Ангел с разбитыми крыльями

Глава 13

Я не запомнила, как вышла из здания бизнес-центра и села в машину. Как ехала через весь Милан к северному шоссе и дальше в Бергамо. Я очнулась уже на парковке у здания школы, куда приехала, чтобы забрать Марию, и с изумлением обнаружила себя с распущенными волосами и без парика.

В последний момент сдержав панику, вспомнила, чем рискую, и взяла себя в руки. Найдя парик в сумке, кое-как надела его и подняла воротник плаща. Глядя в зеркало, со второй попытки подвела губы помадой… и на несколько секунд прикрыла глаза, чтобы успокоиться.

Мне удалось улыбаться учительнице всё время, пока она рассказывала о том, какой старательный и умный мой сын Марио, и сообщала подробности предстоящей школьной ярмарки «Прощание с осенью», для которой следовало изготовить ручные поделки. А вот развеять тревожность дочери, когда мы остались с Вишенкой одни, не удалось.

Она считывала малейшие эмоции с моего лица, и так же, как я, ощущала сгущающиеся над нами тучи, поэтому обняла меня, дала себя поцеловать, и тихо забралась в седан.

Когда мы выезжали с парковки, то уже обе знали, что прощаться с осенью в этой школе, скорее всего, будут без нас.

Моя уверенность в завтрашнем дне таяла на глазах, и все же я старалась сохранить остатки самообладания, зная, что в последующие дни оно мне понадобится, как воздух. Пока окончательно всё не растеряла, встретив во дворе дома в Верхнем Бергамо синьору Белуччи в окружении моих соседей.

Нарядная и довольная, с уложенными в пышную прическу седыми волосами и в светлом пальто, синьора Лидия стояла на террасе с дочерью Валерией, зятем Витторио, и что-то оживленно рассказывала Габриэлю и Кристиану.

Здесь тоже пили шампанское, невзирая на погоду, и улыбались. Под потолком террасы горела светодиодная гирлянда, которую Витторио успел повесить за месяц до Рождества, а в воздухе витал запах сигарет с ментолом.

Валерия заметила нас первой и, полуобернувшись, помахала рукой. Пудель Рики тут же радостно завилял хвостом и побежал навстречу Мари.

— Анна! Как хорошо, что ты вернулась! Скорее иди к нам, у нас тут новости на миллион! Привет, Марио!

Конечно же мы поднялась на террасу к компании, стараясь ничем не выдать внутреннюю тревожность. Просто мама и сын, возвращающиеся домой после рабочего дня. Мне было приятно видеть этих людей, с ними мы прожили несколько месяцев хорошей и спокойной жизни. И все же улыбка вышла натянутой.

— Добрый вечер всем. Что случилось? В нашем доме у кого-то День рождения?

— Можно и так сказать — засмеялась Валерия. — Но бери выше, Анна! Наша мама сегодня давала интервью известному телеканалу Италии и встречалась с самим Жозе Бастильо! Мы час назад прилетели из Рима, и… о, боже! — женщина с чувством приложила руку к груди. — Это было незабываемо!

— Интервью, да ещё и встреча с известным киноактером? — Я действительно удивилась. Лет тридцать тому имя Жозе Бастильо было очень популярно среди любителей комедий. — Вот это новость!

— Представь себе, девочка! — довольно расцвела Лидия. — Я и не знала, что этот старый пес ещё жив, а он возьми и вспомни обо мне! Мы были соседями и ходили в одну школу. Жозе родился и жил вон на той улице… — синьора показала рукой в сторону домов, виднеющихся вдалеке. — Признавался мне в любви и обещал жениться, а потом в девятнадцать сбежал в Рим с заезжей тридцатилетней актриской. Но я не тосковала. Чёрт с ним, оно того стоило! А он, оказывается, чувствовал за собой вину, и в свой юбилей решил попросить у первой любви прощения.

— Мама, согласись, — вставила слово Валерия, — это было очень трогательно! Жозе такой обаятельный!

— Стервец, растрогал до слез! Когда мне восемьдесят, а его шестой жене сорок, самое время почувствовать себя особенной!

Лидия от души расхохоталась, и все подхватили.

— Главное, мама, что ты была потрясающе элегантной и красивой!

— И целых три минуты в эфире, мы с Габриэлем смотрели! — уверенно заявил Кристиан, пихнув своего парня локтем, и тот кивнул:

— От начала и до конца!

— Теперь ты в курсе, Анна, что мы живем в доме звезды телевидения, и за это надо поднять бокал!

Кристиан налил шампанское и протянул мне. Я взяла.

— Поздравляю вас с дебютом, синьора Белуччи! — поздравила хозяйку и вместе со всеми пригубила вино.

Но не успела сделать и пары глотков, как вдруг ощутила ужас и побледнела, заметив на груди женщины под расстегнутым пальто знакомый позолоченный кулон с радужным опалом. Вещь недорогую, но заметную — особенно на светло-кремовой блузе.

Пожилая синьора увидела мой остановившийся взгляд, но расценила его по-своему.

— Да, Анна! — довольно улыбнулась, раскрыв пальто шире и показав украшение соседям. — Я надела твой чудесный подарок в Рим, и не напрасно! Когда ведущая спросила, какому ювелирному дому женщины в Бергамо отдают предпочтение, и не подарок ли это Бастильо, я ответила, что мужчины в моей жизни были щедры лишь на слова. И Жозе в этом отношении за последние полвека ничуть не изменился! А потом гордо похвасталась перед камерами, что женщины в Бергамо делают такие потрясающие украшения сами! И одна из них прямо сейчас живет в моем доме!

— О, нет!

— Что? — растерялась пожилая синьора, и мои губы сломлено дрогнули.

— Я…. так рада.

— Анна, я что-то не то сказала? Ты ведь сама его сделала?

— Да, сама. Просто.… это так неожиданно! И.… я польщена, Лидия.

К синьоре Белуччи вернулась на лицо улыбка, и она ещё раз поблагодарила меня. После чего продолжила рассказ о поездке в Рим, из которого я уже ничего не слышала…

Кулон. Безделица.

Кто сейчас вообще смотрит телевидение?

Кто заметит мелькнувшее на экране украшение, пусть и оригинального дизайна? А тем более свяжет его с ювелиром Сантой Греко?

Нет, я снова себя накручиваю. Боюсь невозможного.

Вряд ли кто-то из моего прошлого, даже случайно включив такой большой телеканал, как RAI, где ежедневно мелькают тысячи лиц, обратил внимание на пожилую синьору из Бергамо.

Особенно на то, о чём она говорила.

Это так же маловероятно, как… Как шанс того, что именно мой кулон она предпочтет драгоценностям для поездки в Рим.

Я пошатнулась, и Габриэль, который всё это время был молчаливым и как-то странно на меня смотрел, всполошился, поддержав рукой под спину.

— Анна, с тобой все хорошо? Какая-то ты сама не своя сегодня.

Я из последних сил улыбнулась парню.

— Да, всё хорошо, Габи. Просто сложные дни на работе, я плохо спала и очень устала, пока вела машину из Милана. Я лучше пойду домой. Хорошего вечера!

Попрощавшись с компанией, взяла Вишенку за руку, спустилась с террасы и вошла в подъезд. Молча поднялась с дочерью на второй этаж и не сразу поняла, что остановилась и стою перед дверью, не спеша входить.

Мои мысли были сейчас не здесь, и даже не в этой части Италии. И это был крайне плохой знак.

— Анна, погоди! Ты забыла!

Следом за нами на квартирную площадку взбежал Габриэль и передал мне в руки сумку, которую я забыла на террасе, взяв вместо неё рюкзак Марии.

— Держи, а то домой не попадете!

Мне показалось, что парень замешкался, когда я повернулась к нему, словно хотел о чём-то спросить. Но передумал. Вместо этого сунул руку в карман джинсов, а другой почесал кудрявую шевелюру.

И всё же окликнул негромко, когда я открыла ключом замок и впустила дочь в квартиру.

— Анна?

— Что, Габи?

Я обернулась. Сосед грустно на меня смотрел.

— Ничего. Просто, если тебе что-то понадобится, даже ночью… я вот здесь живу, — он показал большим пальцем за спину. — Ну и мой номер телефона у тебя есть. И ещё.…

— Да?

Габриэль сделал неловкое движение рукой по направлению к своей шее.

— У тебя волосы отросли.… рыжие. Вот здесь прядь.

Я молча отвернулась, вошла в квартиру и захлопнула перед парнем дверь. Простояв минуту, стащила с головы парик, привалилась к стене спиной и закрыла лицо руками.

Стены моей крепости рушились на глазах, и я не знала, как это остановить.

— Мамочка? Мам! — Мария тоже прижалась ко мне. Обняла ручками за бедра. — Не плачь! Мы уедем отсюда, и нас никто не найдет!

— Да, мое золотце. Уедем. — Я должна была дать ей надежду, и погладила дочь по отросшим волосам. — Никто.

Надо будет их подстричь и покрасить. И выбелить себе волосы, чтобы кардинально изменить внешность. Именно на такой случай я и оставляла их длинными.

Но уже не здесь, не в этой квартире.

А прежде надо найти новое жилье. Сложить вещи. Выбросить всё, что успели накопить в Бергамо, и от чего теперь придется отказаться.

Надо придумать, как прожить несколько месяцев без документов, прежде чем я снова смогу воспользоваться чёрным париком и паспортом Анны Риччи. Надо успеть исчезнуть прежде, чем страх и сомнения, что я ошиблась, что не было причины бежать из Бергамо, окончательно не разрушат меня.

И придется продать любимый «Фиат», который почти два года так верно нас выручал.

Накормив и уложив дочь в кровать, я сама ещё долго не сплю. Сижу за ноутбуком, смотрю карту Италии, и мысленно прокладываю маршруты. Запоминаю дороги, названия железнодорожных станций и городков, потому что ничего записывать нельзя. Стоимость небольших гостиниц и съемного жилья. Ловлю себя на мысли, что не хочу, но думаю об Ангеле.

Нет, не так.

Я только и делаю, что смотрю в ноутбук, чтобы о нем не думать!

Ни о том, что узнала о них с Карлой, ни о его признании, ни о том, где он сейчас.

Потому что стоит остаться с собой наедине, и, боюсь, мне не справиться с мыслями, которые меня мучают!

Я так и засыпаю за столом на кухне, уронив голову на руку, и только поздно ночью ухожу на несколько часов поспать в детскую к Марии. Проснувшись утром, собираю ее в школу, уже зная, что у меня есть всего несколько дней и нужно начинать действовать.

Интуиция не успокоилась, тревога все так же зудит в груди, и я намереваюсь съездить в Милан, чтобы закрыть счет в банке, снять наличными наши смешные сбережения, и невзначай упомянуть банковскому служащему, что собираюсь поехать на всю зиму в Будапешт. Затем зайти в торговый центр и купить новые вещи, в которых нас с Мари ещё не видели. А на обратном пути сделать крюк и заехать в пригород Брешуа, в часе езды от Бергамо, чтобы посмотреть мотель и частные апартаменты, которые приметила на сайте бронирования.

Из детективных историй и собственного опыта я знала, что не стоит пускаться в дальний побег, не отсидевшись в тихом месте пару недель и не измотав преследователя ложными поисками. Я могла бояться, могла ошибаться, но только не допустить ошибки больше той, которую уже допустила.

Я не имела права терять бдительность. И не должна была впускать Ангела в нашу жизнь.

В мою жизнь. Тогда бы я не ощутила всё то, что накрыло меня в Милане, а сейчас превратилось в горькую пустоту внутри. Очень похожую на бездну из моих снов, на краю которой я оказываюсь уже много лет, куда бы ни бежала, но так и не решаюсь в неё заглянуть.

Когда я еду в Милан, то не включаю радио в машине, чтобы не слышать новости.

Так или иначе, я больше Ангела не увижу. Не нужно даже начинать себе лгать.

Адам

Я просыпаюсь поздним утром. Открываю глаза и сразу вижу перед собой светлую, кудрявую голову Тео.

Он сидит на моей постели, забравшись на нее с ногами, одетый в растянутую футболку и штаны, и смотрит на меня.

— Какого чёрта ты здесь делаешь? — спрашиваю я друга вместо приветствия. Проведя ладонью по лицу, сажусь в кровати и спускаю ноги в брюках на пол.

Я не разделся после возвращения и, проснувшись, не чувствую себя отдохнувшим. Сон в несколько часов был больше похож на провал во времени, и память мгновенно возвращает меня к событиям вчерашнего вечера.

Мне известно, что Селеста отказалась уезжать в Швейцарию и осталась на вилле. Как оказалось, не зря. Этой ночью Тони понадобилась ее помощь. Но то, что здесь Тео — для меня неприятный сюрприз. Я рассчитывал, что дед додумается его увезти, раз уж обещал. Ни он, ни я не могли знать до конца, чем для нас обернется стычка с кланом Скальфаро.

— Сижу, — отвечает Тео.

— Это я вижу. Почему ты не уехал?

Он знает, о чём речь, и неохотно признается:

— Я слышал ваш разговор с Марио в кабинете, и спрятался на чердаке. Никто не смог меня найти. Даже Алонзо.

Никто? Скорее уж всем было не до этого, иначе бы Селеста подняла тревогу.

В подтверждение моих слов Тео эмоционально добавляет:

— Я пообещал маме, что буду тихо сидеть в своей комнате. Но я не смог там сидеть, Ангел!

— Ясно. И ты решил прийти и пялиться на меня? Тео, где ты взял ключ?

Да, чёрт возьми! Когда я отключался, то не просто так запер дверь! Если бы другу пришло в голову влезть на мою кровать этой ночью — я мог запросто в темноте свернуть ему шею!

Блондин молчит, и я хмуро повторяю:

— Тео?!

Он качает светлой головой, легко угадывая мои мысли:

— Нет, ты никогда не причинишь мне вред, Ангел. Не теперь, когда столько раз спасал. Я помню, — внезапно говорит. — Это из-за меня у тебя шрамы на спине.

Я отворачиваюсь и встаю. Расстегиваю на груди рубашку, которая после вчерашней драки порвана и в пятнах крови. Снимаю её с себя и бросаю на пол.

— Заткнись.

— У меня нет ключа. Я с вечера спал под твоей кроватью, — наконец отвечает, — хотя залезть под неё было трудно, но я худой. А потом сторожил твой сон.

— Чёрт, Тео, — чертыхаюсь. — Ты умеешь удивлять! Зачем? Я же сказал, что всё со мной будет нормально! — недовольно рычу, но он уже привык к моей сухости, и как ни в чем не бывало пожимает плечами, как будто не слышит.

— Я не хотел, чтобы ты был один. Мы команда, Ангел, такие же как Железный Джио и лейтенант Рольф из «Космических самураев». И если придет полиция, я скажу, что Адам — это я. Пусть они меня арестуют! Я тоже Санторо!

Судя по тону Теодоро, он настроен серьёзно. Сложно сказать, какие мысли крутились в его голове, пока он несколько часов сидел под кроватью, а потом влез на неё, но явно не мирные. И в этом моя вина, права Селеста. Я слишком зациклен на своей мести и прошлом… на врагах семьи, чтобы думать о том, что рядом со мной чувствует Тео.

Чёрт! Надеюсь, я скоро освобожу его от этого дерьма.

Я выдыхаю, расстегиваю ремень на брюках и снимаю их, собираясь пойти в душ. Пытаться выставить друга из спальни бесполезно. Он либо уйдет сам, когда захочет, либо будет сидеть под дверью часами — не обижаясь, просто принимая мое нежелание видеть его, как факт.

— Ладно, Тео, забыли. Никто не станет тебя арестовывать, я об этом позаботился. Ты прав, мы команда. Просто помни: если ты окажешься под моей кроватью ночью — даже не вздумай вылезать из-под неё в темноте! Я жутко боюсь кротов и могу тебя покалечить.

— Я помню. Кроты роют норы из сада в спальню и объедают уши. Ты так говорил, поэтому я спал у стены, а ты с палкой у края. Но ты не кротов боялся, Ангел, а того, кто к нам приходил. А потом ты его убил, и мы сбежали. Теперь моя очередь тебя защищать!

— Че-ерт!

Я, не сдержавшись, чертыхаюсь, споткнувшись о брюки и прищемив палец на руке дубовой дверью шкафа. Сегодня кто-то много болтает, и этот кто-то — я сам!

Вновь открыв шкаф, беру из него белье, футболку и иду в душ. Не оборачиваюсь к Тео, потому что не могу видеть его прямодушные глаза.

Лучше бы он ничего не помнил!

Но мне приходится на него посмотреть, когда он окликает меня:

— Ангел!

Я останавливаюсь и оборачиваюсь.

— Это был дерьмовый сон, Тео. Забудь! Сейчас я уеду, а ты оставайся здесь, я предупрежу Селесту. Тебе лучше не спускаться вниз — у Марио гости. Но когда вернусь, мы вместе посмотрим твоих самураев, договорились?

— А плохие люди?

— Они горят в аду.

— Все?

— Нет. Твой Железный Джио ещё не сложил оружие.

Тео округляет глаза.

— У тебя руки разбиты. Как ты будешь держать меч?

Приходится свирепо поднять бровь.

— Зубами. Сомневаешься, Рольф?

Тео неожиданно расплывается в улыбке и смеется. Ловко перекатившись через голову по постели, подхватывает мою подушку и подбрасывает вверх.

— Лейтенант Рольф! Думаешь, мы психи, Ангел?

Думаю? Я в этом уверен. Хотя отвечаю другое, ловким движением поймав подушку в воздухе и возвращая её в друга:

— Я — нет, а вот ты, б-барашек — точно да!

Он прижимает подушку к себе и складывает на ней руки, опускает на них подбородок. Смотрит задумчиво, словно хочет о чём-то спросить. Я уже отвернулся и открыл дверь в ванную комнату, но на пороге не выдерживаю:

— Ну что ещё, Тео? Говори, пока я не засунул твою задницу под кровать!

— Ангел, кто такая Ева?

Дед не спрашивает, куда я ухожу, когда через четверть часа мы встречаемся с ним в гостиной. У него есть вопросы, но он знает, что не получит на них ответов, и не останавливает меня, хотя его женщине это не нравится.

— Марио, я не уверена, что Адаму сейчас безопасно покидать виллу. Труп Скальфаро только недавно обнаружили, а значит на дорогах может быть полиция.

Хозяин дома и не думает спорить. Он сделал свое дело с младшими Скальфаро, отпустил своих парней, и теперь, сунув руки в карманы брюк, хмуро провожает меня взглядом.

— Жизнь жестока, Селеста, и мой внук об этом знает.

Я надеваю куртку, беру в руки мотоциклетный шлем и оборачиваюсь к Селесте.

— Как Тони, Сел?

— Слава богу, сквозное. Могло быть хуже, — отвечает она и после секундной паузы недовольно замечает: — А ты, Адам, так мне и не показался.

— Я в порядке.

— Что ты.… что ты чувствуешь? — все же решается спросить. Ночью она собиралась вколоть мне психолептик, решив, что моей психике нужен барбитурат. И, похоже, расстроилась, когда у неё это не вышло.

— Увы, — я недобро усмехаюсь. — Ничего, что ты могла бы записать в свою тетрадь наблюдений за маньяками, — честно отвечаю. — Что же до полиции… Не сегодня, так завтра, когда найдут видео ублюдка, вам следует ждать гостей. Селеста?

— Да?

— Не давай им насесть на Тео, если он решит играть героя и маячить поблизости.

С лица женщины исчезает беспокойство и появляется едва заметная, но всё же гордая улыбка за мальчишку, к которому она успела прикипеть душой.

— Не дам, Адам. Но поверь, Тео справится. Мой мальчик гораздо умнее, чем о нём думают!

Я приезжаю в Верхний Бергамо, паркую мотоцикл на уже знакомом месте под облетевшим тополем, и иду к дому, в котором живет Ева. Иду так, словно других дорог в этом мире не существует.

Их и нет с той первой ночи, когда я впервые здесь оказался, услышал в беспамятстве её голос, и взял без права то, что мне не принадлежало.

Теперь, где бы я ни был, меня тянет сюда. Каждый раз с новой силой к теплой и нежной Соле. К пугливой и гордой молодой женщине, и нет смысла спрашивать себя, почему.

Она не случайность, она — потребность, это знает каждый атом и нерв в моем теле, вот почему не побороть желание видеть ее и чувствовать. Сбегать сюда из своего проклятого мира.

Наша вчерашняя встреча в Милане стала полной неожиданностью для обоих. Я не привык к сюрпризам и увидеть Еву в сердце семьи врага — едва не стоило срыва всей операции «Скальфаро». А для неё наша встреча обернулась шоком, об этом сказал растерянный взгляд и дрожащие руки.

Мне стоило сил сдержаться, чтобы не разбить ублюдку Томмазо голову о стену только за то, что он касался Соле и донимал идиотскими шутками.

А она сбежала от меня, как от дьявола.

Именно в тот момент, когда Ева ушла, пустота внутри сожрала весь воздух, и стало плевать даже на Джанни Скальфаро. Как сейчас плевать на его труп.

«Соле, что происходит? Почему я не могу дышать, не думая о тебе?»

Я не сомневался в том, что она услышала меня и больше не вернется в «Анфиладу». Для подобного риска Ева слишком умна и осторожна. Как не сомневался и в том, что после вчерашней встречи она не захочет меня видеть.

И все же приехал в Бергамо.

— Алекс? Алекс, слава богу, это ты! Подойди ближе, парень, пока я голос не сорвала и не охрипла!

Даже странно, как легко я реагирую на чужое имя, безошибочно осознав, к кому оно адресовано.

Заметив в открытом окне первого этажа седую голову пожилой синьоры, которая машет мне рукой, схожу с аллейки и подхожу ближе к дому.

— Синьора Лидия? — останавливаюсь напротив окна и улыбаюсь женщине дежурной улыбкой. — Да, это я. Только что же вы не оделись, простудитесь.

Она отмахивается от моих слов, словно это последнее, что ее волнует.

— Пустое! Лучше скажи, ты слышал последние новости?

От моей улыбки не остается и следа. Губы сжимаются в твердую линию, а спина каменеет.

— Не уверен, — отвечаю холодно. — О чём речь?

— Какие-то преступники заминировали начальную школу в Нижнем городе, об этом уже час передают оба местных телеканала. Неслыханно! Сколько здесь живу, а такого безобразия не помню. Не иначе мир сходит с ума! Звоню Анне и не могу дозвониться, ее телефон не отвечает.

— И? — не улавливаю я суть в сказанном, и пожилая синьора всплескивает руками.

— Господи, парень! — сердито поджимает губы. — Тебе надо что-то решать со своей американской карьерой! Извини, но я скажу. Слишком много забот такой красавчик, как ты, — она грозно тычет в меня пальцем, — взвалил на плечи бедной девочки! Мне только что звонили из школы и просили связаться с Анной. А если не выйдет, поскорее забрать Марио!

— Марио? — В голове рисуется образ деда, но только в первое мгновение, а дальше я понимаю, о ком речь, и хмурюсь: — О, чёрт.…

— Да. Куда только смотрят карабинеры! Забери ребенка, раз уж приехал. Я сама хотела ехать, но мне нельзя за руль после лекарств, а Валерии и Витторио нет дома. Хорошо, что тебя увидела!

Сейчас я буду выглядеть последним идиотом, если не сказать хуже, но выбора особо нет.

— Где находится эта школа? Адрес знаете?

Ответ пожилой синьоры затягивается на несколько секунд, в которые она наверняка обзывает меня мысленно последними словами. И все же называет адрес.

— Спасибо, Лидия. Вы святая женщина! — позволяю я себе на это кривую ухмылку, отступая от дома.

— Не думаю, Алекс, что это серьёзно, — высовывается она дальше в окно, показывая рукой в сторону Нижнего города. — В позапрошлом году поймали мальчишек, которые забросали краской фуникулер. Теперь эти засранцы выросли и решили напакостить по-взрослому! Ремня на их задницы не хватает при нынешней родительской толерантности!.. Но это не про твоего сына, парень. Хорошая тебе семья досталась. А вот ты им — вопрос! — укоризненно смотрит, но я уже ухожу.

— Я найду школу, а вы поменьше смотрите новости!

— Анна обычно к трем часам возвращается! — кричит мне вслед синьора. — Наверняка телефон в квартире забыла! Такое уже бывало раньше…. Ох уж эта молодежь…

Пожилая синьора стоит за окном и смотрит мне вслед всё время, пока я надеваю шлем, сажусь на мотоцикл и уезжаю из её поля зрения. Это её коттедж, ее жильцы, и она здесь — живой сторож своих владений.

Когда она говорила об Анне и ее ребенке, я не услышал в словах фальши, вот почему Бог хранит ее разум свежим, а сердце открытым. Это место нуждается в своей хозяйке, а что она думает обо мне — дело десятое.

Спустившись в Нижний Бергамо по окружной дороге, я включаю на сотовом карту города и нахожу школу. Веду мотоцикл узкими улицами, пока не замечаю в одном из районов пробку из машин, а у здания школы впереди несколько нарядов карабинеров и полиции.

Не самая желанная компания для встречи, особенно этим утром, но дед прав, я сам хозяин своих дорог. Поэтому, подъехав ближе, глушу мотоцикл на обочине, ставлю на подножку и подхожу к наряду.

— Где дети? — спрашиваю у карабинеров, и один из них показывает рукой в сторону соседних домов.

— Иди в ту сторону, парень. Тех, кого не забрали, переместили во двор балетной студии. Там и найдешь!

В нужном дворе два десятка детей и три встревоженные учительницы. Они что-то бурно обсуждают между собой, с опаской поглядывая из-за угла на карабинеров. Я осматриваю двор, но ребенка Евы здесь нет.

— Добрый день, синьорины, — подхожу ближе к молодым женщинам, снимая мотоциклетный шлем, — мне нужен Марио Риччи. Где я могу его найти?

— Что? — одна из женщин оборачивается и несколько секунд смотрит на меня, моргая. А за ней и вторая не спешит отвечать.

Приходится повторить свой вопрос.

— Марио! — оглядывается та, что постарше. — Марио, где же ты? О, боже, — восклицает испуганно. — Он только что был здесь!

— Он там! — какая-то девочка показывает рукой на угол дома, куда ведет полутемная каменная арка и трогает учительницу за рукав пальто. — Фонзо с мальчишками снова его задирали, и он убежал туда!

— Я сейчас его приведу! — спешит сказать женщина, но я останавливаю ее сухим отказом, встречая в теле знакомое напряжение:

— Не надо. Я сам.

— А вы….

— Потом!

В узкой арке сумрачно и сыро из-за старого камня близко стоящих домов.

Я сразу нахожу взглядом дочь Евы — она прижалась к одной из стен, и замечаю компанию сопливых пацанов постарше, обступивших её.

Здесь не происходит ничего неординарного с точки зрения жестокой природы — сильные волчата травят слабого, но есть нюанс.

— Я видел, Риччи, как ты таращился в окно на девчонок из балетного класса! Хочешь себе юбку?

— Фу, он сам похож на девчонку!

— Он даже драться не умеет, и мяч бьет, как дохлый сопляк!

— Ну, давай, позови мамочку! Я слышал, она называет тебя «Мари», ах-ха-ха!

— Скажи «писюн»!

— Нет, пусть скажет «дерьмовая жопа»!

— Шлюха!

— А я знаю слово «трахаться»!

— Говори, слизняк! — мальчишка покрепче толкает дочь Евы в плечо, ударяя о стену, и грозит ей: — Или мы снимем с тебя штаны и проверим, пацан ты или девчонка!

Сопляки смеются, им весело. Даже не подозревая, какой жестокой бывает настоящая травля. Как быстро они сами намочили бы штаны и пустили сопли, вспомнив о добрых мамочках, столкнись с её настоящим лицом.

Они громко регочут, но только до момента, когда замечают в проходе арки мою высокую фигуру и слышат шаги тяжелых ботинок.

Я подхожу медленно, и останавливаюсь перед притихшей сопливой стайкой. Говорю, не повышая голоса, но так, чтобы стало ясно:

— Вон отсюда, щенки. Иначе жопой станет ваша жизнь. Пошли нахер!

Они убегают так быстро, шелестя подошвами ног, словно их сдул ветер, и через мгновение коридор арки уже пуст. Здесь только я и дочь Евы, которая намного умнее пацанов, потому что первой заметила меня и верно расценила опасность.

Она прижалась спиной и руками к холодной стене и распахнула глаза от ужаса. И этот ужас заставляет ее дрожать сильнее, чем до того, как я здесь появился.

Я подхожу и сажусь перед ней на корточки, чтобы мое лицо оказалось на уровне ее глаз.

— Привет, Мария, — спокойно говорю.

Она секунду моргает сквозь слезы, которые стоят в глазах, прежде чем осторожно, но отрицательно качает головой.

— Нет, я не Мария. Я Марио, мальчик.

Она очень похожа на свою мать, тот же цвет глаз и взгляд. И то же робкое, но твердое отрицание в голосе.

Странно, Ева любит своего ребенка, в этом невозможно ошибиться, так зачем ей этот маскарад, который однажды для ее дочери может обернуться бедой?

— Не для меня. Но я не стану раскрывать твой секрет.

Она молчит, и я спрашиваю:

— Боишься? Кого больше, меня или их? — показываю легким кивком в сторону убежавших мальчишек.

Она не отвечает, и я догадываюсь:

— Значит, меня. Зря, Мария, дома ты была куда смелее, помнишь?

Вот теперь она еле заметно кивает. Я протягиваю руку и вытираю большим пальцем слезы с детской щеки.

— Я видел, ты не плакала при них — молодец. Но одной силы духа мало. Чтобы защитить себя, нужна смелость и хитрость. Как у твоей мамы. Сейчас ты не поймешь, поэтому просто запомни: у мужчин есть две болевые точки — это пах и гордость. И если от первого удара любой из твоих обидчиков оправится, то от второго никогда.

— Я хочу.… просто, чтобы они меня не замечали!

— Это невозможно.

— Почему?

— Зло всегда чувствует слабость и не слышит желаний. Ты девочка, и никогда не сможешь победить мальчишку силой. Не будет этих, будут другие. Но ты станешь сильнее любого из них, если научишься бить по гордости. Словами, а не кулаками. Без страха, если хочешь победить. А силы духа у тебя хватит, Мария. Просто не жди и не прячься.

Она продолжает смотреть на меня распахнутыми глазами.

— Я.… я не могу. Мне нельзя.

— Тогда однажды ты окажешься здесь одна, и никто не сможет тебя защитить.

Малышка это понимает, потому что поджимает губы, чтобы не расплакаться сильнее, и шмыгает носом.

— Но сейчас здесь я, — продолжаю, — и ты говоришь со мной. А значит, тебе больше не страшно. Когда я рядом, ты можешь никого не бояться.

В арку заглядывает учительница, и приходится пояснить:

— Синьоре Лидии позвонили из школы, потому что не смогли связаться с твоей мамой, и попросили тебя забрать. Я могу это сделать вместо неё и отвезти тебя домой, или уйти. Как скажешь, Мария, так и будет.

Она оглядывается на женщину, затем смотрит на меня и неуверенно кивает.

— Хорошо.

— Но нам придется соврать твоей учительнице.

— Знаю.

— Тогда идём. — Я встаю и беру девочку за руку. Когда мы выходим во двор, в котором испуганно жмутся друг к другу её недавние обидчики, говорю:

— И можешь показать мальчишкам средний палец. Моего деда тоже зовут Марио, и знаешь, он бы так и сделал.