Злой рыцарь

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Себастьян

«Что, черт возьми, с тобой случилось?» — Спрашивает Тео, как только я, спотыкаясь, вхожу в его гостиную, выглядя как гребаный бродяга.

«Попал в шторм».

«О, я не знал, что идет дождь из грязи». Он выгибает бровь.

«Не будь гребаным умником. Это тебе не идет».

«Не будь злым, брат. Мы оба знаем, что моя задница намного умнее твоей».

Я отшвыриваю его, когда иду в мокрых, грязных ботинках по его драгоценным деревянным полам на кухню.

«Ты, блядь, не против?» он лает позади меня.

«Ни разу».

Открыв верхний шкаф, я достаю бутылку Джека, которую мы держим на всякий случай.

Я чертовски ненавижу все это, но когда у тебя была такая ночь, как у меня, это необходимость.

«Вау, у тебя, должно быть, был действительно хороший вечер», — шутит он, когда я подношу бутылку к губам и делаю глоток за глотком. глоток за глотком. Мое горло горит, как в аду, но в ту секунду, когда тепло достигает моего живота, и я получаю первый признак того, что оно сделает свое дело, я продолжаю.

«Вау, Себ. Тренер оторвет твои яйца утром, если он обнаружит, что болтаешься в своей заднице. Ты был в центре внимания всю неделю».

«Это удивительно?» Я лаю, наконец, вытаскиваю бутылку из губ и вытираю рот тыльной стороной ладони, борясь с желанием выблевать все обратно.

Оставив свой ноутбук на журнальном столике, он сползает на край дивана.

«Ты был с ней, не так ли?»

Поставив бутылку на стойку, я опускаю на нее руки и опускаю голову.

«Черт возьми, Себ. Она тебя облажает».

Поднимая голову, я нахожу его глаза.

«Больше, чем я уже есть?»

Он качает головой, явно не желая погружаться в мой испорченный мозг.

Подойдя, он берет бутылку сбоку и делает свой собственный глоток. Он морщится после того, как проглотил, и ставит его обратно.

«Ты снова трахнул ее?» — спрашивает он, его взгляд опускается на мои покрытые грязью руки.

«Не-а. Не доставил ей такого удовольствия».

На его губах появляется понимающая ухмылка.

«Ты играешь с огнем. Надеюсь, ты это знаешь.»

«Иначе было бы не весело».

Запрыгнув на стойку, он делает еще один глоток. «Она не такая, как другие».

«Ты, блядь, говоришь мне. У суки все еще мой нож».

«Да, об этом. Почему ты даже не позволяешь мне прикоснуться к нему, а она получила его за сколько? Двенадцать часов?»

«Она лучшая любовница, чем ты», — невозмутимо говорю я.

«Забавно, потому что я не уверен, что когда-либо был твоей маленькой сучкой».

«Я также не хочу убивать тебя этим. Я позволю ей оставить это на некоторое время, если это позволит ей думать, что она одержала верх. Но я получу его обратно, и на нем будет ее кровь».

Если он шокирован моими словами, он этого не показывает.

«Достаточно справедливо. Просто не делай этого здесь. Я не собираюсь разбираться с этим беспорядком».

«Я посмотрю, что я могу сделать. Я иду в душ.»

«И вот я подумал, что ты хочешь сохранить доказательства сегодняшнего вечера при себе».

Образ моей спермы, покрывающей ее грудь, всплывает в моей голове.

«Единственная, у кого есть доказательства того, что произошло сегодня вечером, — это наша маленькая принцесса».

Мой телефон, черт возьми, почти прожигает дыру в моем кармане. Моя потребность вытащить это и посмотреть на тот образ, которым я ей угрожал, почти невыносима, чтобы отрицать это.

«Что означает этот взгляд?» — спрашивает Тео. Мы росли как братья с пеленок. Он может читать меня едва ли не лучше, чем я сам.

«Ничего такого, чем я, блядь, делюсь с тобой».

«Мы посмотрим на это. Я случайно подумал, что наша принцесса будет чертовски хорошо смотреться между нами двумя, не так ли?»

Волна непреодолимого собственничества накатывает на меня из ниоткуда. Мысль о том, что Тео прикасается к тому, что принадлежит мне, заставляет меня хотеть вытащить нож обратно.

Я скриплю зубами, когда мы смотрим друг на друга, он ждет словесного ответа — не то чтобы я думал, что он нуждается в нем хоть на секунду.

«Тронь ее, и я убью тебя».

«Ты скажешь мне, что влюбляешься в нее и собираешься надеть на нее кольцо в следующий раз».

Рычание вырывается из моего горла при его словах, но все, что он делает, это запрокидывает голову и заливается смехом.

«Я буду в своей комнате, если я тебе понадоблюсь. Проспись, чтобы мне не пришлось иметь дело с тренером», — говорит он, указывая на уже наполовину пустую бутылку, прежде чем схватить свой ноутбук и бутылку кока-колы и исчезнуть в коридоре.

Я приветствую его удаляющуюся спину, прежде чем проигнорировать его просьбу и, взяв бутылку с собой, направляюсь в свою спальню.

Я клянусь Богом, что этот гостевой дом был спроектирован с учетом нас двоих много лет назад. Это большое кирпичное здание, примыкающее к дому семьи Тео. Под нами не только четыре гаража для наших любимых малышей, но и в каждой спальне есть двуспальная кровать с ванной комнатой. Жилая площадь достаточно велика для нескольких убийственных вечеринок, и, что самое приятное, мы находимся достаточно далеко от главного дома, чтобы ни мама, ни папа Тео, ни младшие братья и сестры понятия не имели, что мы делаем внутри.

Небеса.

Единственное время, когда это лучше, — это когда у меня есть компания в моей огромной кровати.

Я бросаю взгляд на свои черные простыни, мое воображение разыгрывается, когда образ Стеллы, корчащейся на них, всплывает в моей голове. Ее сиськи обнажены, ее соски твердые и просят моего рта, точно так же, как они были сегодня вечером.

Протягивая руку вниз, я протираю свою длину через штаны.

К черту наказывать ее. Я должен был трахнуть ее сегодня вечером. Моя собственная рука завела меня так далеко.

Я падаю в постель голым после долгого душа, который, возможно, и смыл грязь с моего тела, но мало что сделал для прояснения моей головы.

Раньше я думал, что месть — это плохо, но теперь, когда она здесь, моя голова кружится быстрее, чем я могу контролировать.

Мысли о мести были на переднем плане моего сознания с того дня, как я узнал правду. Я всегда думал, что это было чем-то вроде несбыточной мечты, фантазии. Но теперь это прямо здесь. Все, о чем я думал, все, чего так долго жаждал, находится — было — прямо у меня под руками.

У меня есть сила причинить точно такую же боль, которая была причинена моей семье.

Я мог бы сделать это уже сейчас. Я мог бы сделать это в ту первую ночь.

Пистолет был у меня прямо там.

Я мог бы сделать это сегодня вечером, пока приставлял нож к ее горлу. Я мог бы сделать это и оставить ее там, чтобы ее отец нашел ее через несколько часов или даже через день. Ее безжизненное тело посреди грязного кладбища. Он бы этого не предвидел, потому что думает, что его невинная маленькая принцесса с нами в безопасности. Возможно, босс и отдал нам приказ защищать ее, но он понятия не имеет об идеях, которые годами вертелись у меня в голове, когда речь заходит о самом дорогом человеке в его жизни.

Я лежу там, уставившись в потолок, прокручивая в голове события дня. Каждый мускул в моем теле напряжен, поскольку я продолжаю задаваться вопросом, должен ли я был просто погрузиться в нее, если бы это помогло успокоить что-то внутри меня. Как бы то ни было, я лежу здесь твердый, как гребаный гвоздь, снова и снова прокручивая в голове, как она прижата ко мне.

Я понятия не имею, во сколько я, в конце концов, вырубаюсь, но когда я просыпаюсь на следующее утро, моя голова раскалывается от выпитого натощак и моего прерывистого сна, который был полон извращенных, грязных снов о Стелле на том кладбище.

Протягивая руку к прикроватному столику, я ощупываю его, пока не нащупываю свой телефон.

Разбудив его, я вздрагиваю, глядя на яркий экран, но в ту секунду, когда изображение проясняется, я резко выпрямляюсь, мое сердце подпрыгивает к горлу.

«Срань господня», — выдыхаю я, мои глаза прикованы к лицу Стеллы.

В ярком свете дня ее образ, который я сделал, выглядит совершенно по-другому.

Черт, она прекрасна.

Ее кисти и предплечья почти полностью погружены в воду. Ее лицо забрызгано грязью, макияж размазан по лицу, губы полные, как будто мы только что целовались последние полчаса. Прикусываю нижнюю губу, мой рот наполняется слюной, когда я вспоминаю, каково это было — делать именно это.

Падая обратно на кровать, я держу изображение перед собой, обхватывая пальцами свою длину.

Звук ее стона, когда я дразнил ее своим ножом и втягивал ее сосок в рот, наполняет мои уши, когда я дрочу, чертовски желая еще раз кончить на ее идеальные сиськи.

Не сводя глаз со второй по значимости вещи, я стону, когда мое освобождение настигает меня за смущающе короткие минуты.

«Себ, поднимай свою задницу с кровати. У нас тренировка,» — кричит Тео, колотя кулаком в мою дверь и пугая меня до чертиков.

«Отвали», — рявкаю я, вжимая голову обратно в подушку.

«Нет, не могу. У тебя есть десять минут, или я пойду за детьми.»

Я стону. Это был бы не первый раз, когда Тео впускал сюда своих младших брата и сестру, чтобы наброситься на меня, пока у меня не останется другого выбора, кроме как встать с постели, если я когда-нибудь захочу иметь собственных детей. Я не могу себе представить, что он сказал им приходить сюда и наступать на мое барахло при каждом удобном случае, но в значительной степени так оно и было.

«Ты бы не хотел, чтобы они видели меня прямо сейчас».

«Прекрати дрочить, Себ. В конце концов он отвалится.»

Его шаги раздаются, когда он оставляет меня наедине с этим. «Нужен один, чтобы узнать другого, придурок», — кричу я достаточно громко, чтобы убедиться, что он это слышит.

Я привожу себя в порядок, прежде чем натянуть пару спортивных штанов и футболку Найтс-Ридж, беру свои сумки сбоку и распахиваю дверь.

«Тогда пошли», — требую я, проходя через дом. «Ты должен мне кофе по дороге».

«Как ты это додумался?» — бормочет он, беря свои сумки и направляясь к двери.

«Ты заблокировал мне член».

«Это не считается, если это сделано твоей собственной рукой, придурок».

«Конечно, это так. Твой голос заставил меня потерять кайф.»

«Прекрати болтать».

«В тот момент я был готов. Ты знаешь это, точка невозврата, а потом твой голос просто… убил это», — говорю я, борясь с ухмылкой.

«Мой голос никогда раньше не беспокоил тебя в разгар действия», — язвит он.

«Если ты имеешь в виду любое время, когда между нами была девушка, то это совершенно другое. Ее нагота смягчает твое присутствие.»

«Невероятно. Я угощу тебя кофе, если это заставит тебя заткнуться.» Он, черт возьми, чуть не срывает дверцу своего Мазерати, прежде чем закинуть сумки на заднее сиденье и плюхнуться на него.

«Договорились. В любом случае, на самом деле я не хотел посвящать тебя в подробности моей сольной сессии».

Он смотрит на меня, его глаза сузились от разочарования.

«О, да ладно, как будто ты не вырубил одного этим утром. Я видел, как ты смотрел на эмо-цыпочку вчера утром. Держу пари, ты бы хотел, чтобы ее черная помада была на твоем…»

Тео завел машину, откидывая меня на спинку сиденья и обрывая мои слова.

«Щекотливая тема?» — спрашиваю я с юмором в голосе.

«Ты ведешь себя как придурок этим утром. Тебе действительно следовало трахнуть ее. Возможно, это немного охладило бы тебя.»

Я отстраняю его, когда он останавливается в конце подъездной дорожки, прежде чем вырулить на улицу и направиться к нашей ближайшей кофейне.

Мы двое последними входим в раздевалку, готовые к утренней тренировке, и все взгляды устремляются в нашу сторону. У большинства на лицах обычное выражение нерешительности, но всегда есть пара, которая считает себя достаточно мужественными, чтобы противостоять нам и расправить плечи в знак вызова. Единственные трое, кто едва обращает на нас внимание, когда мы входим, — это Алекс, Нико и Тоби.

«Почему вы опоздали?» Алекс невозмутимо натягивает ботинки.

«Этот ублюдок был слишком занят дрочкой на принцессу», — объявляет Тео, к большому удовольствию Алекса и Нико. Лицо Тоби, однако, вытягивается, когда его глаза находят мои.

«Ты видел ее прошлой ночью?»

«Вы бы видели, в каком он был состоянии. Споткнулся насквозь мокрый и весь в грязи», — говорит Тео, то ли не обращая внимания на реакцию Тоби, то ли подпитывая ее. С ним иногда трудно что-то сказать.

«А нам обязательно это делать?»

«Он дуется, потому что она не позволила ему пройти весь путь».

«Тео», — рявкаю я.

«Он всегда похож на медведя с больной головой, когда ему не хватает киски», — присоединяется Алекс.

«Еще слишком, блядь, рано для этого дерьма. Как будто кому-то из вас, ублюдков, повезло прошлой ночью.»

Ухмылки покрывают лица Алекса и Нико.

«О, просто отвалите, вы все».

Вытаскивая ботинки из сумки, я снова выхожу, оставляя их сплетничать обо мне. У меня не хватает терпения выслушивать эту чушь сегодня утром.

Я несусь по короткой дорожке, ведущей к нашему тренировочному полю, держа в поле зрения скамейку в конце, когда врезаюсь головой в твердое тело.

«Вау», — говорит тренер, кладя руки мне на плечи и отталкивая меня назад. Секунду он изучает мое лицо. Я понятия не имею, что он видит. Мое похмелье. Мой гнев. Тот факт, что мое гребаное терпение на исходе. Что бы это ни было, это заставляет его озабоченно нахмуриться.

«Ты в порядке, сынок?»

Мои губы приоткрываются, чтобы солгать, сказать ему так же, как я говорю всем остальным, что все просто прекрасно. Но по какой-то причине слова не слетают с моих губ, как обычно.

«Давай же».

Он легонько подталкивает меня в сторону своего кабинета, и у меня нет другого выбора, кроме как направиться в этом направлении.

Я падаю на стул перед его столом, прежде чем он занимает свое место с другой стороны.

«Я знаю, что сейчас для тебя трудное время, Себ».

Я усмехаюсь, потому что это даже близко не описывает, на что похоже это время года.

Чертовски мучительно — это больше похоже на это.

Я подаюсь вперед, упираясь локтями в колени, и смотрю на него снизу вверх, ожидая, что еще он скажет, чтобы попытаться сделать мою жизнь хоть немного лучше.

«Как поживает твоя мама?»

Я продолжаю пялиться.

Есть только горстка людей, которые знают жестокую правду о том, как плохо обстоят дела с моей мамой, и тренер не один из них. Он знает, что она борется с потерей, которую понесла наша семья, но он понятия не имеет, что она в шаге от того, чтобы оставить меня сиротой.

«Все то же самое. Я думаю, что на данный момент мы давно прошли через чудодейственное лечение, тренер».

Он кивает, выглядя совершенно не в своей тарелке.

В свое время у него была довольно плодотворная футбольная карьера, но я не уверен, что тренер средней школы когда-либо был его призванием в жизни. Он хочет помочь, я вижу это по его глазам. Он хочет поддержать нас, помочь нам достичь всего, чего желает наше сердце, будь то профессиональный футбол или что-то еще. Но разговоры о тяжелых вещах с ущербными подростками на самом деле не его сильная сторона.

«Мне просто нужна пара недель», — вру я. «Все уляжется, вернется в нормальное русло». Что бы это, блядь, ни значило. «Я снова сосредоточусь».

«Я не беспокоюсь о том, что ты сейчас сосредоточен на поле, Себ. Я беспокоюсь о тебе. О пути, по которому ты направляешься.»

«Я знаю, что я делаю».

Он приподнимает бровь, безмолвно спрашивая: «Это так?»

Все знают, кто мы такие, что означают наши фамилии и чего от нас ожидают — и будут ожидать — в будущем. Не больше, чем Тео. И я вижу беспокойство в глазах большинства наших учителей.

Я думаю, что быть солдатом в семье — это не совсем то, что они считают успешным будущим. Они хотят, чтобы мы отправились в Оксбридж и разбогатели как юристы, врачи, MDS огромных корпораций — точно так же, как родители, которые платят безумную плату за обучение, которую требует это место, чтобы позволить своим детям посещать занятия.

Но это не наша реальность. Мы могли бы поступить в университет — это всегда входило в наши с Тео планы, в зависимости от того, чего хочет босс, — но наше будущее было предрешено в тот день, когда мы родились с кровью Чирилло, текущей в наших венах.

«У тебя здесь осталось девять месяцев, Себ. Извлеки из этого максимум пользы. Ты уже скоро будешь взрослым.»

Неужели я, блядь, этого не знаю? Но чего тренер не понимает, так это того, что я был чертовски взрослым в течение многих лет. Каждый раз, когда я брал бутылочку из маминых рук, относил ее в постель, купал, расчесывал ее спутанные волосы, я взрослел еще немного, пока не стал всего лишь мальчиком, тонущим в реальности того, что значит быть мужчиной в нашем мире.

Кровь, смерть и разложение.

Вот куда мы все направляемся, и, черт возьми, никто из нас ничего не может с этим поделать.

Я работаю достаточно долго, чтобы точно знать, чего от меня ожидают. Я пачкал руки в большем количестве случаев, чем хотел бы думать, просто пытаясь сохранить маме жизнь. Это часть того, кто я есть.

Это часть каждого, кто меня окружает.

Даже мой маленький дьяволенок.

Она просто еще этого не знает.

И это будет так чертовски прекрасно, когда она наконец узнает правду. Когда она узнает, на что я действительно способен и сколькими способами я мечтал отомстить.

Мои кулаки сжимаются, жажда крови и возмездия заставляет мою ненависть раскаляться докрасна.

«Так что ты скажешь?» Голос тренера возвращается ко мне, но я понятия не имею, что он только что сказал. Образы в моей голове — это наша принцесса в моей власти, ее кожа запятнана ее кровью благодаря моему ножу — тому, который она украла. И они все поглощают.

«Д-да, я услышал тебя, тренер», — говорю я, чертовски надеясь, что это то, что он хочет услышать, прежде чем встать со стула, схватить свои ботинки и выйти из его кабинета.

К тому времени, как я загружаюсь и бегу трусцой на поле, остальные ребята проводят тренировки.

Я иду в ногу с Тоби, который смотрит на меня, в его светло-голубых глазах предупреждение, от которого я отмахиваюсь.

Он беспокоится о принцессе. Что ж, трахни его и трахни ее.

Ей не нужно, чтобы кто-то присматривал за ней, а ему нужно не совать свой гребаный нос в мои дела.