Глава 3


Мы смотрели друг на друга и видели впервые, хотя оба были практически обнажены. Ночь прошла, гроза закончилась, и ранее утро осветило знакомую спальню и молодого мужчину передо мной в одном полотенце на сильных бедрах.

Сейчас он меньше всего напоминал человека, которому требовалась помощь. Нет, он вполне владел собой и уже успел осмотреться в моей квартире. Нас разделяли несколько метров, но я заметила влагу в темных и коротких волосах, и капли воды на широких плечах. А значит, он точно знал, где здесь ванная комната.

Но не это меня поразило, а его внешность. Я никогда прежде не видела таких совершенных людей. Даже со следами аварии на теле, он был идеально сложен и пугающе красив. Как может быть красива статуя, созданная рукой одухотворенного творца, которая одновременно притягивает и пугает взгляд, потому что в такую игру природы сложно поверить.

Его лицо и тело покрывали ссадины, на твердых губах запеклась кровь. Ночью он изучал меня этими губами так внимательно, что я боялась пошевелиться. Понимала, что он бредит и вряд ли осознает, что творит. Пыталась остановить и не смогла. И звать на помощь не могла, чтобы не напугать Мари.

Я сама стала заложницей своего бегства и собственной глупости, некого винить.

Он заметил, что я проснулась, и повернул голову. Остановил на мне взгляд сине-голубых глаз. Таких холодных и бесстрастных в обрамлении темных ресниц, лишенных чувств и эмоций, что этот зимний взгляд ожег, словно льдом.

— Прости. Я был не в себе. И я стерильный, последствий не будет.

Прости? Я на секунду опешила и не поверила. Такие, как он, не просят прощения. Они сама опасность. Сейчас я ощущала это каждой клеточкой тела, застыв в напряжении и страхе.

— Убирайся! Ты получил всё, что хотел. Больше мне нечего тебе дать!

Он огляделся. Обвел взглядом сначала постель, потом комнату.…

Я проследила за ним взглядом и в ужасе обнаружила в кровати свой чёрный парик и раскрытую сумку. Водительское удостоверение на имя Анны Риччи. Коснулась в панике рукой светло-каштановых волос, убирая их с побледневшей щеки.

Никто, ни один человек кроме Мари, вот уже два года не видел меня настоящую. И не должен был увидеть!

Проклятый Адам! Кем бы он ни был, я желала, чтобы он скорее убрался из моей жизни!

Но незнакомцу произошедшего между нами оказалось мало. Словно считав мои мысли, он присел на корточки и ловко достал из-под комода приклеенный к его дну конверт. Сорвал его одним движением и достал документы, которые, я была уверена, надежно спрятала от чужих глаз!

О, нет. Пожалуйста, Святые угодники! Я знала, что он там увидит: мое настоящее имя и фамилию моей дочери. И если он окажется человеком Лоренцо…. меня больше ничего не спасет!

И его не спасет. Потому что мой мучитель не простит ему близости со мной!

Паника вскипятила кровь и заставила вскинуться, уронить с плеч плед, которым прикрылась, но ужас тут же сковал тело холодом. Я скорее прошипела, чем произнесла:

— Кто ты?! — не в силах поверить, что он держит в руках наши с Мари жизни. Что разразившая вчера гроза вновь расчертила мою судьбу на «до» и «после», как уже случалось однажды. И вот я снова готова выть от отчаяния.

Он смотрел в моё лицо, словно запоминая черты или раздумывая над ответом.

— Азраил. Но ты можешь называть меня Ангелом.

Ангелом смерти? Пожалуй. Высокий и гибкий, с сильным телом, покрытым ранами, с ледяной отрешенностью во взгляде, он полностью соответствовал этому имени. И сейчас мог уничтожить меня, просто сообщив братьям Фальконе, что я в Италии.

Иначе зачем ему понадобилось искать мои документы после того, как он обнаружил парик? Если не убедиться, что я — это я, то зачем?!

Но Ангел меня удивил. Вернув паспорт и метрику дочери в конверт, он равнодушно бросил его на кровать к моим ногам.

— Возьми. Твоя тайна меня не касается. Но я не люблю оставлять вопросы без ответов. Что ты помнишь?

Я мотнула головой, ощущая, как его прямой взгляд пригвождает меня к месту. Он хотел знать, что я помню из того, чего знать не должна.

— Н-ничего.

— Как я здесь оказался?

— Ты упал на мою машину во время грозы. И я уже жалею, что не бросила тебя там, на дороге! — внезапно призналась, чувствуя, как в глазах встают слезы. — Кем бы ты ни был, Ангел, уходи, — взмолилась. — Пожалуйста!

В синих глазах ничего не отобразилось.

— Где мы?

Я промолчала, и он сделал ко мне шаг, сухо предупредив:

— Я могу и передумать.… Ева.

Я вдруг поверила. Ночью, в беспамятстве, он не был жесток со мной. Он взял меня, как берут свою женщину — без грубости, но истово, подчиняя своему желанию. Я была для него другой, возможно, его девушкой, которую он почувствовал рядом. Но я знала подобных ему мужчин — они никогда не блефуют и не останавливаются.

— В Верхнем Бергамо! Я снимаю эту квартиру и не хочу впутываться в неприятности, остальное не твое дело! Убирайся! Или… или я вызову полицию!

Его рана на боку вновь кровоточила. Отыскав ванную комнату и душ, он снял повязку, которую я ночью наложила поверх раны, и сейчас кровь стекала на прикрывшее бедра полотенце, но он не обращал на неё внимание.

— Вызывай, — ответил без эмоций. — Сотовый рядом с тобой. Вперед, соле[2]!

Проклятье!

— Чего ты хочешь?

— Мне нужна еда и одежда. В этой квартире нет мужчин, значит тебе придется ее для меня достать, — озвучил Ангел без предисловий свое желание. — Я пробуду тут пару ночей и уйду.

— Нет!

— Можешь быть спокойна, я не трону ни тебя, ни ребенка. Но сейчас тебе лучше оставить меня одного.… если не хочешь, чтобы я на тебя свалился.

Он всё ещё был бледен и тяжело дышал. Продолжал бесстрастно смотреть, зная, что у меня не хватит сил выставить его из этой комнаты и своего дома.

— Мама.… Мамочка?!

О, господи. Мария!

Закрывшись пледом, я быстро сползла на другой край постели и соскочила на пол, готовая одновременно бежать и броситься на незнакомца, если он вздумает встать между мной и дочерью. Но он стоял, не шевелясь, пока я сгребала с постели свой мокрый парик, сумку, вещи и документы.

Попятившись, выскочила из комнаты и закрыла дверь, оставив его одного.

Замерла перед дверью на мгновение, не в силах поверить в ужас происходящего.

Неужели он и правда собрался здесь остаться — этот пугающий тип?! В моей квартире?!

Я обернулась.

Вишенка стояла на пороге своей спальни, протирая глазки, но увидев всклокоченную меня, мгновенно проснулась и прижалась всем тельцем к дверной стойке. Оглянулась испуганно в сторону входной двери.

О, нет! Только не снова! В такие моменты я ненавидела проклятый клан Фальконе всей душой. Это то, чего я Лоренцо и Гвидо никогда не прощу!

Прошло два года, а мой ребенок продолжал жить в страхе вместе со мной, ничего не забыв. А сегодня опасность в дом я привела сама!

Я подошла к дочери и обняла ее. Поцеловав в лоб, отвела в комнату, чтобы переодеть и одеться самой. Её спальня была больше моей и, слава богу, главный шкаф с одеждой размещался здесь, так что не нужно было возвращаться к себе.

— Мари, золотце, все хорошо! Мы вместе.

— А дядя? Он уже ушел?

Я никогда не врала дочери, наверное поэтому в свои неполные семь лет она казалась старше сверстников и понимала гораздо больше.

— Нет. Он ещё плохо себя чувствует, поэтому останется здесь на несколько дней.

— Я не хочу.

Я кивнула, убирая темную прядку волос со щеки Марии за ухо.

— Я знаю, милая, поэтому попрошу сеньору Лидию присмотреть за тобой. Придумаю сказку, что я заболела, и ты переночуешь у неё.

Но Вишенка заупрямилась и мотнула головкой. Обняла меня за шею.

— Я не хочу! Она любопытная и всё время меня обо всём расспрашивает! Мамочка, пожалуйста, я хочу с тобой!

В этой старой квартирке в Верхнем Бергамо с трещинами на потолке и столетними стенами мы жили несколько месяцев. Я нашла это тихое место случайно, в одном из библиотечных каталогов о сдаче недвижимости, и очень обрадовалась, когда объявление пятилетней давности оказалось актуально. И у хозяйки дома, восьмидесятилетней синьоры Лидии Белуччи, оказался свободным самый недорогой апартамент.

Я долго к нему присматривалась, несколько раз приезжала в городок, и наконец решилась осесть здесь по меньшей мере на год. Малышке Мари пришло время идти в школу, и дальше переезжать с места на место каждые три месяца стало рискованно. У школьного совета могли возникнуть вопросы.

К тому же я нашла в Милане хорошую работу. И хотя путь в офис лежал неблизкий, я готова была платить личным временем, чтобы обрести эту тихую гавань перед тем, как мы двинемся дальше.

Ни одного дня с тех пор, как сбежала, я не обманывала себя надеждой, что Лоренцо забудет меня и оставит в покое.

И никогда не теряла контроль. Но я надеялась перехитрить его и выиграть время.

Вот так однажды в Верхний Бергамо переехала молодая синьора Анна Риччи, мать мальчика по имени Ма́рио. Не очень общительная, но в меру приветливая особа, работающая офис-ассистентом в одной из Миланских компаний.

Для всех любопытных синьор Риччи тоже существовал (он всегда существовал, как прикрытие, в нашем с Марией бегстве), но отсутствовал с семьей по причине, о которой не принято спрашивать в приличном обществе. Все делали выводы сами, ссылаясь на жизненный опыт, а я негласно с этими выводами соглашалась.

«Только не говори, Анна, что залетела по глупости, а потом позволила себя бросить. Надеюсь, ты хоть не с женатым связалась? Или и того хуже — с неудачником, который теперь не знает, как взять на себя ответственность за вас? — строила предположения пышногрудая Аврора Костанцо, бывшая модель «Fendi», а сейчас тридцатилетняя актриса фильмов для взрослых и моя соседка сверху, когда мы встречались с девушкой во дворе, в мясной лавке или в кондитерской неподалеку от пьяцца-дель-Дуомо.

— Нет, ты что! Всё гораздо проще, — улыбалась я блондинке, пока мы вместе шли через площадь и наслаждались видом старинной Капеллы Каллеони, а Мари бежала впереди с фисташковым мороженым в руке. — Он много работает и очень занят, а Ма́рио подходит здешний климат. К тому же я устала от шумного юга и решила пожить в Бергамо. Этот город меня вдохновляет. Я ещё нигде не видела таких тихих рассветов.

— Смотри, Анна, как бы твой благоверный себе подружку не завел, пока ты тут вдохновляешься и остываешь от зноя. Лучше признайся, что он тебе надоел!

Аврора смеялась, а я пожимала плечами, улыбаясь девушке и позволяя дорисовать мою скучную жизнь, как ей заблагорассудится. А после о ней забыть. Людям не свойственно думать о чужих проблемах дольше двух минут. А у такой, как Костанцо, времени на соседку точно не было.

— Ну почему же он. А может, это я мужу наскучила?

— Ой, не придумывай, Анна! Ты не похожа на девчонку, которая тяготится одиночеством. Я и сама такая, поэтому регулярно сбегаю в Бергамо и отлично тебя понимаю!»

Девушка мне нравилась, она не заходила за границы, и наши разговоры легко сворачивали на тему погоды или новостей. Этих новостей из разговорчивой Авроры сыпалось с избытком, и общение не напрягало. Мне не хватало дружеского щебета подруги, близости родных людей, и я позволяла себе эту малость — ни с кем не сближаясь, быть в меру приветливой с соседями.

«Молодые мужчины такие безответственные, Анна. Заводят семьи, рожают детей, а потом бросают их ради юбки покороче и язычка пошустрее. Я восемьдесят лет живу и ничего не меняется! — вздыхала синьора Лидия с важным видом, когда я подходила к ней, чтобы поздороваться и дать возможность Марии поиграть с её пуделем Рики.

Обычно, когда мы вечером возвращались домой после работы и школы, хозяйка апартаментов сидела на небольшой террасе во дворе дома, курила сигарету с ментолом, и протягивала мне стаканчик с густым и ароматным кофе, который тут же наливала из термоса для домочадцев по традиции своей семьи.

Такое внимание хозяйки по первому времени мне казалось странным. Там, где я родилась, люди не совали нос дальше своих забот. Но старинный Бергамо столетиями жил тихой, обособленной жизнью, провинциальными радостями, и я училась принимать их.

Именно поэтому, потратив час на поездку из Милана и припарковав свой старенький «Фиат» под тополем, я брала стаканчик с кофе из рук пожилой дамы, с удовольствием делала обжигающий глоток и соглашалась:

— И не говорите, синьора Лидия. Молодые мужчины боятся ответственности. Но их можно понять, в современной жизни столько соблазнов и возможностей. Зачем брать на себя обязательства, когда можно набираться впечатлений?

Синьора Лидия затягивалась сигаретой, выпускала дым и кивала со знанием дела:

— Я читала, что браки в Италии становятся всё менее крепкими. Не такими, как раньше. А всё потому, что мы в вашем возрасте не были гордыми. Я вот со своим Алберто полвека прожила, он был старше меня, но даже в шестьдесят лет подмигивал приезжим красоткам. А уж когда ему было тридцать…. — Дым от сигареты красиво поднимался под верх террасы, и она продолжала: — Мне приходилось делать вид, что я слепая, глухая и к тому же дура, которая не понимает, почему муж зачастил в поездки, когда у меня на руках два сына, и младший ещё от сиськи не оторвался. Но я ни разу не подумала о разводе! Это считалось неприличным! Хотя и Алберто, надо сказать, всё понимал. Всегда ко мне возвращался, так пятерых детей и настругал.

— Завидую вашему терпению, синьора Лидия, — отвечала я. — Я бы так не смогла. Если всё дело в длине юбки, то лучше не тяготиться подобными отношениями. Надеюсь, вы ни о чём не пожалели?

— Нет. Но когда я стала старше, то поумнела, конечно. И один ребенок случился не от Алберто. Но он об этом уже никогда не узнает!

Синьора Лидия со смешинками в глазах смотрела на меня и прикладывала палец к губам, а я улыбалась и обещала:

— Я молчок!

— Хорошая ты девушка, Анна. И сынишка у тебя славный. Худенький только. Даже не пойму, на кого больше похож. На папу, наверное?

— Мне кажется, на меня. Такой же темненький и веснушки на носу.

— А муж твой что же… всё в Риме занят? Вы вроде на троих квартиру снимали.

— Он сейчас в Америке, ему работу предложили хорошую. Если подпишет контракт, через год и мы к нему переедем.

Мне казалось, что я говорила убедительно. Подобные признания давались легко. Но если даже мне и не верили, я вспоминала о времени и торопилась домой.

— Спасибо за потрясающий кофе, синьора Лидия, но нам с Марио пора. Хорошего вечера!

— Анна, если тебе что-нибудь понадобится, я всегда рада помочь! — неслось вслед. — Может, вам пирог испечь или печенье? А, Марио?! — синьора окликала мою дочь и махала рукой. — Ты какое печенье больше любишь? Скоро праздник маленьких лошадок[3]!

И вот тут моя улыбка исчезала. Я прекрасно понимала, что пожилая хозяйка апартаментов сомневалась в наличии у меня мужа, а у Марио отца. Давно заметила мой подержанный автомобиль и дешевые серьги. Недорогие босоножки, неброскую одежду и отсутствие в моей квартире новой мебели.

Но помощи я не просила, аренду платила вовремя, и имела полное право выбирать, на какие вопросы отвечать, а о чём не договаривать.

Тесное соседство — минус провинциального Бергамо, которое с лихвой окупалось душевностью его коренных жителей.

— Что вы, синьора Лидия. У нас всё есть, нам ничего не нужно!

— А вот я не откажусь от вашего пирога! Синьора Белуччи, даже не смейте думать о том, чтобы испортить Анне её шикарную фигуру! Я ещё не отбросил идею уговорить её позировать мне в образе сексуальной монашки! Привет, соседка!

Габриэль Росси жил напротив моей квартиры, на втором этаже вместе со своим парнем Кристианом, и именно с ним я была знакома лучше, чем с другими обитателями дома. Собственно, Габриэль и стал той причиной, по которой я однажды высунула голову из-за шторы своего уединения и частично приняла здешние правила.

Высокий и худой, с кудрявой шевелюрой, завязанной на макушке в хвост, живой и непосредственный Росси умел находить подход к людям, избегая сложных путей. Он оказался художником-реставратором, и вот уже несколько лет восстанавливал интерьер в старинных церквях и храмах Бергамо. А иногда рисовал на заказ картины.

Увидев нас с Марией в одной из церквей, он запросто спрыгнул с рабочих лесов и попросил оценить его труд, развернув меня за плечи к настенной фреске.

Я оценила, Габриэль оказался хорошим художником, но он измазал меня краской, и тут же принялся ее вытирать, окончательно испортив платье. А потом напугал тем, что прямо в рабочем комбинезоне отправился за нами домой, размахивая по дороге длинными руками и обещая в знак примирения меня нарисовать.

В тот день я едва не собрала вещи и не съехала с новой квартиры, не желая разговаривать со странным соседом, а тем более завязывать с ним знакомство. Но я не ожидала, что впечатлительный Габриэль воспримет мое молчание, как обиду, и расстроится до слёз прямо на лестнице.

Он ничего не знал о моей жизни и страхах. О моем желании жить так, чтобы нас не замечали. И его вины не было в том, что, даже стоя перед ним, я мысленно продолжала бежать.

Тогда наше неловкое знакомство окончилось таким же неловким рукопожатием.

А вечером мы пили латте с корицей на террасе в обществе синьоры Лидии и Кристиана, и Габриэль рассказывал нам об истории местных храмов. Моя Мари, в восторге от возможности познакомиться с собакой хозяйки, бегала с Рики во дворе; дочь синьоры Белуччи, пятидесятилетняя Валерия, поливала из шланга клумбы с цветущей азалией, покрикивая на мужа Витторио, чтобы он правильно выковыривал сорняки из изумрудного газона; а только что приехавшая Аврора, выгрузив из такси огромный чемодан, во всю спорила с водителем.

Это был сложный день, но после стало легче. Так что, когда Росси шутил насчет моей фигуры и своих художественных намерений, обычно я ловила ладошку Марии, спешила домой и отвечала:

— Привет, Габи. И прощай, если продолжишь приставать с подобной ерундой!

Вот так и получилось, что, оказавшись в Верхнем Бергамо, я приоткрыла штору своего затворничества и выглянула в окружающий мир. Но это не означало, что я была готова открыться ему.

Мы по-прежнему входили с Мари в свою небольшую квартиру, закрывали на замок входную дверь и только после этого становились собой.

И вдруг я сама впустила в свой мир незнакомца.

Загрузка...