Я дала себе час, максимум полтора, чтобы отвезти Матвея в его дом и вернуться. И я… Вернее, мы убедимся, что Роман не виноват. Убедимся, передадим все сведения полиции. И один камень с души будет снят. И тогда, возможно, всего лишь, возможно, они начнут настоящие поиски Ромки. Именно так рассуждала я, выруливая на центральную площадь города.
— Лена, а вы мужа любите? — неожиданно спросил Матвей.
— Люблю, — абсолютно честно ответила я. — Он отец моего сына.
— Тогда почему вы развелись? — спросил он, пристально глядя на меня.
Эх, я уже сотни раз отвечала на этот вопрос. Сперва самой себе, потом Роману, потом свёкру, потом подругам. Большинство из них недоумевали, потому что у нас всё было хорошо. Мы не ссорились, не ходили налево, не ругались из-за финансов, любили сына. Но всё же развелись. Вот как ему объяснить, да и всем остальным тоже, что со временем наш брак стал чем-то иным. Вместо того чтобы смеяться, держаться за руки, иногда хоть раз в месяц по выходным ходить в кафе, мы как-то незаметно превратились в соседей. Да, в родных, любимых соседей, но всё же. Я следила за тем, чтобы Роман вовремя ел, покупала ему одежду, стирала носки и складывала в ящик. Он без слов перечислял мне заработанные деньги, целовал в щеку и снова зарывался в свои статьи, исследования, бумаги. Иногда гулял с сыном, иногда забывал об этом. Он даже обо мне иногда забывал. Не то что поесть или поменять белье.
В итоге, через пять лет после свадьбы я чувствовала себя не женой, а старшей сестрой, которая приглядывает за младшим братом. И в какой-то момент я поняла, что мне это не нравится. Абсолютно. Не так я себе представляла семейную жизнь.
— Да ты жиру бесишься, — сказала мне однажды коллега по работе. — Вон Ольгу-то муж смертным боем бьёт, да она и то цепляется за него.
И на это я тоже не знала, что отвечать, потому что твёрдо знала: меня смертным боем бить точно никто не будет. Именно поэтому, наверное, у свёкра до сих пор остались вопросы к нашему разводу. Именно поэтому, когда я объявила о своём решении Роману, он долго смотрел на меня и моргал, словно я начала разговаривать на иностранном языке.
Да, это было непросто объяснить, поэтому я даже перестала пытаться. Вот и сейчас я бросила взгляд на Матвея, пожала плечами и кратко ответила:
— Я перестала быть для него любимой женщиной, а стала кем-то удобным. А он для меня перестал быть любимым мужчиной, а стал младшим братом.
Я смотрела на дорогу, мысленно готовясь выслушать кучу возражений.
— Я не видела смысла продолжать этот брак. И подала на развод.
— Понимаю, — неожиданно ответил Матвей.
— В самом деле понимаете? — не поверила я.
— Да. Знаете, мой старший брат женился на женщине, которую выбрали ему родители. Нет, Инесса была хорошей, спокойной, домовитой, красивой, уравновешенной. Она соответствовала статусу Литовых и отвечала всем требованиям, которые будущей невестке предъявляла семья. Но… — он замолчал. — Но наверняка она не отвечала тем желаниям, которые были у моего брата. Но он послушался. Они поженились. Их брак был спокойным, ровным и никаким. Единственное, что из этого вышло хорошего — это моя племянница Наташка. Но не более. Сомневаюсь, что кто-то из них был счастлив. Сомневаюсь, что кто-то из них хотел что-нибудь изменить.
— А вы?
— Что я?
— А вам родители уже подобрали невесту?
— Они пытались, — рассмеялся он. — Ну, я всегда был непослушным младшим сыном. Я не пошёл по стопам деда, не пошёл по стопам отца, потом вообще отказался от фамилии Литовых и ушёл в бизнес. Конечно, совсем уйти от семьи у меня не получилось, да я этого и не хотел. Но определённую долю самостоятельности я всё-таки отвоевал. Скажем так, им нечем меня шантажировать.
— Шантажировать? — не поняла я. Для меня это слово никогда не ассоциировалось с семьёй и семейными отношениями.
— Да. Серёгу они всегда шантажировали тем, что лишат своей поддержки, как финансовой, так и политической. И он пошёл у них на поводу и женился. Со мной этот номер не пройдёт. Я не завишу от них ни политически, ни финансово.
Он развёл руками и улыбнулся.
— Я по-прежнему холост.
«Что не может не радовать», — подумала я и почему-то очень испугалась этой мысли.
Фамильный особняк Литовых находился в черте города, но словно и вне его, отделенный от остального мира небольшим парком. Я свернула на одну боковую улочку, на вторую, и проезжающих автомобилей стало меньше. Справа мелькнул явно рукотворный пруд, закрякали утки. Подул ветерок, зашелестели листья, а потом мы выехали на небольшой круглый пятачок перед трёхэтажным зданием.
Знаете, в таком хорошо исторические фильмы снимать. Какие-то барельефы, завитушки, колонны, резные ставни на окнах. Я ничего не понимала в архитектуре, но тут почему-то немного струсила. Струсила, когда парковала машину, когда заглушила её. Когда открыла рот и попросила Матвея управится побыстрее. На что он недоумённо посмотрел и произнёс:
— Нет-нет-нет. Вы пойдёте со мной. Давайте, Лена, вы же не трусиха. Вы отлично всё придумали, нам остался последний шаг — убедиться в вашей правоте. Ну же.
Он протянул мне руку. И я почему-то не смогла не протянуть свою в ответ. И мы зашагали к дому.
Я ругала себя последними словами: с утра заехала в квартиру, надела обычный лёгкий сарафан в цветочек и даже не причесала волосы. Я торопливо достала резинку из сумочки и собрала волосы в высокий хвост. Кто-то когда-то сказал мне, что так я выгляжу элегантно. Понятия не имею, правда ли это, но, видимо, сейчас проверю.
Матвей остановился напротив высоких резных дверей и нажал на кнопку звонка. Она находилась на широкой медной пластине и была отполирована бесчисленными прикосновениями до блеска. Звонок, раздавшийся следом, тоже был несовременный — низкий «донг-донг», от которого мне снова захотелось вернуться в машину.
Дверь открылась, и нас, на удивление, встретил не дворецкий в ливрее, а молодая девушка в спортивном костюме. Девушка с русыми волосами и испуганными голубыми глазами. И я поняла, что ее уже видела на той видеозаписи, что мне демонстрировали в полиции. Она была со своим дедом, когда к ним подошёл Роман.
— Дядя Матвей, — выдохнула девушка и вдруг бросилась мужчине на шею, начала всхлипывать.
— Ну-ну, — он погладил свою племянницу по спине. — Держись. Знаю, всё очень хреново, но мы должны быть сильными. Скоро все закончится.
— Бабушка повторяет то же самое. Но я ей не верю.
— А мне поверь.
Он оглянулся на меня, снова протянул мне руку и произнёс:
— Позволь тебе представить Колосову Елену.
Девушка растерянно посмотрела на меня, вытерла слёзы и всё же нашла в себе силы произнести:
— Здравствуйте. Не лучшее время, конечно, но всё-таки добро пожаловать.
Она жестом пригласила нас в дом.
И надо сказать, эта девушка была единственным человеком, кто, похоже, был рад меня видеть. Потому что женщина, встретившая нас в гостиной на первом этаже, даже издалека напоминала льдинку.
Она была худой, высокой, с забранными в гладкую причёску чёрными волосами, щедро разбавленными сединой. Глаза её, когда-то тёмные, сейчас казались выцветшими. Кожа — почти прозрачной. Но тем не менее она была одета в вечернее платье, какую-то тонкую, словно из рыбьей чешуи, накидку и туфли на каблуках. И это не считая массивных украшений в ушах, на шее, на пальцах.
Бросив на меня всего один взгляд, она тут же поняла, кто к ним пожаловал.
— До такого, Матвей, ты ещё не опускался, — ледяным голосом проговорила она. — Привести в наш дом жену убийцы твоего отца и брата — это надо ещё додуматься.
Ну и что прикажете на это отвечать? Собственно, раз уж карты раскрыты, то стесняться явно не стоит.
— И вам доброго вечера, — произнесла я с улыбкой.
Глаза женщины зло сверкнули.
— Насколько я знаю, это и мой дом тоже, — ответил женщине Матвей. — Мама, так что я могу приводить с собой того, кого захочу.
— Ну-ну, ты ещё женись на ней.
— Отличная идея. Знаешь, если она не против, то и женюсь, — вдруг сказал Матвей и сам неожиданным образом обнял меня за талию, прижал к себе.
— Хватит, — ледяным голосом ответила женщина. — Заканчивай этот цирк.
— И выметайся, — ответил в тон ей Матвей. — Ты забыла сказать «выметайся», мама.
Вместо ответа женщина возмущённо развернулась и ушла куда-то вглубь дома.
— Ну вот, ты и познакомилась с ледяной Амелией Литовой, или Льдинкой, как зовут её в высших кругах нашего общества, что кажется ей только льстит.
— Да уж, — ответила я, а потом, спохватившись, добавила: — Прости, пожалуйста, это твоя мать.
— И что? — спросил он. — Теперь надо притворяться, что она просто замечательная? Я люблю её, но, увы, это далеко не так.
Я выдохнула и поняла, что мы всё ещё стоим слишком близко друг к другу, что его рука всё ещё лежит на моей талии, и мне почему-то совсем не хочется отстраняться.
— Мы… Мы ведь хотели что-то проверить, — напомнила я мужчине.
— Точно, идём.