Усталая, я поплелась в душ, чтобы смыть с себя пещерную пыль и запах змеиной чешуи. Переоделась в чистые штаны с карманами (всегда полезно для сбора образцов) и толстовку с капюшоном, пропахшую дымом костра и болотной мятой. Луна, которая пошла в душ после меня, крикнула:
– Меня не жди! Но если мясо кончится, я тебя прокляну! Не забудь мне взять шампур!
Поляну перед главным корпусом станции освещали фонари с живыми светлячками. Насекомые бились о стеклянные стенки, рисуя зелёные завитки, а их свечение смешивалось с отблесками костра, создавая танцующие узоры. Воздух гудел от стрекоз с крыльями, как витражи, а под ногами шелестела трава такая,густая, что казалась искусственной.
Наша компания устроилась на краю поляны. Ксандр и Верн раскладывали еду на клетчатом пледе, который Фенрик «одолжил» у старшиз коллег. Зоомаги жарили мясо на углях, подвесив над огнём кристаллы-теплонакопители. Шашлык пах так, что текли слюнки.
– Держи, пока не остыло, – Верн протянул шампур. Я откусила, обжигая язык, и зашипела:
– Идеально. Прямо как в трактире «У трёх троллей». Божечки, как мне хорошо. Оставьте Луне, а то она меня сожрет вместо шашлыка.
Ксандр фыркнул, разливая малиновый морс в рогатые кубки:
– Только не говори Борку. Он заставит нас писать трактат: «Влияние шашлыка на магическую выносливость».
Фенрик, тем временем, пытался поджарить зефир на кристалле, который внезапно лопнул, осыпав его искрами.
– Эй, это моя новая рубаха! – завопил он, отряхиваясь. Светлячки в ближайшем фонаре замигали чаще, будто смеялись.
Профессор Борк, усевшись на пень, достал гитару и заиграл балладу о драконе, влюбившемся в луну. Цикады подхватили мелодию, а из болота донеслось кваканье жаб-баритонов. Луна появилась, как вихрь из шелков и блеска: коса заплетена с синими лентами (под цвет моих волос, заметила я), а на шее – ожерелье из светящихся жуков.
– Ты как с иллюстрации «Свитков зоомагии», – шепнула я, и она бросила в меня подобранным с земли листиком. Жук с её ожерелья вспыхнул неодобрительно.
Один из зоомагов, работающих на станции, молодой мужчина с татуировкой василиска на шее, предложил.
– Давайте ближе познакомимся. Вы ведь могли практиковаться в Лазурных садах или на Полярных утёсах. Почему Мрачноболотье? Это же край мира?
Верн вскинул шампур, как скипетр:
– Я – за экстримом! Ну и… чтобы доказать маме, что я не стану ужином для болотного краулера.
Все засмеялись. Я потянулась за ещё одним шампуром, глядя, как светлячки в фонарях рисуют в воздухе послания. У всех были причины, не уверена, что я хочу озвучивать свои. Ксандр тоже молчал. Но если не углубляться в подробности…
Мрачноболотье? Да, тут квакали трёхглазые жабы, папоротники шептали сплетни, а змеи считали себя хозяевами. Но где ещё можно было сидеть у костра, слушая, как Борк путает куплеты баллады, а Луна спорит с жуком-светлячком о моде? Где ещё магия была не в свитках, а в искрах смеха, в треске углей и в этом странном, нерушимом чувстве, что мы – своя орава, даже если половина из нас пахнет болотной тиной?
Луна хлопнула в ладоши так громко, что с ближайшего куста свалился сонный светлячок.
– А я знаю, зачем поехала Кира! – её голос звенел, как колокольчик, который никто не просил звенеть. Я потупилась, ковыряя вилкой кусок мяса, будто это единственное важное дело во вселенной.
– Она хочет совершить открытие! Ну, да? – Луна тыкнула в меня пальцем, чуть не опрокинув кубок с морсом.
– Не совсем, – вздохнула я, поймав взгляд Ксандра. Он поднял бровь, будто говорил: «Спасайся сама, я тебя не знаю».
– Ну же, Кира! – Зоомаг с татуировкой василиска ухмыльнулся, развалившись на пледе. – Мы все тут души распахнули, твоя очередь!
Я отложила вилку, чувствуя, как жар от костра внезапно стал невыносимым.
– У меня все в семье зоомаги. Мама с отличием окончила университет, у неё с папой клиника в столице. Дедушка написал учебник, который все здесь ненавидят. Бабушка… – Я махнула рукой, будто отгоняя призраков семейных достижений. – А я – третье поколение. Что мне осталось? Все достижения уже есть! Мою семью ничем не удивишь!
Тишина накрыла поляну. Даже Борк перестал настраивать гитару, а профессор Гримм кивнула торжественно, будто я уже совершила открытие.
– Похвально, – сказала она, и я покраснела так, что, наверное, светилась ярче фонарей.
– Ладно, хватит, – я швырнула в Луну хлебной крошкой. – Ксандр, а ты почему здесь? Или у тебя тоже бабушка дрессировала мантикор?
Он замер, покрутив в руках пустой шампур. Потом усмехнулся, но взгляд скользнул куда-то в сторону болотной мглы.
– Скажем так, Мрачноболотье этим летом оказалось… привлекательнее родного дома.
Фенрик фыркнул, доедая зефир:
– То есть тебя выгнали?
– Фенрик, я же не ты! Тебя бы точно выгнали! А я любимый сын, я выгнался сам.
Все засмеялись, а светлячки в фонарях закружились быстрее, будто подхватив наш смех. Луна, не выдержав паузы, потянула Верна за рукав:
– А ты знаешь, что моя прабабка…
Я откинулась на спину, глядя, как искры костра смешиваются со звёздами. Камни в пещере врали, но в одном они были правы: здесь, в этом болотном аду, я, наконец, дышала сама – без фамильных учебников и чьих-то ожиданий. Даже если ради этого пришлось делить плечо с Луной, пахнущей черничными чернилами, и слушать, как Фенрик объясняет, почему зефир – идеальная приманка для мотыльков.
Чем дольше мы сидели у костра, тем громче звучали смех и истории. Даже цикады, казалось, притихли, чтобы послушать, как Фенрик пытался объяснить, почему его домашний дух однажды заменил весь сахар в доме на соль. Верн внезапно исчез, а вернулся с глиняным кувшином, украшенным древними рунами. Такие использовали для напитков, которые нужно было сохранить горячими.
– С легким подогревом! – объявил он, хотя кувшин оставался прохладным, как болотный туман. – Ну, почти… – он потряс сосуд, и оттуда донесся едва слышный треск магических кристаллов, которые так и не проснулись.
Первым глотнул он сам и тут-де протянул Ксандру:
– Держи.
Ксандр отпил, оценивающе прищурился и передал мне. Я уже собралась вежливо отказаться, но Луна толкнула меня локтем так ловко, что кувшин едва не выскользнул из рук.
– Ты же не хочешь обидеть древний духов виноградной лозы? – прошептала она с наигранной серьезностью.
Жидкость оказалась сладкой, с легкой кислинкой, приятной.
– Похоже на сок из солнечных ягод! – удивилась я. Вино, и правда, было хорошим.
Кувшин пошел по кругу. Фенрик после третьего глотка, оживился и начал рассказывать очередную байку из детства. Луна клялась, что видела, как светлячки рисуют в воздухе ругательства на древнем языке. А Ксандр… Ксандр лишь усмехался, будто хранил историю поинтереснее, но берег её для более драматичного момента.
Домой я собралась ближе к полуночи.
– Можно, я тебя провожу? – Ксандр встал следом, аккуратно обходя спящего на пледе Фенрика.
Я закусила губу, немного подумала, но все же кивнула.
Мы шли вдоль тропы, где фонари мерцали, как маленькие заездочки. И мне было преступно хорошо. Не знаю, причина в отличной компании или не менее отличном вине.
Ночь была настолько теплой, что уходить с улицы не хотелось. Воздух, казалось, пропитан запахом цветущих кустов, а звёзды висели так низко – протяни руку и можно сорвать, как спелые сливы. Мы с Ксандром шли вдоль озера, где вода, чёрная и зеркальная, отражала лунный серп, словно забытый кем-то серебряный нож. Поворот к нашему корпусу мы оба проигнорировали, словно договорившись без слов, и продолжили путь под треск неумолкающих цикад.
– Всё же, почему ты здесь? – спросила я, когда мы обошли валун, поросший мхом-хамелеоном. Он то розовел, то синел под светом фонарей. – Ты единственный, кто так и не ответил на вопрос. Отделался дежурной фразой. Но ведь причина где-то глубже?
Ксандр замедлил шаг, подбрасывая камешек в воду. Тот шлёпнулся с тихим «бульком», и круги побежали к центру озера, нарушая идеальную гладь.
– Подслушал разговор родителей. Моя семья… – он сделал паузу, подбирая слова. – У нас принято заключать договорные браки. Я всегда об этом знал. Но не думал, что начнут торопить ещё до диплома.
Он замолчал, и я почувствовала, как между нами повисло что-то тяжёлое, как болотный туман. Цикады притихли, будто затаив дыхание.
– Отец обсуждал с матерью, удобнее устроить «случайную» встречу с невестой или лучше не пытаться играть в игры, а сразу пригласить потенциальных родственников в загородное поместье на несколько дней. – Ксандр говорил ровно, но его пальцы нервно играли узким, тонким стилетом, вытащенным из ножен. – А тут Борк заговорил о практике в Мрачноболотье. Я подал заявление раньше, чем родители успели поделиться своими планами.
Мы прошли мимо старого причала, где доски скрипели под ногами. Я пыталась представить мир Ксандра: замки с гобеленами, обеды при свечах, родители, планирующие жизнь сына как шахматную партию. И здесь – болота, светлячки и летучие мыши.
– А родители? – спросила я, осторожно, будто боялась разбить хрупкое равновесие ночи.
– Думают, я просто рвусь за знаниями. – Он усмехнулся, но в голосе не было веселья. – У меня есть пара месяцев свободы, и это уже неплохо.
Мы свернули на тропинку, ведущую к роще древних дубов. Их ветви, корявые и могучие, образовывали свод, словно природный собор. Светлячки вились вокруг, оставляя в воздухе зелёные росчерки. Один сел мне на рукав, и я замерла, боясь спугнуть.
– Значит, ты здесь… чтобы отсрочить неизбежное? – спросила я, наблюдая, как светлячок взмывает вверх, растворяясь в темноте.
– Чтобы притвориться, будто у меня есть выбор. Хотя бы сейчас. – Он остановился, глядя куда-то поверх деревьев. – А ты? Зачем тебе всё это? Семейная слава, учебники… Неужели не давит?
Вопрос застал врасплох. Я потрогала подвеску на шее – мамин подарок, холодный и знакомый.
– Давит. – Призналась я тише, чем планировала. – Но здесь… здесь я могу ошибаться. Могу перепутать следы зверя или обжечься на зелье. И это будет моя ошибка. И она не станет поводом для упреков. И, самое главное, она не будет единственной. Здесь я с равными, ошибиться могут все.
Парень кивнул, будто понял больше, чем я сказала. Мы снова зашагали, теперь уже в сторону корпусов. Луна, прятавшаяся за облаками, выглянула на мгновение, осветив тропу.
– Знаешь, а ведь эти цикады… – Ксандр указал на куст, откуда доносилось особенно громкое стрекотание. – У них поют только самцы. Чтобы привлечь самок. Представляешь, если бы у людей было так?
Я фыркнула, представив Верна, орущего серенады под окнами Луны.
– Тогда бы Фенрик уже сорвал голос.
Ксандр рассмеялся, и его голос смешался с треском цикад, создавая странную, но приятную мелодию. У входа в наш корпус я остановилась, вдруг осознав, что не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась.
– Спасибо, что проводил. – Я повернулась к нему, замечая, как свет из окна падает на его профиль, делая черты резче.
– Всегда пожалуйста. – Парень сделал шаг назад, и тень скрыла его выражение. – Спокойной ночи, Кира.
Я поднялась по ступеням, чувствуя, как холодок ночи пробирается под толстовку. Обернулась, Ксандр всё ещё стоял там. Одинокий силуэт на фоне озера.
В комнате Луна уже спала, обняв подушку, а её новый друг – мышонок свернулся клубком на столе. Я присела у окна, глядя, как светлячки танцуют над водой.
«Пара месяцев», – повторила я про себя его слова. Мало. Но, возможно, к лучшему. Глупо было мечтать, что мы можем стать парой. Слишком разные. Наши миры могут пересечься лишь на короткий миг. Здесь, в мрачноболотье.
А где-то вдалеке, за болотами, цикады продолжали свою бесконечную песню, и ночь – время для самых смелых мечтаний всё ещё принадлежала нам.