Ангел с разбитыми крыльями

Глава 16

Всё ещё прошлое…

Однако я зря надеялась, что с рождением Марии для меня что-то изменится.

Лоренцо хватило на два дня, после чего злой и разъяренный он появился на пороге нашего дома со своей охраной и без разрешения вошел в него.

Родители были в саду — мама иногда отдыхала в кресле на свежем воздухе, если погода позволяла, а Санто находился рядом. Мы с Вишенкой были в нашей спальне, и в момент, когда Лоренцо распахнул дверь в комнату, я собирала дочь на прогулку и нежно ей улыбалась, любуясь, как смешно она сучит кукольными ножками.

Но моя улыбка тут же померкла, стоило увидеть крупную фигуру незваного гостя.

Я мгновенно вскочила на ноги и повернулась к нему, чувствуя, как адреналин взрывает мое тело изнутри, натягивая его до высшей точки напряжения.

— Нет! — я вскрикнула испуганно и гневно одновременно. — Убирайся вон, Фальконе! Я тебя не звала!

Но он медленно подходил к нам, и пришлось сделать шаг вперед.

— Ты меня ослушалась, Ева. Снова! — услышала я знакомое шипение аспида, приводившее шестёрок Лоренцо в ужас. — Притащилась назад с ублюдком. Чёртова дура! — он заорал и дотянулся до меня оплеухой, — ты когда-нибудь поумнеешь?! Соображаешь, что наделала?! Что теперь мои парни станут болтать за моей спиной? Я не прощаю насмешек, никому!

В глазах потемнело, и я покачнулась. В другой раз от его удара я бы упала, но это был день, когда у моего упрямства появился хребет. И пусть щеку и висок обожгло ударом, я вдруг посмела с гневом прокричать своему монстру в лицо:

— Они скажут, что у тебя, Лоренцо Фальконе, есть семья, вот и уходи к ним! Ты Богу клятву давал, не мне!

— Замолчи, девчонка!

— Я тебе не жена и не дочь, чтобы слушаться. Я даже не твоя шлюха, потому что мне плевать на твои деньги! И на твоих отморозков тоже, вы все одинаковые — мерзкие упыри! Оставь нас в покое, я не хочу иметь с тобой ничего общего!

— Не хочешь?

— Нет!

Вторая оплеуха была сильнее первой, мое ухо взорвалось звоном, но я вновь устояла на ногах.

Лоренцо надвигался, ворочая крепкими желваками под толстыми щеками. Он злился на меня, я была проблемной любовницей, и одновременно желал — это читалось в его чёрных глазах. Нависнув надо мной, он привычно схватил меня за подбородок, другой рукой стягивая длинные волосы на затылке.

— Нет никаких вас, Ева, — прошипел в лицо. — Нет никакого ребенка. Для тебя существую только я, неблагодарная сука! Я! А ты посмела меня ослушаться!

Лоренцо был настолько разъярен, что казалось, готов убить. Действительность в его голове рисовалась совершенно отличная от моей реальности, в которой я считала его тираном и ненавистным человеком. Нет, он видел себя хозяином не только моей души и тела, но и жизни.

Он скрывал ото всех мою беременность. Снял для меня красивый дом. Он спал со мной после своих шестерок, и покупал дорогие вещи. Наряжал в них, кляня последними словами мой живот, а затем заставлял перед ним раздеваться. Я должна была любить его и быть благодарной за статус «карманной болонки», а на деле посмела опозорить. Сбежала из-под носа и выставила дураком.

Нет, такое он простить не мог, а я не чувствовала за собой вины.

Он грубо оттолкнул меня и шагнул к Марии, которая к этому моменту громко плакала, услышав наши голоса.

— Заткни свой поганый рот, червяк! Или я прихлопну тебя, как вошь на том вонючем матрасе, на котором ты появился!

Тогда Лоренцо ещё не знал, что у меня девочка. Хотя его незнание ничего не меняло. Он презирал и ненавидел то, кем являлся сам. Мечтал, что я сделаю его чище, но его глаза, куда бы он ни смотрел — даже на золото — видели только грязь. Так однажды сказал Санто, и был прав.

Я схватила со стола ножницы, занесла над головой и выскочила перед Лоренцо, защищая спиной Марию.

— Только посмей, Фальконе, — зашипела в ответ, — причинить вред моей дочери! Я тебя убью!

— Сомневаюсь, девчонка, что у тебя получится помешать мне задавить твоего червяка.

Он со змеиной ловкостью выбросил руку и поймал мое запястье. Больно вывернул его, заставив выронить ножницы на пол. Другой рукой схватил меня за шею, однако молчать не заставил. Слишком близко лежал и плакал мой ребенок.

— Я убью тебя, когда ты будешь спать! — отчаянно пообещала, задыхаясь и вырываясь из хватки. — Всажу нож в твое чёрное сердце! Я никогда не прошу тебя, Лоренцо, так и знай!

Я вскинула руку и, как кошка, до крови оцарапала его щеку ногтями. На большее сил не хватило, но это было гораздо больше, чем Лоренцо мог кому-нибудь позволить в этой жизни, и чёрные глаза налились яростью.

— Ты, смотрю, совсем ополоумела, Евка! — в хриплый голос ворвалось изумление. — Забыла, кто я есть и что способен с тобой сделать?!

Если бы.

Лоренцо Фальконе контролировал южную часть Неаполя. Сбывал запрещённые вещества, имел долю с грабежей, борделей и контрабанды, и занимался перевозкой всего противозаконного. Я не знала человека более богатого и жестокого, чем он. Но да, я мечтала о нем забыть!

Слезы застилали глаза, а тело сотрясала крупная дрожь. Однако страх за Марию всё ещё держал мой хребет несломленным.

— Вы — Фальконе — уже сделали со мной то, что ни один отец не пожелал бы своей дочери! Вы спруты, а не люди! Настоящие чудовища! Но если ты тронешь моего ребенка, Лоренцо, я тебя прокляну! Весь твой проклятый род! Клянусь, ты узнаешь, что такое ведьма!

Однако вместо страха я испытала настоящий ужас, когда глаза Фальконе мстительно сузились, он отшвырнул меня и шагнул к кровати. Схватив кряхтящую Марию за шиворот, как котенка, поднял высоко над полом.

Детская рубашечка впилась в нежную шею дочери, губки посинели, и она замолчала, а у меня подкосились ноги.

— Чудовище, говоришь…. Не хочешь меня любить, а, Евка? Променяла на этот комок дерьма? Ты знаешь, чем за него заплатили Дино и Рокко?

Лоренцо проорал:

— Отвечай!

— Знаю!

— А если знаешь, считаешь, что я не сполна отплатил за тебя?

— Нет! Я так не думаю!

— Интересно, что останется от твоего червяка, если я разожму пальцы? Его голова расколется, как орех? Никто не посмеет сказать, что видел меня здесь. А значит, люди скажут, что всему виной ты, и проклянут тебя. Проверим мою версию, а, детоубийца?

Я бросилась к Лоренцо и повисла на его мощной шее.

— Пожалуйста… Пожалуйста, нет! Отдай её мне, она же задохнется!

Что я ещё могла у него просить, обезумев от страха и ужаса за Марию? Я рыдала и умоляла его, зная, что он способен на всё.

— Пожалуйста, Лоренцо, умоляю тебя!

— Этого мало.

— Я.… я пойду с тобой, обещаю! Я оставлю ее родителям. Ты не будешь о ней знать!

— Ты отдашь ее на усыновление. У нас будут свои дети!

— Нет! — я оттолкнула его. — Тогда можешь сразу меня пристрелить и найти себе новую игрушку! Без дочери я с тобой не буду!

— Дура!

Если бы я не поймала Марию, она бы упала на пол.

Отпустив её, Лоренцо с такой брезгливостью вытер руку о салфетку, которую схватил со стола, словно и правда держал в ней что-то грязное. Развернулся к двери, не посмотрев на меня, и направился к выходу. В нем клокотала злость, и я понимала, что сегодня он ещё даст ей выход.

— Жду минуту, Ева. Если не выйдешь сама, вытащу за волосы и протащу по улице, как последнюю шлюху! А потом, так и быть, пристрелю. Кроме меня — ты никому не достанешься!

В тот вечер он самолично напоил меня бренди до беспамятства, а что было после — не помню, но с моих бедер ещё долго не сходили синяки.

Фальконе не терпел любое упоминание о Марии. Для него её не существовало. Я не могла говорить о дочери по телефону с родителями, не могла покупать ей вещи и лекарства. Не могла испытывать беспокойство и быть с ней рядом, когда она болела.

Всё, что мне оставалось, это отдавать родителям свое пособие матери-одиночки, и сбегать из съемного дома в отсутствии Лоренцо. И это были минуты, которые я проводила с Марией.

Когда нам с ней выпадали несколько дней или неделя — это было настоящим счастьем. Во мне будто просыпалась энергия и хотелось сделать так много. Я убирала дом, стирала для дочери, готовила еду, а Мария находилась рядом.

Маме было трудно, но в первые годы жизни внучки она старалась быть сильной. Нянчилась с ней на кровати, пела песни и рассказывала сказки, как когда-то мне. Или играла с ней на полу, куда ее перекладывал Санто. Знакомила Марию с буквами, картинками в книгах, и учила считать. Моя девочка росла умным ребенком и всё больше напоминала меня, словно и правда не имела чужой крови.

Полноценная речь к отчиму не вернулась, но слова стали разборчивее. Он уже лучше ходил, уверенней чувствовал пальцы, и вновь открыл ювелирную мастерскую. Потому, когда я оказывалась дома, помощь не была лишней, и я старалась успеть как можно больше… Пока все не оканчивалось звонком Лоренцо и ненавистным голосом в динамике:

— Немедленно возвращайся, Ева, или пожалеешь!

Я снова его предавала и в очередной раз платила телом и синяками за право быть матерью.

— Почему ты не беременеешь? Я хочу от тебя детей.

— Наверное, потому, что Бог этого не хочет.

— А твоего червяка значит хотел?

— У меня.… проблемы. По-женски.

— Что ещё за проблемы, Ева? Опять выдумываешь?

Лоренцо никогда не интересовался тем, что выходило за границы его интересов и желаний. А я взрослела и, да, училась защищаться по-своему.

— У меня с трубами что-то. Врач сказал, непроходимость.

— А когда трое в тебя спустили в той поганой дыре, значит прошло? Может, мне тоже не слезать с тебя, а? Может, тебе одного меня мало?!

— Не мало. Необходимо время и специальное лечение. Я пью таблетки.

— Вот и пей! Родишь мне сына — озолочу! Дом куплю, хочешь? Была бы ласковее ко мне, давно бы всё имела!

Лоренцо сидел за столом, ел приготовленный мной ужин и не спускал с меня сощуренных глаз.

— Старалась для меня, да? — довольно оскалился, показав золотой клык. — Вкусно. Я всегда знал, что ты особенная. Что в спальне, что на кухне от тебя дурею. Иди сюда! — он хлопнул себя по крупному колену, откидываясь на стуле. — Я соскучился по моей золотой девочке. И лучше сразу задери юбку, Евка, у меня от одного взгляда на тебя стоит!

Я осталась на месте, и Лоренцо нахмурился. Медленно отвел руку от тарелки, выпустил вилку из пальцев и сжал их в кулак.

— Ну, что ещё?!

— Я хотела.…

— Нет!

— Лоренцо, пожалуйста! У Марии высокая температура уже два дня, родители переживают, что это пневмония. Они не справятся. Отпусти меня, я хочу к своей дочери! Я ей нужна!

— Сказал, нет!

— Пожалуйста! У тебя же самого дети!

Лоренцо был в два раза крупнее меня. Поднимаясь, он взмахнул рукой, сшибая дорогую посуду со стола. Она громко зазвенела, разбиваясь о мраморный пол у моих ног.

— Закрой рот! Даже не заикайся о них, поняла?! — прогремел грубым голосом. — Они — Фальконе, а не бесфамильные ублюдки, зачатые на вшивом матрасе! Не смей сравнивать своего червяка с моими детьми!

— Но….

— Заткнись!

Как же я ненавидела его в эту минуту. Он плескал в меня и моего ребенка помоями, не чувствуя за это ни капли стыда. Моя Вишенка была лучше, чище и ценнее всех его проклятых денег! Всего клана Фальконе!

— Если я грязная для тебя — отпусти меня, Лоренцо! Найди себе другую… десять других лучше! Я устала ждать, когда надоем тебе, я не твоя рабыня!

Я отвернулась и под блеснувшим чёрным взглядом шагнула к порогу, но выйти из кухни не успела. Лоренцо впился в мое плечо пятерней и бросил на пол, прямо на стекло. А потом забрался сверху — его заводил сексуальный экстрим.

Расстегнув ширинку, задрал на мне платье и сдавил толстыми пальцами шею.

— Куда? Я тебя не отпускал.

— Я не хочу.… не могу сейчас!

— Плевать! Ты будешь нуждаться только во мне, золотая. Любить только меня. Повтори!

— Т-только тебя.

— Иначе, клянусь, Евка, — он наклонился и поцеловал меня, сжевав мои губы своими, — я разрушу и уничтожу всё, что тебе дорого! Их всех!

Тогда я чудом отделалась порезами и распухшей шеей, в отличие от другого раза, но не сдалась.

У меня не было выбора. Мне казалось, что все самое страшное со мной уже случилось. Дальше только смерть.

Как же я ошибалась.

«Ваш муж вам изменяет»

«Он снимает дом для своей любовницы»

«Ради вашей семьи, вы должны это прекратить!»

Я отыскала контакт жены Фальконе в его телефоне и отправила подряд несколько сообщений.

Тогда я больше месяца не видела родителей и Марию, и не могла найти себе места. Мы с Лоренцо только что вернулись из казино, он был навеселе, и мне удалось незаметно взять его телефон. Я так надеялась на чудо, пытаясь вызвать волну цунами, сломать стены своей тюрьмы и немедленно вырваться.… но чуда не произошло.

Она позвонила ему тут же, и что-то говорила повышенным тоном. Лоренцо в своей манере обозвал её тупой дурой, приказал заткнуться и отключил звонок.

Найдя и прочитав мои сообщения, он медленно приблизился ко мне, поднял руку и взял в пальцы дорогое колье на моей шее. Пропустил его между подушечек, касаясь грубыми костяшками кожи.

— Тебе не понравился мой подарок, любимая? — спросил с опасным спокойствием, не предвещавшим ничего хорошего.

Мне было настолько все равно, во что он меня облачал, что я бы и под пыткой не вспомнила, как это колье выглядит.

— Понравился.

— Ренцо. Называй меня Ренцо, когда мы одни.

— Ренцо.

— Чёрт, Евка.… — Лоренцо придвинулся. — Какая ты у меня красивая! Дураки те, кто кидаются на ярких шлюх. Ты другая. У тебя порода и ум в глазах. Я это сразу понял, когда тебя увидел. И сразу решил, что будешь моей!

Лоренцо жадно провел языком по моей щеке, обдавая запахом бренди.

— У меня башку сносит, когда тебя трогаю. Но я убью тебя, если узнаю, что ты захотела другого. Поняла?

— Да.

— Не слышу!

— Я…. не захочу. Никого!

— Правильно. Я твой мужчина! Не смей крутить задницей перед моей охраной, слышала?! Я не слепой, и вижу, как они на тебя смотрят!

— Да.

Лоренцо бросил телефон на диван и крепче прижал меня к себе. Проговорил в ухо, запуская руку под платье:

— Что ты задумала, любимая? Решила внести раздор в мою дружную семью?

Пальцы другой руки привычно забрались в мои волосы и замерли на затылке.

Сколько раз они так замирали, прежде чем до боли стянуть пряди в узел и заставить меня упасть перед ним на колени. Я знала, чего ожидать, но все равно затаилась в ожидании боли. Чувствуя животный страх перед этим ужасным человеком, в чьей власти было сделать со мной, что угодно.

— Нет, я просто… ревную тебя, Ренцо! Прости!

— Врешь! Но я сегодня добрый, сделаю вид, что поверил и не вижу, как ты дрожишь, мечтая не любить меня, а сбежать. Глупая, гордая лгунья! Ты даже не представляешь, какая хрупкая у тебя шея. Как легко её будет сломать. Я ломал шеи гораздо крепче и за меньшие проступки…

— Пожалуйста, Ренцо! У меня тоже есть семья. Я хочу их увидеть!

— Нет у тебя никого!

Я зажмурилась и закусила губы, чтобы смолчать, и Лоренцо вклинил ладонь между моих бедер. Грубо сминая меня там, где ему хотелось, продолжил:

— Я не люблю Палому. Ее отец был правой рукой моего отца, и легко не отдал бы власть, когда моего старика убили. Так что наш брак — мой пропуск к управлению кланом и обещание оставить наследников. Но так будет не всегда. Как только ее отец отдаст концы, я разведусь с Паломой и женюсь на тебе. Можешь писать этой жадной стерве хоть тысячу сообщений, она все проглотит, пока я буду давать ей деньги. Как глотала до сих пор! Когда я вижу её, то думаю, почему она — не ты? Почему я так помешан на тебе, Ева? Может, это и есть чёртова любовь?

— Я не знаю.

Он стал медленно накручивать мои волосы на свою руку, отводя голову назад и заглядывая мне в лицо. Слезы и дрожащие губы всё выдали, и у Лоренцо от гнева перекосило рот.

— Сука, однажды ты сдашься! — он зло выплюнул обещание и надавил на мое плечо, толкая к своему паху. Стянул волосы так больно, протащив за них по полу к дивану, что я взмолилась:

— Отпусти!

— Проси, золотая. Громче! Не хочешь сказать, тогда на деле покажи, как ты меня любишь!

Дино давно умер. Марии исполнилось три года. Мы с родителями больше не вспоминали о нем. Со дня изнасилования я никогда не видела Рокко и подозреваю, что его постигла та же судьба, что и сына Санто.

Но вот Гвидо Фальконе продолжал находиться в ближайшем окружении брата, и я не раз замечала его коренастую фигуру в обществе Лоренцо. Иногда возле дома, где мы жили, или в казино, куда меня любил брать старший из братьев Фальконе. Я замечала его, но никогда не смотрела в лицо. Этого подонка для меня не существовало.

Поэтому, когда однажды он вошел в дом и сказал, что Лоренцо попросил его взять из сейфа оружие, я не ответила.

До этого момента Лоренцо не было в Неаполе несколько дней. Он сказал, что уедет решать вопросы в Палермо, и этого было достаточно, чтобы ощутить временный ветер свободы.

К тому времени я научилась водить автомобиль и в отсутствие Лоренцо сбегала из дома на несколько часов в свой пригород. Иногда, осмелев, оставалась с Марией на ночь.

То, что случилось дальше, было местью человека, терзаемого ревностью и одержимого жестокостью. И наказать Лоренцо решил не только Гвидо, но и меня, словно я этого заслуживала. И это до последних дней останется на его совести.

Так же, как я, Лоренцо не забыл ночь надругательства и продолжал помнить, кто стоял между ним и той чистой Евой, которой его лишили. И кому, как не ему было знать, из какого теста состряпан его младший брат — из такого же гнилого и в червоточинах, как и он сам.

Я находилась дома одна. Приняв душ, стояла в тонкой шелковой сорочке в гостиной и сушила длинные волосы феном, наслаждаясь солнечными лучами, которые заливали половину комнаты, вспоминая нашу с Марией прогулку накануне в детском парке.

Я купила дочери первый в ее жизни велосипед и от души смеялась, радуясь тому, как счастлива она подарку и тому, что мы вместе. Мои мысли были заняты ребенком, шумел фен, поэтому я не услышала, как кто-то вошел.

В правилах Лоренцо было оставлять дверь между мной и им открытой. Когда он уезжал, то запрещал запирать входную дверь на замок, зная, что в округе его боятся и не посмеют зайти на территорию. К тому же рядом всегда крутилась его охрана. Но Гвидо был членом семьи, не самым умным, и рискнул войти.

Заметив мужчину, я вздрогнула от неожиданности, выключила фен и поспешно отвернулась. Подошла к дивану, чтобы надеть халат.

— Эй, Ева, ты слышала, что я сказал? — окликнул Гвидо. — Где тут чёртов сейф? Ты должна его открыть для меня!

Я молча надела халат и завязала пояс, не понимая, что он здесь делает. Никто не смел входить в дом в отсутствие хозяина, а тем более в его спальню, где находился сейф. И уж, конечно, Лоренцо не сошел с ума, чтобы сообщить мне код замка.

— Греко, я к тебе обращаюсь! — недовольно повысил голос Гвидо, когда не получил ответ.

В темном гольфе, темном пиджаке и брюках, он сильно напоминал старшего брата, и спины коснулся животный страх. Я так ненавидела этот голос и ничего не забыла!

— Или я для тебя пустое место? Кем ты себя возомнила — королевой? — Он громко хмыкнул. — Ты всего лишь шлюха Ренцо! И чтоб знала — одна из многих!

На последнее мне было наплевать.

Я направилась на кухню, желая уйти. Желая поскорее закрыть дверь между собой и братом Лоренцо.

— Стой, Ева! Ты что, оглохла?

Гвидо догнал меня и заставил остановиться, знакомой хваткой впившись в плечо. С силой развернув к себе за халат, он собрался что-то сказать, но вдруг замер, когда мы оказались лицом к лицу, а мое плечо оголилось. Посмотрел на мои губы и жадно сглотнул — как ящер, внезапно ощутивший приступ жажды.

Мне хватило мгновения, чтобы понять, что будет дальше. Я вскинула руки и изо всех сил попыталась его оттолкнуть. Закричала от испуга, понимая, что мне никто не придет на помощь.

— Нет! Не смей, мерзкий Фальконе! Убирайся! Помогите, кто-нибудь!

Я боролась отчаянно, но халат уже рвался на мне, а дыхание закрывал чужой рот. Я царапалась и била кулаками крепкие плечи, но Гвидо схватил меня и понес в спальню. Бросив на кровать, разорвал на мне белье и расстегнул пояс своих брюк. Сбросил пиджак на пол, наваливаясь сверху.

— Сволочь, убирайся! Лоренцо тебя не простит! Пошел вон!

Я зацепила ногтями его глаз, и он дважды ударил меня по лицу. Сорвал с плеча сорочку, больно сжимая ладонью грудь.

— Сучка! Это я был у тебя первым! Забыла, Ева?! Это мне ты достанешься, когда Ренцо с тобой наиграется! Так что советую быть поласковее, и может, я не сразу пущу тебя по рукам! Может, оставлю себе…

Он припечатал меня собой, и я закричала от боли, таким болезненным оказалось вторжение и сильными руки. Мне не под силу было под ним пошевелиться, не то что сбросить с себя.

— Если ты расскажешь, он убьет нас обоих! Молчи! — Гвидо зажал мне рот ладонью, отчаянно толкаясь в меня. Словно не мог устоять и хотел быстрее закончить то, что делал. — Ты сама виновата, что существуешь, — бросил со злостью, терзая губами мою шею и не давая дышать. — Молчи, или нам конец!

Я задыхалась и ничего не видела из-за слез и ужаса происходящего. Всё снова повторялось со мной и не имело конца.

Как не имела смысла моя жизнь.

Но даже в такой момент я первой услышала шаги Лоренцо, когда тот вошел в дом, а затем в спальню. Ещё до того, как их услышал Гвидо и вскочил на ноги, застегивая на себе брюки.

— Проклятье.… — выругался со злой досадой. — Ренцо, это она всё подстроила! Клянусь!..

— Убью!

— Чёрт, она же просто шлюха.… Стой, брат!

— Так и знал, что ты её хочешь!

Драка была ужасной, всё вокруг билось и ломалось. Сначала мебель, затем кости. Стекло вылетало из шкафов и со звоном сыпалось на пол, переворачивались столы и комоды в гостиной, падали картины со стен и трескались двери. Гвидо спасал свою жизнь, а Лоренцо давал выход ярости, и это было по-настоящему страшно.

Я лежала, сжавшись в комок на кровати, прикрыв бедра разорванной сорочкой и закрыв голову руками. На мгновение вокруг все стихло, затем послышались тяжелые шаги Лоренцо и его натужное дыхание. Он вошел в спальню и взял из сейфа то, зачем прислал брата — нож-мачете. Пистолет у него и так был с собой. После чего вернулся в гостиную и отрубил Гвидо кисть руки. Оборвал жуткий крик брата выстрелом в ногу и словами:

— Сможешь перевязать — будешь жить. Если нет — сдохнешь!

Я помню, что стоял весенний день апреля. В южном Неаполе цвели сады, светило солнце и щебетали птицы. Всего в нескольких метрах за стенами дома природа буйствовала жизнью. Но в моем мире изнанки сгустились сумерки и всё обледенело.

От страха и шока у меня тряслась каждая жилка в теле и стучали зубы. Мне хотелось исчезнуть. Пожалуйста! Разлететься на молекулы, пока он не подошел!

Я лежала с закрытыми глазами, но слышала каждое движение своего монстра. Его приближающиеся шаги, словно шелест грубой змеиной кожи.

— Поднимайся, Ева…

Я не смогла пошевелиться, и тогда новый выстрел обжег огнем бедро.

— Поднимайся!

Тело не слушалось, но страх заставил подчиниться.

Лоренцо стоял и смотрел на меня, в одной руке сжимая пистолет, а в другой — бутылку с бренди, которую взял из разбитого бара. Он открыл ее и сделал несколько длинных глотков, пока я пыталась прикрыть грудь руками и сжать дрожащие губы.

— Иди! — Лоренцо кивнул в сторону гостиной, где на полу стонал и корчился Гвидо.

Под ногами лежало разбитое стекло, я была босиком, но Лоренцо собирался меня убить, а не жалеть, и я пошла, оступаясь на осколках и оставляя кровавые следы.

— Ложись на стол и задирай задницу, Евка. Выше, как я люблю! — скомандовал. — Надо закончить то, что не закончил мой брат. Ты ведь меня ждала … любимая? — Он заорал, бросая в стену над моей головой уже полупустую бутылку: — Или, мать твою, его?!

Это было невыносимо. Я обернулась и взмолилась:

— Нет…. Лоренцо…. пожалуйста!

— Да. Считай это своим адовым крещением, золотая, — прошипел сквозь зубы. — Не захотела рая, будет тебе ад!

— Святая дева, прошу защиты у твоего ангела….

— Не поможет! Даже падшие ангелы не снисходят к таким грешницам, как ты! Им подавай чистых девственниц. А ты у меня — грязная шлюха! Задирай, или убью!

Фальконе никогда меня не жалел, не пощадил и тогда. Второй выстрел разорвал кожу на бедре, но на этот раз я даже не вздрогнула.

Он изнасиловал меня на глазах у своего брата, долго гладя волосы, то наматывая их на кулак, то отпуская, распоров осколками, лежащими на столе, мое тело до ребер. Методично вонзая их в бедра и живот.

Один из его телохранителей вошел в дом следом за ним, но остался стоять у порога гостиной, не мешая Лоренцо расправляться с Гвидо, а затем со мной. Не вмешиваясь, он жадно наблюдал за тем чудовищем, которому служил. И поплатился.

Теряя сознание, я услышала новые выстрелы, но всё, о чём могла думать — это молиться о том, чтобы не проснуться.

Я очнулась в больнице. В отдельной палате травматологического отделения южного госпиталя, замотанная в бинты и подобие смирительной рубашки, спеленавшей мои руки.

Оказывается, я царапалась и кричала, и мне понадобилась помощь. Оказывается, у меня посттравматический невроз. Не удивительно, ведь я пережила дорожную аварию. Разбила машину о бетонное ограждение и вылетела через лобовой стекло, так объяснил врач.

— Неужели вы ничего не помните?

— Нет, ничего.

Ложь. Я помнила всё. Но Лоренцо знал, что не посмею рассказать правду, и я снова молчала.

Гораздо хуже лжи было другое — оплаченное им лечение, дорогие обеды и фрукты из ресторана; свежие цветы в вазе. Даже практически убив, он всё равно меня не отпускал.

Как только смогла вставать, я с безразличием выбрасывала всё это в мусор. И с таким же безразличием смотрела сквозь Лоренцо после, когда, вернув меня в дом, он сидел у моих ног, обхватив голые бедра сильными руками, как спрут, и каялся в чувстве, которое несло ему боль.

Ему. Обо мне он не думал. И о совершённом насилии не сожалел.

— Я люблю тебя, слышишь, Ева! Так сильно, что не могу ни с кем делить. Ты мое проклятие, но я никому не позволю встать между нами! Никому! Эти все подарки — они твои, забирай! Но тебе от меня ничего не нужно, да?

Ответа не было.

— Молчишь? А подружка твоя школьная шавкой передо мной стелется. Как последняя сука трется об ноги, лишь бы только ее трахнул Фальконе. Но она не ты. Они все не ты! Зачем ты обрезала волосы? Надеялась, что брошу?… Дура! Ты уйдешь от меня только на тот свет, но даже там я тебя найду и сделаю своей… Скажи, что любишь, Ева. Скажи!

После того случая я как будто замерзла. Ничего не способно было меня отогреть и заставить снова чувствовать тепло солнечных лучей на коже. Слышать звуки радости. Больше не существовало иллюзий и веры, исчезли самые смелые надежды, и даже страх перед Лоренцо подо льдом пережитого выцвел до негатива и стал бледным подобием себя.

Наверное, я бы так и жила во льду наших с ним отношений, пока не умерла. Наверное, это бы случилось скоро. Но однажды под руку Лоренцо попала Мария, и я поняла, что моя смерть ничего не изменит.

Мамы не стало вскоре после моей «аварии». Мне кажется, она тоже устала верить, и в одно утро просто закрыла глаза и ушла. Санто остался с Марией один.

Теперь я чаще уходила к ним из своей клетки, оставляя двери особняка открытыми вместе с угрозами и всеми драгоценностями внутри, подаренными мне щедрым любовником.

Мне было всё равно, что со мной сделает Лоренцо. Всё равно, где он и с кем. Я больше не ждала, что надоем ему. Приступы ревности не прошли и по-прежнему были ужасны, но теперь я просто закрывала двери и сидела с закрытыми глазами, пока он эти двери разбивал.

Отказалась сопровождать его на выгулы в казино и рестораны, и синяки не смогли этого изменить. Для развлечений с себе подобными он мог прихватить кого-угодно из своих постельных подруг. Я знала, что назло мне он связался с Инес, но не сказала ни слова.

В отличие от меня, у нее был выбор, и она его сделала. Мне оставалось ее только пожалеть. После случая с Гвидо Лоренцо окончательно перестал быть человеком в моих глазах и превратился в чудовище, каждое прикосновение которого несло боль разрушения, и ничего больше. Не отпустив меня, он замкнул круг, из которого для нас обоих не существовало выхода. Он по-прежнему хотел, а я отказывалась его любить.

Лоренцо не раз присылал своих людей в дом Санто или приходил за мной сам, когда я уезжала в пригород, а он вдруг менял планы и хотел видеть меня немедленно. Мария боялась его, как огня, а Санто… после смерти мамы я просила отчима беречь себя и Марию даже если однажды всё закончится, и я не вернусь. И он берег, как умел.

Вишенке исполнилось четыре года, мы сидели втроем за столом в нашей небольшой гостиной и зажигали свечи на шоколадном торте. На дочери было надето нарядное платье лесной феи, в золотистых волосах красовался тонкий венок из зелёных и жёлтых листьев.

Она забралась на мои колени и всё время говорила, говорила. Ее глаза светились радостью едва ли не ярче огоньков свечей. Но задуть свечи она не успела. Улыбка вдруг исчезла с лица Марии, и она испуганно сжалась, когда входная дверь в дом открылась и в прихожую вошел массивный Фальконе.

Никого не поприветствовав, он подошел к столу и поставил на него бутылку дорогого вина. Сдвинув в сторону широкой ладонью тарелки, достал из кармана расстегнутого пальто темную бархатную коробочку с логотипом дорогого ювелирного дома и со стуком опустил передо мной.

На этот раз Лоренцо криво улыбался, показывая сквозь отросшую бороду золотой клык, и это был недобрый знак.

Мария тихо сползла с моих колен и спряталась за плечо, крепко обняв ручками.

Я догадалась, что в коробке, и похолодела. Санто тоже напрягся, сообразив, что происходит, поэтому улыбок и радости на наших лицах не было.

— Ну, чего молчишь, Ева? — нетерпеливо отозвался Лоренцо. — Я обещал, что этот день настанет. Он настал, открывай!

Ослушаться Фальконе — означало разбудить дьявола в его душе.

Я никогда не спрашивала его о семье и отношениях с женой. Ни о чём не спрашивала. Визит Лоренцо в дом моих родителей и этот широкий жест означал, что этих отношений больше нет.

Я медленно протянула руку, ощущая себя костяной куклой, и пододвинула коробочку ближе. Раскрыла ее. Внутри лежало золотое кольцо с бриллиантами, массивное и дорогое. Знак принадлежности женщины, которая его наденет, к клану Фальконе.

Никакой утонченности, лишь статус. Санто бы никогда не выбрал для меня подобное.

Я отняла руку от коробки с кольцом и подняла взгляд на Лоренцо.

Он расценил это по-своему и ухмыльнулся шире.

— На колени не встану, не жди! Это ты меня сегодня благодарить будешь! У нас с тобой дело с браком давно решенное, так что надевай кольцо и пошли, ты теперь официально моя невеста! Отметим это дело в ресторане, как полагается.

Свадьба через месяц — раньше нельзя, мы только что развелись с бывшей, дети не поймут. Платье и что захочешь выберешь сама, я в этом ни черта не разбираюсь. А цветы тебя ждут в машине, не стал их тянуть в эту дыру. Сегодня, золотая, только ты и я!

Я продолжала сидеть, пытаясь обуздать панику и взять себя в руки. Затем обняла Вишенку и прижала к себе.

— Лоренцо, я не могу уйти прямо сейчас, — сказала. — Если ты не заметил, у моей дочери сегодня день рождения, а ты уронил свечи на торте, которые она не успела задуть. Подожди меня в машине… пожалуйста.

Это прозвучало смело. Я и сама услышала ноты скрытого недовольства в своем голосе, но смолчать не вышло. Присутствие Лоренцо ощущалось таким лишним и тяжелым в эту минуту, совершенно нежеланным! Как и его проклятый подарок!

— У твоей дочери? — недоверчиво проговорил Фальконе, сдвигая брови к переносице и как будто удивляясь. Ему явно не понравился мой ответ. — А кто это? Вот этот зелёный червяк из-под матраса?!

— Откуда он здесь взялся, Греко? — обратился с ехидцей к Санто. — Напомни, а то я что-то подзабыл. Размножился почкованием, или твою падчерицу кто-то грязно оттрахал? Что, блядь, здесь праздновать?!

— Фальконе, замолчи! — вскипел Санто, пытаясь сжать непослушные пальцы в кулак и произнести внятно. — Ты не в своем доме, здесь тебе не рады!

Но Фальконе не слушал моего отчима. Он с брезгливостью смотрел на детские руки, обнявшие меня под грудью.

— Лоренцо, прошу….

— Не вздумай ее тянуть в нашу жизнь, Ева! — потребовал с раздражением. — Пусть сидит здесь, остальным я рты заткну. И хватит сюда таскаться, ты теперь Фальконе. Я не потерплю грязных слухов о своей жене!

Моя спина заледенела, до такой степени я напряглась, борясь взглядами с Лоренцо. Не отвела глаза, удерживая его чёрный взгляд своим, к чему он не привык.

— Ещё нет, — произнесла.

— Что ты сказала?

Я осторожно сняла с себя ручки Марии и поднялась со стула, пряча дочь за спину. Напуганная приходом мужчины и его грубым голосом, она дрожала.

Ответила гостю как можно ровнее, не желая злить чудовище.

— Ещё не твоя жена, Лоренцо.

— Так чего ждешь? Не понравился подарок?! — чёрные глаза блеснули гневом. — Или ты что-то задумала, Евка? Вдруг решила, что можешь мной вертеть?

— Твой подарок тут ни при чем. Я просто не могу выйти за тебя замуж.

После паузы, которая воцарилась в комнате, Лоренцо тише и напряженнее обычного поинтересовался:

— Почему?

Мне следовало подумать, прежде чем ответить. Придумать что-нибудь убедительное, но вместо этого я озвучила то, что сводило его с ума.

— Я недостаточно хороша для вас, синьор Фальконе. Вряд ли люди пощадят твое доброе имя и забудут мое прошлое. Подумай о своих детях… которые не червяки.

— Надевай кольцо! — в своей манере рявкнул Лоренцо, шагая ближе. Терпение никогда не было его сильной стороной — только сила и угрозы. — Я о тебе забочусь, дура! — прогремел. — Хочу, чтобы всё было по-людски! С самого начала за тобой грязь подтираю, а спасибо так и не дождался. Кобенишься, как кобылица необъезженная!

Лоренцо сердился, да и могло ли быть иначе? Этот человек привык получать желаемое, не считаясь ни с чем.

Он приехал сюда, рассчитывая меня обрадовать, а я снова его разочаровала. Не прыгала от счастья и не бросалась на упитанную шею благодетеля, завидев фантастические перспективы.

Определенно в браке с Фальконе они были, если бы не одно «но». Я мечтала забыть этого человека и никогда не видеть, а не прожить с ним всю жизнь в унижении и страхе, отказавшись от отчима, Марии и себя самой. Каждый раз утираясь от нового ушата помоев.

Потеряв свободу, я всё ещё оставалась Евой Соле, на которую у Лоренцо до этого дня не было никаких прав, кроме силы. Если надену кольцо, то смогу его снять, только отрубив себе палец. Но даже это не избавит меня от фамилии Фальконе, если он станет моим мужем. Это как клеймо.

— Лоренцо, прошу, — я произнесла как можно спокойнее, чувствуя, что грядет шторм. — Ты совершаешь ошибку. Подумай, как к твоему решению отнесутся близкие, — ухватилась за соломинку. — Ты оскорбишь их чувства, женившись на любовнице. Я и так с тобой, и меня всё устраивает, — солгала.

— Ева!

Я вздрогнула от злобного шипения, не обещавшего ничего хорошего, но к коробочке не потянулась. Тогда Лоренцо поднял бутылку с вином и раздавил ею торт, окончив наш праздник. Отбросил бутылку на тарелки с ужином.

Не на шутку разволновавшийся Санто ударил было кулаком по столу и стал подниматься, но Лоренцо пнул его стул ногой, и отчим упал.

Шагнув ко мне, грубо схватил за руку выше локтя, дергая к себе.

— Мои близкие? — злобно сощурился. — О ком из них ты вдруг вспомнила? Не о моем ли брате, случайно?

— Мамочка! — испуганно крикнула Мария и, заплакав, вцепилась в меня ручонками, но Фальконе, словно тряпку, отшвырнул её от меня.

Увидев, как Вишенка падает, я взвилась и закричала, вырываясь из ненавистной хватки.

— Ты с ума сошел?! Она же ребенок! Не смей трогать мою дочь!

— Не смей?! — голос Лоренцо, и без того всегда хриплый и грубый, опасно взревел. — Это ты мне, Евка? После всего, что я для тебя сделал?!

— Отпусти меня! Ты мог её убить! Ненавижу тебя! Какое же ты чудовище, Фальконе!

Лоренцо был зол и отвергнут, никто не смел с ним так поступать, и мои слова упали маслом на костер его попранной гордости.

Я продолжала вырываться, когда толстые пальцы метнулись к моей шее и больно сдавили горло. Сжали так, что не продохнуть и не шелохнуться. Ноги тут же ослабли, и я едва не упала, вцепившись в мощные предплечья, но он меня крепко держал.

— Так вот ради чего ты ее оставила, — медленно проговорил, имея в виду Марию. — Чтобы каждый раз, когда твой червяк маячит перед глазами, я видел тебя голую с раздвинутыми ногами? Как ты елозишь задом под моим братом?! Что, Евка, решила мне отомстить?

Я не могла ничего ответить, только втягивать ртом рваные лоскуты воздуха, безуспешно пытаясь оторвать от себя руки человека, способного справиться с несколькими сильными мужчинами.

— Ты.… сумасше.… уб…. док!

— Твоя дочь никогда не должна была появиться на свет. Слышишь, никогда! Но ты специально сделала так, чтобы я возненавидел Гвидо. Чтобы он, а не я, был у тебя первым! Я никогда не прощу ему, что он трахал тебя и продолжал хотеть! Забрал у меня мое! Я знаю, твой ребенок — его дочь.

— Нет!

— Да.… моя лживая ведьма. И раз уж ты сама захотела, мы расставим сегодня все точки над «і».

Вишенка поднялась и, продолжая плакать, побежала ко мне. Ей было страшно, Санто пытался встать, я задыхалась… Она бросилась к своей матери, как сделал бы любой ребенок в беде, и прижалась к ногам.

— Мамочка!

Я не знаю, обращал ли на нее Лоренцо внимание раньше. Вряд ли. Но тут обратил. Отбросив меня, ловко поймал Марию за шиворот и оторвал от пола. Поднимая к своим чёрным глазам, проговорил, рассматривая мою дочь с какой-то животной злобой:

— Иди сюда, червяк! Надо же, такая же рыжая, как мать… Бог тебя любит, Евка! Но и меня тоже. У Гвидо не получится меня надуть. Знаешь, почему я его не убил?…. Скажу. Однажды она вырастет, и я смогу ему отомстить. Верну долг сторицей!

Я похолодела. Даже в кошмарном сне я не могла увидеть то, что расслышала в обещании Фальконе. Но самое ужасное, что я поверила. Этот монстр был способен на всё!

— Нет! — выкрикнула, хватаясь за мебель и поднимаясь.

— Да. — Лоренцо хищно улыбался. — И ты не сможешь мне помешать. Разве что наденешь кольцо и станешь Фальконе. Родишь мне сыновей, и тогда я, возможно, передумаю…. Уступлю её своим парням!

— Отпусти её! Отпусти!

Я била Лоренцо кулаками, а он хохотал. Этот смех до сих пор преследует меня во сне, словно утробный рокот чудовища.

Вишенка тихо плакала, как мышка, и это было ужаснее всего. Я вдруг представила ее судьбу, и сердце оборвалось. Если бы в эту секунду мне предложили обменять мою жизнь на спокойную жизнь Марии, я бы без колебаний согласилась. Лишь бы ее не искалечил жестокий мир изнанки.

— Отпусти мою дочь, больной ублюдок, или я тебя убью!

Я не помнила себя от страха за Марию, наверное, поэтому решилась. Всё произошло в одну секунду. Я просто схватила со стола кусок разбитой тарелки и вонзила его глубоко в щеку Фальконе. Выхватила из его рук дочь и отступила.

— Ненавижу тебя!

На мгновение в чёрных глазах Лоренцо мелькнуло изумление, а затем он повернулся ко мне. Зарычал, как зверь, протягивая мясистые пальцы… Но вдруг обрушился тяжелой тушей лицом в пол. Это поднявшийся Санто ударил его по затылку дубовым стулом. А когда увидел, что Лоренцо пытается подняться, ударил снова.

Вот теперь Фальконе не шевелился.

— Беги, Ева, — отчаянно, но вместе с тем решительно сказал Санто, роняя стул. Его парализованная рука тряслась от перенапряжения, рот кривился от волнения, но я понимала каждое слово.

Отчим схватил со стола кольцо и сунул мне в руку. Достал из кармана и отдал свой бумажник. Наказал, подталкивая нас с Марией к выходу:

— Уезжай на его машине! Кольцо сдай в ломбард сразу же, как только доедешь до Неаполя, он заслужил! Деньги с моей карты тоже все сними, вам понадобятся! Через час будет поздно! Бросишь машину у вокзала и…. девочка моя, затаись на месте. Но сначала купи билеты куда-нибудь подальше, во Францию! Ты всегда была умной, Ева. Шаг назад, десять вперед, запомни! И так, пока сможешь. Беги!

— Санто, а как же ты?

— А мне пора к Эсти. Не оглядывайся, дочка! Да хранят вас святые! Я устал нести бремя вины, которую на всех навлек.

Я рыдала, обнимая отчима. Было ясно, что Лоренцо не оставит его в живых, когда придет в себя. Не пощадит, как не пощадит и меня, если найдет. А что он сделает с Марией, случись ей остаться одной, страшно было и думать.

Так я и запомнила Санто — стоящего на пороге нашего дома в пригороде Неаполя. Ещё не старого, но уже седого мужчину, которого сломала жизнь. Но который сделал всё возможное, чтобы в тот вечер мы с Марией исчезли.