Дион
Этого не могло быть. Как не могло быть переселения душ, странствий между мирами и призраков в зеркалах. Но Дион догадался, что за тень заслонила Елену от взгляда нового главы надзирающих. И даже удивления не почувствовал. Все на свете возможно, когда в деле замешана Иэнна.
Скоро Алиалла будет в Гадарии. Одна — без отца, без свиты и прислуги. Таково условие осторожного Лаэрта. И сколько бы иллюзий ни набросила на себя княжна, ей не спрятаться.
Князь приедет позже — на королевскую свадьбу. К тому времени Дион должен вытрясти из красавицы ответы.
Чего хочет Иэнна? Зачем понадобилась такая сложная комбинация — свадьба с Лаэртом, обмен Леннеи на Елену, поездка в Иэнну самого Диона, странные разговоры, подарки. Два птичьих перстня. И отец… Он-то здесь при чем?!
Наверняка княжна едет торговаться — и она уверена в своей силе. Чего потребует князь устами дочери?
Обо всем этом Дион раздумывал, не спеша облачаясь в темно-синий костюм. Позволил Берту повязать и расправить галстук, белый на белом, и скрепить его бриллиантовой булавкой.
Лицо прикрыла маска.
Ощутив щекой прикосновение пористой подкладки, Дион поморщился: надо же, отвык. Бросил взгляд в зеркало. Вид, как у собаки в наморднике.
Поторопить Елену он решил сам. Время в запасе было, но женщины склонны затягивать со сборами. Стукнул в дверь и вошел, не дожидаясь ответа, уверенный: Елена не рассердится. К светским условностям гостья относилась проще гадарских дам. Зато ограничений личной свободы не терпела. Хорошо хоть, перестала возражать против свадьбы. Лаэрт обещал, что рэйда Герд не будет жить в казармах при училище, а аудиторную учебу ей заменят частные уроки на дому. Рэйди Дювор на такое исключительное отношение рассчитывать не могла. А если вернется Леннея…
Думать об этом было тяжело. Что ж, нынче он вправе позволить себе маленькую слабость. Нынче все его тревоги — о другой невесте.
Елена сидела на диване с лилиями, болтала с Лисси, и одинокий солнечный луч верным псом лежал у ее туфелек. При виде Диона служанка вскочила, суетливо расправляя широкий подол. Елена отпустила ее и сама плавным движением поднялась ему навстречу.
Полностью готовая.
Платье традиционного кроя, плотное и глухое, очерчивало естественные контуры тела. Никаких стягивающих поясов и многослойных юбок. Казалось, под матовой, чуть шероховатой тканью вовсе нет белья, и это делало точеную фигурку более соблазнительной, чем самый открытый вечерний наряд.
Или дело в распущенных волосах? Он никогда не видел Леннею простоволосой — только в детстве. А сейчас Елена стояла перед ним, и две густые рассыпчатые волны, два потока в каштаново-шоколадных переливах стекали по хрупким плечами. Было в этом что-то настолько откровенное, вызывающе интимное, что его мужское естество невольно отозвалось.
Взметнув тонкие руки, Елена откинула волосы за спину. На прелестном юном личике со взрослыми глазами мелькнула досада:
— Мешают.
— Но смотрятся чудесно, — ответил Дион с любезной улыбкой.
Буйную роскошь волос сдерживал только венок из васильков, мелких полевых маков и ромашек. Ноздрей Диона коснулась смесь цветочных ароматов, на губах проступил знакомый горьковатый вкус. Льгош! Когда-то маленькая Леннея зачаровала его своими ромашками. Давно следовало понять, что дар в ней не исчез, а лишь уснул на время… И теперь проснулся сам собой? Или это Елена разбудила его?
От комплимента она отмахнулась. Окинула его пытливым взглядом:
— Не мое дело, конечно, но зачем ты надел эту штуку?
Маску она не любила, кажется, больше самого Диона.
Он улыбнулся:
— Не хочу пугать людей. Все-таки свадьба. И невеста — красавица.
Елена не приняла шутливого тона.
— Извини, что говорю в лоб, но у нас твоя маска шокировала бы народ на улице куда больше пиратской повязки и шрамов. Правда, у нас ты бы вставил искусственный глаз и сделал пластическую операцию. Здесь так нельзя?
Хороший вопрос. Дифен вместо глаза? Стоило посоветоваться с Айделем.
— А если красавица-невеста, — добавила Елена, вдруг лукаво блеснув глазами, — счастлива рядом с тобой, несмотря на шрамы, тут не стесняться надо, а гордиться.
Обошла его по дуге и первой покинула комнату, уверенно толкнув дверь.
Пару секунд Дион таращился ей вслед и лишь затем поспешил догнать.
Что она задумала?
Вчера он застал Елену в библиотеке с детьми прислуги. Человек десять ребятишек сидели за огромными столами мореного дуба, Елена читала им книжки с яркими картинками, о чем-то спрашивала, и они отвечали, перекрикивая друг друга, а потом усердно рисовали цветными карандашами на больших белых листах.
Она сказала, что когда-то работала в детской библиотеке и такие занятия ей не в диковинку. И вообще неправильно, что огромное хранилище книг с большим читальным залом простаивает впустую. Потом спохватилась: "Ты не против?" Дион заверил, что нисколько, а сам попытался представить себе мир, где существуют публичные библиотеки для маленьких детей, и юные девы, еще не успевшие родить собственных малышей, играют в сказку с чужими.
Ей надо было занять себя. Чтобы не думать о предстоящей присяге, об истинной силе, которой не может быть у женщины. И о свадьбе, наверное, тоже.
Когда сели в карету, на лице Диона уже была повязка. Елена сразу уставилась в окно. Возможно, ей было неловко. Или грустно. Или страшно? Ей было, чего бояться. Но хотелось верить — не его…
— А почему дома у вас разноцветные? — неожиданно спросила она совсем по-детски.
Дион объяснил, что во времена империи мастеровые люди объединялись в цеха, и у каждого цеха был свой цвет, это позволяло без труда определить, где живет портной, где сапожник, а где пекарь. Цеха давно упразднили, а цеховые цвета остались, только теперь в них красили стены недорогих доходных домов…
Он вспомнил, как позавчера снова заехал в синий дом на улице Шарманщиков.
Мида плакала, съежившись на покрывале с кружевным подзором. От ее слез жгло в груди, и он не понимал, что чувствует: жалость? боль? злость?
— Сколько тебе заплатили?
Мида подняла на него мокрые глаза, яркие, как воды южного моря.
— Она — благородная рэйди! Ей бы все равно ничего не сделали. А мне надо на что-то жить…
Солнце превратило пыль на оконном стекле в золотой налет, за которым не видно улицы. Точно так же за золотыми волосами Миды, за ее ласковой улыбкой и мягкими руками он не видел, какая она на самом деле.
— Сколько тебе нужно? — Дион бросил на стол пачку ассигнаций. — И чтобы через три дня духу твоего не было в Мелье. Или будешь жить с "розовым билетом"!
В тот момент он готов был выполнить свою угрозу: натравить на нее службу нравов. Пусть вместо именной грамоты выдадут документ, положенный блудницам.
Брианне Альмар, избежавшей гнева Лаэрта благодаря заступничеству высоких покровителей, тоже придется уехать. Если она думает, что откупилась, не взяв денег за платье, ее ждет неприятный сюрприз. Но это позже…
Дион рассказывал много, подробно. Об истории, архитектуре, о городских парках, об образовании, общественном укладе, о моде, традициях, магии. Елена задавала вопросы, удивлялась, и Дион ловил себя на том, что следит за ее губами, манящими малиновой спелостью. За тем, как при каждом вздохе чуть приподнимается тугая грудь, как натягивается ткань на изгибе бедра, когда она меняет позу.
Елена поправила венок на голове, откинув за спину очередную непокорную прядь.
— Все время забываю спросить, почему невесты выходят замуж в таком странном виде?
Дион усмехнулся.
— Никогда не задумывался. Но как раз недавно услышал от одного собирателя народных преданий… В старые времена, еще до империи, перед свадьбой невеста должна была разорвать все связи с родительским домом, снять все дифены, тогда они назывались оберегами, расплести косы и выйти к жениху, в чем родилась…
— Голой? — хмыкнула Елена, не смутившись.
— Так утверждал собиратель преданий. А от нескромных взглядов ее защищали распущенные волосы.
Дион взглянул в окно — чтобы не смотреть на волосы Елены, на нее саму. Не дать заподозрить, что мысленно видит ее укрытой одними волосами.
— Позже девушек стали одевать в исподние рубашки, потом рубашки превратились в платья. А венок — просто символ жизненного здоровья и плодовитости.
— Понятно, — в ее голосе слышалась ирония, но густые ресницы дрогнули, опустились, тенью скрыв выражение глаз.
Смешно и горько: впервые он встретил женщину, с которой, кажется, мог бы провести жизнь — и она оказалась пришелицей из чужого мира. Иэнна привела ее сюда, и Иэнна может отнять. Она сама рвется домой. Для нее все происходящее — кошмар, от которого хочется проснуться, а Дион — главный персонаж этого кошмара. Сейчас она терпит его. И замуж идет, потому что нет выбора…
— Ты кого-то оставила дома? Тех, о ком скучаешь?
Елена погрустнела, сжала на коленях руки.
— Родителей. Сестру. Я говорила. Еще есть племянники. Пара подруг.
— А муж? Дети?
Она пожала плечами и снова отвернулась к окну.
— Не сложилось.
Это было неуместно и неправильно, но Дион испытал облегчение.
Над храмом Истины висели тяжелые облака. Город щедро отдавал небу жар, скопившийся в его каменном теле за долгие летние дни. Но не было ветра, чтобы унести нежеланный подарок прочь.
Невесту Дион оставил во дворце — добираться до храма ей предстояло воздухом в компании Лаэрта — и теперь дожидался у главного входа, под стражей тяжелых квадратных колонн. Будто узник перед казнью. Казалось, воздух превратился в вязкий кисель, лицо покрылось испариной, под повязкой щипало.
Внизу, у ступеней плескалась толпа. Еще бы. Не каждый день посаженым отцом на свадьбе выступает сам король.
Вместе с Дионом у каменных стен томились почетные гости. Вельможи из дворца, чиновники из ведомства — никого из тех, кого он хотел бы видеть рядом. Кроме Айделя. Но придворный маг держался за спинами рэйдов.
Дион не мог позволить себе такой роскоши. Его выставили напоказ, как ярмарочного шута — предмет насмешек и пересудов. Оставалось только презрительно кривить губы, глядя поверх голов. Как всегда.
Под облаками появился фугат, и Дион перевел дух, остро жалея, что месяц назад просил Лаэрта о сомнительной чести сопроводить Леннею к храму. Тогда еще Леннею.
Доверять королю Елену со всеми ее тайнами, хотя бы на полчаса, было рискованно. "Дело только в тайнах, да, приятель?" Девушка держалась хорошо, но когда у подъезда дворца Дион помогал ей выйти из кареты, вцепилась в предложенную руку так нервно, что у него ком встал в горле.
Всего месяц прошел — а кажется, жизнь оборвалась и началась заново. Словно он сам очутился в ином мире, где все перевернуто с ног на голову.
Фугат сел на расчищенную гвардейцами площадку в тридцати шагах от крыльца. Толпа неохотно откачнулась назад. Не лень же им толкаться локтями в этой духоте.
Дион, как положено, спустился к подножию лестницы и замер. Два лакея в белых с золотом ливреях торжественно отворили дверцу, опустили лесенку. На дорожку цвета темной бронзы, развернутую на каменных плитах силой магии, с вальяжной грацией ступил Лаэрт, одетый в розовое и голубое. Любой другой в таком наряде казался бы смешным, но только не он.
Площадь взревела. Мелья любила своего короля. Лаэрт обернулся к фугату, протянул руку, и из темного проема появилась Елена, бледнее свадебного платья. Лаэрт вел ее торжественно, будто свою королеву. Елена смотрела прямо перед собой, ее широко распахнутые глаза сухо блестели, к губам прилипла мертвая улыбка.
Мышцы Диона сжались и окаменели, по спине сбежала струйка пота. Он окинул площадь взглядом, придав лицу нужное выражение, будто надев маску, на этот раз — надменного предвкушения. И понял, что мало кто глядит на испуганную красавицу, которую ведут навстречу чудовищу. Все ослеплены незримым сиянием, расходящемся от фигуры в розово-голубом.
Глаза короля пылали, он сам пылал, будто вознамерился занять место солнца, бежавшего с небес. Истинная сила вулканической лавой катилась по площади, ошеломляя, сбивая с ног, подминая и поглощая все и вся. Вот что бывает, когда Свет Истины приходит в резонанс с первородной силой, таящейся в святилище. Люди падали на колени, простирались ниц. Словно небесная коса прошлась над толпой.
Дион поклонился королю, и тот передал ему напряженную руку невесты.
— Держите свою цапельку, мой друг, — горячо шепнул Лаэрт, обдав Диона духом сандала и ладана. — Держите крепко, не то улетит.
Несмотря на душную жару, ладонь Елены была ледяной, губы синюшно-бледными. Казалось, она сейчас упадет в обморок.
— Держись, — тихо сказал Дион, сжимая тонкие пальцы.
Они поднимались втроем, в ряд, но Дион с невестой на шаг отставали от короля — ровно так, как предписано протоколом. Втроем и вошли в храм.
Очевидно, Лаэрт собирался сам проводить ритуал. Неожиданно. Но для чего еще ему мазаться ритуальными благовониями?
Сумрак огромного зала, лишенного естественного освещения, рассеивало лишь пламя в медных плошках у стен и грузных прямоугольных колонн. Елена сбилась с шага, и Дион приостановился, давая ей привыкнуть к полутьме. Король ушел вперед. Вдоль незримого коридора, по которому он шествовал, вспыхивали сгустки пламени — и повисали в воздухе. Дион вел Елену следом, а косматые огненные шары шипели на них, как рассерженные змеи. Черные тени, наполнявшие зал, извивались в паучьем танце.
— Сейчас будет вода, — предупредил Дион.
Жениху и невесте полагалось трижды пройти сквозь воду и огонь — в знак очищения истинными стихиями. Дион подробно рассказывал Елене о церемонии, но много ли из его наставлений она сейчас помнила?
На головы им обрушился водопад. Дион с удивлением заметил, что Елена ловит воду в горсть и то ли пьет, то ли умывается на ходу. После удушливого зноя снаружи вынужденное купание и впрямь пришлось кстати — облегчение для разгоряченного тела и встряска для сжатых пружиной нервов.
Из воды они вышли сухими. Потому что на самом деле никакой воды не было — просто тщательно наведенная магическая иллюзия. Трюк, созданный одаренными, а не истинной силой.
— Теперь огонь.
Такой горячий, стремительный, жадный, такой настоящий…
Этот этап церемонии пугал даже гадарцев, привычных к магии. Случалось, крепкие мужчины давали задний ход, а упирающихся невест тащили силой.
Однако Елена оказалась не из пугливых.
Когда в лицо Диону ударило жаром кузнечного горна, женская рука в его руке напряглась, но не потянула назад.
Три уверенных шага — и красно-рыжая стена опала за спиной. Дион бросил обеспокоенный взгляд на девушку рядом. Она растянула губы в улыбке: все хорошо.
Девушку? Льгош! Он не знал, как о ней думать — как о девушке, как о женщине? Она казалась то наивной и беззащитной, то зрелой и жесткой, а иной раз — все вместе. Это сбивало с толку и, что скрывать, возбуждало.
Вода, огонь. Огонь, вода. И вот впереди — три широкие ступени и черный камень по пояс человеку, привезенный, как считалось, со склона вулкана Кумгар. Единственный предмет округлой формы среди резких граней и прямых углов.
Позади алтаря хищно улыбался король — с видом жреца, готового принести кровавую жертву. Нежные пальцы в руке Диона затрепетали: Елена боялась Лаэрта больше, чем испытания пламенем.
Голос короля — Света Истины — небесным громом раскатился по залу, и даже у Диона, знавшего все уловки истинных, тело взялось мурашками, в душе поднялась волна экстатического восторга и благодарности. Как будто его удостоили высшего счастья — получить благословение и напутствие из уст самого божества! Искрящиеся волосы короля развевал неосязаемый ветер, лицо сияло вдохновенным светом, весь он казался сгустком энергии, способным одним ударом обратить Гадарию в прах — и воссоздать заново.
Дион ждал, когда отзовется печать верности, и что-то действительно встрепенулось внутри, но слабо, глухо. Будто разворошили золу отгоревшего костра — один чад без огня.
Значит, там, в Иэнне, ему не померещилось: князь что-то сделал с печатью. Может, и не уничтожил, но раскрошил, как глиняный черепок…
— Клятвы, принесенные в Свете Истины, нерушимы и вековечны, — возглашал Лаэрт. — Под оком Истины нельзя солгать, пред ликом Истины нельзя предать…
"Нельзя", — вторили чувства, млея в благоговейном восторге.
"Можно", — возражал трезвый и циничный разум.
Дион положил ладонь на холодный, гладко отполированный камень. Твердь стала вязкой, пальцы погрузились во влажный жар, вверх по рукаву побежало пламя. Точно так же, вопреки законам природы, руку Елены окутал поток воды и заструился к плечу. На поверхности алтаря клубилась огненно-водяная круговерть.
— Первородные стихии да осенят и скрепят союз истинной любви… — колокольным боем врывалось в уши.
Пламя вбиралось в кровь, прожигая, как чудилось, дорогу к самому сердцу. Потом через другую руку устремилось к Елене, а в ответ из ее руки к нему полилась целительная прохлада. Стихии смешались. Диона бросало то в жар, то в холод, сердце рвалось в галоп, горячо бухало в голове. Глаза девушки перед ним были, как ночная чаща, в которой распускался манящий огненный цветок — для него одного…
Невидимый брачный узор жег запястье, требуя проявления — сейчас же, прямо здесь, в присутствии короля и стаи служителей.
Обряд в храме Истины всегда вызывал у пары взаимное влечение, наполняя страстью даже самые холодные браки по сговору — хотя бы на первое время. Но чтобы так… Вот почему Лаэрт сам встал к алтарю. Ни один из истинных не смог бы заставить источник силы, скрытый под камнем, вызвать такую бурю в крови.
Они с Еленой повернулись друг к другу одновременно, взялись за руки. И тут же прозвучало:
— Дион Герд!..
— Твой навеки, — выдохнул он, не отводя взгляда от женского лица, горящего лихорадочным румянцем.
— Леннея Дювор!..
— Твоя навек, — ее голос тоже сел. И она смотрела на него, так смотрела…
Сейчас был бы кстати ледяной душ. Но этой услуги сгорающему от страсти жениху истинные оказывать не собирались.
Вместо душа сгодилась старая добрая саморегуляция — хвала древним богам, дар для этого не требовался. По пути к выходу Дион воскресил в памяти несколько простейших ученических приемов, дыша медленно и глубоко.
Елена пришла в себя быстрее. Но ей проще — наведенные чувства без подпитки слабеют. Прекрасное лицо казалось спокойным, только кожа блестела тонкой пленкой пота и губы были сочнее и ярче обычного.
Она зажмурилась, как крот, выходя из мрака на свет, к жаждущей зрелищ толпе. Духота в воздухе была тяжелой и густой, хоть ножом режь, а снизу уже неслись первые выкрики: "Поцелуй!"
Елена стояла в перекрестье взглядов и улыбалась — открыто, тепло, лучисто. Свет ее улыбки озарял серый день, затмевая и увечье Диона, и фальшивую благожелательность на лицах рэйдов, и гримаски городских ротозеев, качавших головами с показным сочувствием — бедняжка! как ее угораздило? Улыбка Елены цвела, заставляя каждого на площади верить: эта пленительная юная девушка, дочь благородного семейства, от души счастлива стать женой одноглазого урода, бывшего раба, мага, потерявшего дар…
Со стороны королевского дворца на храм наползали клубы свинцово-сизых туч. Надо было кончать этот фарс, пока небеса не прорвало.
Дион взял Елену за плечи, повернул к себе.
— Только не валяй меня! — предостерегла она тихим шепотом, и в еловых глазах сгустились тени.
Не валяй? В каком смысле? Знала бы эта девочка-женщина, что за картина нарисовалась в его воображении…
Венок на ее волосах. Дион наклонился, вдохнув запах ромашки — других просто не чуял, и приготовился ощутить ртом привычную горечь.
Но горечи не было. Чары Леннеи развеялись, и он не знал, радоваться этому или огорчаться. Один глоток горячего дыхания, мимолетный вкус спелых яблок — и довольно.
Площадь разочарованно загудела. Не такого поцелуя ждали от пары, распаленной брачным ритуалом перед лицом Истины. Слышались свист, недовольные выкрики.
Ничего, обойдутся без представления. Эта свора бездельников ходит на каждую свадьбу — как в старину их предки ходили на публичные казни.
Елена мягко вздохнула. Ее руки вдруг обвились вокруг его шеи, губы приоткрылись, глаза стали бездной, в которой хотелось тонуть, пока сердце не перестанет биться.
Это дар? Или то самое белое пламя, плескавшее крыльями, будто птица, в тайных безднах ее души?
Дион послал все к льгошу и поцеловал ее так, как давно хотел — со всей страстью, но без спешки, будто брал свое по праву, будто знал наверняка, что она тоже этого хочет. И она ответила…
Неважно, сколько между ними правды и притворства, сегодня он мог получить ее. Но это было бы плохой благодарностью за то, что она сейчас для него сделала.
Дион крепче прижал Елену к себе.
И в этот миг на площадь стеной обрушился ливень.