Ангел с разбитыми крыльями

Эпилог

Всегда, когда смотрю на море, я думаю об Ангеле. Остров Сардиния красивое место, и море здесь необыкновенное. Сапфировое — в солнечные дни декабря, и темно-кобальтовое, грозовое — в дождливые и ветреные.

За две недели, которые мы с дочерью провели в реабилитационном санатории города Ольбия, я привыкла засыпать и просыпаться под приглушенный звук волн и шум прибоя, слушать стук капель дождя в стекло, и эти простые звуки неожиданно вернули нам с дочерью тишину и покой. Надежду, что каждый новый день приносит лучшее для будущего Марии.

Только что курьер принес в наши апартаменты несколько коробок и красивых пакетов, аккуратно подписанных и запакованных. И Вишенка с любопытством крутится возле них, помогая мне здоровой ручкой открыть самую большую коробку и достать содержимое — белого плюшевого единорога с радужными крыльями, куклу Коломбину и снеговика Олафа. Она растерянно смотрит, когда из пакетов я достаю несколько платьев, новые розовые туфельки, очень красивые красные сапожки и белую пуховую курточку. И книги — с дюжину ярких и красивых детских книг.

Это все настолько девичье, что Вишенка, проведя две недели в больнице, не на шутку теряется. Впрочем, мне тоже есть, чему удивиться — такого подарка от Дона Марио я не ожидала, несмотря на то, что всё это время он не оставлял нас с Марией без внимания.

— Мамочка, а кому это всё? — потрясенно спрашивает дочка.

— Думаю, что тебе, Вишенка.

Детские глазки не обмануть, и они с осторожным сомнением переводят взгляд с игрушек на меня.

— Мне? И платья тоже?!

— И платья. Но не только. Похоже, Святая Лючия любит тебя и решила побаловать к Рождеству сказками. Она тоже очень хочет, чтобы ты выздоровела!

— Мамочка, я умею читать, и тут написано «Сердечно ваш, Марио Санторо». Мамочка, а кто это?

Мария осталась жива, и это главное. На мое счастье, она ничего не помнит из того ужасного дня, когда ее обманом выкрал Лоренцо, вывихнул плечо и сломал руку. Думаю, встреча с ним так сильно напугала мою девочку, что ее сознание просто выключилось. Она не плакала, не умоляла и не просила, она просто сбежала от чудовища в мир бессознательного, и это спасло жизнь не только ей, но и синьоре Мангано.

Я же перенесла синдром Такацубо. Как объяснил лечащий врач уже здесь, на Сардинии, этот сердечный приступ случается у людей в момент сильного эмоционального потрясения. Когда резкий выброс гормонов стресса буквально «оглушает» сердечную мышцу и парализует работу сердца, не позволяя ему нормально сокращаться.

Финал у приступа бывает разный, но мне повезло. Однако первые два дня я не могла двигаться и даже не помню, как частный рейс доставил нас с Марией из Милана в аэропорт Ольбии, а оттуда уже в частную больницу на берегу Средиземного моря. В тихое и безопасное место, где Дон Марио попросил меня сделать всё, чтобы поправить наше с дочерью здоровье. Ради будущего всех Санторо.

Я была ему благодарна. И за внимание, и за два коротких звонка по больничному телефону. Иметь личное средство связи запретил врач.

Оба раза я спрашивала мужчину об Адаме, и неизменно слышала в ответ:

— Жив, Ева. Есть дела, которые нам с внуком нужно закончить и кое-кого найти. Ты думай про себя и ребенка. Вам всего хватает? Всем довольны?

— Да, спасибо, более чем.

— Как себя чувствует Мария?

— Лучше. Значительно лучше.

— А ты?

— Я?

Сердечный приступ отпустил, но пережитый стресс вызвал сильнейшую интоксикацию в организме. Спасали капельницы и круглосуточное наблюдение медперсонала. Меня тошнило, кружилась голова, шла носом кровь и, если честно, я не сразу поняла, что происходит. Пока однажды во время осмотра врач прямо не спросил, присутствовали ли все эти симптомы в мою первую беременность. И какую мне назначали терапию.

Судя по тому, как проходит моя вторая беременность, она мне необходима.

Следующую ночь я не смогла сомкнуть глаз, а тошноту как рукой сняло.

— Вы уже знаете, да?

— Да. Сообщил твой лечащий врач. Но я не ставил Адама в известность, это твое право, Ева. Мой внук помешан на вашей безопасности, и если узнает, что ты в положении, мне придется ночевать в кресле под вашей дверью. Никому другому он вас не доверит. Вместе со мной приедет Селеста, Теодоро, охрана и собаки. Собаки могут доставить больнице неудобства. Поверь, девочка, вам с Марией пока лучше без нас.

— Я очень хочу его увидеть!

— Я передам…. когда он вернётся.

И всё. Я не знала, что и думать. Мне оставалось только молить Святую Деву, чтобы с Адамом всё было хорошо. И я молила — пожалуйста, прости нас всех, спаси его и сохрани!

Когда смогла вставать с постели, я подходила к широкому окну апартаментов, затем выходила на балкон и долго смотрела с высокого холма на простирающееся вдали море в белых гребнях набегающих волн. Бескрайнее, зимнее, пронзительно-синее в солнечный полдень, как необыкновенные глаза Ангела. Глаза мужчины, который перед Богом и людьми назвал меня своей женой. Раскрыл сильные крылья, как обещал, когда налетела гроза и сущий дьявол едва не погубил наши с Марией жизни!

Я скучала по нему, как можно скучать по своему человеку. Много думала и многое понимала. Оглядываясь назад, мысленно говорила с ним и просила простить за всё, что случилось в тот день.

В тишине возле моря я приходила в себя и восстанавливала силы. Выздоравливала от многолетнего страха и училась заново ощущать себя Евой — той улыбчивой девушкой, которой когда-то была.

Это оказалось непросто, Анна Риччи успела её забыть. Я долго всматривалась в свое отражение в зеркале, смотрела, желая вспомнить счастливое прошлое — то, каким оно было до возвращения Дино. Но видела лишь маму в кресле, наш разбитый дом, ювелирную мастерскую и Санто за работой — как он старался совладать с непослушной рукой. Как укладывал спать мою дочь и что-то мычал ей вместо колыбельной, когда мамы не стало.

Санто. Вот в чьих темных глазах всегда жила доброта и любовь ко мне. Ко всем нам.

Только за него одного можно навечно проклясть Фальконе!

Нет, мне не стать прежней Евой, но ради близких людей и всего доброго, что было в моей жизни, я научусь жить заново, открыто и свободно. Чтобы показать новую жизнь Марии.

Вишенка тоже выздоравливала, и это больше всего грело мое материнское сердце.

Врач запретил посещения и ограничил общение только медперсоналом и психологом. Последний приходил к нам под видом учителя рисования и проводил с Марией много времени. Я очень боялась, что дочка пострадала не только физически, но и морально. Что страх проник в её бессознательное и затаился там. И чтобы с ним справиться, может понадобиться психологическая помощь.

Психолог, очень вежливый и хрупкий старик восьмидесяти лет, аккуратно «смотрел» эти страхи через рисунки. Но Мария рисовала то, что обычно рисуют дети в ее возрасте — крылатых фей, розовых пони, пуделя Рики, оранжевые домики на зелёных лужайках, жёлтое солнце и человечка с синими-синими глазами.

— Кто это, детка? — спрашивал старичок.

— Ангел.

— А почему у него нет крыльев?

— Потому что он прилетел к нам и просто их сложил. Но он очень красивый, вы видите, синьор?

— О, малышка, безусловно! У него очень красивые ноги, да и уши симпатичные. Я бы даже предположил, что у него отменный слух!

— Ну, я просто ещё не умею хорошо рисовать.

— А почему он не улыбается, как думаешь?

— Не знаю.

— Может, ему чего-то не хватает?

— Я нарисую ему крылья!

— Но тогда он улетит, и мы не узнаем ответ.

Мария задумывается, но вдруг уверенно мотает головкой, поглаживая правой ладонью левую руку, которая загипсована от лопатки до запястья.

— Нет, он не улетит, он останется.

— Почему ты так решила?

— Потому что он выбрал нас, я знаю. И потому что обещал.

Рисование помогало Вишенке восстановиться, а наши разговоры с ней — увидеть мир вокруг. Сейчас он заключался в больничных апартаментах, но мы всегда умели сбежать от настоящего в книги или в мечты. И я готова была отвечать на её вопросы бесконечно и радоваться ее маленьким радостям.

Увидев подарки от Дона Марио, она теряется, но любопытство берет верх, и в глазках появляется осторожная радость.

— … Мамочка, тут написано «Сердечно ваш, Марио Санторо». А кто это?

— Это очень уважаемый и достойный человек, золотце. Он наш друг.

— А почему все называют тебя синьора Санторо?

— Потому что теперь это мое имя. И твое тоже. Ты теперь Мария Санторо.

— Как странно. Он что, твой муж?

— О, нет, — я улыбаюсь. — Он мне в дедушки годится. Но так уж случилось, что он теперь наш родственник. Ты не должна его бояться, когда увидишь, хотя вид у него очень строгий. А голос такой, что может запросто любого хулигана приструнить! Но мне почему-то кажется, что ты ему понравишься. Иначе зачем бы он прислал тебе подарки?

— Платья очень красивые.

— Да, очень.

— Мамочка, а у меня волосы вырастут такие же длинные, как у тебя? Ты такая красивая без парика!

— Конечно, золотце! Ещё лучше! Мы больше не будем их красить и стричь. И прятаться не будем.

— Почему?

— Потому что чудовище отравилось своей злобой и погибло. Его больше нет, оно никогда не вернется! И мальчик Ма́рио тоже. Ты всегда будешь моей дорогой Марией.

Вишенка молчит и внимательно смотрит на меня, словно читает в моем взгляде гораздо больше правды, чем я говорю. Не удивительно. Существуют моменты, которые понимаешь без слов.

— Его победил Ангел?

Ну что тут скажешь.

— Да, он победил его. У Ангела есть имя — Адам Санторо, и он теперь мой муж. Дон Марио — его дедушка, вот почему он прислал тебе книги и все эти подарки. Но после битвы с чудовищем Ангел ранен, и я не знаю, что с ним. Однако верю всем сердцем, что он поправится.

— Ангел твой муж?

— Да, Мари. Вот почему меня называют синьора Санторо.

— Мамочка, а где мы будем жить, когда уедем отсюда? У синьоры Лидии?

— Я не знаю. Я правда не знаю, золотце.

Сегодня врач впервые разрешил нам выйти за пределы санатория, и я пообещала дочери сводить ее в кафе и посмотреть на город, украшенный к Рождеству.

Я одеваю её в новое платье и сапожки. Осторожно креплю сломанную ручку в специальный бандаж и надеваю очень милую шапку с помпоном, оказавшуюся среди обновок.

Марии так непривычно видеть себя в платье, да ещё и в таком красивом, что она никак не может отойти от зеркала, с осторожным восторгом рассматривая бархатные оборки. А я искренне любуюсь своей девочкой, стараясь не показать слез. Мне нельзя спугнуть её желание увидеть себя новую, она так долго была мальчишкой, что заслужила эти минуты женской радости.

Я надеваю одежду, которая была со мной, и мы выходим на прогулку. Идём вдоль прибрежной каменной террасы, спускающейся с высоты холма, слушая шум волн, разбивающихся о скалистый берег, и ощущая свежий бриз на щеках.

Невероятно, скоро Рождество, а солнце разогнало тучи над Сардинией и окрасило море в синий цвет. Вдалеке виднеются белые яхты, взмывают в небо чайки, зелёные сосны и можжевельник источают хвойный аромат, и Вишенка крепко держит меня за руку, жадно впитывая настроение нового места и нового дня.

Мы какое-то время гуляем, пока аллейка не приводит нас в красивый город с уютной атмосферой морского курорта. Здесь гораздо оживленнее, чем на берегу, много гуляющих и прохожих, однако зимнюю Ольбию не сравнить с шумным Миланом, и можно спокойно ходить, рассматривать всё вокруг, не боясь толчеи и риска задеть травмированную ручку Марии.

Можно вдыхать запах ароматного кофе и свежей выпечки, смотреть на витрины со всевозможными пирожными, и мы с удовольствием замедляем шаг, оказавшись на улочке с уютными кафе.

— Кажется, я нашла самые аппетитные на свете канно́ли! Зайдем внутрь, Вишенка? — предлагаю дочке, увидев в витрине вафельные трубочки с мягким кремом и шоколадной крошкой.

— Зайдем!

Внутри кафе тепло и уютно. На окнах горят разноцветные гирлянды, стены украшены атласными лентами и шишками, а возле наряженной елки на красивой стойке разместили рождественский вертеп и фигурки ангелов.

Мы садимся за свободный столик, раздеваемся и делаем заказ — мясное рагу с овощами, как основное блюдо, ореховый латте и трубочки канноли на десерт. Аппетит нас в последнее время не радовал, но прогулка обеим пошла на пользу, и щечки у Марии порозовели.

Кафе небольшое, посетителей немного, и мы наслаждаемся обедом не торопясь. За соседним столиком сидят три девушки и что-то оживленно обсуждают между собой, приятно дополняя атмосферу негромким смехом.

И я бы не обратила на них внимания, если бы в какой-то момент в кафе не вошла четвертая девушка — красивая блондинка с сияющими глазами, и не произнесла с таким искренним восторгом в голосе, что мы с Мари невольно повернули головы:

— Девочки, знаю, что опоздала! Но у меня уважительная причина! Я сейчас в гостинице видела такого потрясающего парня, что у меня случилась дезориентация во времени и отвал челюсти! Представьте, я спускаюсь вниз, а он стоит в холле и разговаривает с консьержем — снимает номер и спрашивает про какой-то местный санаторий. Красивый, как мечта! И этого мало, чтобы описать! Я таких ещё не встречала!

— Моника, не выдумывай! Ты только неделю назад рассталась с Джильермо и грозилась целый год не смотреть на парней! Говорила, что все они мезозойцы небритые и тебя раздражают.

— Девочки, вы не понимаете, это химия! Как только он куртку снял и показал плечи, я встала перед ним, как вкопанная. Он повернулся и спрашивает: «Что вам нужно?», а я возьми и скажи: «Тебя. Надеюсь, ты свободен этим вечером?»

— Моника, ты сумасшедшая! Это же мой брат Дэвид к тебе так подкатывал, и ты его назвала кретином!

— Девочки, клянусь, это была моя самая большая глупость в жизни, но она того стоила!

— С ума сойти! Он что, согласился?

— Нет, он сказал «Исчезни», представляете? И тут же забыл о моем существовании! Такого со мной ещё никогда не было!

— Какой хам! Девочки, может, он слепой, и нашу Монику не рассмотрел?

— Или, наоборот, стеснительный, и ты его в краску вогнала?

— А может, у него здесь бабушка в санатории лечится, и ему не до знакомств. Тут много стариков.

— Или он гей! Да скорее всего!

— Девочки, я всё про него разузнаю! Меня он страшно зацепил! Мне кажется, он модель или актер, поэтому холодный, ну прямо айсберг! И такой твердый во всех смыслах, что хочется потрогать! Господи, а какие у него глаза… Синие-синие, как летнее небо над Корсикой! А кожа! Облизала бы всего, а потом отдалась! Нет, он не может быть геем, это несправедливо!

— Где вы его видели?

— Что?

Я и сама не заметила, как встала из-за столика и повернулась к девушкам.

— Парня, о котором говорили? Вы видели его в городе, я правильно поняла?

Незнакомки озадаченно переглядываются между собой, а затем удивленно смотрят на меня:

— Вы серьёзно, девушка? — весело ухмыляется блондинка, пока я замерла в ожидании ответа.

— Да, серьёзно.

— Зачем он вам? — хмурится она, а мое сердце во всю кричит, что это Ангел, и он здесь!

— Мне кажется, я его знаю.

— Поверьте, вам только кажется. Мало ли в Италии красивых парней?

Девушки за столиком смеются, а я неожиданно твердо настаиваю:

— Просто скажите название гостиницы, если не соврали. Ведь это не трудно?

Но блондинка не сдается и легко возвращает вопрос:

— Ну, допустим не соврала. Он актер?

— Нет.

— А кто?

Не думаю, что им действительно важно это знать. Да и я могу ошибиться, и парнем окажется вовсе не Адам.

— Он.… каскадер, снимается в Голливуде.

— А имя назовете? Вы сами слышали, я обещала подругам всё о нем разузнать. Без имени не скажу!

— Алекс.… Винченцо.… У него много имен, но для меня он Ангел.

— Офигеть! Девочки, клянусь, это похоже на правду! А вы что же, хотите автограф получить? Будьте готовы, что он вас даже не услышит. Вежливостью от него и не пахнет!

— Да, автограф. Вдруг повезет.

— Ну, успеха! — с сомнением смеется девушка, однако гостиницу называет и даже говорит, как к ней пройти.

Я одеваю Вишенку, накидываю на себя плащ, и мы выходим из кафе. Сначала идём, а потом бежим. Гостиница «Вилла Аморе» располагается через несколько узких улочек от кафе, но мы никак не можем ее найти! Но наконец-то я вижу неброскую вывеску на фасаде двухэтажного здания и открываю дверь в небольшой холл.

С замиранием сердца спрашиваю у консьержа, остановился ли у них Адам Санторо? Высокий молодой мужчина, мне очень нужно с ним встретиться!

— Извините, девушка, но мы не делимся личной информацией постояльцев. У нас здесь разные личности останавливаются, встречаются среди них и публичные. В прошлом веке ночевал сам Марчелло Мастрояни! — отвечает мужчина лет шестидесяти, не показывая и намеком, что слышал фамилию Санторо. — У нас даже сохранилась его благодарность отелю, показать?

— Нет, спасибо.

— А жаль. Пожалуй, я мог бы даже вспомнить, с кем он тут остановился. Но это не наша с вами история, не так ли?

— Вы правы. Не наша, и я могла ошибиться.

На моем лице наверняка отражаются все чувства, потому что мужчина вдруг интересуется:

— А кем вы приходитесь этому молодому человеку? Возможно, я все же смогу вам помочь.

Я мгновение медлю с ответом. Мне вдруг кажется, что случившееся в храме Бергамо — сон. Священник, люди, Адам и наши с ним слова клятв.

Но это не так, иначе бы мы с Марией сейчас не стояли здесь. И обручальное кольцо на руке тому свидетельство.

— Жена.

— Мы с мамой живем в санатории «Лазурный грот», — громко помогает Вишенка. — И мы — Санторо, так все говорят, я сама слышала!

— Шутница! — подмигивает дочери мужчина и кивает мне. — Ваш муж спрашивал меня именно про этот санаторий. Но кажется мне, что вы разминулись. Они ушли.

— Они?

— Да, он был с отцом, насколько я понял.

— Спасибо!

Мы выходим из гостиницы и торопливо возвращаемся к побережью. Я даже не думаю взять такси — рядом не видно свободных машин, а телефона у меня нет, и мы с Марией снова бежим по улочкам Ольбии.

Мои волосы растрепались, а щеки раскраснелись, когда, поднявшись на каменную террасу, я наконец замечаю на фоне моря высокую и стройную мужскую фигуру, которую мне никогда не спутать с другой.

— Адам.… Адам!

Он слышит мой голос и тут же оборачивается. Я замедляю шаг и шумно дышу. Жадно смотрю на него, словно мы не виделись год.

Короткие темные волосы успели слегка отрасти, с красивого лица исчезли следы драки, но главное — это глаза Ангела. Невероятно-синие и пронзительные, они находят меня, и сердце замирает в груди, чтобы тут же забиться с новой силой.

Адам видит меня и вдруг улыбается. Так счастливо, показав породистые ямочки, что захватывает дух.

Я тоже улыбаюсь ему и плачу сквозь слезы радости. Подбежав, обнимаю его, целую в щеку, встречая тепло рук и твердость сильного тела. Защиту, которую он мне всегда дарил.

— Слава богу, ты жив! Как я рада!

— Здравствуй, Соле. Я тоже по тебе скучал.

— Я больше!

Адам смеется. Невероятно, но я слышу его негромкий смех. Поднимаю лицо, чтобы что-то сказать, но он целует меня в губы, оставляя все слова на потом. Жадно притягивает к себе, не давая смутиться и не стесняясь людей на террасе. Проводит ладонью по моим волосам, и этот поцелуй на самом деле лучше всяких слов и жарче любых признаний.

— Да, это ты. Другой такой нет. Больше не пугай меня так, что не захочется жить. Никогда, Ева!

— Не буду.

Вишенка стоит рядом, раскрыв рот, и Адам садится к ней, чтобы взять ее руку в свою и сжать в ладони.

— Привет, миа белла. Ты сегодня прекрасна, как никогда. Я знал, что платья тебе больше к лицу, как и улыбка. А руку обязательно вылечим, но уже дома. Я вас с мамой забираю отсюда, вы теперь мои. Надеюсь, ты не против?

— Значит, ты правду тогда сказал? — спрашивает дочка, распахнув глаза. — Когда мы ехали на мотоцикле.

— Правду. Мне некуда идти, только к вам. И так, Мария, будет всегда.

Мне кажется, или я слышу чей-то горький вздох совсем рядом? До боли знакомый в этом чужом месте, ведь не почудилось?

Повернув голову, провожаю взглядом пару туристов, прошедших мимо, и вдруг замираю, увидев возле скамейки немолодого мужчину.

Он похудел с нашей последней встречи, а седина волос превратилась в мел; горе согнуло его некогда широкие плечи и окончательно повесило руку плетью… но это он, мой отец — другого у меня никогда не было.

— Санто?!.. Санто!

Я изумленно выдыхаю и бросаюсь к нему.

— Санто! — обнимаю отчима, не в силах поверить в чудо нашей встречи. Прячу лицо на родной груди, и он обнимает меня здоровой рукой в ответ. — Неужели это ты?!

— Я, Ева! Я, дочка! — всхлипывает, не пряча слез радости. — Сам не верю, что дожил до этого момента. Уже бы раз десять умер, если бы не надеялся увидеть вас хоть однажды. Искать боялся, чтобы не навлечь беду, но молился о вас каждый день!

— Санто, как нам тебя не хватало, если бы ты знал… Я так винила себя, так винила!

— Моя девочка, все позади и уже не вернется. Туда ему и дорога! Главное, что вы живы.

Вишенка тоже не забыла человека, который ее растил, и радостно кричит, подбегая к деду:

— Дедушка! Дедушка!

— Мария! Ох, моя Мария….

А я поворачиваюсь к своему грозовому незнакомцу, с которым нас свела судьба, счастливо улыбаясь ему сквозь слезы. Возвращаюсь и крепко обнимаю своего Ангела, который вернул мне небо и землю, и даже больше. Подарил надежду на завтрашний день и новую жизнь.

Привстав на носочки, припадаю к нему и целую губы, щеки, скулы — всё, до чего могу дотянуться, пока его руки ложатся на спину и обнимают меня.

— Святая дева, спасибо! Я знаю, ты меня услышала! Адам, ты настоящий Ангел! Я не смела даже надеяться, а ты совершил чудо! Не знаю, чем смогу отплатить тебе!

— Соле, достаточно того, что ты улыбаешься.

— Нет, недостаточно! Ты же ранен! Я боялась, что ты лежишь без чувств, или решил дать мне свободу и забыть. А ты всё это время искал Санто?!

Так вот о чём говорил Дон Марио.

— Не всё время. Половину времени я валялся в постели и пытался себя убедить, что не тряпка. А вторую — что смогу тебя отпустить, если после всего, что видела, ты захочешь уйти.

— И как, убедил?

— Нет. Я не смогу тебя отпустить, Соле, ты мой личный рай. Но обещаю сделать всё, чтобы вы с Марией были счастливы.

— Ты уже сделал так много!

— Найти твоего отца было непросто, но ещё сложнее оказалось убедить его, что у тебя есть муж. Вот в это он верить отказывался, а у меня, как назло, ни одной твоей фотографии. Пришлось выкрасть синьора Греко из социального приюта и уже в машине рассказать ему нашу с тобой историю. Без подробностей, конечно, — смеется Адам, — но, клянусь, он не верил до последнего момента, пока не увидел вас.

— Дай мне свой телефон, пожалуйста! — внезапно прошу я.

Адам достает из кармана телефон, снимает блок и передает мне. Я счастливо улыбаюсь и тут же делаю наш общий с ним снимок селфи. И ещё один, когда целую его в щеку. И ещё, но уже в губы. И всё равно, что там получилось! Отдаю телефон и снова его обнимаю, прижавшись щекой к теплой ключице.

— Почему ты затихла?

— Чувствую.

— Что именно, Ева?

— Тебя. Как сильно по тебе скучала, и как сильно я тебя люблю! — вдруг искренне признаюсь — Я видела твои крылья, Адам, они настоящие! Моя свобода — это ты, и другой я не хочу!

Мы вылетим из аэропорта Ольбии в аэропорт Бергамо следующим утром, оставив позади горечь прошлого и страхи. Вчетвером возвратимся на материковую часть Италии, чтобы открыть страницу нашей новой жизни и больше не оглядываться назад.

Но сначала будет зимний вечер на Сардинии. Соленый запах моря, рождественские огни, теплый ужин в отеле и разговоры с Санто. А затем и наша с Адамом длинная ночь, в которую мы о многом друг другу скажем.

В номере зажжен камин, горят поленья, и я впервые смотрю на Ангела так, как смотрит женщина на своего мужчину — любуясь им и не утаивая взгляда.

Он раздет после душа, на его сильных бедрах повязано полотенце. Кожа в месте ранения срослась, но шрам от ножа останется навсегда. И я про себя благодарю его святого, что сохранил Адаму жизнь. Подхожу к мужу, пока он поворачивается и встречает меня блестящим взглядом, прикрытым темными ресницами, и провожу пальцами по полосе шрама на боку — очень осторожно. Ощущая его рану, как свою собственную, оттого так больно думать, как дорого ему досталась моя свобода.

Поднимаю руки на грудь и глажу широкие плечи Адама. Смотрю в глаза и вижу гораздо больше его внешней красоты. Убийственной для женского сердца, сложно не признать, если бы не чувствовала, что живу в этом сердце одна. Если бы не помнила слова его клятвы.

Я тянусь и целую Адама, и он тут же отвечает, мягко притягивая меня к себе. Мои волосы ещё влажные, но его пальцы скользят в них, когда он целует мои губы и скулы. Сняв с бедер полотенце, снимает с меня халат и увлекает за собой в постель. Продолжает долго целовать, разжигая мое тело лаской и открывая своим рукам. Голый, горячий и твердый.

Мой совершенный Ангел.

Я провожу руками по сильной гибкой спине и принимаю в себя его желание. Прогибаюсь навстречу нежным ударам, встречая жадное дыхание губ и долгожданный танец нашей близости. Обхватываю его бедра ногами и позволяю Ангелу пить меня, словно я вода, без которой он не может жить. Но и сама беру то, что принадлежит мне по праву.

Удивительно, как легко любить, не чувствуя страха. Верить, не ожидая боли и упрека. Отдаваться желанию, чувствуя, что это не сон. Знать, что он принял меня со всем моим уродливым прошлым, о котором никогда не забыть, но можно закрыть в него дверь и жить дальше.

Теперь, когда больше нечего скрывать, мне о многом хочется рассказать Адаму. О своем детстве, о юности, о несбывшихся надеждах. И о многом услышать. О его прошлом, дверь в которое ещё не закрыта, я это чувствую, и о его мечтах.

Ночь стоит темная, по-прежнему пляшет огонь в камине. Я положила голову на плечо мужа и веду кончиками пальцев по его груди, ощущая тепло и силу, которые наполняют меня спокойствием. Приподнявшись, целую ключицу Адама и спускаюсь ниже.

Мне нравится ощущать тепло его кожи и обманчивую мягкость тела, способного становиться стальным. Нравится слышать его дыхание и знать, что я больше не одна в этом мире. Что этот мужчина — мой дом, моя крепость и моя семья, где бы мы оба ни оказались.

— Соле, я не сдержусь.

— Знаю.

— Какие сладкие у тебя губы, пощади! — улыбается Адам, приподнимая у моего лица волосы и гладя большим пальцем висок.

Он внимательно следит за мной и ни за что не откажется от ласки. А я, кажется, готова идти дальше — за те границы, которые сам он уже перешел.

Как странно устроена память: теперь я помню лишь нашу с ним близость, лишь его прикосновения и тяжесть горячего мужского тела на моем. Смелую ласку пальцев между моих ног и общую глубину поцелуя. Лишь его нежное «Соле» на жарком выдохе, словно касание к душе.

Темно-синий взгляд Адама не отпускает, и я продолжаю целовать его литое тело, спускаясь ниже. Но смущения нет, есть оголенное желание чувствовать и разделять удовольствие на двоих, когда я касаюсь губами упругой обнаженной плоти. Обхватываю ее, вбираю в себя и закрываю глаза. Отпустив, ласкаю языком, сжимаю нежными пальцами, заставив своего мужчину жадно произнести в ночь мое имя. Со стоном насладиться лаской… и притянуть меня к себе на бедра.

Мы снова смотрим друг на друга в мерцании камина. Адам обнимает меня и нежно гладит ладонью мою шею. Проводит большим пальцем по щеке и целует в губы.

— Я люблю тебя, Ева. Ты моя Соле, и ты восхитительна!

— Я твоя, Ангел.

— Я люблю тебя с первой ночи, как только услышал твой голос, и буду любить до последней, которую проживу. Мне от тебя никогда не отказаться.

Слова признания согревают и достают до самого сердца. Я улыбаюсь мужу, поднимаю руки и обнимаю его за шею. Шепчу в губы:

— Не отказывайся, иначе как мне выполнить обещание, данное тебе в храме? Потому что я знаю, в чем именно ты мне солгал.

Адам становится серьёзным. Я ощущаю это по тому, как напрягаются его плечи, а ладони на моей талии замирают.

— Ева, я просто не мог тебя чувствовать иначе. Никогда и ни с кем не допускал близости без защиты, но ты была, как наваждение! Солгать оказалось легче, чем видеть упрек и страх на твоем лице. Я спрашивал себя, зачем сказал, что стерилен — и не мог ответить. Только понимать, что унес твой запах в памяти и хочу вернуться. Ещё раз тебя увидеть. Ты пахнешь для меня, как сама жизнь!

— А сейчас?

— Ева.… — Адам склоняет голову и проводит ртом по моей шее. Притягивает к себе ближе, чтобы спрятать лицо в моих волосах. Гладит спину ладонями и прижимает к своей груди. Говорит тихо в ночь: — Я боюсь даже думать, о чём ты хочешь мне сказать… В тебе бьется всё, что нужно моему сердцу.

— Я хочу сказать спасибо, что спас Марию и назвал своей дочерью перед людьми. Ты не представляешь, как много это для меня значит. А для Марии — ещё больше, даже если она сейчас это не осознает. У моей девочки не было отца, но она полюбит тебя всей душой, как я когда-то полюбила Санто, и однажды ты будешь ею гордиться, я знаю.

— Ева….

— Нет, Адам, послушай!.. — я продолжаю шептать, касаясь губами его подбородка. — Спасибо, что нашел Санто, мне никогда не забыть, как много ты для нас сделал! Спасибо, что вернулся и возвращался снова, когда я тебя прогоняла!

Спасибо, что я снова жива, и если я для тебя жизнь — я буду счастлива продолжить род Санторо и стать матерью твоим детям.

Этим летом у нас родится первенец, сын. Я знаю это совершенно точно, как знаю то, что ты мне послан грозой! А потом я подарю тебе ещё сыновей, если ты будешь любить меня….

— Господи, Соле…. — выдыхает Адам, — Это больше, чем я мог желать!

Он кладет меня на подушку и нависает сверху. Широко улыбаясь, целует в губы, поднимает голову и смотрит в глаза, словно не верит, что я — реальность. Осторожно трогает рукой мой живот и оставляет на нем ладонь, согревая и защищая свой плод даже от ночи.

— Ева, ты ждешь ребенка?! Неужели это правда?

— Правда, — я тоже улыбаюсь. — Уже скоро станет заметно, а пока впереди зима, у меня к тебе будет просьба.

— Какая?! Чего ты хочешь? Я всё сделаю!

Наверное, моя просьба прозвучит глупо, ну и пусть! Я верю, что он поймет.

Спрятав улыбку, глажу ладонью щеку Ангела и прошу:

— Не надо всё, Адам. Пригласи меня на свидание, я никогда не была….

Адам сдержал обещание и познакомил нас с Тео. Его друг оказался кудрявым блондином, неожиданно искренним, худощавым парнем с детской душой, и первое, что он сказал, когда мы с Марией вошли в дом Санторо, было удивленное:

— Ангел, все говорят, что у тебя теперь есть жена. Это она?

Я не смутилась, Адам предупредил меня, что его друг чистый мыслями мальчишка. А вот Мария растерялась, оказавшись в красивом большом доме с высокими потолками и дорогим убранством.

Прижавшись к моему боку, дочка рассматривала все вокруг, и Теодоро тоже.

На парне были надеты большого размера футболка и штаны, он стоял босиком, держал в руке крупного чёрного щенка, и с неприкрытым интересом смотрел на нас.

— Привет, Тео. Да, это моя Ева. Я говорил тебе о ней, помнишь?

— Конечно! Ты сказал, что она похожа на цветок апельсинового дерева, и что для тебя она как принцесса Фейт для Железного Джио. А ещё, что она очень грустная и не хочет тебя видеть.

— Ну вот, — приподнимает уголки губ Адам, — сейчас ты выдашь все тайны. А я для своей принцессы ещё не совершил семь подвигов самурая, вдруг она меня разлюбит?

— А что, это был секрет?! — удивляется блондин, и я спешу успокоить застывшего парня.

— Всё хорошо, Теодоро! Уже нет. Про принцессу и подвиги — это Адам пошутил! Правда, Адам? — смотрю на мужа, но он серьёзно отвечает:

— Нет, самураи не бросают слов на ветер.

И Тео тоже серьёзно кивает:

— Нет, Ева, Ангел не шутит. Он всегда делает то, что обещает.

И я бы, наверное, растерялась, если бы Тео не подошел ближе и запросто не протянул щенка Вишенке.

— Ты — Мария, я знаю. Очень смелая девочка, которая любит сказки. Я — Теодоро, мы с мамой здесь живем, а это — капитан Рольф. Будущий капитан Рольф! Потому что сейчас ему всего полтора месяца, но смотри, какой он крепыш! Можешь его погладить, теперь он твой друг!

— Я…. я не знаю, — шепчет изумленно Вишенка, а щенок уже тянется к ней носом, почувствовав то ли родственную душу, а то ли запах шоколадного молока, которое дочка пила в самолете.

Рядом стоит хозяин дома вместе с Селестой, и я удивленно на него смотрю.

— Дон Марио, это ведь щенок кане-корсо, я не ошиблась?

— Не ошиблась, — довольно улыбается мужчина. — Но переживать не стоит, милая. Эти собаки служат нашей семье уже много лет. Сейчас родители этого малыша закрыты в вольере с выводком, но обычно они охраняют территорию виллы и преданы нам больше, чем мы того заслуживаем. Этот щенок весь в отца, в красавца Рембо, пса Адама. Самый крупный и смелый из помета, и он теперь твой, Мария. Уверен, вы подружитесь.

— Мамочка, он меня лизнул! Ой, мокро!

— И это только начало, малышка! Что-что, а слюна у них идет в комплекте с дружбой!

И если до этого Мария смущалась, знакомясь с хозяином дома и Селестой. Молча стояла, прижимаясь к нам с Адамом, то теперь моя девочка улыбается и бесстрашно шагает вперед.

Гладит щенка, счастливо на него глядя, и Дон Марио помогает ей его удержать, обещая, что когда рука у Марии заживет, она сможет с Рольфом играть во дворе. И даже в своей комнате, когда тот подрастет.

— Охранять тебя — будет его главной задачей. Так что с этого дня можешь никого не бояться. Как только Рольф твердо встанет на лапы, он будет за тобой ходить, как хвостик!

— Спасибо, Дон Марио.

— О нет, малышка. Называй-ка ты лучше меня дедушкой. Был у тебя один дед, а теперь будет два, договорились?

Вишенка поворачивается и смотрит на Адама, словно спрашивая у него разрешения, и тот берет ее на руки.

— Миа белла, ты дома. Теперь мы все одна семья. Если мой дед так хочет, сделай его счастливым, у тебя получится!

— …Даже не верю, — качает головой Дон Марио, отпуская щенка бегать у наших ног и смотреть на Марию, — что я дожил до правнуков. Ну, давайте, семья, садится за стол. Если бы вы знали, как я вас всех ждал!

Уже за большим белым столом в красивой гостиной, услышав, как Селеста называет меня женой Адама, Теодоро вдруг вспоминает, заставив всех замолчать:

— Постойте, а как же свадьба? Её ведь не было? Так нечестно, мама! Ангел, а как же свадебный торт и.… диадема принцессы Фейт?!

Адам

Белоснежная вилла Лара — большое поместье в итальянском стиле с элегантным фасадом, просторными террасами и красивым садом — прекрасна даже зимой. Виды на заснеженные вершины гор и тихие воды озера Комо у меня всегда вызывали ощущения дома и покоя, но долгое время я осознанно их гнал от себя. Запрещал себе чувствовать живописное спокойствие этого места, пока смерть обоих родителей не была справедливо отомщена данной мной клятвой, и их души не упокоились наконец в семейной часовне.

Сегодня всё иначе. Территория виллы красиво украшена гирляндами, мерцающими на деревьях тысячью огней, ледяными скульптурами ангелов, подсвеченными прожекторами, и разноцветными лентами.

Вечером здесь будет фейерверк, огни на воде и живая музыка на освещённой яхте у причала. Множество гостей со всей Италии, прибывших на двойное торжество, долго не сомкнут глаз, разделяя с семьей Санторо её счастливый день.

И множество людей искренне пожелают молодоженам счастья.

Я тоже. Одетая в нежно-голубое платье с меховой накидкой, Селеста давно стала частью сердца Марио Санторо, заслужив право называться его женой. И наших с Тео сердец тоже.

Раненая душевно, как и все мы, она не сразу согласилась на очередное предложение деда. Но на этот раз Марио оказался настойчив, и все, кто хотел, услышали у алтаря, что Дон не видит следы ожога на лице своей любимой женщины и не замечает седины в её волосах. Что она и её душа — самое красивое, что было и есть в его жизни, и так будет, пока эта жизнь не закончится.

Санторо всегда держат слово и данные обещания, и Селеста сказала «да».

Высокая стеклянная терраса виллы Лара украшена белыми цветами, словно время года изменилось, и здесь расцвел сад белых роз. Горят хрустальные люстры, добавляя света солнечному январскому дню, юные хористы возносят небу молитву «Аве Мария», и гости свадебной церемонии поднимаются со своих мест.

Я стою у алтаря, но все равно замираю, когда отец Евы ведет сквозь распахнутые двери террасы свою красавицу дочь.

В белом подвенечном платье, усыпанном кружевами и жемчугом, с длинной фатой и сияющей диадемой в золотых волосах, моя Соле прекрасна, как никогда. И я понимаю, почему ее отец не может сдержать слез, когда гордо ведет мою любовь ко мне, не в силах оторвать от нее взгляда.

В руках у Евы букет из белых роз, после ночи любви нежные губы горят алым, а зелёные глаза светятся радостью. Они находят меня, и время останавливается. И только сердце бьётся в той же тональности, в которой нежные голоса наполняют тишину церемонии словами молитвы:

«Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с Тобою.

Благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего Иисус…»

В эту минуту я встречаю Еву и понимаю, что если она не моя жизнь и не мое продолжение, то что я сам без неё?

«…Святая Мария, молись о нас, грешных, ныне и в смерти нашей. Аминь!»

Спасибо, Лара. Теперь я знаю, кому ты молилась в свой последний час, и кто моя святая.

Санто равняется со мной и передает мне руку той, кому уже безраздельно отдано мое сердце.

Нас благословляет тот же самый священник из храма в Бергамо, но сегодня таинство вершится по-настоящему праздничное, на кольцах появились личные обеты, и Тео громче всех гостей хлопает в ладони и радуется, когда мы с Евой скрепляем слова любви крепким поцелуем.

Впереди свадебный танец, на наших лицах улыбки, я поднимаю жену на руки, и счастливая Мария смеется, вместе с другими детьми усыпая дорогу перед нами лепестками роз. Подбрасывает в воздух горсточки риса и разноцветные конфетти.

Мы первыми входим в зал, где нас встречают музыканты, и нашу свадебную тарантеллу я начинаю и заканчиваю словами:

— Я люблю тебя, моя Соле!

Ева

Габриэль всё-таки нарисовал меня, как и хотел, но в паре с Адамом. И теперь наш свадебный портрет висит на стене гостиной виллы Лара.

— Ева, теперь я понимаю, почему все время хотел тебя нарисовать. Я просто чувствовал, что ты другая. Смотрел на тебя и не мог понять, чего мне не хватает в твоей внешности?

— Судя по тому, что я вижу, Росси, ты сделал вывод, что моей жене не хватало меня.

Принять такой подарок было неловко, но Росси убедил нас, что он старался вовсе не для нас, а для наших внуков, чтобы они восхищались талантом художника, а потому будет счастлив, если мы этот портрет у него просто заберем.

Я была благодарна Габриэлю и за портрет, и за его дружбу, и за то, что он согласился стать крестным отцом Марии. Так что мы продолжаем видеться.

Аврора Костанцо после похищения Марии и случившегося в Бергамо так переживала эмоционально, что забросила работу, и на нашу с Адамом свадьбу пришла в образе обычной девушки, а не бывшей модели «Fendi». Так что на ухаживания за ней незнакомца по имени Тони, одного из приближенных людей Дона Марио, поначалу не обратила внимания. А зря, тот проявил настойчивость, и теперь они вместе.

Семейство Белуччи тоже были гостями на нашей свадьбе. Синьора Лидия любезно согласилась оставить мою маленькую квартиру за нами, и теперь мы с Адамом иногда возвращаемся в Бергамо, чтобы навестить Санто и увидеть наших друзей.

Наш родительский дом в пригороде Неаполя сгорел со всеми дорогими сердцу вещами. Землю Фальконе обманом продал. То, что отчим, которого жестоко избили и выбросили на обочину, остался жив — было чудом, и он долгое время жил в социальном приюте, не вспоминая свое имя. Учась заново ходить и говорить.

Мы с Марией снились ему, и он старался жить. Вспоминал маму, читал книги вслух, и упорство принесло плоды. Сейчас я верила, что новая ювелирная мастерская станет для Санто исцелением.

Я тоже по-прежнему горела ювелирным делом и собиралась перенять опыт Греко. Поступить в Миланский институт дизайна и открыть свое дело. Начать никогда не поздно!

Собираюсь и непременно поступлю! Но уже следующим летом, когда подрастет наш с Адамом сын Ромео. А пока.…

— Соле, как ты смотришь на то, чтобы сходить в кино? У меня заказаны билеты на последний ряд. Только ты и я?

На мне легкий джемпер, джинсы и босоножки, волосы завязаны в высокий хвост. Селеста только что прикрыла дверь в спальню нашего малыша, обещая за ним присмотреть, и я с улыбкой смотрю в пронзительно-синие глаза своего Ангела. Красивого молодого мужчины, которым сложно не любоваться.

— А что за фильм?

— Какая-то космическая ерунда с захватом мира и нашествием инопланетных зомби. Тебе понравится. Особенно сцены с поцелуями.

— Что, настолько всё горячо?

— Как наяву, любимая! Зомби, любовь и никакой цензуры на последнем ряду!

— Обожаю такое чувственное кино!

— Так ты согласна?

Я обнимаю Адама за шею и целую в губы.

— С удовольствием!