветал с каждым днем.

Но всему свое время. Он отлично это понимал и поэтому не пытался искать встречи.

А я, вспоминая о нем, всякий раз поражалась, насколько он неповторим, не могла не восхищаться этим человеком - равно благородным во всех проявлениях.

Природа бесконечна в своих талантах и идеалах, создавая мир в неподражаемой многогранности. Гений-скульптор, ангел форм и пропорций изваял идеальную внешность актера. Таким совершенством наделялось множество непревзойденных личностей, но «мастер» продолжает совершенствовать свое искусство. И вот – для совершенного облика была соткана совершенная душа.

Мое сердце вздрагивало при звуке его имени так же, как от имени другого человека.

Мне суждено было полюбить их обоих.

Не возможно не полюбить, если у тебя есть глаза, которые видят, уши, которые слышат, и сердце, умеющее чувствовать другие сердца.

Я полюбила Миру, пусть не знала ее ни секунды, а все, что слышала о ней – не было похвалой. И не потому, что в жилах наших текла одна кровь. Я любила девчонку уже за то, что она оказалась достойна любви Кирилла…

Я любила свою истинную мать Ольгу, образ которой могу создать только в красочном воображении, потому что никогда ее не видела. Но от того особенно ценен этот образ, как архивная видеолента немого кино, наполняющая живим изображением мою кровь, покуда она горяча…

За разрушенную жизнь – мою и других людей – не могла не винить Ирину, свою псевдо-мать. Но все равно не ощущала к ней ненависти. Ненависть иссякла, сотлела.

Природа сотворила одно из своих чудес – воскресила любовь.

На руинах одной жизни возродилась новая, более совершенная.

Есть ли в той новой жизни Кирилл?

Мы не могли видеться.

Но всегда, неизменно я ощущала его рядом. Как родственную душу, которую чувствуешь сквозь пространство…

В любой день, в любой час я могла найти его, прийти на премьеру, встретиться с ним, заглянуть в глаза, и – О, Боже! – обнять его!

Ничего я не жаждала сильнее.

И ничего так не боялась.

Боялась не того, что при виде Кирилла меня раздавят воспоминания.

Я боялась себя, своих чувств.

Странно бояться чего бы то ни было после всего, что случилось.

Странно бояться оживающего сердца.

А все же сердце намного сильнее, чем представляет наш ум.

Мой ум больше не туманиться, логика и воля стали тверже камня. Я как никогда четко разделяю грань между чувствами и работой, эмоциями и рассудком. А главное – с первого взгляда определяю сущность человека, его мысли, намерения. Будто дар ясновидца обрела моя истерзанная душа в награду за выдержку и терпение. Чтобы стать крепким инструментом – налаженным и звонким – в руках судьбы.

Я продолжала жить в гостинице, в прежнем номере-люкс.

В тот вечер я возвращалась очень поздно, задержалась в гостях у своей лучшей подруги Людмилы Паниной, бывшей жены Егора. Ее сын обожает меня, обещал непременно жениться на мне, когда вырастит. Замечательный мальчик, и внешняя копия отца.

Людмила, с которой я впервые повстречалась во время партнерских переговоров, моментально очаровала меня, не только внешностью, но и искренней натурой. Добродушная миниатюрная женщина, всегда улыбчивая, но с грустными глазами. Наверное, первый человек, в котором за многие месяцы знакомства я не уловила ни единого проблеска злобства или фальши.

У Егора младшего был день рождения и я являлась почетной гостьей. Десять лет – солидный возраст. Мальчишка не отпускал меня до тех пор, пока не вымотался и, в конец, не уснул.

Тогда я еще около часа гуляла по ночному городу, вдыхая запахи уходящего лета.

И вернувшись в гостиницу, вместо того, чтобы сразу подняться в свой номер, я решила навестить то место, где когда-то состоялась наша первая встреча с Егором.

Я бывала там не часто. Но в тот момент будто неведомая сила влекла меня подняться на второй этаж.

Двери лифта бесшумно открылись и я в который раз убедилась, что не только в моем номере, но и здесь все осталось на своих местах, как и прежде.

Небольшой холл. Гладкий мраморный пол, покрытый мягким вишневым ковром. Удобные диванчики. А вот и то самое кресло…

У кресла, ко мне спиной, стоял человек.

Я узнала его сразу.

Сердце вспыхнуло огнем.

Он смотрел на меня через отражение в окне. А когда повернулся…

Не знаю, почему я не упала как подкошенная, ведь практически перестала ощущать под ногами пол.

Прежняя Анна наверняка упала бы.

Я же стояла и не сводила с него глаз, боясь проронить хоть слово…

Кирилл подошел не спеша, изучая меня жадным взглядом, тоже молча…

Может, прошла секунда, а может, час. Мы стояли в шаге друг от друга и, не моргая, смотрели друг другу в глаза.

И не могли насмотреться!

Потом он обнял меня так крепко, что я готова была закричать от боли. Такой сладкой боли!

Наши поцелуи были несдержанными и голодными, чередуясь с осторожными и робкими.

И мы не могли насытиться.

Набрасывались друг на друга так, будто хотели убить, а потом снова оживляли нежными прикосновениями…

И вот мы голые, новорожденные, на полу в моем номере.

Все так же не можем насмотреться друг на друга.

На груди у него шрам от пули, очень близко от сердца… как свидетельство неразрывных уз, накрепко связавших наше прошлое и настоящее.

Не известно, кто первый сказал:

– Я люблю тебя.

И услышал в ответ:

– Я люблю тебя.

Кирилл отнес меня на кровать и больше не выпускал из своих объятий…

Сейчас ночь.

Он уснул, утомленный и счастливый.

В огромном окне моей спальни – от пола к потолку - виднеется внизу яркий ночной город. Как много там счастья и боли, встреч и разлук, смерти и жизни, а сколько любви…

Луна смотрела на меня так понимающе.

И тогда я впервые села за ноут-бук, чтобы написать обо всем, что случилось, и понять, что привело нашу жизнь, мою и моих родителей, к такому губительному финалу...

Любовь? Или иллюзии?

Мы все живем в иллюзиях, и даже, если не сознаем того, все равно имеем единственное стремление в жизни – найти что-то настоящее. Настоящий дом, настоящую любовь…

Но, если иллюзии с легкостью помещаются в одной голове, то в поисках настоящего не хватит и целого мира.

Иллюзия – сладкая таблетка в минуты безверья. И наркотик, разрушающий человеческое существо, как любой другой наркотик.

Но мы устроены так, что иллюзии всегда будут частью нашей жизни. Мы в плену у себя самих. Но только мы сами способны контролировать степень своего самообмана.

Живите в иллюзиях, дамы и господа! Но не позволяйте им господствовать над вами.

Тот финал был предрешен, когда я только появилась на свет.

Но именно он дал мне новую жизнь. И подарил мне Кирилла.

Тело болит от страстных поцелуев. Губы искусаны, но я улыбаюсь.

Перед тем, как уснуть, Кирилл прошептал:

– Я тебя больше никогда не отпущу. Я никому тебя не отдам, слышишь? Чего бы это мне ни стоило, но я никому и никогда тебя не отдам…

Интересно. Как далеко он готов пойти ради этого?