Бессердечное небо

Сет

Я блуждал по темным туннелям, волоча ногами, пока мое сердце, как камень, опускалось в холодный, холодный омут желудка. Слова Калеба крутились в моей голове, словно в стиральной машинке, поставленной на адский режим отжима.

— Я просто не думаю…

Я знал конец этого предложения, я знал его нутром, сердцем, членом, своей гребаной душой. «Я не думаю, что мы должны были это делать». Вот к чему он клонил. Я увидел все в его глазах. Я увидел перемену, именно в тот момент, когда он понял, что совершил одну, огромную необратимую ошибку. А я был воплощением этой ошибки.

Вместо того, чтобы сказать ему правду, как, наверное, и следовало бы, я постарался прикрыть свою задницу. Я пытался соврать так хорошо, насколько было возможно, и заявил, что я показываю знак мира всем своим BFF BJ. Я еще сказал, что, возможно, предложу и Дариусу. Словно для меня подобное поведение совершенно нормально и не является полной хуйней.

Знак мира? Ебучий знак мира??? Теперь я должен исправить ситуацию и попытаться воскресить этот знак, показывая его случайным парням, всякий раз, когда Калеб будет рядом, продолжая обманывать, привязав его к солнечной стали и никогда не допуская, чтобы он распался. Я должен стать Рэмбо в своей лжи, выпотрошить все крохи честности и оставить за собой кровавый след правды, пока не останется только ложь.

Я должен действовать предельно жестко, поскольку если Калеб когда-нибудь усомнится во мне, или он узнает правду, то я умру. И не просто в драматическом метафорическом смысле, я буквально умру. Я встану прямо под луной и попрошу ее прикончить меня, так как мне не хочется жить в мире, в котором я потеряю Калеба Альтаира.

Даже если я буду мучиться всю оставшуюся жизнь и буду вынужден вечно хранить эту тайну в своем сердце, пока она не сожрет его и не оставит после себя лишь горечь. Мне придется смириться с тем, что Калеб женится на какой-нибудь девушке, с улыбкой на лице присутствовать на его свадьбе, смотреть, как он рожает от нее детей, и при этом вспоминать, как я когда-то отсосал его член и показал ему знак мира, делая вид, что для меня это совершенно ничего не значит.

Я стану злым, одиноким и никогда не женюсь, слишком переполненный гневом, ничего не смогу поделать, кроме как погрязнуть в собственных чувствах. И в последний день своей жизни, когда я состарюсь и поседею, и буду одиноко жить во дворце, полном красивых вещей, которые коллекционировал, заполняя пустоту внутри себя, то возьму нож, вырежу свое сердце и оставлю его на пороге Калеба. Тогда, и только тогда, я дам ему понять, что любил его так глубоко, так безответно, что это разрушало меня каждый день жизни с момента нашей встречи в его комнате.

Или, возможно, он покончит со мной сейчас и больше никогда не захочет со мной разговаривать.

О звезды, я все испортил. Я потерял Кэла навсегда.

Заунывный скулеж сорвался с моих губ, и я задрожал на морозном воздухе, углубляясь в темноту, мое тело жаждало контакта с окружающей меня стаей. По своей природе я ищу утешения у Волков, но здесь, внизу, у меня нет стаи, во всяком случае, такой, к которой я могу прийти прямо сейчас. Оскура всегда меня принимают, когда я нуждаюсь в комфорте других Волков, но у них есть свои Альфы, а у меня нет никакого желания бороться за власть над ними. Кроме того, если я пойду к ним, то увижу Розали и вспомню, как Калеб смотрел на нее, когда мы вместе ее трахали. При мысли о нем и его любви к вагинам моя душа запылала, и я понял, что, скорее всего, если пойду к ней сейчас, то попытаюсь вырвать ей горло.

Поговорить об этом с Максом или Дариусом я не могу, а теперь, когда ушла Дарси, говорить больше не с кем. Орион оказался единственным во всем этом месте, кто вообще знает о моих чувствах к Калебу, но я ему не нужен. Он снова и снова отвергает мою привязанность, а сейчас я не в силах вынести очередной отказ. Так что я нашел дорогу в самый темный, самый одинокий угол всего Берроуза, уселся там и заскулил, скорбный звук полился из меня, когда я запустил руки в волосы и уткнулся лицом в колени.

Я потерял его. Вот и все. Я прошёл путь от ничего до минета за шестьдесят секунд. Я сел на поезд до королевства Диклик даже не остановившись в округе Поцелуев. Я должен был уделить больше времени его рту, убедившись, что он хочет этого. Я многое успел бы проделать языком между его губами и выяснить, хочет ли он вообще, чтобы я отправился в поход на юг. О чем я только думал? Я был так взволнован. Но ведь это всегда была моя проблема, так ведь? Я был глупой шавкой, которой достаточно лишь предложить крошечную косточку, чтобы он пришел в восторг. А у Калеба кость огромная. По своей природе я хочу закопать ее где-нибудь, но мой рот явно не лучший вариант.

Я переступил черту, и теперь он намерен отвернуться от меня. Должно быть, я совершенно неправильно истолковал обстановку в комнате, и теперь мне кажется, что я, еб твою мать, сексуально домогался своего друга. Наверное, все дело в крови. Должно быть, он на мгновение растерялся, а я, как мудак, позволил себе поверить, что ему нужен именно я, и что теперь? Как нам теперь жить дальше?

На меня накатила тошнотворная правда, потому что я точно знаю, что мы никогда не сможем преодолеть это. Я в одиночку ударил по нашей дружбе молотком в форме члена, вытащил ее, брыкающуюся и кричащую, в лес, добил ее еще одним кровавым ударом по голове, а затем закопал на шесть футов под землю. Это убийство друга. Гребаное убийство в масштабах друга.

Я медленно начал стягивать с себя треники, решив, что мне станет легче, если я перекинусь и пойду наверх, побегать под луной. По крайней мере, луна выслушает мои жалобы, она всегда оставалась верной спутницей.

— Стоит ли мне знать, почему ты плачешь и раздеваешься в темноте? — глубокий голос Лэнса Ориона прозвучал надо мной, и я вскинул голову, когда хныканье застряло у меня в горле.

— Я не плачу, — глухо ответил я, натягивая штаны. — Я хнычу.

— Одно и то же, шавка. — Он откусил кусочек от буррито в своей руке, а я нахмурился.

— Почему ты ешь здесь в одиночестве? — Отвлекся я от своих проблем.

— Потому что я остался голодным после хотдога, а есть одному в столовой — это особый ад для меня, поскольку все относятся ко мне как к гребаному изгою, — пробормотал он, откусывая еще один кусочек буррито и проглатывая его. — Поэтому я приготовил себе перекус на кухне — ну, технически, я напугал маленького Оборотня Мышонка, заставив его приготовить его для меня. — Он хихикнул. — Полагаю, я не буду мешать тебе плакать.

— Хныкать, — прорычал я.

— Угу, — легкомысленно сказал он, отворачиваясь от меня.

— Подожди, — позвал я. — Ты… услышал, как я хнычу, и пришел проверить, все ли со мной в порядке?

— Совершенно, нет, — пренебрежительно сказал он, но, наверняка, его вампирские уши уловили мои хныканья? Он должен был понять, что это я, и захотел помочь. А если он захотел помочь, то, возможно, он сможет дать мне то, что мне необходимо.

Отчаянно вскочив на ноги, я побежал за ним, когда он пошел прочь, и тот факт, что он не умчался со своей вампирской скоростью, дал мне совершенно точный ответ, что он хочет меня утешить.

— Тебе, наверное, нужна компания. Ты скучаешь по Дарси, — произнес я, и он, ничего не ответив, принялся еще энергичнее уплетать свой буррито. — Может, иногда я могу спать с тобой по ночам? Я могу наложить иллюзию на свои волосы, чтобы они казались голубыми, и если я буду говорить высоким голосом, то, возможно…

— Я прерву тебя прямо здесь, Сет, — перебил он меня, проглотив еду, которая была у него во рту. — Не существует никаких обстоятельств — я повторяю — никаких обстоятельств, при которых я бы позволил тебе притвориться Дарси, чтобы у тебя была возможность обнимать меня в нашей гребаной постели.

— Ладно, — вздохнул я, свесив голову.

— Почему бы тебе не пойти и не сблизиться с кем-нибудь из Волков Оскура, если тебе нужно такое внимание? — предложил он.

— Потому что мне нужны не только обнимашки, прижимашки и ласки, — грустно ответил я. — Мне нужно поговорить о том, что произошло, одновременно делая все эти вещи.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, и я посмотрел на него своими большими глазами и дрожащей нижней губой.

— Я сделал кое-что ужасное, — прошептал я.

— Что? — требовательно спросил он, но я покачал головой.

— Я не могу, Лэнс. Я не могу рассказать об этом. Не без обнимашек. Мне необходимо чувствовать себя в безопасности, пока я говорю об этом.

— Тогда иди и выскажи одному из Наследников, — твердо сказал он, но я заскулил, снова покачав головой.

— Я не могу, — пролепетал я. — Это из-за Калеба. А теперь Дарси ушла и… и… — Я запрокинул голову назад и завыл, моя боль выплеснулась из меня и заполнила каждый уголок этой промерзшей, темной части Берроуза.

Орион закрыл мне рот рукой, заставив умолкнуть, доедая свой буррито, когда его глаза смерили меня взглядом. Он протяжно и устало выдохнул, медленно убирая руку от моего рта.

— Я сделаю это только один раз, и только потому, что Дарси попросила бы меня об этом, если бы могла.

— Что? — вздохнул я.

— Ты можешь прийти ко мне в комнату и получить одно маленькое, кратковременное объятие, — предложил он, и я ахнул, с восторгом бросившись к нему, подпрыгивая вверх и вниз, зная, что мой хвост будет вилять со скоростью мили в минуту, если я окажусь в своей измененной форме.

Он с рычанием отпихнул меня от себя.

— Что я только что сказал? — огрызнулся он.

— Одно объятие. Понял. — Я отступил назад, практически разрываясь от потребности быть обнятым, когда он выпустил еще один долгий вздох и начал уходить в темноту.

Я последовал за ним до самой нашей комнаты, и Орион плотно закрыл за мной дверь, словно боялся, что кто-то может войти в такой момент. Я потянулся к поясу, собираясь спустить штаны, когда он указал на меня и рявкнул:

— Нет. Оденься, Капелла. Давай не будем делать это более странным, чем уже есть.

— Хорошо, — согласился я. — Где ты хочешь меня видеть? В позе большой ложки или маленькой ложки? Или мы можем сделать топси-даунси? Или вверх-вниз? О, как насчет двойного проникновения ложки внутрь с небольшим зацепом ногами? — Я сел на кровать, похлопав по простыням рядом с собой в знак одобрения, а Орион остался стоять у двери с таким видом, будто сомневался в правильности своего решения.

— Я лягу здесь. — Он указал на пустое место рядом со мной. — И ты можешь обнять меня одной рукой.

— Можно мне примоститься? — умоляюще спросил я.

— Нет.

— Даже ножкой на крохотные тридцать секунд? — взмолился я, и он провел рукой по лицу, но я увидел, что он смирился с этим.

— Ладно, — сдался он, двигаясь к кровати, а я поспешил выключить свет, после чего нырнул обратно на матрас и включил лампу.

— Зачем ты так сделал? — прорычал он.

— Световое настроение, — сказал я. — У каждого объятия свое настроение, Лэнс. Клянусь звездами, Дарси обнимается с тобой без особого настроения? Мне действительно нужно поделиться с тобой своим манифестом обнимашек. Это изменит твою жизнь.

Он лег на кровать, подперев голову подушкой, и я подполз к нему, пока он смотрел на меня, как пиранья на пути к тому, чтобы откусить его член.

— Расслабься, — прорычал я, вдавливая его плечи в подушку и массируя их. — Я не могу обнимать тебя так. Перестань напрягаться.

Он оскалил зубы, затем его тело стало более расслабленным, и я улыбнулся, взявшись за его правую руку и потянув ее в сторону, а затем принялся круговыми движениями ползать по пространству, очерченному его рукой.

— Какого хрена ты сейчас делаешь? — раздраженно спросил он, пока я скреб по простыням, двигаясь по кругу.

— Проверяю, нет ли змей, Лэнс. Клянусь звездами, это безопасность объятий один-один. — Наконец, удовлетворенный, я улегся рядом с ним, положив голову ему на плечо, закинув одну руку на его тело и подтянув ногу к его бедру.

— Теперь обними меня правой рукой, — прошептал я, и его губы судорожно дрогнули, но он сделал то, что я просил, прижимая меня к себе, и я наконец расслабился, закрыв глаза, когда мое колотящееся сердце наконец стало замедляться.

Я лежал там, наслаждаясь объятиями, пока мои инстинкты Ордена угомонились и получили удовлетворение.

— Так ты расскажешь мне, почему ты плакал? — пробормотал он.

— Хныкал, — поправил я, не открывая глаз, когда в груди снова защемило от боли, вспомнив горький отказ Калеба и чувствуя, как эта боль волна за волной проносится сквозь меня. — О, Лэнс, я совершил такую ебаную глупость.

— Какую? — хмыкнул он, а я судорожно вдохнул.

— Я сделал Кэлу тиберианскую вертушку, — признался я.

— Что?

— Ликранианскую танцовщицу облизывающую губами член, — получше объяснил я.

— А на языке, который я, блядь, способен понять? — потребовал он, и я тяжело вздохнул.

— Минет, Лэнс. Ебучий минет.

— Хорошо, понятно. И почему же ты остался опустошенным сверх всякой меры? — растерянно спросил он, а я протяжно и низко завыл ему прямо в ухо, заставив вздрогнуть, но я крепко ухватился за него.

— Потому что он не желал моего минета, — хныча, признался я. — Он так посмотрел на меня, Лэнс, как будто — как будто — апокалипсис постиг его член. О, звезды, я — апокалипсис, — с ужасом осознал я.

Я покрепче обнял его, закинув ногу на ногу и прижимаясь к его плечу, пытаясь найти утешение, а грудь Ориона вздымалась и опускалась, его челюсть скрежетала, как маленькие часики на его лице.

— Обычно я хорошо читаю людей. Клянусь, я подумал, что он дал мне зеленый свет. Он поцеловал меня. Он поцеловал меня, Лэнс! С языком и всем остальным. Потом он сделал мне глаза BJ — я всегда так хорошо вижу глаза BJ.

— Я действительно не лучший собеседник, с кем можно говорить о подобном дерьме, — сказал он. — Я думаю, ты должен рассказать Максу и Дариусу. Они наверняка знают, что сказать.

— Нет, — прорычал я. — Я не буду. Я уже испортил одну дружбу, я не собираюсь втягивать в это всех остальных и портить отношения еще и с ними. Но как я могу исправить отношения с Кэлом? Что я могу сдела-ауууууу… — Я разразился печальным воем.

— Звезды, дайте мне сил, — проговорил Орион под дых, но не отпустил меня, когда я крепче обхватил его и задышал ему в ухо. — Слушай, мне жаль, Сет, но все уже произошло, так что лучшее, что ты можешь сделать, это поговорить с ним. Скажи ему о своих чувствах, извинись за то, что все вышло так странно, и постарайся понять, как вы оба можете жить дальше. Вы были друзьями достаточно долго, поэтому ваши отношения можно спасти. Он, вероятно, тоже чувствует себя дерьмово из-за этого.

Я кивнул, тихонько поскуливая.

— А как насчет того, чтобы похоронить свои чувства, вести себя так, словно ничего не произошло, и надеяться, что все наши проблемы волшебным образом исчезнут? — предложил я.

— Я не думаю, что…

— Да, так я и сделаю, спасибо Лэнс. Это отличный совет, — решительно сказал я, прижимаясь к нему и собираясь вздремнуть.

— Это не мой совет, — прошипел он, но я уже засыпал, обретя покой в объятиях моего нового друга и благодарный за то, что он придумал план, который действительно может мне помочь.