Глава 13

– Неужели это… реально? – прошептала я, когда пелена теней рассеялась, словно её сдул ветер, рождённый самим солнцем. Воздух ударил в лицо свежестью, пропитанной ароматом полыни и мёда – вокруг цвели ковры незабудок, их лепестки, синеватые, как льдинки под утренним светом, трепетали под порывами ветра. Холм, на котором мы стояли, казался островом среди океана неба: где-то внизу, за обрывом, плыли тени облаков, оставляя узоры на долине, а горы на горизонте сверкали снежными шапками, будто зубья ледяного дракона.

Ксандр шагнул вперёд, и трава под его сапогами проминаясь, как дорогой ковер. Я последовала за ним, не упуская из виду широкую спину в пыльной и местами порванной рубашке. Под ногами внезапно посыпались камешки, сорвавшиеся в пропасть с тихим шепотом, и мы замерли, будто став частью пейзажа. Внизу в чаше меж скал, я заметила лагерь: палатки, порванные ветром, больше походили на струпья на теле земли. Рядом – груда ящиков с чернеющими клеймами, а между ними метались фигуры мужчин, одетых в неприметную, сливающуюся по цвету со скалами форму. В желудке нехорошо похолодело. Люди в лагере явно были чем-то обеспокоены. Они суетились и бегали.

– Это лагерь браконьеров? – спросила я, хотя ответ был очевиден. Ветер донёс обрывки криков – хриплых, злых, как лай сторожевых псов.

– Думаю, что да, – Ксандр прищурился, и солнечный луч скользнул по грязному росчерку на его щеке. Рука парня непроизвольно сжала рукоять кинжала за поясом – старого, с эфесом в виде волчьей головы.

Внизу кто-то резко взмахнул рукой – блеснул предмет, похожий на арбалет. Группа людей бросилась к входу в ущелье, где груда камней, будто нарочно сброшенных великаном, перекрывала путь. Сердце ёкнуло: среди обломков я различила обрывки сетей, а рядом – клетку с погнутыми прутьями. Пустая.

– Они нас ищут, да? – голос сорвался, выдавая дрожь, которую я тщетно пыталась подавить. В горле стоял вкус меди – страх, знакомый ещё со времён проваленных экзаменов, но сейчас он был острее.

– Думаю, да. – Ксандр повернулся, и его тень легла на меня, словно щит. В глазах, обычно холодных, горело что-то новое. Возможно, тревога, приправленная яростью. – Нам нужно как можно быстрее выйти к зоомагической станции. – Он кивнул на восток, где за грядой холмов виднелась полоска леса, тёмного, как дым. – И никому не попасться на глаза. Лунным лисам всё ещё угрожает опасность.

Ветер внезапно сменил направление, донеся запах гари – браконьеры разожгли костёр. Дым поднимался столбом, извивающимся, как змея, предупреждая об опасности. Где-то вдали, за лесом, крикнула птица – тревожно, дважды. Будто эхо наших мыслей.

Цель была просто и ясной, и на пути достижения стояло только одно. Я совершенно не понимала, как нам спустится с холма и пробраться к выходу из ущелья, минуя лагерь браконьеров.

Как бы мы ни хотели остаться, незамеченными, нам придется пройти мимо опасных врагов. Эта перспектива пугала, но я не видела альтернативы.

– Спускаться днём, всё равно что лезть в пасть к дракону, – сказал Ксандр, щурясь от солнца, которое заливало склон ослепительным, почти белым светом.


Я согласно кивнула. Тут мы были как на ладони. Любое неосторожное движение, любой брошенный в эту сторону взгляд браконьера мог нас выдать. А для того чтобы оказаться внизу, надо было преодолеть длинный пологий спуск. Остаться незамеченными при свете дня было почти нереально.


Давило осознание: лисы всё ещё там, в темноте, под угрозой, и зоомагическая станция с её мощными барьерами и опытными магами была единственным спасением для них. Если не придем на помощь, браконьеры рано или поздно их переловят. Но спешка сейчас приравнивалась к самоубийству. Глотнув воздуха, пахнущего нагретой травой и далёкими снегами, я печально вздохнула. Отдых был не роскошью, а необходимостью. Мы отползли под сень огромного валуна, отполированного ветрами до гладкости старого зеркала. Его прохладная тень обняла нас, как спасительный грот. Отсюда из этой каменной крепости, открывалась панорама: холм, сияющий изумрудами и золотом под беспощадным солнцем, далёкие горы, подпирающие лазурное небо своими зазубренными хребтами. Лагерь браконьеров внизу казался муравейником – крошечным, но зловеще активным. Любое движение там, любой вышедший за периметр, был бы виден как на ладони. Мы же оставались невидимыми, слившись с серой громадой камня.


Живот предательски заурчал. Голод, притуплённый адреналином, теперь навалился всей тяжестью. Я порылась в рюкзаке – на дне, под смятыми пергаментами и пузырьками с травами, нашлась лишь жалкая пачка галет, превратившаяся в крошево. Ксандр, с характерной для него практичностью, протянул смятый шоколадный батончик, обёртка которого потрескалась от времени, и маленькую походную фляжку с водой, где плескалось жалкие глотки. Но настоящим сокровищем оказалась пригоршня крупной, иссиня-чёрной черники, которую он собрал у подножия холма. Яркие ягоды, покрытые сизым налётом, казались каплями ночи, затерявшимися в дневном зное.


Память тут же услужливо подкинула образ земляничной поляны у ручья – такой же аппетитной, такой же безобидной на вид. И мракосов, вырвавшихся из темноты, едва сладкий сок коснулся губ. В этот раз стоило быть осторожнее. Взгляд Ксандра встретился с моим. В серых глазах парня читалась та же осторожность. Без слов я подняла ладонь сосредоточившись. Тонкая нить диагностической магии, бледно-золотистая, как первый луч зари, коснулась ягоды. Искала горечь яда, скрытую слизь паразита, любое искажение природной магии. Только когда уверенность теплой волной разлилась внутри, а ягода в ответ вспыхнула едва уловимым здоровым сиянием, мы позволили себе есть. Сладко-терпкий сок черники взорвался на языке, смешиваясь с сухой крошкой галет и тягучей сладостью шоколада – пища беглецов, ставшая на миг невероятно вкусной. Мы жевали молча, глаза неотрывно следили за долиной внизу, где под солнцем копошилась наша смерть. Нужно переждать всего лишь несколько часов, и потом у нас появится шанс спастись самим и привести помощь.

Я не заметила, как сон сморил меня. Тяжёлый, как горная смола, он накрыл внезапно, вырвав из мира тревог. Наверное, я так сильно эмоционально вымоталась за последние сутки, что отключилась даже в неудобной позе и в совершенно неподходящем месте.

Проснулась я от ощущения тепла и крепкой защищённости: Ксандр держал меня в кольце своих рук. Щекой я чувствовала ритмичный стук его сердца под тонкой льняной рубашкой – глухой, мерный, как удары кузнечного молота о наковальню где-то в глубине земли. Его дыхание, ровное и тёплое, шевелило пряди волос у моего виска, смешиваясь с запахом кожи, дыма и чего-то неуловимо дикого. Возможно, горного чабреца, впитавшегося в его одежду.

Сквозь дрему, как сквозь толщу воды, я почувствовала лёгкое прикосновение ко лбу. Это был поцелуй, лёгкий, как перышко. Потом голос Ксандра, приглушённый до шёпота, но чёткий в тишине, проник в сон:

– Просыпайся… уже стемнело.

Я лениво приоткрыла глаза, веки казались свинцовыми. Мир изменился до неузнаваемости. Холм погрузился в глубокие, бархатистые сумерки. Воздух стал прохладным, влажным, пахнущим ночными фиалками и остывшим камнем. Валун, под которым мы укрылись, теперь был лишь угрюмым силуэтом на фоне бездонного неба. А над нами… над нами рассыпалось царство звёзд. Мириады огоньков – крупных, хрустально-ярких, каких не увидишь в задымлённом городе, мерцали, переливаясь холодным серебром, синевой ледников и редкими каплями рубинового света. Млечный Путь раскинулся расплывчатой дымчатой рекой, окутывая вершины далёких гор, которые теперь казались лишь зубчатыми чёрными тенями на горизонте.

Тишина стояла гулкая, звенящая, которую нарушал лишь стрекот ночных цикад да редкие крики какой-то далёкой птицы печальные, разносящиеся эхом над горами. Внизу в долине, где днём копошился лагерь браконьеров, теперь горели лишь несколько тусклых, жёлтых точек костров – крошечные, как светлячки в огромной чёрной чаше.

Ксандр осторожно разомкнул руки. Движения парня были плавными, но я почувствовала, как напряжены его мышцы под рубашкой. Его лицо в звёздном свете казалось высеченным из того же тёмного камня, что и валун. Ресницы отбрасывали чёткие тени, а глаза, привычно холодные, теперь отражали целые россыпи небесных огней.

– Пора, – сказал он просто, и в этом слове не было места сомнениям. Пора в путь, под покровом тревожной ночи, пока звёзды освещают дорогу к спасению лис. Надеюсь, мы сумеем пробраться мимо лагеря браконьеров незамеченными.

Мы двигались вниз по склону, будто тени. Каждый шаг был продуман, каждое касание сапога к камню – испытанием. Я даже дышала прерывисто, короткими глотками холодного воздуха, пахнущего полынью и пылью, боясь выдать нас. Под ногами скользил мелкий щебень, хрустящий, как кости древних ящериц, а внизу, в чёрной чаше долины, тускло мигали огоньки браконьерских костров – жёлтые, налитые злобой, как глаза спящего хищника.

И вдруг я почувствовала предательский толчок под подошвой. Камушек, не крупнее голубиного яйца, сорвался, подпрыгнул раз, другой, и с тихим, но чудовищно громким в ночной тишине щелчком ударился о выступ ниже. Ледяная волна страха пробежала по спине. Я вжалась в скалу, ощутив её шершавую, обжигающе холодную поверхность сквозь тонкую ткань рубахи. Сердце колотилось где-то в горле, готовое вырваться наружу.

Внизу мгновенно вспыхнула тревога. Грязно-рыжие языки пламени факелов метнулись, заплясали в темноте, отбрасывая гигантские, рваные тени на палатки и груды ящиков. Хриплые голоса прорвали ночную гармонию цикад:

– Кто там?!

– Слышал? Сверху!

Мы вжались в скалу, стараясь стать ее частью. Ксандр замер рядом со мной. Его плечо, твердое как камень, прижалось к моему. Я видела, как ближайший часовой, коренастый мужик в потрепанной кожанке, поднял арбалет, медленно водил факелом вдоль склона. Оранжевый свет скользнул по камням в метре от нас, осветив колючий куст полыни, высохший корень, цепляющийся за расщелину. Холодный пот выступил на спине.

Браконьер сделал шаг в нашу сторону… и споткнулся о камень, чертыхнувшись. Факел погас на мгновение, и когда пламя снова взметнулось, мужчина уже повернулся к своим.

Дальнейший спуск был пыткой. Самый страшный участок начинался у самого края лагеря. Узкая тропа, пролегавшая меж обломков скалы и первой линией палаток, откуда несло запахом перегара, жареного мяса и немытых тел. Голоса были теперь слышны отчётливо: ругань, смех, звяканье бутылок. Мы ползли, буквально втискиваясь в каждую щель, сливаясь с тенями. Дважды фигуры в кожаных жилетах проходили так близко, что я различала потные лица, тусклый блеск ножен на поясах, чувствовала тяжелый запах их дыхания. Один остановился, чтобы закурить, его спина была в двух шагах от моей вытянутой руки. Время растянулось, превратившись в вечность. Я закрыла глаза, молясь всем духам гор, чтобы он не обернулся. И он прошел мимо.

Когда черные силуэты палаток и зловещие огни костров остались далеко позади, скрывшись за поворотом тропы и выступом скалы, мы, не сговариваясь, сорвались с места. Бежали, не разбирая дороги, спотыкаясь о корни, хватаясь за стволы тонких березок, выросших у подножия. Воздух резал легкие, превращаясь в огонь, ноги стали ватными, подкашивались. Я слышала только собственное хриплое дыхание и тяжелый топот сапог Ксандра рядом.

Рухнули на мягкую, прохладную траву поляны одновременно, как подкошенные. Спина впитывала влагу земли, а в лицо ударил запах мяты и ночных цветов. Первым вырвался смех Ксандра – сдавленный, нервный. А потом и я не выдержала. Мы смеялись, задыхаясь, глядя на бескрайний звездный потолок, чувствуя, как дрожь страха сменяется слабостью невероятного облегчения. Впереди за темной стеной леса скрывалась зоомагическая станция.

Глава 14

Мы добрались до зоомагической станции, когда ночь превратилась в серое предрассветье. Воздух был сырым и прохладным, пропитанным запахом хвои и остывшей земли, а последние звёзды бледнели над зубчатыми силуэтами лабораторных корпусов и вольеров. Мы с Ксандром превратились в две шатающиеся от усталости тени. Наши сапоги, покрытые пылью и грязью, шаркали по утоптанной дорожке.

Первыми нас заметили охранники на смотровых башнях – высоких, из тёмного дерева, увенчанных магическими кристаллами, что тускло светили в предрассветной дымке. Я увидела, как одна из фигур в плаще с капюшоном резко выпрямилась, поднесла к глазам длинную зрительную трубу, блеснувшую холодным металлом. Другой что-то крикнул вниз, голос резкий, как щелчок бича, нарушил тишину. Почти сразу же где-то в глубине станции тревожно завыл рог – низкий, вибрирующий звук, от которого задрожали листья на ближайших кустах.

Профессору Борку доложили мгновенно. Сонная станция взорвалась жизнью и загудела, как гигантский улей. Огоньки в окнах корпусов вспыхнули один за другим, жёлтые и резкие. На улице начали появляться сонные и не всегда до конца одетые люди. Голоса слились во встревоженный, торопливый гул, перекрываемый чьими-то командными окриками. Воздух наполнился разнообразными звуками, которые дали ясно понять. У нас действительно получилось сбежать, и мы совершенно точно находимся среди своих.

И тут, сквозь эту внезапно зародившуюся суматоху, навстречу нам вылетела Луна. Она мчалась на полной скорости. Её длинные волосы развевались за спиной, а на плечи была накинута пижамная кофта – ярко-розовая, с принтом в виде неуклюжих, улыбающихся единорожек. На ногах – огромные мохнатые тапки, нелепо шлёпающие. Но контраст с этой смешной одеждой был жуткий: её лицо, обычно живое и озорное, было искажено гримасой ужаса, а огромные глаза, красные от слез, смотрели на нас с немым вопросом. Руки мелко и прерывисто дрожали.

Она практически напрыгнула на меня. Руки обхватили мою шею с такой силой, что перехватило дух, и кости затрещали.

– Как ты могла?! – вырвалось у Луны сквозь всхлипы и слезы. Её пальцы впивались мне в спину сквозь ткань куртки, но я терпела. Понимала, как сильно она перенервничала. – Мы думали… мы думали, вы погибли! Все поиски… ничего… ни следа! – Она отстранилась на мгновение. Её заплаканное лицо было в сантиметре от моего. В глазах бушевала буря – страх, гнев, безумное облегчение. – Что вообще произошло?! Где вы были?!

Её вопрошающий взгляд, полный немой мольбы и укора, заставлял чувствовать себя немного виноватой. За спиной подруги уже собиралась толпа. Мелькали сонные, перепуганные, удивлённые лица студентов и преподавателей в ночных нарядах. Профессор Борк с суровым лицом и зажатым в кулаке дымящейся чашкой кофе похоже еще не ложился.

Мне пришлось сделать глубокий вдох, ощущая на себе тяжесть всех этих взглядов и ледяную дрожь Луны в своих объятиях. Рассказывать придется всё. С самого начала. Каждую страшную деталь этой ночи. Надеюсь, нам поверят.

Мы не вдавались в подробностях, лишь коротко описали, что произошло, пообещав, детали дорассказать позже. После бурной встречи и объятий, которые чуть не переломали мне рёбра, нас с Ксандром, наконец, отпустили. Тело ныло от усталости, каждую мышцу словно начинили свинцом. Одежда пропиталась запахами подземелья, пыли и страха – едким коктейлем, от которого хотелось избавиться сию же секунду. Желудок сводило от голода, а сама я, казалось, была покрыта вековым слоем пыли, от которого хотелось избавиться, как можно быстрее. Смыть с себя липкую грязь, пот и остатки того ледяного страха, который пришлось пережить в подземельях, казалось насущной необходимостью. Грязь въелась в кожу, как и воспоминания о клетках лунных лис и тяжелых шагах преследователей.

Едва оказавшись в нашей с Луной комнате, я тут же кинулась в душ. Грязную одежду закинула в стирку и блаженно открыла бутылочку с ароматным мыльным раствором, который пах сиренью, спокойствием и домом. Этот запах, словно говорил мне, что все страшное осталось позади.

Горячая вода, пахнущая серой из местных источников, обжигающе хлестала по плечам, смывая тяжесть последних двух дней. Я стояла, уткнувшись лбом в прохладную кафельную плитку, и чувствовала, как напряжение медленно покидает тело, уносясь вместе с грязной водой в слив тревоги. Кожа под обжигающими струями горела, но я не спешила отстраниться. Мне было хорошо и умиротворенно.

Пока я вытиралась и закутывалась в грубое, но чистое и большое полотенце, дверь приоткрылась с тихим скрипом. Луна, уже переодетая в просторный свитер и джинсы, с глазами, всё ещё красными от слез, просунула руку с подносом. На нём дымились два пышных, золотисто-коричневых пирожка с малиновой начинкой – от них пахло сладким жаром и детством. Рядом стоял огромный, с толстыми стенками стакан, наполненный почти черным, обжигающе горячим кофе. Его терпкий, бодрящий аромат мгновенно заполнил маленькую душевую.

– Ты, наверное, голодная, – только и сказала она хрипловато, сунув поднос в мои руки. Её пальцы всё ещё слегка дрожали.

– Спасибо, – усмехнулась я, оценив этот жест заботы. – Я уже выхожу. Можно же поесть не в ванной комнате?

Луна хрипло фыркнула, но рука с подносом исчезла, и я вышла в комнату. После духоты и жара душевой, здесь оказалось даже прохладно.

Я уселась за стол и принялась за угощение. Обжигаясь, проглотила пирожок. Даже жевать забывала периодами, запила большими глотками кофе, который вернул ощущение реальности, и выдохнула. Теперь я чувствовала себя почти человеком. Потом оделась вчистую, пахнущую травяным мылом одежду и поняла, что готова поведать о наших с Ксандром приключениях более подробно.

На поляну для общих сборов, обычно тихую, в это утро стеклись все обитатели станции. Студенты в полусонном виде, накинувшие халаты поверх пижам, позевывающие преподаватели с кружками кофе. Воздух гудел от взволнованных голосов, сливавшихся в единый тревожный гул. В центре внимания был Ксандр.

Парень стоял рядом с Верном, высоким и активно жестикулируя. Пальцы Ксандра чертили в воздухе линии, изображая коридоры подземелья, клетку, склон холма. Лицо было сосредоточенным, усталым, но глаза горели. Рядом, как тень, крутился Фенрик, его юркая фигурка мелькала и здесь и там. Он постоянно пытался заглянуть Ксандру через плечо. А временами что-то записывал в блокнот с лихорадочной скоростью. Немного поодаль маячила визуалка, Лисса. Её наряд, даже в суматохе, выглядел подчеркнуто эффектно, а длинные ресницы сейчас работали с удвоенной силой, посылая в сторону Ксандра томные взгляды. Меня это по-прежнему бесило. Точнее, сейчас меня это бесило, особенно сильно.

Когда я подошла к Ксандру, к нам уже спешили профессора Гримм и Борк. Гримм, стройная и всегда собранная, в своем безупречном сером платье смотрела на меня с вежливым вниманием, и лишь в глубине красных от недосыпа глаз читалось облегчение. Борк же, массивный, с седой бородой и лицом, изборожденным морщинами-картами долгих исследований, излучал сосредоточенную серьезность. Мы снова погрузились в рассказ, перебивая друг друга, дополняя детали: тусклый свет лисьей шерсти, ржавые прутья клетки, мерцание маскировочной тени, зловещие огни лагеря в долине. Я видела, как лица профессоров становились всё мрачнее, а вокруг нас нарастал гул – возмущенный, испуганный, решительный.

Когда мы закончили, наступила короткая тишина. Потом Борк тяжело вздохнул, его мощная грудь вздымалась, и пуговички на опасно натягивающейся рубашке едва держались.

– Лунные лисы, – проговорил он глухо, и его голос, обычно громовой, сейчас звучал с почти благоговейной усталостью. – Они долго были лишь строчкой в старых бестиариях, легендой, сказкой для студентов. И вот… вот они есть. – Он посмотрел на нас с Ксандром, и в его маленьких, глубоко посаженных глазах вспыхнул редкий огонь признания. – Студенты… вы большие молодцы. Огромные.

Его слова стали сигналом. Станция взорвалась деятельной энергией. Маги уже доставали кристаллы связи, их голоса, отрывистые и властные, требовали соединения с Советом Охраны, с Магической Жандармерией, с Академией. Звучали названия инстанций, от которых зависели жизни тех самых лис. Кто-то кричал о сборе спасательного отряда, о целебных зельях, о мощных транспортных заклятиях. Дирижабль, способный доставить помощь быстро и незаметно, пообещали прислать ближе к вечеру.

И только тогда, наблюдая за этой кипучей, целенаправленной суетой, мы с Ксандром, наконец, выдохнули. Полно, глубоко. Воздух, наполненный запахом утренней травы, сосновой хвои и тревожной надежды, ворвался в лёгкие. Мы переглянулись. Никаких громких слов не было нужно. В его усталых глазах я прочла то же самое, что бушевало в моей душе: мы сделали всё, что могли.

И лишь, когда адреналин окончательно схлынул, уступив место глубочайшей, всепоглощающей усталости, я почувствовала, что готова. Готова рухнуть на кровать, завернуться в одеяло, пахнущее солнцем и сушеными травами, и провалиться в бездонный, заслуженный сон, где не будет ни ржавых клеток, ни факелов преследователей, только тишина и покой.

Спала я мертвецким сном, словно провалилась в бездонный колодец мягкой темноты. Проснулась только ближе к ночи, когда косые лучи заходящего солнца, пробиваясь сквозь пыльное стекло, окрасили стену в багрянец. Меня разбудил тихий, но настойчивый стук в окно. За ним виднелось знакомое лицо – Ксандр. Его волосы были еще влажными после душа, а в глазах, уставших, но спокойных, читалось приглашение.

– Хватит спать, пошли гулять, – его голос прозвучал сквозь стекло приглушенно, но ясно.

Я согласилась, не раздумывая ни секунды. Быстро кивнула и бросилась переодеваться. Пережитая вместе опасность, общий страх, испытанный в темных коридорах, растворил ту невидимую стену неловкости, что раньше висела между нами.

Когда Ксандр протянул руку, помогая выбраться через низкий подоконник, его пальцы обхватили мои запястья крепко, надежно. И это прикосновение не вызвало ни трепета смущения, ни желания отдернуть руку. Оно стало таким же естественным, как дыхание ночного воздуха, напоенного запахом мокрой травы и озерной воды.

Парень не отпустил мою руку, когда мы ступили на деревянный настил, тянувшийся вдоль темной глади озера. Доски под ногами отзывались глухим, утробным стуком. Воздух звенел от оглушительного стрекота цикад, заполнившего все пространство. Воздух теплый и влажный был, как парное молоко. А в траве по обеим сторонам тропы зажигались и гасли крошечные фонарики – светлячки. Их призрачное, зеленовато-желтое сияние выхватывало из мрака то корявый корень, то лист кувшинки у берега, то носки наших ботинок. Светляки освещали путь, неярко, но волшебно, роняя искорки в черное, звездное зеркало воды под настилом.

– Как ты думаешь, теперь у лис все будет хорошо? – спросил Ксандр. Его голос, обычно такой твердый, сейчас звучал задумчиво, почти мягко.

Я посмотрела на озеро, где отражение луны колыхалось, распадаясь на длинную серебряную дорожку.

– Думаю, да, – ответила я уверенно. – Скоро из столицы прибудет отряд на дирижабле. Браконьеров схватят – их лагерь как на ладони, бежать некуда. А за лисами… – я повернулась к нему, и светлячок, пролетевший между нами, осветил его профиль золотистой искрой, – за ними теперь будут приглядывать лучшие специалисты зоомагической станции. Они не одни.

Тишина повисла на мгновение, наполненная только стрекотом и шелестом воды у берега. И вдруг слова вырвались сами. Я сказала тихо, но твердо:

– Знаешь… – Я остановилась, заставив Ксандра тоже замереть. Озеро внизу смотрелось черным бархатом, усеянным отраженными звездами. – Пожалуй, я бы хотела вернуться сюда после выпуска. Охранять покой Лунных Лис. Они такие… милые, редкие. И так беззащитны перед человеческой жадностью и глупостью.

Ксандр повернулся ко мне. В темноте его глаза казались еще глубже, почти черными, но в них можно было уловить отблеск далекой звезды.

– Достойная цель, – тихо произнес парень. Потом сделал шаг ближе. Его рука, все еще держащая мою, слегка сжала пальцы. – А я бы поехал с тобой. – Пауза, такая долгая, что я услышала, как бьется мое сердце. – Чтобы оберегать тебя, пока ты оберегаешь лис.

Его слова повисли в теплом ночном воздухе, смешавшись с трепетом светлячков и вечным шепотом озера. Они не требовали ответа. Было достаточно просто стоять так, рука в руке, под бескрайним звездным куполом, слушая, как тихий смех облегчения и чего-то еще, нового и теплого, рождается где-то глубоко внутри.

Загрузка...