Звезда эстрады

Глава 4

Летом Наташку укусила крыса. На даче, в сарае.

Крыса — ленивая, толстая и старая — нападать не собиралась. Просто Наташка сама ее испугала неуместным визгом и не понравилась французским запахом духов. Крыса разнервничалась и в раздражении тяпнула Наташку за палец. Мать сказала, что надо делать уколы от бешенства.

На уколы Наташку провожал Кирилл Дольников, сорокалетний декоратор, в которого Наташка была безнадежно влюблена. Только напрасно она к нему лепилась. Он водил ее в театры, кормил из своих рук, возил по приятелям, купал, раздевал и одевал. Никакого влечения восемнадцатилетняя Наташка у него не вызывала. Кирилл забавлялся с ней, как с ребенком, тоскливо вспоминая любимую единственную дочь, Наташкину ровесницу, недавно отбывшую с мужем в Америку.

Наташка переживала и потихоньку, когда никто не видел, плакала, думая, что она не настоящая женщина. Хотелось огромной любви и безумной, неутоляемой страсти, то есть нормальных человеческих отношений.

Кирилл охотно, безмятежно и рассеянно целовал Наташку в подставляемые с определенной целью щечки и улыбался ей спокойно и удовлетворенно.

Наташка попыталась неловко вызнать у его приятелей, все ли с ним в порядке и как обстоят дела с другими женщинами. Приятели с неприличным хохотом заявили, что здесь все как нельзя лучше. Что именно лучше, Наташка по наивности и неопытности не поняла и снова принялась плакать в одиночку, обвиняя себя во фригидности, бесчувственности и отсутствии темперамента.

Кирилл оставался к ней равнодушным — к маленькой, застенчивой девочке с грустным личиком. Неопознанный объект… Просто однажды в гостях осторожно словно прикоснулся к ней взглядом. Глаза прозрачные, как сентябрьский полдень…

Декоратор легко менял дам своего проворного сердца. Вечный двигатель… До сих пор своего «недоспал». «Виагра» отдыхает…

Кирилл вечно раскидывал по всей квартире свои шедевры. Один рисунок казался Наташке необычным. Господин оформитель больше любил яркие, ослепляющие, бьющие в глаза краски, пышные костюмы и далекие от действительности детали. А тут серый и неприметный, типично городской пейзаж — черная, злая, нахохлившаяся ворона на мокрой, блестящей от дождя крыше. Такую неприглядную обычную картинку можно ежедневно наблюдать из окна. Примитив… И никаких тайн.

На время уколов Наташка переселилась к Кириллу — так было удобнее и ему, и ей. Вечерами девчушка внимательно смотрела, как он набрасывает на больших листах бумаги проекты декораций и силуэты фигурок в цветных костюмах разных эпох. Застывшие пьесы, разбитые и разорванные на маленькие сценки, оставались в квартире на полу и на стенах в беспорядке и хаосе, приводивших Наташку в детский восторг. Летом она была совершенно свободна после сдачи сессии и гуляла до сентября.

— Каля-маля! — ласково называл свои наброски Дольников, надолго склоняясь над очередной «каля-маля». — Не мешай сегодня, Наталья, мне нужно срочно навалять очередной шедевр!

И работал до поздней ночи, мурлыкая под нос: «Ах, вернисаж, ах, вернисаж, какой портрет, какой пейзаж…» Наташка начинала потихоньку ненавидеть эту песню с навязчивым мотивчиком.

Иногда по вечерам, чаще всего по субботам и воскресеньям, Кирилл ездил в Давыдково — там жила его вторая жена Галя, с которой он никак не решался официально разойтись. Ему казалось, что Галя не переживет развода и лучше оставить все как есть — с редкими визитами Кирилла в Давыдково, с Наташкой в дольниковской большой квартире и с эпизодическими звонками Чапаева — его первой жены, матери улизнувшей в Штаты Варвары.

Столь непопулярное и сильно благозвучное имя дочка получила в память о матери Дольникова, своей бабушке, которую Варя никогда не видела. Только на фотографиях, бережно хранимых Кириллом. Варенька была и похожа на нее, ничем, к счастью, не напоминая мать — усатую коротконогую крепышку с солдатской походкой. Чапаиха целыми днями отдавала короткие строгие приказы направо и налево, непрерывно читала газеты обязательно за едой и постоянно вставала ночью к холодильнику, чтобы подкрепиться бутербродом или куском холодной курицы.

Топ-топ-топ! — слышал раньше ночами Кирилл и, бранясь в полусне, сурово еженощно грозился утром выбросить раз и навсегда всю жратву из холодильника.

Чапайка разошлась с Дольниковым сама. Желая повысить свой культурный уровень, причем стремительно, она отправилась на дорогостоящие курсы иностранного языка, сулившие потрясающие успехи с помощью метода «аудипогружения». «Погружались» в иностранный язык всей группой, но Чапаев вынырнула оттуда в паре с неким симпатичным господином, тоже в усах. Правда, почему-то без знания английского, хотя оба усатых дружно уверяли, что теперь читают Диккенса без словаря.

Кирилл не верил ни одному их слову, но Чапаиху с облегчением отпустил. Пусть лопает теперь по ночам сыр и сосиски в кухне у новоявленного переводчика! А также погружается с ним в нирвану «Кальве» и «Нестле» и рядышком бреется в ванной по утрам.

Галя к еде была равнодушна, служила модельером, слыла одним из наиболее талантливых, однако отдавала работе значительно больше времени, чем хотелось Дольникову. Поэтому он стал отвлекаться, ходить к приятелям в гости — у Гали на это не было ни желания, ни сил, — а потом, наконец, уехал в свою квартиру и нашел себе Наташку.

— Дольников, у тебя ранний климакс! Сейчас у многих раньше обычного! Жизнь слишком нервная! — заявила бывшему мужу Чапаев, узнав о юной пассии. — А в такой сложный период мужиков всегда тянет на молоденьких! Я где-то читала. Надо же, какое редкое везение: и у тебя, и у меня, и у Галины есть по квартире! Варвара просила подбросить ей денег. Не забудь!

— Не забуду, — пообещал Кирилл и заодно посоветовал: — Ты бы читала чуток поменьше. За едой вредно. Хотя тебе все идет на пользу! На сколько поправилась за последний месяц?

Чапаиха не обиделась. Она вообще была добродушной и незлобивой теткой, поэтому усатый господин прогадал не слишком.

Кирилл грустил в Москве без «штатной» Вари, джентльменки удачи. Без конца вспоминал, как она, подрастая, ставила на нем свои начальные женские эксперименты: папа — первый мужчина. Именно на нем Варенька проверяла кокетство, шлифовала «глазки» и другие «завлекалочки» в виде голых коленок и грациозных телодвижений, на нем испытывала капризы. Именно ему закатывала еще робкие, достаточно неумелые скандалы и тренировочные истерики. Запоминала его реакции и впечатление. И украдкой с восхищением поглядывала на осторожно поднимающиеся под кофточкой грудки…

Дочка вытренировалась на редкость успешно и довольно быстро, поэтому уже в пятнадцать лет сначала искусно влюбила в себя одного юношу, потом — другого, а в семнадцать ухитрилась выскочить замуж за третьего и отбыть с ним за океан.

— Наша скороспелка, — справедливо называла дочь Чапаев.

Варвара писала и звонила нечасто, очевидно не понимая, как скучают без нее «заштатные» родители. Она занималась более важными делами, чем письма и звонки в Москву. Кроме того, Варя считала, что, разойдясь, а потом отыскав по новой свое семейное счастье, родители теперь не очень нуждаются в дочкиных заботах, внимании и присутствии. Она была тоже неопытна и наивна, как Наташка.

Сама козявка козявкой, грустно думал Дольников. И мужика себе приискала малахольного, несоображалистого, из породы матрасников. Этот ее якобы муж — имитация мужчины, толку от него, как от дырки в бублике. И что они там делают в Америке? Кому они там нужны?

Но дочка уверовала, что нужны, даже очень. И никаких резонов и увещеваний слушать не желала. Хотя никакого американского дедушки-миллионера у нее за океаном пока не обнаружилось.

Тогда Кирилл целиком и полностью переключился на свою личную жизнь.

Считая себя виновником Галиных несчастий — ну какой из него муж? — он стал в последнее время заходить к Гале все реже и реже. Но ездил в Давыдково постоянно: печально постоит, бесцельно побродит под окнами — и назад, к Наталье. Семьи у него не выходило нигде — ни там, ни здесь. Как не вышло и с Чапайкой. А он всегда стремился именно к семейному уюту и спокойствию, мечтал пить «тот самый чай» на кухне под оранжевым абажуром, сидя на диване рядом с женщиной «навсегда». Такой для него не находилось.

— Кто ты — моя доля или просто долька от апельсина? — смеялась иногда Галя.

Ее смех звучал грустновато и наводил Кирилла на окончательно мрачные мысли. Он любил только театр и Варьку. А пытался любить многое другое, хотя, наверное, этого делать вовсе не стоило. Как бессмысленно и тщетно убеждать себя в том, что ему нужна Галя, необходима Наташка и свята память о матери Варваре. Ему хотелось стать хоть немного лучше, чем он был в действительности. Хотелось понравиться себе самому. Запоздалое детство…

— Чего ты дурью маешься, Дольников? — по-солдатски прямо спросила неглупая Чапаев. — Может, снова от климакса? Надо почитать, какие таблетки в это время мужикам принимать советуют… Тебя лечить треба, я сама тобой займусь. А то твоей Галине вечно некогда, а Наталья чем дальше, тем больше углубляется в себя да в изучение нюансов любви. Ты хоть бы в Союз художников вступил, что ли! Наваляй на досуге шедевр и тащи их поразить!

— Я не люблю никаких союзов, — пробормотал Кирилл, — в том числе брачных. Такой геморрой… А мои шедевры пусть лучше валяются на полу. Они здесь никому не мешают и не лезут в глаза.

Все эти подробности дольниковских характера и бытия были Чапаеву очень хорошо известны.

— Ты вечный пассив, как нынче пишут в объявлениях, зазывающих к сомнительным знакомствам! — откомментировала она бывшего мужа. — И где же наша кралечка Галечка?

Жил Кирилл всегда безалаберно и бестолково. Не справляясь со своими закидонами и завихрениями юности, в институт после школы, конечно, не поступил. И ушел в армию, заявив, что желает послужить для страны по примеру дяди Степы.

Тогда уже появилась совсем юная Чапаечка, девочка из параллельного класса, комплексами не стесненная и моралью не обремененная. Поэтому быстренько родилась Варвара. Юные неопытные родители даже не заметили, как она появилась на свет.

Отслужив, Кирилл изумленно увидел довольно большую дочь, которая бойко носилась по квартире, с удовольствием вступала в беседы на любые темы и с ходу стала называть его Кирюшей. Слово «папа» появилось в ее лексиконе значительно позже.

Мать Кирилла — Варвара — к тому времени умерла, а отец давно взял себе за принцип никогда сына ни от каких глупостей не отговаривать. Старший Дольников отлично знал: у некрепкого умом юноши из его одиссей — как любовных, так и карьерных — ничего не получится. Для этого нужны опыт и стойкость. А боец из Кирилла тогда был липовый, никудышный. И там, где требовалось бороться, он представлял собой нуль, зато абсолютный, по всем статьям. А бороться необходимо везде. Тем более в наше капиталистическое время. В нем выживают сильнейшие. И в тесном мире все страшно толкаются локтями. Если бы только локтями…

Ловкостью и пронырливостью Кирилл никогда не отличался. С людьми сходиться так и не научился, и, кроме апломба, непонятного и неприятного, похвалиться младшему Дольникову было нечем. Пустое место в воздухе… Это — не ходи к гадалке. Окончил школу — и все. И тогда Кирилл решил пойти в таксисты.

Юная Чапаечка смеялась.

Сейчас это и ему кажется смешным. Но тогда все выглядело и закончилось довольно грустно.

Обмануть доверчивого Кирилла было проще простого.

Он возвращался домой по Московской кольцевой автодороге, вяло посматривая на шоссе. Неожиданно его обогнал новенький красный «рено» и непонятно замигал подфарниками. Водитель автомобиля жестикулировал, явно добиваясь чего-то от Кирилла. Он припарковался на обочине. Тотчас затормозил и владелец «рено». Им оказался импозантный, смуглый, в отличном прикиде мужчина средних лет. Слегка акцентируя, он представился подданным Италии, работающим в России на совместном предприятии, и печально поведал о нехорошем приключении итальянца в России.

Его контракт закончился, он должен вернуться на родину, а потому хорошо, с российским размахом и широтой, отметил свой отъезд с русскими коллегами. После отменного пиршества в ресторане было решено вызвать девочек. Смазливенькая шлюшка, ласково воркуя, поехала с миланцем к нему домой, что-то подсыпала в кофе и оставила его, спящего, без документов и денег. Теперь, чтобы наскрести на билет, итальянец вынужден продавать свои вещи. Сообщить родным в Милан о том, что его обобрала русская проститутка, ему стыдно.

Кириллу стало жаль бедолагу. Итальянец просительно и виновато заглядывал Дольникову в глаза. Не купит ли он очень неплохую кожаную куртку и чистошерстяной костюм от Версаче? Размеры совпадают, можно померить в машине. А в придачу к шмоткам есть отличные часы…

За все про все миланец просил семьсот баксов, хотя лишь одни часы, по прикидкам Кирилла, стоили не меньше тысячи «зеленых». Правда, у Дольникова с собой оказалось всего пятьсот, но итальянец легко уступил.

Довольный Кирилл приехал с дармовыми покупками домой. Чапаев взглянула на них и ахнула: эти тряпки продавались на московских рынках за смешные цены. То же самое касалось часов.

Отец комментировать случившееся отказался. Ему, как всем без исключения родителям, о проблемах отцов и детей хотелось бы всегда читать только в книгах…

А Чапайка снова хохотала. От ее смеха у Кирилла уже набрякли мозоли в ушах… Лишь бы ржать…

Кирилл скрепя сердце обратился за помощью к коллегам — хотелось как можно скорее и легче заработать настоящие деньги, купить квартиру и уйти от родителей. Водители охотно поделились опытом. Суть оказалась проста — обычный автокриминал, но не Дольникову с его лопоухостью участвовать в этой игре. Эксперимент вновь не прошел.

Кирилл отправился на дело вечером, в плохую погоду, когда видимость на дороге отвратительная. Именно это и требовалось в качестве одного из условий задачи. Один из новых приятелей согласился помочь.

Они выбрали подходящую, как показалось, жертву из крайней левой полосы, и приятель начал настойчиво «подмаргивать» фарами, требуя от водителя перестройки. И тот легко пошел на поводу, перестраиваться у нас все любят с незапамятных времен, и свернул на правую полосу, где вслед за ним ехал Дольников. Он неожиданно бросился вперед и «мазнул» «перестройщика» из левой полосы по правому боку. Обе машины остановились, приятель спокойно отбыл по делам, а Кирилл начал психическую лобовую атаку.

Ее смысл был примитивен до крайности: водитель такси, то есть Дольников, требовал починить «тачку» с помятым крылом, которое он сам вмял заранее. Кирилл громко и яростно объяснял, что занимается извозом не первый год, это его личная машина, и он не намерен ее чинить за свой счет, когда виновник налицо. Можно расплатиться прямо на месте, но главное — быстро и без всякого ГИБДД.

По рассказам новых приятелей Кирилла, обычно у психующих пострадавших не хватает сообразительности сопоставить повреждения собственной машины со старыми «травмами» автоналетчика. Сейчас многие успешно накалывают таким нехитрым образом шоферов на дорогах, «наезжая» в основном на недавно купленные «Лады» — «девятки» и «десятки» — и на недорогие иномарки. С их владельцев проще слупить деньги.

Но Дольникову попался опытный водитель. Невысокий лысоватый человек в куртке внимательно осмотрел обе машины, ласково улыбнулся и произнес:

— Коли я виноват, заплачу, но только, пока не приедет милиция, ты, парень, от меня ничего не получишь! Так что ждите ответа! Заодно с протоколом.

И, достав мобильник, вызвал дорожную инспекцию.

Кирилла охватил страх. И машина не его, и «наезд» менты легко определят…

Он со злостью хлопнул дверцей и уехал. Опять в полном пролете… Дурдом на елке…

Чинить такси пришлось за свой счет. Приятели откровенно посмеивались и разводили руками. Но помогать советами и опытом не отказывались…

— Тебе нравится такая жизнь? — спросил Кирилла отец. — Ходить и голосить: «Такси берем, берем такси!..» Сутками стоять у вокзалов… Вам шашечки или кататься? Бестолковщина. Ни дела, ни денег… Болтаешься, как роза в проруби… Если все время повторять «доллар», богаче не станешь. Твой расчет на «штукарь» в месяц явно провалился. Я уж не говорю о сомнительных духовных ценностях твоей профессии. Как недавно изрекли по телевизору, многие люди пальца о палец не сделают, чтобы что-нибудь сделать. Стилистический шедевр! Но смысл точный.

Кирилл уныло молчал. Крыть нечем… Момент истины…

— Лучше всего каждый день начинать со слова «надо», — продолжал отец. — И без конца брать и постигать одни и те же высоты под названиями «я», «справедливость», «правда», «человек», «гуманность»… Изменить суть и смысл этих понятий нельзя, но многие часто меняют формулировки, пытаясь таким образом стереть или хотя бы затемнить главное. Все это слишком не просто. Служить можно либо Богу, либо Мамоне. Третьего не дано. Есть и еще один жизненный принцип: душу — Богу, сердце — даме, доблесть — государю, а честь — никому…

— Мне нравится рулить… — пробормотал Кирилл.

Ему опротивели нравоучения отца, сотрудника крупной фирмы, торгующей оборудованием. Каким именно — отец никогда не рассказывал.

— Ну, попробуй еще, испытай судьбу до последнего, глядишь, повезет. Ниже щиколоток все равно не упадешь, — вздохнул отец. — В твоем возрасте я тоже родителей не слушал, самовольничал, своенравничал. И с уверенной рожей шагал вверх по лестнице, ведущей вниз. Пил, гулял, всем грозил фасад начистить… Да, мы все в свое время плохо себя вели. Мне повезло вовремя остановиться и встретить твою мать… И сердце успокоилось… — Отец помолчал. — Конечно, правила существуют для того, чтобы их нарушать. Но до определенных границ. Смотри не ушибись! Предел надо знать. Плохиш по жизни — опасная судьба. Хотя по всем законам теперь твой ход, сам себе режиссер… И если хочешь, можешь продолжать свою опасную игру…

Отец знал, что его Кирилл — парень неплохой, но без царя в голове. Мятущийся. Потом образумится и поутихнет… И все его девки и бабы станут на свое место, и все вернется к своим берегам… Жизнь переплетенная. А чем больше все меняется, тем больше остается прежним. Это народ сказал, а он мудрый.

Таксисты познакомили Кирилла с Артемом и Виктором. Те обрисовали привычный сюжет и поставили задачу. Их схема работала уже не первый год. Но никакие аферы с участием Дольникова осуществить было невозможно… Прямо рок какой-то…

В аэропорту милый, прекрасно одетый, простодушный нефтяник из Надыма неожиданно познакомился с очень словоохотливым молодым мужчиной, назвавшимся Виктором, прилетевшим из Германии. Вместе покупали в киоске сигареты. Виктор предложил взять одно такси на двоих — обойдется дешевле. Кроме того, нефтяник плохо знал Москву, и Виктор вызвался по дороге «поработать» экскурсоводом.

Такси тоже «нашел» Виктор, а Кирилл на выезде из аэропорта подобрал еще голосующего с рюкзаком. «Рюкзачник» Артем направлялся в гости к дочке. Разговорились и надумали, пока за окнами вьется шоссейка, перекинуться в карты. Виктор предложил «японское танго», игру бывалого преферансиста.

Туз нужной масти пришел сразу к нефтянику. «Рюкзачник» Артем выглядел туповатым — без конца путал масти, играл из рук вон плохо. Нефтяник ликовал. Виктор на третьем круге тоже не выдержал и паснул. Нефтяник сразу снял с банка приличную сумму. Попутчики огорчились и, печально повесив носы, предложили:

— Может, еще одну перед прибытием?

— Давайте! — великодушно согласился победитель.

Тугодум с рюкзаком сдавал мучительно долго, то и дело слюнявил пальцы, но в итоге его крепкая рука принесла нефтянику удачу: пиковые валет, дама и король — заветные тридцать очков!

— Ставлю сто баксов! — спокойно и уверенно перебил надымский простак ставку Виктора.

Приезжий не сомневался в своей победе — вероятность более выгодного расклада была ничтожно мала, и он прекрасно это понимал. Только значительно позже, почти у самого города, он с изумлением вдруг обнаружил, что все его отпускные уже стоят на кону… «Рюкзачник» давно спасовал, а красный от напряжения и волнения Виктор сдаваться не думал и выскребал из карманов завалявшиеся жалкие смятые десятки.

— Добавляю последние! — решил добить партнера нефтяник.

— Эх, где наша не пропадала! — внезапно оживился молчавший всю дорогу Кирилл. — Одолжу «штукарь»! Но учти, отдашь полторы. Ты сейчас столько выиграешь! Поверь моему чутью…

Увы, оно шофера «подвело»… Когда открыли карты, у Виктора оказалось на очко больше. Нефтяник не верил своим глазам, а попутчик, не дав ему опомниться, сгреб деньги, швырнул таксисту крупную купюру и, отказавшись от сдачи, выскочил из машины.

«Горюя», вышел и Артем с рюкзаком.

Дольников, «сострадая», предложил довезти нефтяника бесплатно, но, когда остановился у нужного приезжему дома, ограбленный в ярости бросился на водителя с кулаками… Защищаясь, Кирилл нащупал под рукой брошенные им самим когда-то в салоне пассатижи…

Рабочий день Дольникова закончился скверно — он проломил приезжему голову. У нефтяника в град-столице оказались довольно могущественные родственники, быстро смекнувшие, что к чему. А с сильным не дерись, с богатым не судись.

Матерясь про себя, отец обивал пороги МВД и прокуратуры и просил за сына, с состраданием вспоминая заплаканную, задерганную невестку и маленькую внучку. Его гоняли из кабинета в кабинет, хамили, унижали… Никто никогда раньше не опускал его ниже плинтуса. Он до боли сжимал зубы и просил снова, понимая, что унижают только тех, кто унижается.

Но у Дольникова-старшего не было другого выхода, и счастье, что его калитка в министерство оказалась шире, чем у других. Но на будущее он жестко поставил сына в известность, чтобы больше на помощь отца не рассчитывал, жил самостоятельно, ориентируясь на свои силы и законы, и с драками завязывал. А не хочет — его дело! Сугубо личное и никого не касающееся. Ниже городской канализации отец падать не собирается.

И Кирилл начал ходить на подготовительные курсы. А через год поступил в институт. Ему всегда хотелось рисовать.

Подрабатывал грузчиком и курьером. Чапаев к тому времени вполне твердо стояла на ногах, зарабатывая неслабые деньги менеджером турфирмы. Варька росла. Минуты бежали вперед…

А потом в жизни Кирилла начались бесконечные женщины…

Уколы от крысиного бешенства были сделаны, но Наташка уезжать от Кирилла не торопилась. Ей нравилось жить в его большой, темноватой, безалаберной квартире среди разбросанных по полу «каля-маля» и ходить с Кириллом по его многочисленным приятелям. Ожидая его вечерних возвращений из Давыдкова от Гали, Наташка по-прежнему тихо, одиноко плакала. Странно, но и это ей тоже нравилось.

Она часто сидела на полу и рассматривала рисунки. В последнее время ее все больше интересовал серый и неприметный, типично городской пейзаж: черная, злая, нахохлившаяся ворона на мокрой, блестящей от дождя крыше. Увидев пейзаж впервые, Наташка отложила его в сторону и задумалась, пытаясь постичь сокровенное. Ей казалось, в картину вложен тайный смысл. Но какой?..

А осенью, когда начались занятия в институте, Кириллу принесли телеграмму. От Гали из роддома. На телеграфном бланке, кроме адреса, темнели две фразы:

«Родилась дочка. Теперь и у тебя Наташка, и у меня Наташка».