Беременная для Зверя

Глава 79. Зверь

— Говори, гнида…

В ответ пойманный человек Пороха лишь мычит. Растираю лицо руками. Не люблю выбивать сведения. Немец с этим лучше справляется. Ему в кайф ломать и видеть боль.

Но нужно и самому грязную работу выполнять. Не всегда перекладывать на других. Бью ещё раз по лицу. Его кровь уже забрызгала мою рубашку. Но человек Пороха упорно молчит.

— Давай я, — предлагает Немец.

Киваю. Соглашаясь. Немец звонит кому-то, просит принести выпивку в вип-ку. Снаружи долбят басы музыки. Никто не услышит воплей боли и возмущения стукачка.

В випке появляется официантка, ставя на стол заказ. Немец отправляет её прочь шлепком по заднице. С удивлением узнаю в ней — бабу из деревни. Кажется, Кристина.

— Ты её ещё не выкинул?

— Крис? — уточняет Немец. — Не-а… Трахать её, правда, надоело. Визгливая баба. Не особо красивая, но старательная, соображает быстро. Почему бы не пристроить в клуб? — объясняет своё решение Немец.

— Тебе решать…

Мне похрен, кого Немец в свой клуб набирает персоналом. Лишь бы гнилья не было и стукачей. Как только у человека Пороха наглости хватило сунуться в клуб, принадлежащий моим людям? Ещё и с таблетками, втюхивая их посетителям. Словно нарочно нарывался.

— Кстати, этого пидара Крис сдала. Заметила, как он наркоту втихаря продаёт, услышала, как он треплется… — охотно объясняет Немец, закатывая рукава рубашки. — Говорю же, баба не фонтан, но старательная и внимательная.

— Я понял, что ты от неё кипятком ссышь. Делай, чё хотел.

— Ща…

Немец неторопливо наливает себе вискаря, опустошает бокал, потом ещё один. Наливает в третий раз, но не выпивает.

— Ну, блять, развёл церемонию чаепития! Зверь, давай я просто шмальну по яйцам? — предлагает Пятый, сидя в стороне. — Быстро говорить начнёт!

Тянется к стволу привычным жестом, горя от нетерпения.

— Тебе лишь бы шмальнуть, — недовольно отзывается Немец. Закуривает сигару и склоняется над человеком Пороха.

— Глаза закрой, — командует, поднося сигару близко к лицу.

Тот испуганно верещит, мотает головой, таращит глаза нарочно, распахивая до предела. Немец обхватывает его за шею, фиксируя голову. Подносит зажжённую сигару к глазам. Тот автоматически их закрывает.

— Не надо! — визжит. — Всё скажу. Всё!..

— Говори, — приказываю. — Немец, отпусти…

Немец с неудовольствием отпускает голову, но ещё раз подносит зажжёный конец сигары к лицу пленённого. Наслаждается страхом. Втягивает его жадно, аж ноздри трепещут.

— Немец. Свали, кому сказал…

— Слышь, ты говори быстрее, — советует пленнику Пятый. — А то он долго развлекаться может.

Немец разваливается в кресле. Сожаление на лице написано. Недоволен, что развлечение отобрали. Ему бы в гестапо работать.

— Я всё скажу. Всё, что знаю… — тараторит пленник.

— Где Порох? — перехожу к главному.

— Не знаю.

— Немец… Потолкуй с ним ещё, — киваю в сторону. Немец азартно поднимается.

— Нет! Я… не знаю. Правда, не знаю. Я с ним не связываюсь напрямую. Кто бы меня к самому Пороху привёл? Но я людей его знаю. К-к-к-то таблетки поставляет… Могу сказать.

— Мне это неинтересно. Меня интересует сам Порох.

Немец опять дымит. С интересом смотрит в мою сторону. Едва не подскакивает — так хочется жертвой заняться.

— Я не знаю, г-г-г-де он! — трясётся от страха. Заливается потом. Воняет кислым страхом. — Но я знаю другое. Точки. Поставки… Людей.

— Немец, отвяжи. Пусть запишет всё. Имена, номера телефонов. Маршруты. Даты поставок…

— Только мне нужно будет… скрыться. Если П-п-порох узнает, что я сдал его бизнес, мне хана.

— Пиши, блять. Или я тобой займусь, — скалится Немец. — Тогда хана Пороха тебе раем покажется.

Пленник разминает пальцы затёкшие. Просит подать свой телефон.

— Я его уже прошерстил и всё скопировал, — отзывается Пятый. — Но пусть пояснит, что к чему, чтобы долго не ковыряться в этом дерьме.

— Да-да, конечно…

Долго и муторно. В комнате дышать нечем становится. Немец ещё надымил так, что топор вешать можно. От меня самого потом куревом нести будет. До блевоты.

— Эт-т-т-о всё, что я знаю…

— Нет. Не всё, — подаётся вперёд Немец. — Не всё… Дай, я его расколю, Зверь? Пять минут — и он расскажет даже то, что видел в года два или три!

— Заебал ты. Ладно, делай! — рублю воздух рукой.

Выхожу из комнаты. Хапнуть свежего воздуха. На время посмотреть. Поздно. Очень.

Малая уже наверняка десятый сон видит. Или нет? Телефон достаю, загружая приложение с данными видеокамер. Долго грузит, сука. Связь здесь, на цокольном этаже клуба, плохая. Почти не ловит сигнал. Интернет едва тащит.

Визг. Резкий и испуганный. Недолго длится. Дверь хлопает.

— Зверь, — зовёт Пятый. — Зайди. Послушай.

У пленника одно веко дико распухшее и покрасневшее. Глаз не открывается.

— Говори.

— Знаю, что у тебя есть к-к-крыса Пороха. Близко. Очень близко, — едва ворочает языком.

— Кто?

— Тот, на кого бы ты никогда не подумал, — тяжело дышит. — Давно рядом с тобой. Сам знаешь, — смотрит на меня одним глазом. — Кто.

Телефон вибрирует — данные загрузились. Смотрю. Картинка чёткая. Вмиг сатанею, видя как Ризван Малую трогает — плечи, лицо. За спину держит. Тепло. Близко.

Мразь.

Неужели он?

В груди — снова дыра размером с космос. Мысли в адском огне. От него… не ожидал. Ризван мне почти как брат. Я его сына на руках держал. Жену знаю… Жену… Жену, сука, зовут Ариной. Тоже. Как мою Малую.

С хуя ли?!

— Да, кажется, ты всё понял, — подаёт голос пленник.

— На кого бочку катит? — уточняет Пятый.

— На Ризва-а-ана, — тянет Немец. — Сам подумай…

— Хач? — хмурится Пятый. — Я ему не друг. Но в это гониво мне не верится.

— Не верится? — подскакивает Немец. — А ты подумай. В деревне. Как он за девку пасти всем был готов рвать, а? Моих положил. Двух.

— Твои ушлёпки до её пизды примерялись, — обрубает Пятый. — Хач приказ Зверя выполнял. С натягом правда. Смотри, чтобы не лопнула.

— Чё, ещё поговорить с ним? — уточняет Немец у меня.

Застываю. Как камень. В мозгах полыхнуло, а теперь — пустота. В предательство Ризвана мне с трудом верится. Но факты. Действия. Внимание. Всё так. Теперь понятно, почему Ризван за Малую впрягается.

Поначалу он мне чаще всех в уши дул, что я ошибаюсь. Отговаривал меня соваться в деревню. О другом говорил: «План твой — херня…»

Хорошо в уши дул. И он сам. Первым Малую схватил. Проверил пятна родимые. Привязал.

Другие бы её основательно примяли, полапали… Он не дал.

Ждал до моего прихода.

Говорил, что я неправ. Много раз.

Теперь понятно, почему.

Оберегает.

По приказу папаши.

— Если это так, Порох бы давно тебя, как клопа, придавил, — подаёт голос Пятый. — И всех нас заодно.

— Зачем? — спрашивает пленник. — Пороху так выгоднее. Знать, куда и зачем вы направляетесь. Что делаете… Быть в курсе всего — выгоднее!

— Ну, херово он дочку свою охранял, я скажу, — тянет Пятый. — Зверь всё равно добрался.

Да.

Но не так, как было по плану. Она же, сука, мне в мозги вкрутилась. Как саморез. Под самую шляпку. Если вырвать — то только вместе с долей моей плоти.

Теперь понесла. Как и я хотел.

Нетронутая. Неприкосновенная. Потраханная — да. Но какая баба ходит не продырявленной всю свою жизнь?

Я же о ней — постоянно. Заботой. Условиями. Ни словом, ни делом другим не позволяю тронуть.

Всех загрызть готов. Сам. Большего и не надо.

А этот… «друг» рядом. Приглядывает. Тормозит. Остужает, когда на грани. Когда сам не знаю — то ли убить заразу, то ли утрахать так, чтобы кончала с моим именем.

— Он давно Пороха знает и бабу его — мать дочки — знал. С одного района, — снова говорит пленник.

Говорит и говорит.

Одно к одному — фактами сыплет.

Когда затыкается, моя голова напичкана под самую завязку — ещё немного, ещё хотя бы одно слово — и лопнет. Разнесёт на ошмётки.

— Менты Пороха много лет назад, знаешь, почему не взяли? Потому что хач помог ему скрыться, — заявляет с радостью пленник. — Не знал, что он был так близко?

Ещё одно полено — в костёр ненависти и злобы.

Перебираю ворох фактов о Ризване — знаю много. Но не всё. Были пробелы. Не лез в подноготную к тому, кого едва ли не братом считал. У каждого есть чёрные дыры, в которых утонуть можно.

Но лучше бы сунул нос. Чтобы знать, кто передо мной. Рядом. Постоянно. Может, потому и не получается с Порохом разделаться — Ризван ему всё сливает. До капли последней.

Если так, то Малая в опасности.

Нет.

Хохочу. Как сумасшедший. Месть? Посмешище. Картонный спектакль для сатаны. Одной рукой угрожаю, второй — в ласке топлю.

Ей со мной — ничего не грозит.

С Ризваном в няньках — тем более.

Пятый прерывает мой смех резонным вопросом:

— Зверь, чё с гнидой делать будем? — кивает в сторону пленника.

— Избавься. Он больше не нужен, — выхожу. — И собери людей. Надо с другом… поговорить.

Дверь за спиной захлопнуться не успевает — грохочет выстрел. Всего один. Больше не надо.

Сколько понадобится пуль, чтобы выбить из собственной головы мысль о предательстве близкого друга?

Отмотать назад. Прожить заново. Подмечая то, что раньше виделось мелким. Неважным. Теперь у всего — иной окрас и даже запах.

Взвизгнув шинами, тачка с места срывается. Прямиком в черноту ночи врезается. Разгоняется до предела за несколько сраных секунд.

Пульс в висках грохочет. Убийственно сильно. Почти на разрыв аорты.

— Хамиту позвонить? — предлагает Пятый. — Чтобы парни в курсе были.

— Нет. Спугнём. Пусть ничего не знает.

Одной рукой руль придерживаю. Во второй — телефон зажат. Секу происходящее по камерам. Чё Ризван Малой чешет, а? О чём заливает?

Внутри зудит всё. От их длительной беседы. От взглядов долгих.

Убить. Реально. Мозги чтобы по стенке размазало. Похуй на его семью. Жена пусть заранее покупает чёрный платок и заказывает место на кладбище. Сразу два. Без моих денег сыну Ризвана — пиздец. На лечение деньги требуются. Последняя операция нужна по пересадки почки. Дорогая очень.

Шваль… Как он мог?

Руль под пальцами трещит. Все огни пятном сливаются. Слепящим. Ничего не соображаю.

В голове бьёт только одна мысль. Кровь жаждет отмщения. Немедленного.