Запретная для огненного дракона

30. Где же выход?

— Вставай! Давай… Хватит валяться!

Чей-то шамкающий голос, будто поплавок с поклёвкой, то всплывает на поверхность, то проваливается в толщу ваты.

Открываю глаза, моргаю, чтобы прогнать муть. Вокруг полумрак, наверное уже ночь. Или вечер?

— Поднимайся!

С трудом сажусь на кровати, тело отзывается ноющей болью.

— Не придуривайся. После ведьминой травы ещё никто не умирал. — Недовольное шепелявое ворчание.

Повожу гудящей головой влево и вправо, разминаю затёкшую шею.

Не знаю, кто не умирал после ведьминой травы, но я готова это сделать. Прямо сейчас.

— Что произошло? Включите свет! — Бормочу еле слышно.

Сознание рассыпается, и отказывается складывать паззлы происходящего в единую картину. Перед глазами мелькают русалки, удивлённые глаза Эдгара, крики гостей за столом, шёпот в коридорах, чешуйчатые отростки, за которые я цепляюсь до ломоты в пальцах…

— Наконец, перестала придуриваться!

Приходится повернуться всем телом на звук дребезжащего старческого голоса. Шея пока отказывается слушаться.

Глухой бубнёж, чирканье и я щурюсь на яркий свет светильника. Вытираю пальцами заслезившиеся глаза.

Сильно зажмурившись вновь распахиваю ресницы, пару секунд смотрю на зловещую фигуру в капюшоне, тускло мерцающую бронзовую клюку. Капюшон с тихим шорохом ползёт вниз, открывая мне морщинистое лицо, седые пучки волос и безобразную щель беззубого рта.

Воспоминания обрушивается на меня пыльным мешком. Я пленница свихнувшегося Сеймура! А эта толстая старая ведьма — мой надсмотрщик.

В отчаянии потираю лоб. Надо же так вляпаться.

Только старуха, кажется, не намерена ждать, пока я окончательно приду в себя. Грозно шамкает:

— Давай ешь…

С трудом нагнувшись, ставит миску на пол. Как собаке.

Разгибается и смотрит на меня с едкой ухмылкой, ожидая, что я брошусь и начну лакать из миски.

Только я не двигаюсь с места:

— Вы специально это делаете? Зачем?

Она даже ухом не ведёт. Пухлые пальчики в нетерпении выстукивают дробь по набалдашнику клюки. Ждёт, когда я от голода наброшусь на еду.

Какая милая бабушка, прямо одуванчик!

Мелко трясу головой, чтобы прогнать головокружение. Ей тоже нравится издеваться надо мной? Или это приказ её хозяина?

— Я вам ничего не сделала, — говорю громко.

Женщина всё также сверлит меня взглядом.

В камере одуряюще пахнет едой. Не деликатесами, просто чем-то съедобным и горячим. Жадно веду носом.

— Какая же ты гадкая! — Сиплю, вставая с кровати и поднимая тарелку. — Ладно, твоя взяла. Чтоб тебе внуки так еду приносили!

Ведьма даже ухом не ведет.

Жестяная посуда приятно греет пальцы. С трудом удерживаюсь, чтобы не наброситься на пищу.

Ты будешь мне пятки лизать…

Ну уж нет! Не дождёшься!

С трудом поднимаю голову над миской.

— Дай ложку? — Тяну руку к своей надсмотрщице.

Она никак не реагирует. Замерла, как изваяние. Только глазки — маленькие и колючие следят за каждым моим движением.

— Ложку дай! — повторяю так громко, что, наверное, услышала даже охрана за стеной. — Дай! Я не буду так есть!

Ухмыляется.

Кажется, поняла.

Из недр черной хламиды достаёт деревянную ложку, бросает её в меня. Я ловлю её на лету погружаю в тарелку. Жую что-то похожее на пюре. Даже эта скромная пища кажется мне манной небесной.

Пюре исчезает за считанные секунды. Облизав ложку, протягиваю тарелку.

— Спасибо большое. Можно еще?

Пухлая лапка тянется за миской, и я доверчиво подползаю на край кровати, чтобы пожилой женщине было удобнее. Только моя тарелка тут же исчезает в черных складках.

Не поняла, это всё? С подозрением кошусь на внушительную фигуру старой ведьмы. Вдруг она передумает.

— Можно добавки? — Вежливо прошу.

— Ложку верни, хватит с тебя.

Ничего себе, вот так воспитание! Хмыкнув, прячу ложку в корсаж. Это больно и неудобно, черенок достаёт мне почти до пупка, но я рада терпеть неудобства, если это злит моих врагов.

— Верну, когда съем вторую порцию. — Щурю глаза и жестами показываю бабке, что готова использовать ложку по назначению.

— Раздери тебя тролли, вредная девчонка! — бурчит старуха и подходит ближе. Но я благоразумно отползаю на другой край кровати.

— Спасибо, и тебе того же. А перед этим пусть запихают тебе в нос ведьминой травы или чем ты меня потчевала?

Старуха пару секунд смотрит на свою клюку, видимо раздумывая, стоит ли пытаться меня ей достать. Но решает не связываться.

И правильно! Я уже мысленно представила, как выдерну клюку из её рук и с удовольствием отвешу пару ударов под упитанный зад. Меня учили, что нельзя обижать пожилых людей, но никто не говорил мне, что эти правила распространяются на ведьм.

Старуха какое-то время раздумывает, видимо не зная, стоит ли оставить мне чахлый деревянный трофей или настоять на своём. Наконец, трижды плюёт в мою сторону и направляется к двери.

Не забыв бросить через плечо:

— Сгниёшь тут, и никто тебе не поможет!

Я лишь в недоумении морщусь. Надо же, сколько желчи. Что я ей сделала?

— Сгниёшь, слышишь! — Снова оборачивается ко мне.

— Думаю, мы вряд ли подружимся. Правда? — Говорю ей, словно она может услышать.

— Вы за всё ответите!

— А я-то надеялась, что мы договоримся. Жаль, могла бы мне помочь. Совершила бы доброе дело под конец жизни…

— Твой дракон умрёт, и ты тоже.

А вот это уже слишком! Отворачиваюсь к стене, с трудом сохраняя спокойствие. Она же специально меня выводит из себя. Оказывается, спорить с глухими — сомнительное удовольствие.

У них в замке эпидемия бешенства или старуха злая на весь мир с рождения?

Грохот двери и скрежет засова дают мне явно понять, что мои коммуникативные навыки сегодня потерпели жёсткое фиаско.

Грустно вздыхаю, подобрав под себя ноги. Нет, плакать я точно не буду. Из-за глухой ведьмы — точно.

Встаю, и подхожу к окну. Рассматриваю мерцающие на небе звезды, одновременно страшась и надеясь, что их закроет крылатая тень.

Что же делать? Сидеть здесь неделями и ожидать своего конца? Я пока не вижу способа сбежать отсюда.

Жаль, что огромная библиотека Эдгара для меня теперь недоступна. Я бы сейчас искала там не способ попасть в свой мир, а сказку про принцессу, запертую в башне и ожидающую своего дракона.

Хочется верить, что такая сказка есть. И у неё счастливый конец.