29
Она проснулась позже тебя. А ты уже довольно долго наблюдал за ней, спящей среди белоснежных простыней в свете наполнявших комнату живительных солнечных лучей. Ее тело источало молодость и здоровье. Она, которая в первый момент знакомства показалась тебе слишком худой, на самом деле, отдаваясь тебе, была женственно-мягкой.
Ты поцеловал тыльную сторону ее левой руки, в знак благодарности за щедрость, с которой она любила тебя, потом твоя рука нарушила целомудренную грань контакта и скользнула ниже, коснувшись ее груди, и далее, спускаясь по бедру, лаская стройные молочные ноги.
Наверное, потому, что для вас обоих уже не было дороги назад, какая-то часть тебя понимала, что, проснувшись, вы вступили бы в новую фазу вашего существования, в новый мир, населенный только вами двумя.
Радостное выражение на лице Сельваджи позволяло тебе с гордостью думать, что ты справился наилучшим образом и что наслаждение, которое ты испытывал, было взаимным. Ты поцеловал ее, и она прильнула к тебе, лаская пальчиками твою шею и затылок.
Так вы лежали довольно долго, пока ты не сдержался и признался ей в том, в чем хотел признаться уже очень давно:
— Я люблю тебя, Сельваджа. Любовь к тебе была настоящей с первого мгновения, как только я тебя увидел.
Вот что ты прошептал ей с бешено бьющимся сердцем, ты весь теперь был как на ладони, беззащитный. Она засмеялась и слегка отодвинулась. Ты ждал ответа, но его не было, и тогда страх быть отвергнутым прошиб тебя холодным потом. В жизни своей ты ничего не ждал с таким отчаянием.
— Ты мне не веришь? — спросил ты, приблизившись.
Сельваджа улыбнулась тебе и, вздохнув, утвердительно кивнула головой.
— А ты, — спросил ты тогда, вот те раз! — ты любишь меня так же, как я тебя?
— Дурачок, — сказала она, улыбаясь, слегка шлепнув тебя по подбородку.
Это был не ответ, но ты довольствовался им.
Впрочем, ты все равно был во власти безумной любви и даже такой ответ воспринял как «да», как будто это было само собой разумеющимся, что она любила тебя. Ты не обратил внимания на, скажем, двоякость ее слов и жестов. Ты нежно поцеловал ее, не в силах оторваться, ты снова и снова ласкал губами ее шею, плечи, руки, бледные ладони.
Она засмеялась. Но теперь, как она пошутила, больше от щекотки.
Тогда ты признался ей в том, в чем не было сомнений: ты не мог жить без нее. Это был самый лучший день в твоей жизни, ты искренне готов был умереть за нее, если бы она тебя об этом попросила. Вот что ты чувствовал. В тебе жила неконтролируемая сила, которая хотела кричать всему миру, что ты любишь свою сестру Сельваджу и будешь любить ее вечно, пока смерть не настигнет тебя. Это была твоя клятва, замешанная на страсти, которую вы разделили.
С этого момента никакие законы общества не смогли бы отобрать ее у тебя. Ни долг, ни людские убеждения не смогли бы. Если то, что вы брат и сестра, не помешало вам любить друг друга, это означало, что у любви было право, согласно ее самому интимному закону, преодолевать любые запреты. Любовь, а не ты разрушила преграду запрета физической связи с сестрой, так что с этого момента и на будущее ты никогда больше не откажешься от сладострастия, даже более того, ты будешь искать его как подтверждение наивысшего блаженства.
— Это было здорово, — прошептала она смущенно.
— Однажды, помнишь, ты сказала, что это забавно, и баста. Что заставило тебя изменить свое мнение?
— Ничего, — пробормотала она. — С тобой было хорошо. Только с тобой. — И тут же ее улыбка, такая искренняя, на которую она иногда была способна и которой ты не мог сопротивляться, заставила тебя замолчать.
В этот момент зазвонил твой сотовый. Ты забыл отключить его и теперь пожалел об этом. Нехотя ты взял его с ночной тумбочки и ответил на вызов.
Это была мама. Она спрашивала, куда вы пропали, учитывая, что стрелки часов уже показывали половину второго, а вы еще не появлялись. Ты на ходу придумал отговорку, что вы с Сельваджей пообедаете в каком-нибудь местечке. Право слово, не было причины волноваться. Сказав это, ты без стеснения прервал связь и отключил телофон.
От досады у тебя все сжалось внутри, опять, как всегда, кто-то прерывает вас на самом важном месте. К счастью, Сельваджа была чудодейственным бальзамом, и теперь она делала тебе успокоительный массаж спины, поднимаясь вверх до линии плеч и спускаясь вниз до поясницы, а ты едва сдерживался, чтобы не дрожать и не вздыхать от удовольствия.
Она положила голову в выемку на твоем плече, и ты снова обнял ее. Вы повернулись под простынями, так что почти раскрылись — не то чтобы вас это сильно беспокоило, ведь теперь ваши тела были вам знакомы до мелочей — она села на тебя верхом, практически на лобок.
— Ты знаешь, что такая позиция может быть опасной? — провоцировал ты ее, заставляя смеяться, в то время как сам ласкал ее грудь и шею, не отрывая взгляда от ее лица.
— Ты не опасен, — сказала она. — Ты слишком устал, чтобы заниматься этим снова. — И она хлопнула тебя ладонью по груди.
— Ты действительно так думаешь? — Ты принял вызов и привлек ее к себе, чтобы поцеловать. — На твоем месте я не был бы так уверен.
Осязая ее, тебя снова охватило желание, которые надо было тут же, немедленно удовлетворить, иначе оно убило бы тебя. Она отрицательно покачала головой, но, когда она поняла, что ты говорил серьезно, посмотрела на тебя с удивлением и, вступив в самую приятную из всех видов борьбы, позволила тебе под конец продемонстрировать, насколько ты еще был опасен.