Аня не слышала этого разговора, поэтому прекрасно проспала до утра и проснулась в превосходном настроении. Она не знала, что будет завтра, жила моментом и просто наслаждалась им. Николай влюблён в нее, вчера она почувствовала это. За завтраком он откровенно любовался ею, практически не скрывая взгляда, полного нежности и обожания. Аня смущённо уставилась в свою тарелку. Зато Татьяна Александровна была не в духе. Может, ей нездоровилось или с Павлом Андреевичем повздорила, решила Аня и тут же позабыла о них. Когда ты счастлив, тебе ни до кого нет дела.
Аню беспокоила лишь Глаша. Чем более счастливой становилась гувернантка, тем болезненнее и несчастнее выглядела её камеристка. Девушку это тревожило. С Глашей она сдружилась и не могла спокойно смотреть, как та или украдкой спала в комнате Ани, или с болезненным видом сидела на кухне. На глаза хозяйке дома она старалась не попадаться.
По обрывочным сведениям, выяснилось, что отца у ребёнка нет, но большего Ане узнать не удалось. Служанке стало чуть легче, но девушка всё равно старалась уберечь её от тяжёлого труда и освободила от многих работ. В обязанности Глаши входило теперь только причесать гувернантку и помогать одеваться, если без посторонней помощи было не справиться.
Так прошло несколько дней. Несколько совершенно прекрасных дней, когда Аня жила своими мечтами, занималась с Сашей и слушала рассказы Натали о том, какую бы свадьбу она устроила для них с Александром Сергеевичем.
С Николаем они виделись мало, он с утра до ночи пропадал в канцелярии, готовясь к проверке, но каждое утро под дверью своей комнаты Аня находила записки от него. Это было одновременно странно и удивительно мило. В этих небольших посланиях он желал ей хорошего дня, рассказывал свои новости сыпал комплиментами, отчего не привыкшая к подобному обращению Аня краснела до кончиков ушей.
В эти прошедшие дни не было ни одного плохого момента, кроме разве что визита княгини Оболенской в особняк на Галерной. Она приехала на чай, сославшись на приглашение хозяйки. Ни Аня, ни Татьяна Александровна не были рады Лилит, но не выгнать же её. - К сожалению, некоторые люди совершенно бестактны, - с горечью изрекла графиня и отправилась встречать гостью, когда Иван Кузьмич объявил о её прибытии.
Аня так и не поняла, зачем Лилит приезжала. Они пили чай в гостиной, княгиня болтала о всякой ерунде, как то: перчатки и шляпы, пересказывала сплетни из театральной среды и жаловалась на ханжество и невежество нижегородского мещанства.
Аня почти не слушала, вся эта великосветская дребедень была ей совершенно не интересна.
- Фрейлины императрицы поделились, что Его Величество может вызвать мужа на разговор в любой момент. - Уловила, наконец, нить беседы Аня. - Это очень ответственно и так волнительно.
Лилит вдруг посмотрела на Аню, как бы ища подтверждение своим словам. Спохватившись, девушка сделала вид, что вникает в разговор и кивнула.
- Ах, в гостях хорошо, но пора и честь знать. Засиделась я у вас, Татьяна Александровна. Благодарю за гостеприимство. - Лилит поднялась с кресла, толком не допив чаю. - Аннет, душенька, проводите меня, пожалуйста, в уборную. Мне нужно, припудрить носик. Оболенская многозначительно улыбнулась. Аня нерешительно посмотрела на графиню. Провожать эту змеюку до сортира - то ещё удовольствие. В своём серебряного цвета, довольно узкого кроя, платье княгиня, и в правду, смахивала на змею. Даже браслет у неё был соответствующий - со змеёй, головой, обращённой к своему же хвосту. На месте глаз у змеи поблескивали темно-синие камни. Весь этот браслет отражает саму суть Лилит, весь её пропитанный желчью, словно ядом, характер.
Графиня, не уловив молящего взгляда Ани, отпустила её сопровождать Оболенскую. Пришлось идти. Благо, было не так далеко и разговаривать им в тёмном коридоре не пришлось. Пока Аня разглядывала узор на обоях, ожидая княгиню, та за дверью быстро сняла браслет с руки и сунула его в карман платья. Подождала минуту и вышла из помещения, оставив на этажерке сумочку.
- Ну вот и всё, милочка, благодарю за ожидание. - Щебетала женщина. - Мы же дойдем этим коридором до передней?
Аня невоспитанно угукнула и пошла чуть позади.
В передней уже ждал швейцар с фантастически дорогим полушубком в руках.
- Ох, я, кажется, забыла сумочку в ватерклозете. - Спохватилась вдруг Лилит. - Аннет, не будете ли вы столь любезны, чтобы её принести?
Аня сцепила зубы. Она гувернантка, а не девочка на побегушках.
- Конечно, - мило улыбнулась она. "Поскорее бы ты уже свалила", негодующе подумала.
Ради того, чтобы Лилит поскорее убралась восвояси, она даже за сумкой сходить готова. Сумка и правда была на этажерке. Как можно было забыть ее - уму не постижимо. Подцепив дорогущий саквояж, Аня понесла его в переднюю.
- Спасибо огромное, дорогая, - небрежно бросила Лилит.
Раскланявшись, княгиня отправилась прочь. Татьяна Александровна и девушки, её провожавшие, в недоумении переглянулись.
- Зачем она приезжала? - Спросила Натали.
- Одному Богу известно, - заметила Татьяна Александровна. Ей казалось, что Лилит надеялась застать Николя, но к счастью, он был на службе.
***
Вечером Аня, наконец, смогла поговорить с Глашей наедине.
- Твои родители знают? - Спросила девушка камеристку, когда та причесывала её перед сном.
Глаша встрепенулась, словно испугавшись вопроса, и замотала головой.
- Нет, сударыня. У меня только матушка, отец три зимы как от лихорадки помер. Боюсь её гнева. Аня уставилась на Глашу через зеркало.
- Но почему? Дети - это счастье.
Глаша нехорошо усмехнулась:
- Счастье, коли муж есть и семья. А я то.. - Она осеклась, но быстро взяла себя в руки. - Вот и всё, вот и причесала. Доброй ночи, барышня. - И быстро ретировалась из комнаты.
Аня не понимала такой реакции, но по всему выходило, что ей неприятен разговор. А значит, она больше не будет поднимать эту тему. В конце концов, это её не касается.
На следующий день служанка взяла выходной, рассказав Ане, что поедет в Стрельну, виниться перед матерью. Аня страшно за неё переживала в надежде, что мать поддержит дочку. Но Глаша явилась поздно вечером заплаканная и задумчивая. По её виду Аня поняла, что чуда не случилось. Решив, что утро вечера мудренее, девушка отправила камеристку спать. Сама же долго ворочалась и всё думала и думала о судьбе Глаши.