Бывший, собака и прочие ужасы нашего городка (СИ)

21

Никто бы не успел. Ни Матвей с монтировкой, ни полицейские с оружием, ни я с газовым баллончиком, который нащупала в сумке. Никто.

Собака зарычала. Вернее, мне показалось, что я услышала низкий рык, увидела, как пес немного приседает на лапы, прежде чем прыгнуть на Амелию Литову. А та… Всё, что она могла, это поднять руки в древнем, как мир, защитном жесте. Это ей не поможет, но это рефлекс, от которого никуда не деться.

Я почти услышала, как оперативница отдала команду. Или воображение всё-таки сыграло со мной злую шутку. Я ждала этой команды, и я её как будто услышала как раз в тот момент, когда пальцы нащупали в сумке что-то прохладное, металлическое, продолговатое. Не доверяя своим ощущениям, я вытащила наружу продолговатый цилиндрик, который мне несколько дней назад нам с Рамкой дал Санька. Свисток для дрессировки собак. Один короткий — вперед. Один длинный — стоять. Так, кажется?

И не думая больше ни о чём, не сомневаясь, я поднесла свисток к губам и дунула так длинно, как смогла, насколько хватило дыхания. Чёрт, подула изо всех сил, но не услышала ни звука. «Он ультразвуковой», – сказал Санька. Понятия не имею, что это значит, но…

Я задержала дыхание, когда пёс остановился, а потом словно поколебавшись, вдруг сел на задние лапы. Мать Матвея, словно лишившись последних сил, упала на землю. А через миг к ней подскочил сын, загораживая собой от сидящего напротив пса. Мария Ничеева что-то выкрикнула, и, кажется, даже полезла за оружием, но было уже поздно. Потому что меня обгонял один из оперативников, да тот самый, что дал поносить наручники. Владимир, кажется? И в его руках тоже было оружие; которое он направил его на бывшую коллегу.

– Стоять! Подними руки! – приказал он оперативнице.

И та, зло сверкнув глазами, выполнила команду. Кому как не ей знать, как действуют полицейские. А именно этот ещё был зол. Я видела злость в его движениях, в его глазах и даже слышала в её голосе. Один из них оказался преступником. Как тут не прийти в ярость?

Я оказалась у развалин старой псарни следом за полицейскими, которые уже надевали наручники на Марию. Матвей прижимал к себе плачущую мать и пытался её успокоить. Видеть женщину такой было непривычно, а с другой стороны, это давало понять, что при всём своём апломбе она всё-таки обычный человек, пожилая женщина, которая очень испугалась. Да, возможно, не очень хорошая пожилая женщина, наделавшая за свою жизнь много ошибок, но не мне её судить. Я всё ещё сжимала свисток, когда один из оперативников осторожно приблизился к собаке, которая вроде бы не проявляла никаких признаков агрессии, только смотрела настороженно.

– Вызовите службу по отлову собак, – скомандовал Владимир, потому что никто из них не собирался подходить к опасному зверю.

– Уже – ответил ему кто-то.

– Повезло, что она не напала, – сказал другой.

– Повезло, что мой сын дал мне это, – сказала я, пытаясь отдышаться и демонстрируя полицейским свисток для дрессировки. – И повезло, что я его не потеряла.

– Вечно ты лезешь куда не просят, – со злостью сказала Мария Ничеева.

– Где Ромка? – спросила я её. – Что ты с ним сделала?

– Ничего. Этот трус просто отказался мне помогать, как узнал, что я задумала… А ведь сначала даже обрадовался, когда я его нашла, тоже хотел отомстить Литвым за то, что они сделали с нашей матерью, тоже пришёл в негодование, а потом… – Она усмехнулась. – А потом оказалось, что он хочет написать статью? Представляете? Всего лишь статью!

– Так, спокойно, – скомандовал Владимир. – У тебя ещё будет время рассказать нам свою душещипательную историю. В тюрьме очень много времени.

– Да пошёл ты, – сказала она. – Есть вещи поважнее тюрьмы.

– Что ты с ним сделала?

– Да ничего я с твоим Ромкой не сделала, – с презрением сказала она. – Он в Ульске. Сидит в камере предварительного задержания.

– Но… – не знала, что сказать, я.

– По какому обвинению? – пришёл мне на помощь Владимир.

– Формально – ни по какому, – ответила бывшая оперативница. – У меня там остались связи, коллеги и друзья. Они не то что вы, и готовы помогать своим. Я сказала, что этот тип подозревается в телефонном мошенничестве, что он выманивал деньги у бедных старушек, сказала, что это хитрая тварь, может называться другим именем, поэтому надо подержать его в камере, пока я всё правильно не оформлю, чтоб он не ушёл. И они с радостью пошли мне навстречу.

– А Ромка? – спросила я, поражаясь чужому коварству. – Он что, добровольно поехал в Ульск и дал запереть себя в камеру?

– Да, прям. Когда он отказался… Когда он сказал, что я ненормальная, услышав мой план…

– Это потому, что он хороший человек, – вставила я.

– Мне пришлось на время его нейтрализовать, – не слушая меня, продолжила женщина.

– Нейтрализовать? – с некоторым страхом спросила я. А Владимир тут же достал телефон и принялся кому-то звонить.

– Когда я забирала его в камеру, он был пьян в лоскуты, даже слова не мог сказать.

– Но Ромка не пьёт, – поразилась я.

– И что? Все не пьют. Ты знала, что если внутривенно ввести очень малое количество алкоголя, то человек будет пьян в говно буквально через пять минут?

– Нет, – немного растерянно ответила я.

– И что, взрослый здоровый мужик так просто дал себе ввести в вену непонятное вещество? – услышали мы голос Матвея, я обернулась: двое полицейских помогали Амелии Литовой спуститься вниз по склону, а Матвей шагнул к нам.

Вместо ответа женщина отвернулась.

– Или ты по устоявшейся традиции тоже шваркнула его чем-то по голове? – спросил мужчина. И по выражению лица оперативницы я поняла, что это правда.

– Это вас, – неожиданно сказал Владимир и протянул мне свой сотовый. Я убрала свисток и неловко взяла чужой аппарат, все еще держа в другой руке смартфон Матвея.

И когда я поднесла телефон к уху, то услышала такой родной и знакомый голос:

– Ленка… черт, Ленка, – и чуть не разревелась от облегчения.

Ромка был жив. Наверное, это самый лучший исход этого длинного дня, на который я только могла надеяться.