Зоомагический факультет. Болотные хроники

Глава 9

Я вышла из душа, и капли воды скатились по шее, оставив за собой лёгкий холодок. Чистые штаны с карманами, готовыми вместить все секреты, сели удобно. В таких можно весь день по болотам скакать. Движений не сковывают и не порвутся, материал плотный. А еще с них вся грязь скатывается. Толстовка пахла болотной травой, а жилетка – корицей из шкафа Луны. Она уже ждала у двери, притопывая в такт цикадам за окном.

Мы пошли на завтрак, пробираясь через коридор, где аромат свежих кексов смешивался с запахом краски. Система дежурства уже заработала. Визуалки в фартуках, расшитых рунами, расставляли на столах угощения: кексы с изюмом и кофе, над которым вился пар, будто дымок от костра. Луна ткнула вилкой в глазурь, ухмыльнувшись.

– А вполне съедобно! Может, они всегда будут готовить, а то дальше маячит наша смена, а в кулинарии я не сильна.

– Аналогично, – призналась я и с наслаждением впилась зубами в кекс.

Верн влетел в столовую первым, с гитарой за спиной и улыбкой до ушей. – Луна, твои глаза сегодня сияют ярче, чем светлячки над озером! – крикнул он, и подруга фыркнула, хотя уголки губ предательски подрагивали, скрывая улыбку. Ксандр вошёл следом, спокойный, будто этой ночью не произошло ничего необычного. В волосах у него всё ещё поблёскивали серебристые частицы пыльцы. Он сел напротив меня. Улыбнувшись, как ни в чем ни бывало, он сосредоточился на кексах. И не осудишь, они, и правда, получились вкусными. Я сама второй доедала. Фенрик плюхнулся рядом, пролив кофе на скатерть, его рыжие кудри торчали, как у испуганного ёжика.

Я механически крутила вилку, чувствуя, как взгляд Ксандра ненадолго задерживается на моих руках. Верн, не умолкая, сыпал шутками про, а Луна парировала, будто отбивала мяч в игре. Кофе оказалось сладким, с привкусом карамели – совсем не таким, как вчерашний «настой с плесенью». Визуалки на кухне – это отличное решение. Надо сказать, пользы от них было тут больше, чем в охоте на монстров.

Закончив завтракать, мы подождали парней и вместе отправились на поляну, нас уже ждали профессор Борк и профессор Грим, хотя она нечасто сопровождала нас в походах.

– Сегодня у нас с вами в планах древний змей, которого нужно отыскать изучить, – начал Борк, и толпа студентов заинтересованно замерла. – Он поглощает магию, как губка. Механизм этого процесса не изучен. Вот вы и поспособствуете науке.

Луна ухватилась за мой рукав, её пальцы впились в ткань. Верн присвистнул, разглядывая карту в руках Грим – на пергаменте виднелись пятна, похожие на засохший чай. Ксандр стоял чуть сзади, его плечо почти касалось моего.

– Дорога дальняя, – радостно заявил Борк, – а, значит, берем рюкзаки и палатки. Вернуться до темноты не успеем. Заночуем у пещеры.

Через полчаса плечи слегка ныли под рюкзаком, набитым зельями и сушёными ягодами. Тропа впереди виляла, словно река, а болотный ветерок шелестел листьями: «Вперёд!». Мы зашагали – к холмам, где магия переливалась в воздухе, словно радуга после дождя.

Мы шли извилистой тропой, ноги утопали в ковре изо мха, который пружинил, словно живой. Болота дышали: воздух гудел от звона стрекозиных крыльев, шипел пузырями на поверхности трясин, пах мокрой корой и гниющими лилиями. Над головой висели комары размером с ладонь – их прозрачные крылья переливались радужными бликами, как масляные пятна на воде. Защитные амулеты на наших шеях тускло мерцали, поэтому комары лишь кружили рядом, будто танцуя в такт нашему шагу. Их жужжание сливалось с болотным хором: лягушки квакали ритмично, словно барабанщики, провожая нас трелями, а из чащи доносилось шуршание – то ли ящерицы, то ли тени более интересных существ, которые не спешили показаться.

Фенрик, споткнувшись о корягу, замер возле кувшинки. На листе сидела стрекоза с крыльями цвета ржавчины и изумрудным брюшком. Он потянулся, забыв про баланс, и кочка под ногой внезапно поддалась. Грязь хлюпнула, обнимая его по пояс, а Верн, не сдержав смеха, протянул руку:

– Эй, учёный! Ты здесь новый вид тины открываешь? Фенрик, ну правда, когда уже научишься смотреть под ноги?

Верн взял Фенрика под локоть и вытащил его, будто мешок с зерном. Грязь с рыжих кудрей стекала ручьями, оставляя на щеках узоры, как ритуальная раскраска. Когда он успел нырнуть в грязь и физиономией, для всех осталось загадкой.

Едва мы двинулись дальше, как на моё плечо села бабочка. Её крылья, будто вырезанные из синего шёлка, мерцали чёрными узорами. Луна ахнула, схватив блокнот:

– Не дыши! Это же молельница-ночесветка! Они приносят удачу… и очень редкие!

Она рисовала лихорадочно, высунув от усердия кончик языка. Я стояла, боясь пошевелиться, пока бабочка медленно складывала и расправляла крылья, будто демонстрируя магические символы на них.

Профессор Борк, тем временем, прорубал себе путь мачете длиной в руку. Лезвие со свистом рассекало папоротники, но голос профессора звучал ровно, словно он вёл семинар в аудитории:

– Мрачноболотье! Не путать с Ивовыми трясинами. Здесь почва пропитана магией. Каждая лужа помнит шаги древних, каждое дерево… – Он рубанул лиану, – …хранит эхо заклинаний. И да, Фенрик, если будешь ковырять грязь, найдешь артефакты. Или кости. Чаще кости.

Тропа сужалась, вода под ногами темнела, становясь густой, как чернила. Лягушки смолкли, и даже комары отстали, будто граница между мирами была проведена незримой нитью. Только ветер шептал в камышах, перебрасываясь словами с эхом, а где-то вдалеке, за стеной тумана, мерцали огоньки – то ли светлячки, то ли чьи-то глаза.

Мы миновали стену из тумана, и он окутал нас холодной, липкой пеленой, будто живой вуалью. Капли оседали на ресницах, превращая мир в размытый акварельный пейзаж. Профессор Борк пригнулся. Его голос стал глухим, словно звучал сквозь вату:

– Тише… Их глаза видят сквозь мглу.

Он кивнул в сторону чащи, где меж корней мелькали бледные огоньки. Болотницы наблюдали за нами, притаившись во тьме. Их силуэты сливались с тенью, только зрачки, как треснувшие льдинки, отсвечивали синевой. Воздух дрожал от их шепота, похожего на шуршание паутины.

Двигаться пришлось бесшумно. В какой-то момент я испугавшись слишком сильного звука, схватилась за руку Ксандра, а он, словно, так и было нужно, сжал мою руку в ответ. Мимо болотниц мы прокрались, опасаясь лишний раз вздохнуть и выдохнули только на опушке.

Болота сменились лесом, где древние сосны вздымались к небу, словно колонны забытого храма. Кора их была покрыта резными узорами, похожие на магические письмена, выжженные молниями. Воздух, густой от хвойного аромата, обжигал лёгкие и кружил голову, как первый глоток вина. Под ногами пружинил мох, мягкий, как перина, а сквозь кроны пробивались лучи солнца, золотыми нитями вышивающие узоры на земле.

Из зарослей папоротников высунулся ёж. Его иглы светились изнутри, будто в них застыли капли лунного света. Еж фыркнул, раздувая ноздри, и деловито зашагал через тропу, не обращая на нас внимания. За ним семенили ежата, их крошечные спинки переливались, как перламутр. Один запаздывающий малыш споткнулся о корень, кувыркнулся и, фыркая, догнал сородичей, оставив за собой светящийся след, словно россыпь звездной пыли.

У гигантского муравейника, похожего на глиняный замок с башнями, тропа сузилась. Стены муравейника были испещрены ходами, откуда выползали муравьи с блестящими, будто лакированными, спинами. Их панцири отливали ядовитой зеленью, а жвала щёлкали, словно крошечные ножницы.

– Не двигайтесь, осторожней! – Борк прижал палец к губам. – Один укус и паралич на сутки обеспечен. Муравьи в мрачноболотье очень опасны.

Перегораживающая нам дорогу муравьиная делегация была занята крайне важным делом. Муравьи тащили добычу: дохлую лягушку с распластанными лапами, ветку, облепленную грибами-паразитами, и обглоданный хребет змеи, белеющий, как проклятие. Визуалки побледнели, отвернулись, желающих запечатлеть это в своих блокнотах не нашлось, а Фенрик, как заворожённый, потянулся к одному из насекомых прутиком.

– Ты совсем идиот?! – Верн схватил его за запястье. – Хочешь, чтобы тебя внесли в меню?

Он указал на змеиный скелет, и Фенрик, сглотнув, отполз на безопасное расстояние.

Когда муравьи завершили шествие, тропа освободилась, мы двинулись дальше. Но далеко не ушли, визуалы ковыляли постанывая. Их ноги, не привыкшие к нагрузкам, дрожали от усталости, и девчонки наперебой начали просить утроить привал. Профессор Борк сжалился и на ближайшей поляне объявил привал. Место, и правда было отличным. Солнечно, просторно и ароматно. Поляна была усыпана земляникой. Ягоды, крупные, как монеты, алели меж изумрудных листьев. Их аромат, сладкий и терпкий, смешивался с запахом нагретой хвои. Луна тут же повалилась на спину, раскинув руки:

– Рай существует! И он пахнет вареньем…

Она запустила пальцы в траву, подбрасывая ягоды в рот, а Ксандр, прислонившись к сосне, наблюдал за ней с усмешкой. Я упала рядом с подругой и прикрыла глаза. Как же хорошо, идти совершенно не хотелось. Но краем уха я услышала рассуждения профессора Борка с профессором Грим. Мы и половину пути еще не одолели.

Солнце стояло в зените и золотило макушки деревьев. Где-то в глубине чащи заухал филин. Мы валялись на поляне, наслаждаясь жизнью и последними свободными минутами. Никто не верил, что Борк позволит нам расслабляться слишком долго. Трава под спиной была мягкой, каждый стебелёк будто выткан из шёлка, пропитанного ароматом мяты и мёда. Земляника алела повсюду. Будто кровь лесных духов. Луна и Верн валялись в обнимку и кормили друг друга с рук. Попадали не всегда, иногда спелые ароматные ягоды улетали за воротник. Смех парочки звенел колокольчиками, но постепенно растворялся в гуле пчёл, круживших над цветущим клевером.

Я лежала в стороне, подложив под голову свёрнутую жилетку. Ксандр сидел в двух шагах, прислонившись к валуну, покрытому мхом-бархатцем. Мы с ним единственные, кто не воспользовался случаем и не лакомился ароматной ягодой. Я просто не любила. Когда-то в детстве переела и потом мне было плохо, запомнила на всю жизнь и теперь даже близко не подхожу.

– А ты почему не ешь? – спросила я, срывая травинку и крутя её в пальцах. Солнце сквозь листву рисовало на лице Ксандра золотые узоры.

– Аллергия. – Он смущённо поджал губы, будто признавался в преступлении. – Одна ягода – и я стану краснее, чем самая спелая ягода. И… – он имитировал хрип, прижимая руку к горлу, – …в общем, все закончится плохо. Для меня так точно.

Луна, услышав, закатила глаза, бросив ягоду в Верна:

– Несчастные вы люди! Это же такой кайф!

Она фыркнула, а Верн, поймав ягоду в воздухе, криво ухмыльнулся:

– Не слушай. Она просто хочет, чтобы все разделяли её пищевой восторг.

Я закрыла глаза, вдыхая запах нагретой хвои. Но спокойствие длилось недолго. На поляне что-то изменилось. Воздух стал тяжелее, будто пропитанным дремотой. Даже пчёлы замедлили полёт, их жужжание теперь напоминало колыбельную. Луна зевнула во весь рот, едва не выронив ягоду, а Верн прислонился к её плечу, бормоча что-то невнятное.

Профессор Борк, сидевший у корней дуба с блокнотом, вдруг поник, перо выскользнуло из пальцев и упало в траву, оставив кляксу, похожую на паука. Фенрик, до этого копошившийся у муравьиной тропы, растянулся на спине, уставившись в небо мутными, слипающимися глазами.

– Эй… – я приподнялась на локте, но голос звучал глухо, будто через вату. Ксандр тоже заметил неладное и встрепенулся.

– Они что все засыпают! – потрясенно пробормотал парень. – Эй, Верн, дружище!

Ксандр толкнул своего друга в плечо, но Верн лишь громче причмокнул и продолжил спать.

– Луна! – позвала я, но подруга отмахнулась и перевернулась на другой бок. – Что с ними?

– Представления не имею… – пробормотал Ксандр. – И почему с нами все нормально?

– Ягоды? – предположила я. – Они ели ягоды. И что теперь делать?

– Если бы я знал… – ответил парень и насторожился, потому что на краю поляны раздался какой-то странный звук, то ли шипение, то ли тихий дребезжащий стрекот. Похоже, к нам кто-то пожаловал.