Ангел с разбитыми крыльями

Глава 10

Прошла неделя, за ней ещё одна. На деревьях успели пожелтеть и покраснеть листья, с холмов всё чаще спускались туманы, и как-то незаметно в Бергамо пришла по-настоящему красивая, разноцветная осень.

Я успокоилась, одела дочку и себя теплее, и с головой ушла в работу. Каждый день отправляясь на своем стареньком «фиате» в Милан, вспоминала Ангела во дворе дома синьоры Белуччи за ремонтом машины, наш разговор на кухне, а после — след от его головы на моей подушке в спальне.

С той нашей встречи «фиат» больше не подводил, соседи не косились удивленно, занятые своими делами, и стало казаться, что этот ледяной парень больше не вернется в нашу с Мари тихую жизнь.

И всё же сердце замирало всякий раз, стоило услышать по радио сводку криминальных новостей и отчёты полиции. Пожалуйста, пусть о нём ничего не скажут. Разве я о многом прошу?

В туристическом агентстве Карлы Скальфаро в преддверии зимнего сезона работы прибавилось, и я старалась сделать как можно больше в момент, когда хозяйка агентства решала вопросы личной жизни и отношений с Раулем, появляясь в офисе на несколько часов и только затем, чтобы запереться в кабинете и разреветься.

Или же напротив, пригласив подруг, бурно обсуждала с ними новые коллекции модной одежды и того самого мужчину, по которому сходила с ума, совершенно потеряв голову.

— Карла, — входила я в её кабинет, когда она оставалась одна и нужно было решить рабочие вопросы, — у нас в последнюю неделю выросли продажи туров, ты заметила?

Девушка стояла у окна и держала в пальцах тонкую сигарету, вглядываясь в пейзаж улицы и проезжающие внизу автомобили.

— Что? Не очень. Мне сейчас не до того, Анна, извини. Я стала такой невнимательной.

— Ты плохо себя чувствуешь?

— Ужасно! Я сломала каблук на новых туфлях за четыре тысячи евро, поцарапала сумочку «Биркин» и поссорилась с отцом. А всё потому, что ему и братьям нет дела до моих проблем. Они обсуждают старого мафиози Санторо, выжившего из ума, какой-то чёрный конверт от него, и возможную разборку между нашими кланами, как будто на дворе семидесятые!

— Эм-м, Карла, лучше не обсуждать семейные дела в офисе. А лучше нигде и ни с кем не обсуждать.

— Да кому это интересно, Анна? Бред какой-то! Так что ты хотела сказать?

По просторному кабинету плыл легкий дым, и я в который раз напомнила себе, что нахожусь здесь исключительно из-за работы.

— Я хотела предложить тебе увеличить бюджет на рекламу. Мне кажется, стоит рискнуть. Сейчас хорошее время, люди планируют зимний отдых, и тема Рождества особенно популярна в тур-предложениях. Будет глупостью упустить возможность потеснить конкурентов и заработать.

— Делай что хочешь!

— Окей! Тогда повысим бюджет втрое и купим пакеты рекламной рассылки. Как тебе?

— Можно, наверное.

— И ещё, Карла. Ты не думала о том, чтобы взять на работу ещё одного менеджера? Мы с Паоло, конечно, справляемся, но если количество клиентов увеличится, могут возникнуть задержки в обработке заявок. А этого лучше не допускать. Агентство новое, и нам нужны только положительные отзывы.

— У меня от твоих рабочих предложений, Риччи, голова болит! Давай позже, а?

— Не выйдет. Позже было в прошлый раз.

— Я не хочу у отца просить деньги, понимаешь? Он сейчас никого к себе на виллу не пускает. Даже полиции не доверяет! Ему вообще будет проще, если я выйду замуж за Рауля и закрою «Анфиладу»!

У Карлы определенно был талант откидывать на спину темные волосы, артистично падать в кресло и в нем крутиться.

Мне показалось, что она ещё больше похудела.

— Но мы только недавно открылись, и рациональные шаги — это нормально и прогнозируемо, — осторожно возразила.

— И что? Это оказалось не так интересно, как я думала. Одно и то же! Можно мне тур на Майорку?! А скидка к скидке у вас есть?! А почему нет трансфера? Скука! В бутиках и то каждый год новая коллекция одежды, и никто не требует предоставить страховку!

— Как скажешь, Карла. Но рано или поздно, а тебе придется принимать решения самостоятельно, как владелице бизнеса.

Карие глаза девушки сощурились, и она нехотя усмехнулась.

— Лучшим моим решением было нанять на работу тебя. Я справилась!

— Спасибо, босс. Польщена.

— Скажи, ты наверное была лучшей ученицей в школе? Точно была!

— Возможно, уже не помню.

— У тебя ужасная машина, Анна, и скучная одежда, но восхитительные губы и шикарная кожа. А у меня ужасно-завистливое настроение, поэтому я всё это тебе говорю. Хорошо, что тебя не видят мои братья, они бы ни за что не поверили в твою ориентацию.

— Хм. Тогда определенно будет лучше, если мы с ними и дальше не встретимся.

Когда я только пришла в агентство Карлы, она неожиданно ревностно восприняла мой разговор с её парнем Раулем. Он вел себя вызывающе, громко смеялся и намекал на совместный рабочий бранч, то ли проверяя меня на легкодоступность, а то ли намеренно провоцируя Карлу.

С парнем я держалась сдержанно-холодно, а девушке позже призналась, что меня не интересуют отношения с мужчинами. Вообще. Что всё совсем наоборот!

Думала я, конечно же, о том, как не потерять работу и как нам с Марией выжить, а не о сексуальной стороне своей жизни. А какие выводы сделала Карла, стало ясно, когда ее подруги стали коситься в мою сторону и отпускать легкие шуточки насчет моих возможных предпочтений.

Пусть. Это был лучший выход, какой я могла себе пожелать, чтобы спокойно работать, и опровергать догадки не стала.

Карла тем временем сидела со слезами на глазах и пыталась поджечь новую сигарету. У нее не вышло, и она отбросила ее вместе с зажигалкой в сторону, шмыгнула носом и окончательно расстроилась.

— Я его ненавижу, Анна! Он меня дважды поимел и ни разу не перезвонил! Ни разу! И это после того, как я сама оставила ему номер телефона и предложила себя, как последняя дура!

Это признание меня не касалось, я не была подругой для Карлы, но ее эмоциональность, похоже, теряла контроль, и промолчать показалось грубостью.

— Кто? Рауль?… А разве вы с ним… недостаточно близки? и уже давно?

— К чёрту Рауля! Он только делает вид, что страдает, а сам во всю трахается со своей бывшей! — неожиданно призналась Карла, после чего отбросила на спину длинные чёрные волосы и с тоской посмотрела на меня. — Винченцо, швейцарец! Ты бы его видела, Анна! Он, как… как мечта! Красивый, богатый и… О боги, у него такие глаза, что можно душу за них отдать! А тело…

Она мечтательно зажмурилась, и снова распахнула ресницы.

— Это глупо, что я хочу от него детей? Думаю, как обмануть и заставить переспать со мной без защиты? Я сошла с ума, Анна? Только никому не говори! Люси сама на него нацелилась, как гарпия! Я больше никому из подруг не доверяю!

— Э-э-э.… я не думаю.

— Мне кажется, у него кто-то есть, и эта мысль убивает!

— Почему?

— Он выделяет меня из всех, но смотрит при этом, как на пустое место. Это задевает! И ничего о себе не говорит.

— Но, Карла…. Зачем он тебе… такой?

Девушка удивилась, отчаянно смахнув слезы.

— А зачем люди называют яхты и небоскребы своим именем? Зачем тратят состояния на холодные бриллианты? Чтобы быть счастливой! Я хочу его, и получу! — неожиданно упрямо сказала. — Заставлю отца меня услышать! Если не я, то уж он точно сможет заполучить Винченцо с потрохами!

Мне сделалось нехорошо. На ум пришел Ангел со своей холодной красотой. Но вряд ли он был вхож в тот круг людей, в котором вращалась Карла Скальфаро. Круг богатых, успешных и… праздных. Любителей ночных клубов и шумных вечеринок. Последнее никак не вязалось с моим ночным Азраилом, отмеченным шрамами.

Я вздохнула и отступила. Вернула взгляд на стол, на который успела положить распечатанные бумажные листы с рекламной сметой.

— Карла, давай вернемся к работе, — попросила, пододвигая листы к девушке. — Я подготовила заявку в рекламное агентство от имени «Анфилады» и все необходимые документы.

Карла тоже вздохнула, успокаиваясь. Посмотрела равнодушно на заявку.

— Ох, ладно… Что я должна сделать?

— Одобрить сумму и подписать. Затем отсканировать и отослать скан со своей почты. Но прежде прочитать, конечно. Вдруг ты с чем-то не согласна, а сумма немаленькая.

— Я согласна. Где подписывать?

— Вот здесь.

— Ох, Анна, как я тебе завидую.

Это прозвучало так горько и неожиданно, что я растерялась. Никто в здравом уме не мог мне завидовать. Хотя, откуда ей знать.

Карла внимательно меня рассматривала.

— Мне? Почему?

— Потому что тебе плевать на тестостерон и классный член. Ты однажды обожглась, родила и разочаровалась в мужчинах, а теперь можешь просто любить человека. Меня, например. Ведь можешь? Расскажи, как это происходит между девушками?

Как? Я понятия не имела. Но капризная Карла страдала и хотела облегчить эти страдания манипуляцией с невзрачной Анной Риччи. У которой определенно имелись свои тайны, и она ожидала, что я пролью на них свет.

Но я не просила ее быть со мной откровенной. И в ответ качнула головой:

— Нет, не просто. Но думаю, что не готова говорить о личном.

— Ты какая-то притягательная, Анна. Вся. Если бы ты меня обняла, я бы успокоилась.

Я застыла, а Карла нервно рассмеялась, и на этот раз легко подкурила сигарету.

— Прости, я несу чушь! А все потому, что боюсь разреветься! Пожалуйста, отошли сама заявку, а то я обязательно что-нибудь испорчу! И не смотри на меня так, как будто перед тобой сумасшедшая! Ты просто не знаешь себе цену, иначе бы давно имела всё, что захочешь!

Вот так, Карла сказала, а я думала о ее словах всю дорогу домой, пока возвращалась в Бергамо под сгущающимися к дождю тучами.

Могу ли я просто любить, кого захочу? Без оглядки на прошлое и страха, что мой человек может за это поплатиться? Что он примет меня со всей моей правдой, от которой не спрятаться и которую не забыть.

Смогу ли полюбить, зная, что доверие предают, а груз минувшего не будет легким, и, возможно, я навсегда останусь сломанной куклой, не способной взглянуть в лицо собственным желаниям и сказать кому-то: «Я хочу тебя»?

Теоретически да. Ведь любила же я мать и отчима. С первого дня всем сердцем люблю Марию, а значит способна на чувства.

Но на деле склонна думать, что никогда не смогу.

И пусть Карла заблуждается, я позволю ей это, пока у меня есть работа, которая помогает нам с дочерью выжить, и надежда однажды стать собой.

Весь день моросило, а под вечер пустился сильный дождь. Небо потемнело и стало греметь, обещая ночную грозу. В последнее время с погодой происходило что-то странное, и грозы бывали даже в ноябре.

Окна в квартире запотели, но отопление включать я не стала. Мы с Вишенкой забрались под теплое одеяло, и пока за окном шумело и рокотало, я читала ей сказку про портняжку Эрментино, сшившего для своей дочери Катарины свадебное платье из крыльев стрекоз и серебряной паутины, чем разгневал злую принцессу…

— Мамочка, а почему принцесса такая злая? Ведь у нее же всё есть! Она живет в замке и может купить, что захочет.

— Не всё, что хочешь, можно купить.

— Если бы у меня было такое платье, я была бы доброй.

— Вот и принцесса так думала, поэтому подговорила разбойников украсть платье из дома бедного портняжки, а вместо платья приказала положить мешок из-под муки. Она очень любила сладкие булочки, пекарь пёк их для нее каждую ночь, поэтому в платье принцесса не влезла и просто его порвала.

— Она не стала доброй?

— Нет. Она разгневалась ещё больше, раздулась, как шарик, и лопнула!

Мария ахнула, но тут же кивнула:

— Ну и пусть!

— И тебе её не жалко?

— Немножечко. Ее, наверное, никто не любил.

— Наверное.

— Мам, а как же Катарина?

— Портняжка Эрментино сшил для дочери новое платье из мешка, потому что на другое не было денег. Но жених Катарину очень любил и даже не заметил, что её платье не из серебряных нитей, а из полотняных. И жили они долго и счастливо!

— Мам, но мука же липкая!

— Ну, Мари, это же сказка. А в ней главное смысл, понимаешь?

— Да! Если хочешь красивое платье, нельзя есть на ночь сладкие булочки, а то лопнешь!

Дочка прекрасно всё поняла, но схитрила и захихикала, а я рассмеялась.

Привстав, поцеловала её в одну теплую щечку, в другую, пощекотала худенькие бока, чмокнула в нос и продолжила читать новую сказку.

Она уже вовсю зевала, засыпая у моего плеча, когда я внезапно что-то ощутила. Как будто звуки ночной грозы прогнали привычное эхо, заполнив пустоту вокруг клубящейся силой. Опасной, тревожной и… знакомой. У которой определенно было имя.

Я подняла затылок от подушки, прислушалась и села в кровати. Отложив книгу, осторожно отвернула одеяло и спустила на пол босые ноги. Посмотрев в открытую дверь, сквозь которую падал свет от бокового светильника, встала и в одной короткой сорочке вышла в коридор. Ещё не веря….

Нет, невозможно!.. но уже предчувствуя, что увижу его.…

Раздался гром, и я вздрогнула.

В прихожей стоял Ангел.

Прислонившись плечом к стене, он опустил голову и тяжело дышал. Но вдруг поднял лицо и посмотрел на меня больными глазами. Чёрными и бездонными от расширившихся зрачков.

— Привет, Соле, давно не виделись.

Я промолчала, от изумления не в силах ничего сказать. Он был весь мокрый, и на полу успела собраться лужа воды. Не знаю, сколько он так простоял, дождь скрыл все звуки, и я не слышала, когда он вошел.

— Ты выглядишь так, словно кого-то убил.

Он прошелся взглядом по моим голым ногам, задержался на едва прикрытой сорочкой груди, и остановился на лице. Натянув желваки на скулах, проговорил тихо, но мороз всё равно коснулся кожи:

— Не выходи из комнаты, Ева. Если смогу, я уйду, обещаю. Иди же!

Я попятилась в детскую спальню и захлопнула за собой дверь. Отступив к кровати, легла в нее, ощутив, что дрожу.

Мария, слава богу, спала, беспечно откинув ручку на подушку. Я поправила ручку и укрыла дочь одеялом. Уставилась перед собой на стенной шкаф.

Не выходи?

Я пролежала так час, а может дольше. Не знаю. Каждая секунда казалась минутой, и было сложно следить за временем. В прихожей стояла тишина, дверь оставалась закрытой, и только упругие струи дождя били в стекло, нарушая тишину и обостряя чувства до предела.

А может, он уже ушел?

Или вообще мне привиделся?

Сегодня Ангел был весь в чёрном и выглядел так, как будто явился из ада. Если бы у него за спиной раскинулись угольно-аспидные крылья, я бы не усомнилась, какой огонь их опалил.

Я встала с кровати, под ногой скрипнула старая паркетная половица, и тихо приблизилась к двери. Простояв несколько секунд без движения, осторожно открыла её…. и охнула, увидев за дверью Ангела.

В следующее мгновение он поймал меня за талию и вытащил из спальни. Захлопнув дверь, привалил спиной к стене и накрыл холодными губами мой рот. Прижавшись грудью, поцеловал яростно, раскрывая губы языком, вторгаясь в мой мир окончательно и оплетая сильными руками.

Задрав на мне сорочку и продолжая целовать, с мучительным выдохом погладил голые бедра и сжал пальцами ягодицы.

Наконец, с трудом оторвавшись от губ, наклонил голову и прижался ртом к ключице. Жадно провел по ней губами вверх, поднимая мне подбородок и заставляя ощутить свое желание. Замер на мгновение, поймав мой пульс.

— Не дрожи, Соле, — проговорил в шею. — Я сам не знаю, почему здесь, но ты всё, что мне сейчас нужно. Я не смог уйти.

— Ты…. ты с ума сошел! — выдохнула в ответ, хватая ртом воздух. Ощущая, как губы Ангела поднимаются к лицу и целуют линию скулы.

Руки, ища опору, легли на мужские плечи.

— Да! Ты пахнешь, как сама жизнь, Ева. Всё здесь пахнет тобой, и это сводит с ума.

— Ты сейчас в сознании…

— В полном! Понимаю, что делаю, но остановиться не могу. Я хочу тебя с тех пор, как взял в первый раз. Это желание не проходит.

Я действительно дрожала, но не от страха, как могла бы ожидать, а от напряжения и волнения, которые искрили в воздухе, как в небе грозовые разряды, и с которыми не могла справиться.

Ангел был холодным от дождя, но его прикосновения обжигали. Моё тело помнило первую ночь и этого мужчину, я знала, что он не причинит мне боли, но также знала, что теперь, когда сама открыла дверь, он возьмет всё, зачем пришел.

И не отпустит.

— Холодно. Ты мокрый.

Он рывком снял с себя темный свитер и вернулся ко мне. Подняв на руках, уровнял наши лица и поймал взгляд. Не дав ничего сказать, прижался к губам. Расстегнув на брюках ремень, стянул с моих бедер бикини и, вторгаясь в рот языком, вошел в меня пальцами.

Стал гладить так откровенно и одержимо, удерживая собой, что я задохнулась и, разорвав поцелуй, вскинула вверх лицо. Зажмурилась, обхватив шею и голую спину Ангела руками, ощутив, как его твердая от желания плоть уперлась в меня между ног. Как мучительно он сдерживается, прежде чем взять меня глубоко, сбив дыхание, и, едва отпустив, вернуться вновь.

Он ударяется бедрами с новым голодом, снова и снова, выпивая тепло с моей кожи жадным ртом.

Настоящий ночной Азраил!

Наконец, кончив, Ангел сгреб меня в охапку и замер, тяжело дыша. Прижался лбом к моему виску, не позволяя встать босыми ногами на холодный пол.

Я молчала. За ночными окнами продолжал лить дождь, шелестя по стеклу и стенам упругими струями, а мои руки продолжали обнимать литые плечи Ангела.

Теперь его сильное тело согрелось и грело меня. Но, опомнившись, я уронила ладонь с его спины и тихо выдохнула:

— Отпусти.

Он отпустил. Не сразу, но ослабил объятия, позволив мне соскользнуть на пол.

Однако вторая моя рука осталась лежать на его шее и едва наши взгляды встретились, Ангел вновь подхватил меня, унося в спальню.

— Нет, Соле. Не проси!

Оказавшись в комнате, он положил меня на кровать, которая оставалась пустой после него, закрыл дверь и без стеснения разделся догола. Лёг рядом, накрыв собой сбоку, оставив мне место для дыхания и не спеша ничего говорить.

В моей спальне было прохладно и тихо. Сквозь открытые жалюзи падал скупой свет уличного фонаря, размытый дождем. Ангел казался мрачной тенью, нависшей надо мной, а что видел он, не знаю, но смотрел долго.

За окном сверкнуло, и молния на мгновение осветила комнату. Я увидела, как сосредоточено-серьёзно его лицо. Каждая линия словно высечена из мрамора и застыла в идеальной схватке света и тьмы.

— Когда-то давно моя мать мне тоже рассказывала сказки. Я забыл про это, но ты помогла вспомнить.

Значит он слышал наш разговор с Марией. Сколько же он простоял в прихожей?

— Где она сейчас? — решилась спросить.

Я не была уверена, что он ответит, но услышала:

— Её нет. Она мертва.

— Если ты успел забыть, значит….

— Да, давно. Иногда мне кажется, что она была сном. Всё было сном.

Ангел поднял руку и медленно провел большим пальцем по моей губе. Опустив руку на плечо, спустил с него сорочку, оголяя грудь.

Я невольно задрожала от ночной прохлады, и он накрыл мою грудь горячей ладонью.

— Всё ещё боишься меня? — спросил, чувствуя, что я напряглась.

Возможно, это ночь виновата и сумрак, но его голос больше не звучал холодно. Скорее, вкрадчиво и тихо.

Однако уверенности не было.

— Не знаю, — честно ответила.

— Не надо, Соле. Поздно бояться.

Он наклонил голову и поцеловал меня. На этот раз мягко, не требуя ответа, но успокаивая мое волнение. Раскрыл губы, возвращая свой вкус и забирая мой.

Поздно? Если бы у страха и души не было памяти, я могла бы забыть прошлое и начать все сначала. Жить, не оглядываясь.

Но не могла.

Уперев руки в плечи молодого мужчины, я заставила его оторваться от меня и поднять голову.

— Что ты знаешь о страхе? — смело взглянула на Ангела. — Разве у него бывает срок?

И тут же услышала в ответ:

— А ты?

Я промолчала. Смелость пропала, и захотелось закрыть глаза.

Я закрыла их и медленно выдохнула, не позволяя памяти проснуться. Отвернулась от Ангела и опустила руки.

Пусть берет, что хочет, но хватит меня целовать!

Он не стал. Медленно сев в кровати на колени, поднял меня к себе на грудь и отбросил в сторону одеяло. Сняв с меня сорочку, которая и так вздернулась к бедрам, провел раскрытой ладонью по голой спине, согревая мою кожу.

— Чёрт, Соле, — нетерпеливо сказал, — хватит дрожать! Я не собираюсь тебя насиловать. Это не так выглядит.

— Но и спрашивать не стал.

Ангел не ответил, а я прошептала:

— Я знаю, как это выглядит.

Гроза не смолкала, дождь шумел, а мы снова были прижаты друг к другу и ощущали близость телами. Моя обнаженная грудь расплющилась о горячую грудь Ангела, губы касались его шеи и каждый вдох — его или мой — давал почувствовать, как сильно он возбужден, а я — напряжена.

Я слышала, как глубоко он дышит, сдерживаясь, шевелит дыханием волосы, чтобы прямо сейчас не толкнуться в меня….

Я коснулась его скулы носом — кожа Ангела приятно пахла почти неуловимым мужским парфюмом, дождем и осенью. Была гладкой — он точно сегодня брился, и горячей. Так бывает, когда после холодного ветра тело возвращает себе тепло сторицей.

Ангел шумно выдохнул и опустил ко мне лицо:

— Проклятье, Ева.… Я снова тебя хочу!

Теперь мои губы касались его щеки.

— Хочешь? Даже если я тебе не отвечу?… Из меня плохая любовница, Ангел. Думаю, ты не этого ждал, когда вернулся.

— Ты не можешь знать.

С этим я была согласна. Он оставался для меня тайной, которая завтра снова исчезнет, как только стихнет гроза.

Я отстранилась от него и легла на подушку. Он тут же навис на до мной, словно притянутый магнитом. Глаза привыкли к темноте, и я могла видеть его блестящий взгляд. Смогла сказать, пока не растеряла смелость:

— Тогда… пусть это скорее закончится. Я тоже буду считать тебя сном!

Ангел погладил мои бедра. Погладил ладонью живот. Я замерла, когда его пальцы прошлись по шрамам на моих ребрах, но, кажется, не заметив их, поднялись к груди.

Я не понимала, чего Ангел ждет, когда он опустил голову и нашел губами мой напряженный сосок. Захватив ареолу ртом, перекатил его на языке, другой рукой погладив меня между ног.

Там я была влажной от него, ему не нужно было жалеть и готовить меня к себе, как в первый раз, но он не спешил. Дождался, когда у меня перестанут вздрагивать колени от откровенных прикосновений, а руки найдут его плечи, и только тогда уверенно развел бедра.

Воспользовавшись сорочкой, вытер меня и переместился ниже. Вскинув выше мои ягодицы, прижался ртом к низу живота и раздвинул складки языком. Жадно коснулся клитора лаской, заставив затрепетать.

— Ты с ума сошел.… Нет!

Но, похоже, Ангел не сомневался, что делает.

Меня накрыла паника.

— Я всё равно не смогу.… Ты не знаешь.… Ты… Пожалуйста!

— Молчи, Ева!

Лоренцо делал это грубо, всякий раз оставляя на моих бедрах и животе синяки от своих жестоких рук. Вымещая злость за то, что не отвечала ему и лежала безвольной куклой. Что до него был Гвидо и ублюдки из их банды. За то, что из-за ревности ко мне искалечил родного брата. За то, что любил меня своей больной любовью, ломал жизни всем вокруг, а я.… ненавидела его всем сердцем. Их всех!

Я не сомневалась, что если он меня найдет, то убьет.

Ангел был из той же опасной породы мужчин. А может, даже опаснее, потому что его эмоции были скованы льдом, а под видимым холодом глаз таилась сила, способная, вырвавшись, сжечь дотла.

Я не ошибалась. Лоренцо Фальконе с его взрывным темпераментом и жестокостью мог уничтожить многих, но я не могла представить, чтобы ему по зубам оказался совершенный Азраил, который сегодня выпустил на волю своих демонов, а потом пришел ко мне, чтобы их усмирить. Я увидела это в его глазах.

До сих пор Ангел брал то, что требовалось ему. Но я не знала, чего ожидать, когда он поймет, что я не способна ответить. Что не хочу чувствовать!

Не забудет ли он о своем обещании?!

Не способна?

Страх заставил меня шумно дышать и вцепиться руками в простыню. Я напряглась до предела, готовая закричать…. но Ангел почти замер. Усилив нажим на мои бедра, поднял ладонь на живот и продолжил ласкать меня нежно и невесомо, не нарушая шум дождя и мои панические вдохи ни единым звуком.

Убрав пальцы с бедра, погладил ногу и отвел ее шире, раскрывая меня откровеннее. Провел языком по складке внизу живота, согревая дыханием то, что никогда не знало тепла. Успокаивая мое тело и подчиняя своей мужской ласке. Пробуждая его чувствовать.

Мои колени подрагивали, дыхание опустилось, и я не сразу поняла, что рука Ангела исчезла с живота и накрыла мои пальцы, впившиеся в простыню. Он медленно разжал их — один за одним — и обхватил своей ладонью. Положил мою руку себе на шею, поднимаясь ко мне в темноте.

Накрыв меня своим телом, опустил голову и коснулся губами уха. Сказал тихо, но даже в этом сухом шепоте я расслышала, как тяжело ему дается его сдержанность:

— Ева, обхвати меня ногами. Сейчас!

Я послушно обхватила и невольно прогнулась, ощущая, как он входит в меня — напряженный и твердый от желания, глубоко наполняя собой. Толкается бедрами, заставив меня раскрыть губы и беззвучно охнуть. Упирается сильной рукой в изголовье кровати, чтобы не придавить собой, но и не отпустить….

Кровать стучит о стену все громче и громче. Завтра весь подъезд будет судачить о том, как ночью Анну любил «муж», и оборачиваться мне вслед.

Но я неожиданно и сама понимаю, что Ангел достает до меня внутренней. До тех спящих точек тела и струн, которые способны чувствовать и не могут не отвечать.

Он вдруг подхватывает мое соскользнувшее колено, поднимает выше и меняет угол толчков. Прижавшись ртом к моей щеке, ударяется с задержкой, готовый вот-вот остаться во мне, и я, вдохнув воздух, цепляюсь за его спину. Сама обхватываю крепче ногами, приподнимаю бедра.… и вдруг кончаю вместе с ним, оглушенная собственным стоном.

Негромким, но таким чувственным и бесстыдным, что это поражает меня.

Проклятье! Проклятый Адам!

Что он со мной сделал?!

Ангел ложится рядом, сместившись в бок, укрывает нас одеялом и лежит так, удерживая меня бедром и обхватив рукой под грудью. Бесполезно пытаться уйти, он не отпустит, я знаю это по первой ночи. Шевелит дыханием волосы у виска, касаясь кожи губами, словно дышит моим запахом.

Мне кажется, что он спит, но я вдруг слышу:

— Ты больше не дрожишь, Соле.

… тихое, как продолжение ночи, в которой гроза над городом стихла, и только дождь продолжает шелестеть в стекло.

Я не отвечаю. Мне тепло, а мыслей в голове столько, что можно сутки молчать, раскладывая их по полочкам. Тревожные, беспокойные, противоречивые и даже фатальные.

Мне бы добраться до полочки со счастьем и мечтами, внезапно думаю. Стереть прошлое, словно ластиком. Взять краски и нарисовать для нас с Марией будущее, ведь я умею рисовать.

Как жаль, что лабиринт моей жизни слишком сложен, и это место не отыскать.

Ангел лежит близко, наши обнаженные тела соприкасаются, и я поворачиваю к нему лицо. Вижу силуэт красивого, рельефного плеча. Взгляда не видно, но это даже лучше. Я на самом деле успокоилась, но есть вопрос, который не дает мне покоя.

— Спрашивай, — словно читает мои мысли Ангел.

— Скажи, ты киллер?

Я почти уверена в этом, но слышу в ответ:

— Нет.

— Но ты сегодня кого-то убил?

Он минуту молчит, но потом отвечает:

— Да.

— Тебя будет искать полиция?

— Не думаю.

— Это была защита?

— Это была кровная месть. И она не завершена.

— Но.…

Он поднимает руку и кладет большой палец на мои губы. Проводит по ним, словно запоминая их полноту и изгиб. Говорит своим сухим голосом:

— Хватит, Соле! Моя очередь вопросов.

К такому повороту я не готова, однако Ангел ждет, и я спрашиваю:

— Что ты хочешь знать?

Он опускает руку и сразу находит мои шрамы на ребрах, давно затянувшиеся, но их целая сетка, и я вздрагиваю, когда он проводит по ним пальцами.

— Откуда у тебя это?

Я молчу, не зная, как ответить, и Ангел окликает меня:

— Соле?

— Упала на стекло. Неудачно.

— Ты не похожа на неловкого человека. Напротив, ты очень осторожна. Сама или.…

— Или.

— Ясно.

— А это? — пальцы точно ложатся на длинный шрам на бедре. — Откуда он?

Я чувствую, как мое дыхание учащается. Наверняка он тоже это замечает, но руку не убирает.

— Зачем тебе знать?

— Ответь. Это след от пули?

Я отворачиваю лицо и перевожу взгляд в потолок, на котором танцуют тени — танец тополиных ветвей в свете фонаря.

— Да.

— Кто в тебя стрелял? Точнее, кто тебя пугал?

Я молчу, и Ангел делает вывод сам:

— Отец твоего ребенка?

— Нет.

— Тогда кто?

Я вновь поворачиваю к нему лицо.

Ангел привстал на локте и на этот раз наши взгляды встречаются. Ему определенно интересен ответ. Вот только мой язык словно онемел.

— Ева?

— У моего ребенка нет отца, — говорю, что могу сказать.

— Так не бывает.

Не бывает? Хотела бы и я так думать. Однако жизнь показала мне свою изнанку до дна и не пощадила. Поэтому и слова вылетают с царапинами:

— Бывает. И если ты подумаешь над вариантами, то сам догадаешься, как это возможно.

Он догадался. Я и не сомневалась в его интеллекте, иначе бы не отыскал без труда мои документы в квартире, в которой проснулся впервые.

Но не отстраняется, как я ожидаю, а всего лишь холодно напоминает:

— Ты не ответила. Кто?

— Пожалуйста, перестань меня спрашивать! Зачем это тебе? Или ответь сам!

— Что ещё ты хочешь знать?

— Откуда у тебя самого шрамы на спине? Ты ведь не сделал их намеренно. Они старые и не могли появиться за один раз. У тебя кожа иссечена, словно…

— Продолжай.

— … Кто-то намеренно тебя истязал. Ты как будто рос с ними!

Теперь Ангел молчит, глядя на меня.

А я сама изумляюсь своей смелости, радуясь тому, что сейчас ночь, и я не могу видеть пронзительную синеву его глаз.

Или могу?

— Прости, — выдыхаю и зажмуриваюсь. — Пожалуйста, не мучай меня. Ты уйдешь и всё забудешь. И я забуду! Я не хочу ничего вспоминать!