Ангел с разбитыми крыльями

Глава 18

Ева

Почему я не почувствовала опасность? Как могла отпустить от себя Марию?!

Её нигде нет. Ни в школьном классе, ни в учебных коридорах, по которым я бегу, захлебываясь от слез, ни в школьном дворе.

Я ищу свою дочь и не могу найти. Зову.… «Мария! Мария!»…. и не слышу ответа. Кричу, как безумная, открывая двери, расталкивая людей и врываясь в классы. Трясу учителей, но никто не понимает, что происходит.

Синьоры Мангано тоже нет. Она встретила нас с Марией на пороге школы, и больше их никто не видел. Нигде!

Святая дева, пожалей! Я попала в свой сон и схожу с ума!

Земля уходит из-под ног, колени подкашиваются, и мне кажется, что мир вокруг закручивается в тугую удушающую спираль, пока я вязну в ледяной паутине ужаса, готовая умереть от страха за дочь.

— Мария! Мария!

К школе подъезжает полиция. Меня ловят в шесть рук, словно я преступница или сумасшедшая. Офицеры крепко держат меня, стараясь обездвижить. Я отчаянно рвусь из этих рук, пока рыдания сотрясают грудь, а слезы застилают взгляд.

— Вы не понимаете… Отпустите! Я должна найти свою девочку, пока не стало слишком поздно! Я знаю, это он — Лоренцо! Здесь, в Бергамо! Нашел меня и отобрал то, что мне дороже жизни.… Мария!

— Пожалуйста, синьора, успокойтесь! Иначе мы не сможем вам помочь! Расскажите нам, что случилось…

Успокоиться сложно — почти невозможно! Но я заставляю себя остановиться и увидеть перед собой обеспокоенные лица полицейских. Сдержав рыдания, сбивчиво называю имена — кто я и откуда. Как зовут мою дочь.

Нет, у меня не мальчик, они всё правильно поняли. Да, на траве валяется мой парик. Нет, я не Анна Риччи, не брюнетка и не замужем, я просто спасала наши жизни. Фамилия Фальконе мне ненавистна, но я никогда ещё не была так убедительна в своей ненависти к своему монстру, как в эти минуты, когда говорю о нём полиции.

— Поверьте мне, этот мужчина опасен и жесток! Вы даже не представляете, насколько! Пожалуйста, помогите найти мою дочь… Умоляю!

Они не верят. Или не до конца верят, но предпринимают попытки найти Вишенку в пределах школы, пока правдивая информация обо мне не поступает на их мобильные телефоны.

— Джеромо, дай объявление по всем постам, что пропал ребенок, — наконец один из полицейских отдает приказ через рацию, — девочка семи лет. Зовут Мария Соле, уроженка Неаполя. Подстрижена и одета, как мальчик. Отзывается на имя Марио Риччи. По предварительной информации была похищена около двух часов назад мужчиной по имени Лоренцо Фальконе. Это пока всё, разбираемся.

— Нет, не всё! Вы так и будете здесь стоять? Фальконе убийца, я же сказала! Он ненавидит Марию и убьет её, если вы не поможете!

— Синьорина Соле, делаем всё возможное. Прошло ещё слишком мало времени, чтобы сообщить о похищении в отдел жандармерии и привлечь карабинеров. К тому же мы должны проверить личность подозреваемого и подтвердить ваши слова. Установить местонахождение синьоры Мангано. Ваша девочка могла поссориться с детьми и сбежать с занятий. Или наоборот, встретить друзей и заблудиться. Найти щенка, уснуть в шкафу, спрятаться. Возможны десятки безобидных вариантов, почему она ушла из школы. Но мы продолжаем поиски.

Я мотаю головой, не в силах поверить, что меня не слышат.

— Нет, она не ушла. Невозможны никакие варианты! Мария очень послушный ребенок и знает, что должна быть на уроках! Я обещала ее забрать, она бы никуда без меня не ушла!

— Ну, знаете… — сержант полиции что-то записывает в своем блокноте. — Дети и долг — понятие относительное! В семь лет они только учатся следовать общественным правилам, это я вам как отец двух малолетних оболтусов говорю.

— Вы не понимаете…

— У вас есть фотографии дочери?

— Я.… н-нет, — вынужденно признаюсь.

— Хорошо. У вас есть общие фотографии с дочерью? Вообще семейные фотографии?

— Нет. Только на документах. Но есть школьные снимки!

Я понимаю, что мои ответы звучат странно, и сержант подозрительно смотрит на меня.

Они не верят мне. Слишком подозрительной я выгляжу и говорю непонятные вещи. Но как объяснить человеку, никогда не знавшему страха, что в мире существует зло, и что у зла есть глаза и уши?

— Синьорина Соле, я должен отлучиться. Пожалуйста, дайте мне и моим коллегам номер вашего телефона, чтобы мы могли с вами связаться… И оставайтесь на месте!

Полицейские уходят, оставив меня стоять во дворе школы. Звенит школьный звонок, двор пустеет, и классы закрываются на очередной урок. Нет никакой комиссии из Рима. Нет никакой паники, топота десятков ног и жёлтых лент. Вереницы полицейских машин с синими проблесковыми маячками. Нет никаких признаков беды! Есть только директор и его секретарь, которые подходят ко мне откуда-то сбоку и требуют не пугать детей. Держать себя в руках и объяснить им, в конце концов, что означает мой маскарад.

— Кто вы такая, синьора? Что происходит? Я требую объяснить, почему вы дурачили наш коллектив и в чем обвиняете?!

Я не слушаю их и ничего не объясняю. Я медленно умираю, предчувствуя катастрофу.

Во дворе школы в это мгновение так тихо, что кажется, будто мир вокруг замер. Затаился за широкими окнами окружающих домов и смотрит внутрь себя слепыми глазами, глухой и немой к чужой беде, как было всегда. Он снова оглох ко мне!

Проходит целая вечность, прежде чем полицейские выходят из школы ни с чем. Продолжают перезваниваться с кем-то… не подходят ко мне… наверное потому, что я выгляжу, как сумасшедшая и пьяная одновременно.

Меня трясет и качает. И неизвестность, как надвигающаяся тень прошлого, все туже сжимает ледяными когтями сердце. И я вою… вою в голос всё громче.

Я зажимаю рот рукой, выбегаю из школы и бегу по улицам. Оглядываюсь по сторонам, расспрашиваю людей, не прекращая звать свою девочку:

— Мария! Мария!

Не знаю, сколько времени проходит в поисках дочери — для меня каждая минута сейчас, как нескончаемое падение в пропасть. Я так боялась ее потерять и не смогла уберечь.… Святая Дева, прошу тебя, сохрани мою девочку целой и невредимой! И я поверю в чудо. Клянусь!

… Я понимаю, что проиграла остаткам надежды, когда на телефон поступает звонок, и в трубке раздается молчание. Это он, мой кошмар из прошлого, я вдруг чувствую это каждой клеткой своего измученного страхом тела, и время останавливается, а мир сжимается до размеров моего ужаса. Поднявшаяся новой волной паника захлёстывает огненно-ледяным удушьем, заставляя сердце биться неистово. Слезы застилают глаза, и горло внезапно сжимается так туго, что я никак не могу сказать.…

— Я знаю, что это ты.… Верни мне Марию!

Звонок прерывается, но сразу приходит сообщение:

«Площадь Витторио»

Я оглядываюсь и бегу туда, не замечая идущих навстречу людей, расступающихся в стороны и провожающих меня удивленными взглядами; ни машины, ни дома.

На самой площади и у входа в торговую галерею толпятся туристы и прохожие. И голуби. Здесь сотни разноцветных голубей. Они взмывают в небо, когда я пробегаю по каменным плитам пьяццы, распугивая птиц и заставляя их взлететь. Хлопают крыльями, поднимая ветром мои волосы… И разлетаются в стороны, оставляя стоять совершенно одну.

Видит Бог, я была готова увидеть Лоренцо, и даже сама идти к нему. Но его здесь нет, и Вишенки тоже! Я ощущаю это так же остро, как свою беду. Он обманул меня!

Я лихорадочно ищу телефон и дрожащими руками набираю номер. Подношу к уху, одновременно боясь услышать ненавистный голос и ожидая этого.

Но в ответ слышу глухие гудки, бесконечно длинные и жестокие…

— Чёртов Фальконе, ответь же! Ответь мне! — кричу с новым рыданием, но Чудовище уже поймало меня в капкан страха, задумало свою игру и на телефон приходит новое сообщение:

«Ворота Порта Сан-Джакомо. Живей шевелись!»

Я бегу к новому месту так быстро, как только могу. Сколько здесь расстояния? Километр? Два? Господи, смилуйся и убереги мою девочку!

Но здесь их тоже нет. Лоренцо снова меня обманул! И горькое отчаяние разрывает грудь рвущимся из легких криком.

Я вновь звоню на неизвестный номер, и слышу в ответ гудки… гудки… Тишину, которая убивает!

«Плохо ищешь. Соборная Площадь»

Слезы капают на стекло, застилают взгляд пеленой, превращая буквы сообщения в размытые полосы. Я попала в Лабиринт и должна пройти все круги ада.

Полиция не поможет, к Фальконе уже попал мой номер телефона, а значит и надежды, что мне помогут найти Марию, больше нет. Всё, что я хочу, это сохранить жизнь дочери, и Лоренцо это известно.

Так или иначе, а я приду к нему сама. Униженная, растерзанная, готовая падать на колени и молить!

И он не будет меня щадить.

Плевать! Лишь бы ещё раз увидеть дочь живой!

Узкие лестницы и каменные подъемы Бергамо. Спуски и препятствия в городе, который, как я думала, смог стать моим убежищем. Увы! Всего этого больше нет, теперь это Лабиринт Минотавра и моя личная цитадель страха, за стены которой не выйти.

«Ворота Святого Августина. У тебя всё меньше времени! Захвати муженька, неверная — откупишься мертвецом»

Я падаю, вновь разбиваю в кровь незажившие колени, но вскакиваю и бегу дальше.

Внезапно в кармане плаща отзывается звонком сотовый. На этот раз я знаю, кто звонит, нажимаю на прием звонка, но не могу ответить — дыхание рвется от бега, и всхлип сдержать не получается.

— Ева? Где ты?

— Адам! Он украл Марию! Он нашел нас!

— Знаю! От коттеджа Белуччи только что отъехала полицейская машина. Здесь все твои соседи. Где ты, скажи?

— Я должна бежать! Моя девочка у Лоренцо, я больше не верю полиции! Они передали ему номер моего телефона! Теперь он сбрасывает мне новые и новые места в сообщениях, заставляя искать Марию по всему Бергамо, но её нигде нет!

— Какое последнее место?

— Замок Рокко….

— Ева, не ходи туда! Дождись, я тебя найду!

— Адам, ты не знаешь, какое он чудовище и сколько у него силы! Не ищи! Он убьет любого, кто встанет между нами. Я не могу не идти — у него Мария! Его зовут Лоренцо Фальконе, и если со мной что-то случится — скажи миру, что он убийца и я его прокляла! Прости, если дала тебе надежду.… Я и правда на миг поверила, что можно что-то изменить.

Слезы застилают глаза, и я едва ли различаю дорогу впереди, но бегу, не останавливаясь — страх за дочь сильнее всего.

Впереди маячит старая башня Рокко, пугающе мрачная на фоне яркого синего неба. За башней лежат окрестности Бергамо — панорамный вид на Нижний город и на горные заснеженные вершины Бергамских Альп. Но я ничего вокруг не вижу… И не вижу Марии.

— Ненавижу! Как же я тебя ненавижу, Фальконе!

И снова длинные гудки выворачивают душу!

— Ответь же, сволочь! Ответь!

«Ты меня злишь. Слишком медленно. Я устал ждать!»

Я пишу дрожащими пальцами сообщение:

«Умоляю, Лоренцо! Отпусти Марию, и я приду, куда скажешь! Она всего лишь ребенок!»

«Ты уже идешь. Постарайся хорошенько по мне соскучиться, любимая. Дворец милосердия. Опоздаешь — услышишь, как ломаются тонкие кости твоего вымеска. И помни, на этот раз тебе ничего не поможет.…»

Это рядом… Совсем рядом! Дворец милосердия, как насмешка над моими молитвами.

— Мария! Мария, где же ты?!

И снова от моего крика голуби разлетаются в стороны, а люди оборачиваются вслед, не понимая, что происходит. Не ведая, что рядом с их счастливым миром существует другой, темный и безжалостный, в котором живут монстры, и один из них прямо сейчас вышел на охоту и упивается происходящим.

Я падаю на колени, сминаю волосы в пальцах и плачу. Мне до ужаса страшно смотреть в телефон, и страшно представить дочь в руках Лоренцо. Его чёрные, злые глаза над ней, полные ненависти, и силу, с которой он способен отобрать жизнь у моего ребенка. Невыносимо думать, что на этот раз мне не поймать Марию на руки и не защитить собой! Не встать между ними!

— Господи! Ты не можешь быть так жесток! Не можешь!

Адам находит меня, когда я сижу на холодных камнях пьяццы, не в силах подняться. Подхватывает под мышки, поднимает и прижимает к себе.

— Ева! Слава богу, я тебя нашел!

А я цепляюсь за него, нахожу ладонями плечи и выдыхаю в шею рыдание:

— Я не смогла ее спасти, Адам. Мою девочку!.. Лоренцо играет со мной, и я не знаю, что делать. Он убьет Марию!

— Не убьёт, Ева. Я ему не дам.

— Но как? Как ты его остановишь?! Он здесь, в Бергамо, и прямо сейчас ждет моего звонка! И если я опоздаю…

— Отдай мне телефон!

Пальцы не слушаются, а перед глазами от слез всё расплывается.

Адам отбирает мой старый телефон и смотрит сообщения. Так и не отпустив меня, уносит к чёрной машине и усаживает внутрь салона. Сам садится на водительское сидение и трогается с места.

— Нет.… Пожалуйста, Адам, нет! — я испуганно толкаю ручку двери, но она заблокирована. — Остановись! Я должна искать Марию! Нам нельзя уезжать!

Автомобиль не останавливается и, обернувшись, я смотрю на Ангела. Сейчас он такой же собранный и холодный, каким был в нашу первую встречу. И такой же неумолимый, я это чувствую. Загорелые скулы напряжены, рот твердо сжат, а пальцы уверенно сомкнуты на руле.

Он произносит негромко, но от этого его слова звучат не менее больно:

— Её здесь нет, Ева, и ты это понимаешь. Для плахи мести Фальконе нужна жертва, и это жертва ты, а не Мария. Хотя твою дочь он тоже не пощадит. Но ты нужна ему сломленная и раскаявшаяся, готовая принять наказание, которое он для тебя приготовил. И его жестокая игра — только начало плана, иначе бы вы уже встретились. Пока он может тебя ломать, Мария будет жить.

Меня ломать? Если бы во мне осталось хоть что-то целое!

— Ты не знаешь.… я давно уже сломлена. Лоренцо не человек, он исчадие ада, и думать, что у него мой ребенок — невыносимо! Мне всё равно, что будет со мной, понимаешь?!

— Да. Но мне нет.

— Господи, Адам.…

— Ева, я знаю, кто такой Ренцо Фальконе. Так случилось, что он и мой враг тоже. Последний из четырех ублюдков, семнадцать лет назад жестоко убивших моих родителей. Он должен был умереть следующим после Скальфаро, и у него ещё было время, чтобы встретить меня на своей территории. Но, видимо, Ренцо надоело жить, раз он пришел за тобой в место, где ему сам дьявол не поможет! Я убью его.

— Что ты такое говоришь?

— Интуиция тебя не подвела — он искал вас и нашел. Два дня назад сорвался из Неаполя с десятком своих парней и приехал в Милан, а затем и в Бергамо. Так что Фальконе совершенно точно рядом с городом, и не один. Нет, не на площади, где полно видеокамер и зевак — он не дурак, чтобы дразнить полицию. Но достаточно близко, чтобы ты сама к нему пришла. Сейчас он уверен, что ты в его власти, но когда поймет, что не получит ответ на свои сообщения, он станет звонить сам…. и тогда с ним поговорю я.

— Адам, он не станет тебя слушать! Он просто убьет Марию!

— Ещё как станет, Ева! — твердо возражает Ангел. — Но прежде я дам вам с Марией свою фамилию и защиту моей семьи. Мое слово перед людьми и Богом — так действует закон Санторо. И тогда совсем скоро, — скулы Ангела каменеют, а костяшки пальцев на руке белеют, — Ренцо будет не до игр с рыжей девчонкой из Южного пригорода Неаполя. Которая когда-то носила белые мокасины и мечтала быть счастливой.

Я испуганно и пораженно смотрю на него, не веря тому, что слышу.

— От… откуда ты знаешь, что она мечтала? — беззвучно выдыхаю.

Ангел останавливает машину, поворачивает голову и смотрит на меня темно-синими, как штормовое море, глазами.

— Об этом, Соле, говорила её улыбка.

Я не могу ничего ответить, кроме как прошептать: «Ты с ума сошел!»

Мои губы дрожат, и Адам наклоняется, чтобы коротко, но жадно поцеловать их, погладив рукой мою шею.

— Случай выбрал за нас, Ева, чтобы мы встретились, и я тебя Фальконе не отдам! У нас мало времени, но я ещё раз прошу тебя мне довериться. Я сделаю всё, чтобы вернуть Марию. Если с ней что-то случится… клянусь, Ева, у Азраила в аду будет день жатвы, так что лучше бы святым встать на нашу сторону! Санторо стоят насмерть за своих детей и женщин, иного пути нет.

Я не до конца верю в то, что происходит, когда мы с Адамом выходим из машины, и он ведет меня к небольшому храму с позолоченным куполом, расположенной неподалеку от церкви Санта-Мария-Маджоре.

Здесь работает мой сосед Габриэль, ещё недавно мы были в этом храме с Вишенкой, и Габи показывал нам отреставрированные им фрески на боковых стенах старинного здания. Вдохновенно рассказывал об истории храма. А сейчас они вместе с Кристианом встречают нас на пороге церкви и оба стараются не смотреть на мои взъерошенные ветром рыжие волосы и сбитые колени.

А мне поздно вспоминать о потерянном парике и серьгах.

— Всё готово, Адам, я договорился! Но если бы ты знал, чего мне это стоило! Тебе повезло принадлежать к семье, с которой даже Божьи слуги предпочитают не ссориться.

— Привет, невеста, — здоровается Габриэль хмуро и печально. — Мы знаем про Марио…. то есть про твою дочь, и молимся о ней все время. Надеюсь, этого бандита поймают и четвертуют! Проходите сразу к алтарю, священник уже ждет. Он в курсе, что церемония будет короткой.

На подъезде к храму стояли машины. Много автомобилей в запретной зоне и нам пришлось их обходить, но я не обратила на них внимание. Сейчас же мы с Ангелом входим в высокий и красивый зал храма, наполненный особой аурой, где я вдруг вижу множество мужчин, расположившихся по обе стороны у стен.

Многие одеты в строгие костюмы или в полупальто, в зале горят сотни свечей, и в мерцании их света заметно, что взгляды по меньшей мере сорока незнакомцев обращены к нам.

Я ощущаю их общую силу и молчаливую слаженность, и по моему телу пробегает холод. Однако рука Ангела крепче сжимает мои плечи, сдерживая дрожь, которую не унять. Как не избавиться и от страха за Марию, раздирающего грудь.

— Так надо, Ева, — слышу я его негромкое, но твердое.

— Кто все эти люди? Они здесь не просто так, верно?

— Верно. Эти люди — члены семьи Санторо, верные своему клану и своему Дону братья, готовые в любой беде стоять до последнего за честь и безопасность своих близких. И я один из них. Мой дед Марио и есть глава клана — он стоит возле священника. Рядом с ним его правая рука и друг — Санни Карбоне. Остальных я представлю тебе, когда Мария будет в безопасности.

Мне кажется, я сплю и ощущаю себя мошкой, попавшей в эпицентр грядущей бури. Но мои догадки слишком похожи на правду, чтобы оказаться совпадением.

— Дон Марио?! — я поворачиваю голову и ошеломленно смотрю на Ангела. — Адам, ты Санторо? Вы — те самые Санторо, о которых все говорят?!

— Да. Но я не Фальконе, Ева. Если захочешь и когда захочешь, я дам тебе свободу, но не отберу защиту. Тебе не придется бежать.

Я закрываю глаза и плачу, а Адам прижимает меня к груди и целует в лоб.

— Нам надо спешить, Соле. Я бы хотел, чтобы для тебя всё было иначе. Надеюсь, ты никогда об этом не пожалеешь.

Сбоку от алтаря стоит дон Марио, дед Адама, в окружении своих людей. Высокий, седовласый мужчина с внушительным видом и крепкими плечами. Он здесь воплощение силы и власти, и всё подчинено его решению.

Взгляд мужчины падает на нас, и я ощущаю всю тяжесть его присутствия — словно сам воздух сжался, уступив ему главенствующее место в этом храме. И если бы не руки Адама, я бы не смогла сделать и шагу.

Священник приглашает нас подойти ближе, подзывает свидетелей будущего обряда, и я замечаю среди присутствующих нескольких женщин, в том числе Аврору Костанцо и синьору Лидию.

По лицам обеих видно, что они сбиты с толку происходящим, но если моя светловолосая соседка откровенно напугана, то у синьоры Белуччи, хотя глаза и покраснели от слез, но губы решительно поджаты. Так же, как у Габриэля и Кристиана.

Они подходят к алтарю храма и встают рядом, на шаг позади нас, и священник сообщает присутствующим, что церемония обещает быть короткой, но каждый ее момент будет наполнен значением и ритуалом.

— Да начнется таинство!

Я чувствую, как Адам крепко держит мою руку, когда служитель храма открывает на алтаре Библию и зачитывает на память известные строки из писания — послание Коринфянам, гимн любви:

— …Любовь долготерпит и милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится и не бесчинствует. Любовь не мыслит зла. Любовь всё переносит и никогда не перестает быть… Скажите, дети мои, пришли ли вы сюда добровольно и без принуждения, чтобы вступить в брак?

Я знаю, что видит священник — мое заплаканное лицо, дрожащий подбородок и растрепанные волосы. Лишенный праздничного убранства наряд. Я вообще мало похожа на счастливую невесту. Наверное, поэтому, когда под крышей храма звучит твердое Адама: «Да, Святой отец», священник делает паузу, прежде чем обращается ко мне:

— А ты, Ева? Добровольно ли вступаешь в брак с этим мужчиной?

— Да, отче.

— Готовы ли вы любить и уважать друг друга на протяжении всей жизни?… Принять детей, которых Бог может вам даровать, и воспитать их в любви и вере?

Я не могу сдержать слезы и громко всхлипываю, закрыв рот рукой, пока Адам четко и твердо произносит обеты, обняв меня и прижав к своей груди.

— Да, Святой отец.

— Проси, сын мой, и да услышит Господь твои слова! Да услышат их все присутствующие!

— Ева Соле-Греко, в этом храме перед Богом и перед людьми прошу тебя стать моей женой. Обещаю любить тебя и защищать, беречь и уважать в здравии и болезни, в горе и радости, пока смерть не разлучит нас…

В храме удивительно тихо, словно его расписной свод и правда ловит каждое произнесенное у алтаря слово, наделяя его особым смыслом. Мужчины вокруг нас склоняют головы, в знак уважения и поддержки. Их молчаливое присутствие говорит о многом: о верности и преданности, о готовности принять выбор Адама и об уважении его выбора. Они готовы услышать меня… Но у меня не хватит сил повторить все слова обета.

Я поднимаю голову и смотрю своей судьбе в лицо. Глядя в синие глаза, говорю то, что произносит моё сердце:

— Обещаю любить тебя даже в грозу, Ангел! Обещаю родить тебе сыновей и называть своим мужем, пока смерть не разлучит нас. Обещаю верить, пока буду жить, только прошу… спаси мою девочку!

Обручальные кольца в храме тонкие и золотые. Мои руки дрожат, когда Адам берёт кольцо и надевает мне на палец. Когда в ответ я беру кольцо и надеваю ему на руку. А мои губы совсем холодные, когда он скрепляет наш союз коротким поцелуем.

— Да соединит Господь узами новобрачных! Да пошлет им свое благословение и защиту! Адам и Ева Санторо, объявляю вас мужем и женой! Что Бог сочетал, того человек да не разлучит! Аминь!

— Аминь! — повторяют все присутствующие в храме, и в этот момент Дон Марио поднимает руку.

Я впервые слышу его голос, но сразу понимаю, от кого внуку передалась твердость.

— Церемония завершена! Поздравления будут позже. Приветствую тебя, Ева, в нашей семье. Благодарю, отче! Да не оставит Бог ваш храм ни в лучшие, ни в худшие времена! Санторо никогда не забудут это святое место в своих молитвах и подношениях.… А сейчас, парни, пора вспомнить, зачем мы здесь, и начать действовать!

Мы выходим из храма в молчании. Сначала мужчины и гости церемонии, за ними Дон Марио с незнакомой темноволосой женщиной, которую он приобнял под спину; следом мы с Адамом, а за нами — правая рука главы клана, Санни Карбоне, с ещё парой незнакомцев.

Процессия подходит к машинам, и один из мужчин, оставшихся стоять на улице, подходит к Дону Марио и негромко сообщает:

— Дон Марио, мы нашли Фальконе. Он в одном из закрытых коттеджей на въезде в Бергамо. С ним десяток его парней, пока ближе не подходили. Пропавших ребенка и женщины не видно. Все вооружены.

Голос главы клана звучит сухо и коротко, словно щелкает крепкий хлыст.

— Хорошо. Езжайте и окружите его. Санни?

— Да, Марио?

— Предупреди полицию, чтобы не совались в нужный район. Скажи, пусть берегут своих ребят, мы сами разберемся — очень скоро там может быть жарко. Здесь невежливые люди из Неаполя вздумали нарушить покой Ломбардии. Если у копов что-то есть на клан Фальконе — пусть готовят претензии. Мы дадим знать, когда придет время. Адам, что скажешь?

— Действуйте открыто, Вито, — дает Ангел указание незнакомцу. — Расставь парней вокруг коттеджа и жди, никаких разговоров с людьми Фальконе. Оружие на готовность, никого не выпускать. Я сам с ним буду говорить. Выезжайте!

— Понял!

— Ева, — обращается ко мне Адам, повернув к себе лицом и глядя в глаза. — Будь с Селестой, она мне как мать, я ей доверяю. Селеста, береги ее! — поднимает взгляд и обращается к темноволосой незнакомке в расстегнутом коричневом пальто, которая шла с его дедом, а теперь подходит к нам. — Ты сама всё знаешь, что бы ни случилось.

— Да, Адам.

Руки Ангела отпускают меня, но на их место сразу же приходят другие — уверенные и спокойные, не позволяя одиночеству вернуться и отдать мое сердце на растерзание страху. Немолодая женщина обнимает меня, словно делала это много раз, и ее надежное объятие сдерживает панику, которая продолжает биться во мне, заставляя внутренне потянуться за Адамом.

— Спокойно, милая, ты больше не одна. Теперь ты часть нашей семьи, и мы не оставим вас с дочерью в беде, не сомневайся, — говорит она участливо. — Твой муж умеет защищать свое — поверь, я знаю, о чём говорю. Если и есть на свете карающая рука справедливости, то это он. Но помолиться не помешает.

Мой муж. Я вдруг по-новому смотрю на Ангела, который в этот момент открывает дверь седана и достает из салона мой телефон, всё ещё не способная до конца осознать, что только что произошло в храме и кем мы друг для друга стали. Воистину, Господи, пути твои неисповедимы!

С места парковки разъезжаются автомобили, и Селеста замолкает.

Половина мужчин клана уехали, но половина остались и группируются вокруг своего Дона, который вновь поднимает руку, призывая всех к молчанию.

Адам включает телефон и сразу же слышится входящий звонок. Моя душа в этот момент уходит в пятки.

— Спокойно, девочка, — шепчет Селеста, поглаживая мое плечо. — Никаких слез. Держи себя в руках, будет непросто.

— Да, понимаю…

— Двадцать три входящих, крыса нервничает, — холодно сообщает Адам. — Что ж, игры закончились, пришло время говорить.

Он принимает звонок по громкой связи и в динамике тут же раздается хриплый и низкий голос Лоренцо, который я так и не смогла забыть. Голос разъяренного зверя, от одного звука которого у меня бежит мороз по коже и леденеет кровь, хотя он и звучит непривычно, словно Лоренцо трудно ворочать языком.

— Ева?! Проклятье! Сучья дочь, ты вздумала играть со мной?! Думаешь, что можешь просто исчезнуть и не отвечать на мои звонки? Чёртова стерва, ты сильно ошибаешься! Я найду тебя, где бы ты ни пряталась, и раздеру пополам! Если дорожишь жизнью своей никчемной дочери, лучше отвечай и прямо сейчас! Иначе, клянусь, я раздавлю твоего вымеска, как вошь, как должен был сделать, когда она родилась! У тебя больше нет времени!

Я не могу говорить, мое тело застыло в оковах страха, и только всхлип рвется из груди, но руки Селесты крепко прижимают меня к женщине, помогая его сдержать.

Вместо меня отвечает Ангел, и его ровный, ледяной голос заставляет Лоренцо заткнуться:

— За эти слова, Фальконе, прежде чем сдохнешь, я выбью тебе зубы и заставлю подавиться собственным кадыком. Молись, чтобы с головы Марии не упал ни единый волос, пока я иду за ней. Иначе плата за ее жизнь окажется для тебя непомерно высокой.

— Что?! — рычит Лоренцо. — Кто ты такой, мать твою?! Как смеешь мне угрожать!

— С тобой говорит Адам Санторо. Сын Ремиджио и Лары Санторо, которых ты убил семнадцать лет назад, но так и не ответил перед законом. Из всей четверки ублюдков, Фальконе, ты остался последний, остальные мертвы, так что приготовься к встрече со своей судьбой. Я убью тебя сегодня ещё до того, как сядет солнце.

— Санторо?! — голос Лоренцо гремит и дрожит от ярости, но за этой яростью скрывается замешательство, которое заставляет его делать паузы в словах. — Какого чёрта?… Где Ева?!..

— Слушай внимательно, Ренцо! — грубо перебивает его Адам. — Для тебя Евы больше нет! Она моя жена и носит фамилию Санторо. Ее дочь — моя дочь! И ты сделаешь всё, чтобы Мария осталась невредимой! Иначе, клянусь, я уничтожу всё, что тебе дорого!

— Мне нужна Ева!

— Забудь! Она под защитой клана!

Лоренцо долгую секунду молчит, обдумывая услышанное и сдерживая клокочущий в нем гнев. Но наконец отвечает, хотя его ответ больше похож на угрозу:

— Тогда, щенок, кем бы ты ни был, у тебя нет козырей, чтобы со мной торговаться. Ты удивишься, как легко это рыжая сука бросит тебя, если умрет ее ребенок. За мной дело не станет, Санторо ты там или собачий хрен! Евка помнит, мне никто не указ!

— За мной тоже! — холодно возвращает угрозу Ангел. — Я знаю, ублюдок, где живет твоя мать, твоя бывшая жена и твои дети. Не существует места, где бы солдаты моего Дона ни смогли их найти. Я поклялся перед Всевышним защищать свою семью и не отступлю от клятвы. Если ты тронешь Марию.… я не оставлю в живых ни одного кровного тебе Фальконе. Не пощажу никого, слово Санторо! Подумай, Ренцо, кому ты бросаешь вызов. Твоя могила ещё долго будет багровой, пока тебя самого будут жрать черви в аду!

Лоренцо замолкает, но в громкую связь слышно его тяжелое дыхание. Я чувствую, как тишина становится невыносимо давящей, словно пространство между мужчинами стало густым и вязким. Сжалось до одного последнего вдоха, который ни один из них не готов уступить другому.

— Докажи, что ты тот, за кого себя выдаешь. Не верю!

— Плевать! Вопрос твоей веры — последнее, что меня волнует. Ты уже мертв, Ренцо, и этого не изменить. Как не стереть из памяти четверых ублюдков, насилующих мою мать на голых камнях старого моста. Только смыть воспоминания их кровью! Так что приготовься сдохнуть, потому что я иду за тобой!

— Когда мы встретимся, Санторо, — шипит змеем Лоренцо, дрожа ядовитой злобой в голосе, — ты пожалеешь о каждом сказанном слове… Я вырву тебе глотку, а затем задавлю голыми руками! Никто не смеет угрожать Фальконе! И никто не смеет отбирать у меня моё!

— Невредимая Мария. И, пожалуй, я дам тебе шанс оставить Еву вдовой.

— Бледный крысеныш, ты подписался на смерть! Старик Марио рехнулся, если думает, что тебе по силам тягаться со мной. Привези её!

Рычание Фальконе ещё не смолкает, а я уже понимаю, что речь обо мне.

— Нет! — жестко отрезает Ангел.

— Да, прошу тебя! — я всё-таки кидаюсь от Селесты к Адаму. — Пожалуйста, я не могу бросить дочь!

— Ты слышал, Санторо, что сказала моя женщина, — требует Лоренцо. — Привези её!

— Будь ты проклят, тварь!

Звонок завершен, и мужчины рассаживаются по машинам. Селеста пробует увести меня к своему автомобилю, но я догоняю хмурого и заледенелого Ангела, испугавшись того, о чём внезапно догадалась. Они с Фальконе будут убивать друг друга без оружия, голыми руками, пока в живых не останется кто-то один, вот о каком шансе он сказал.

Я сжимаю пальцы на рубашке Ангела, заставляя его остановиться и посмотреть на меня.

— Адам, ты что, вздумал с ним драться? Пожалуйста, нет! — молю в ужасе. — Адам, Лоренцо хитрый и подлый, а ещё ужасно сильный! Не подпускай его к себе, он обманет! Я видела, что он делал с людьми, он не имеет ни чести, ни совести!

— Ему это не поможет, Ева.

Я мотаю головой, не желая принимать жестокую правду. Не хочу верить, на что он решается, не могу!

— Господи, как мне хочется, чтобы этот день закончился… — в отчаянии выдыхаю, прильнув лбом к груди Ангела. — Где я ошиблась, где?! Что сделала не так? Скажи, ведь никто не вмешается, если для тебя всё станет слишком опасно?

Если вдруг удача встанет на сторону Лоренцо?

Но я не могу произнести это вслух. Законы кланов жестоки, и написаны кровью задолго до моего рождения.

— Нет. Я ждал много лет, чтобы убить ублюдка, и не откажусь от этого права. Просто застрелить Фальконе — мало. Он должен сдохнуть, зная, что проиграл! Но даже если ему повезёт…. Он не уйдет живым, это я тебе обещаю! Ты навсегда останешься под защитой семьи.

Адам обнимает меня за плечи и целует в лоб.

— Пора, Соле! У него Мария, — добавляет тихо, и я киваю. Молча опускаю руки и отпускаю его, позволяя сесть в машину с худощавым незнакомцем, который только что запросто проверял оружие на наличие патронов.

Смотрю, как чёрный седан уезжает, пока меня не окликает Селеста.

— Ева, Адам не запретил тебе ехать, но я, как врач, не советую, — говорит женщина. — Это крайне опасно, милая. Ты можешь оказаться под психологической атакой похитителя.

— Я еду! Пожалуйста, там мой ребенок! Вы отвезете меня?

Она нехотя соглашается.

— Так и знала, что отговаривать бесполезно. Но мы поедем с Марио и охраной! Похоже, этот день мы все изопьём до дна!